Лидия уже почти в курсе того, что Стилински полный псих в плане опозданий, недомолвок и прочего. Поэтому она сразу идёт к двери и, на удивление, тянется к входной ручке именно тогда, когда по дому разливается приятная мелодия, которая обычно сообщает о том, что кто-то пришел и вечер пройдет в компании друзей. Но не в этот раз.
— Ты ждёшь кого-то ещё? — спрашивает у неё Стилински, когда она опасливо поднимается на носочки и смотрит словно сквозь него.
— Я думала, что ты будешь не один, — она всё ещё будто бы высматривает что-то, опасаясь, что из-за угла вот-вот появится Дерек, но кроме огромных темных туч, которые сгущаются на небе, она не замечает больше никого постороннего.
Он хмыкает, вскидывая брови и смотрит на неё, словно она полная идиотка. Впрочем, он смотрит на неё так с первой их встречи, и Лидия начинает к этому даже привыкать. Он не выглядит так, словно собирается с ней шутить. Не выглядит так, словно он её давний друг и приехал с пиццей и колой, чтобы вечером смотреть какой-то фильм в гостиной. Он выглядит как тот, кого она действительно боится и от кого она не знает, что можно ожидать вообще.
— Что? — она поджимает губы, косясь на Стилински, который так и продолжает стоять на месте, — Из твоего сообщения я сделала такой вывод. — ветер, который тут же обдал её холодом, заставил прикрыть ладонью рот из-за кашля, который словно решил разорвать её лёгкие.
— Впустишь меня в дом? — он произносит это так, словно это был вопрос, но то, как он отпихивает её от двери и пытается зайти в дом, наилучшим образом переводит сказанное из вопроса в утверждение.
— Может быть ты хотя бы скажешь зачем пришел? — она упирается ладонью в дверной косяк преграждая ему путь, за что он одаривает её тяжелым взглядом, от чего уверенное настроение Мартин начинает улетучиваться, словно его и не было.
— Может быть ты хотя бы впустишь меня в дом, для начала? — он повторяет её же слова, после чего по спине Лидии пробегает холодок. — Или можешь со мной поехать в лофт Дерека, если тебе там больше нравится. — он больно хватает её предплечье, от чего Мартин всё же сдаётся и делает шаг в сторону, пропуская Стилински в дом.
Широкими шагами он преодолевает расстояние от входной двери до кухни, за считанные секунды, будто бы знает этот дом, словно свои пять пальцев и не единожды бывал здесь раньше. Несмотря на то, что это порядком удивляет Мартин, она упускает это из своего внимания, так как её головная боль разыгралась не на шутку.
Он отпивает из кружки чай, который она приготовила для себя, и когда Лидия видит это, она лишь протяжно вздыхает, никак не комментируя при этом его действия. В полном безмолвии кладет заварку в ещё одну чашку и заливает её кипятком.
За окном отчетливо слышны раскаты грома из-за чего она несколько раз дергает плечами. Вспышки молнии то и дело пытаются проникнуть в комнату, словно пытаются убедить жителей, что свет от них лучше электрического.
— Не то, чтобы я пыталась от тебя избавиться, — устало начинает Мартин, прикрывая глаза и садится за стол.
— Я хотел обсудить с Айзеком кое-какие детали, а заодно попросить тебя, чтобы ты объяснила мне как делать задания из пятой темы, по физике, — он садится на стул напротив неё и выглядит таким спокойным и обычным подростком, рассуждающим о школе и о физике, что Мартин ловит себя на мысли, что сейчас в нем нет и доли того, кто бывает с ней, когда рядом с ними есть кто-то ещё, или когда они в лофте Дерека, например.
Пока Мартин формирует мысли в порядок, тяжелые капли дождя начинают выстукивать осеннюю песню, задавая свой ритм. Под такую мелодию хорошо лишь спать, грустить или смотреть какие-то фильмы, согреваясь теплым напитком, но явно не объяснять Стилински физику. Кроме того, Лидия ставит двадцатку на то, что даже после несколько часовых объяснений, этот индивидуум всё равно не сможет повторить банальный закон Ома, не то, чтобы что-то большее. Но вместо этого она громко выдыхает и идёт к себе в комнату за учебниками, а когда возвращается, то наблюдает Стилински, который лазает по кухонным ящикам, явно пытаясь что-то найти.
— Стайлз?
Она сводит брови к переносице и недоумённо смотрит на него, Стилински поворачивается к ней и растерянно проводит ладонью по волосам, поджимает губы, пожимает плечами и бубнит что-то о том, что нельзя предложить гостю чай и не предложить к нему печенье. Когда Мартин уточняет, что она ему и чай то не особо предлагала, он становится серьёзным и как-то резко отвечает ей на это, что чаша обиды Лидии на него, едва не переливается через края.
— Пойдем в твою комнату, — он кидает быстрый взгляд на учебники и делает уверенные шаги в сторону коридора.
— Давай здесь, я, … — она едва не заливается краской, вспоминая бардак, который сейчас господствует в её комнате из-за того, что она слишком плохо себя чувствует, чтобы приводить комнату в какой-либо порядок.
— Я сказал, что мы пойдём в твою комнату, — он резко прерывает её и не слушая протесты девушки, поднимается на второй этаж.
— Ты не боишься заразиться? — спрашивает Мартин, пока они идут по лестнице.
— От тебя можно заразиться только венерическим чем-то. — фыркая, говорит он первое, что приходит в голову.
— Стилински, тебе говорили когда-то, что у тебя просто отвратительное чувство юмора? — она скрещивает руки на груди, и с вызовом смотрит на него, когда они подходя к двери в её комнату.
— Все, кто так говорили, потом всегда забирали свои слова обратно, — он подмигивает её, стараясь скрыть ухмылку.
Она опускает голову, неловко тупя в пол, когда он широко распахивает дверь в её комнату и видит незаправленную постель и пижаму, которая висит на стуле. Видит раскрытые тетради и книги, которые лежат на столе, открытый ноутбук с перепиской в одной из соц.сетей, какие-то открытки, разбросанные на полу, посреди комнаты.
Замешкавшаяся Лидия, которая не знает, за что и ухватится, судорожно пытается спрятать пижаму, застелить постель, закрыть ноутбук, убрать тетради и открытки.
Стайлз наблюдает за этим с явным непониманием того, что её не устраивало до этого. Ведь она должна понимать, что ему абсолютно по-барабану, в каких условиях она живет и убирается ли в комнате или нет. И несмотря на то, что он несколько раз уточняет это, Мартин, в самой вежливой из форм, просит его заткнуться, сесть на кресло и подождать пару минут.
Когда они садятся за стол, Стилински не упускает момент высказать несколько шуточек в её сторону, по поводу того, что только она могла попытаться произвести впечатление на человека чистотой в своей комнате, при нем же пытаясь разобрать бардак. На это Лидия лишь цокает, наблюдательно заявляя то, что она никоим образом не пыталась произвести на него впечатление.
Пока Стайлз решает задачи она сидит рядом, опираясь локтем на стол, положив голову на ладонь и несколько раз едва не засыпает крепким сном, так как в какие-то моменты ей отчетливо начинают сниться сны. Но то разряды грома, то голос Стайлза — постоянно выводили её из этого состояния, не давая окончательно сну взять контроль над ней. А вот постоянное, монотонное, ритмичное постукивание капель о окно, которое создавало ту самую мелодию природной колыбели, предлагает ей забить на всё и всех и лечь спать, решив подумать о своих проблемах завтра.
20:19
Детка, по всему штату передали штормовое предупреждение. Мы не хотим рисковать и ехать по такой погоде домой.
20:20
Как ты себя чувствуешь?
20:20
Если хуже — мы попытаемся приехать домой.
20:22
Без проблем, оставайтесь. У меня всё хорошо.
20:23
Айзек дома?
20:23
Нет
20:24
Если он приедет — напиши. Или постарайся дозвониться и скажи, чтобы ночевал там, где он сейчас находится, хорошо?
20:25
Ок.
20:25
Не забывай принимать все таблетки, которые тебе назначил врач, хорошо?
20:26
Мам, ну хватит.
20:26
Отдыхайте спокойно. Я напишу утром или если ответит Айзек.
20:27
Не скучай)
Мартин бросает мимолётный взгляд на Стилински, про себя отмечая, что с его больной фантазией ей явно скучать не придется.
Она забирает свои слова о его тупости и недалёкости обратно, когда он, после её объяснений одной из задач, начинает с легкостью решать остальные, потому как он явно уловил алгоритм решения.
— Айзека вообще сегодня не было? — спрашивает Стилински, будто невзначай, когда решает очередную из задач.
— Его несколько дней нет дома, — зевая и прикрывая рот ладонью, отвечает ему Мартин, — он не сообщает мне о том, куда он едет, с кем он, и когда будет дома.
— У вас забавные отношения в семье, — он выводит пятерку, а потом пытается исправить её на девятку, но получается и вовсе непонятно, поэтому он нервно зарисовывает цифру и пишет её заново.
— Они были нормальные, пока не появился ты. — фыркает она, протягивая ему корректор.
Наверное, такой фразой она пытается его задеть. Где-то на подсознательном уровне Мартин явно ощущает острое желание причинять ему боль и не сколько физическую, сколько душевную. Она чувствует какую-то нездоровую необходимость в этом. Нездоровое желание — делать по отношению к нему тоже самое, что он делает по отношению к ней. Общаться с ним, словно держа всё время в руках зеркало и четко копировать то, что делает он. Наверное, она слишком серьёзно и болезненно воспринимает всё то, что происходит с ней и её семьей и ей плевать, как к этому отнесётся Стилински, который, к слову, совершенно никак не реагирует на её слова. Возможно, он действительно не услышал её, а возможно услышал, но сделал вид, что пропустил её слова мимо ушей, но Мартин то знает, что он припомнит ей об этом при первом, удобном для него, случае.
— Думаю, вот эта последняя на сегодня, — он дописывает решение задачи и протягивает тетрадь Лидии.
Она борется с желанием вставить спички себе в глаза и выгнать Стилински. Или просто выгнать, кинув в него же, напоследок, его же тетрадью. Три раза перечитывает задание задачи и пытается вникнуть в решение. Указывает пальцем на ошибку, практически в самом начале и Стайлз недоуменно округляет глаза, уверяя, что он не мог ошибиться. Они начинают пересчитывать и искать ошибку в ходе решения.
Сердце Мартин пропускает несколько ударов, когда настольная лампа начинает мигать. Она практически забывает о своем желании поспать, когда свет в комнате неожиданно гаснет и давящая тишина перемешивается с вгоняющей в ужас темнотой.
Когда они слышат какие-то звуки, доносящиеся с первого этажа, Мартин едва не охает, но Стилински вовремя успевает зажать ей рот ладонью, шепнув ей о том, чтобы она молчала и не издавала ни звука. Он выдвигает предположение что, видимо не одному ему известно, что в этот вечер Лидия осталась одна.
