Глава 15. Филипп де Селонже. Воспоминания
10 октября 2019 г. в 02:11
Примечания:
ТРИГГЕРЫ: ДОМАШНЕЕ НАСИЛИЕ, АБЬЮЗ НАД ДЕТЬМИ. ЧИТАТЬ ОСТОРОЖНО!!!
В этот день, десятого ноября, маленькому графу де Селонже — пятилетнему Филиппу — нечего было даже помышлять о том, чтобы выйти погулять на улицу вместе со старшим братом — одиннадцатилетним Амори. К немалому огорчению мальчиков, так любивших удить рыбу, сидя с удочками на берегу реки, носиться сломя голову по окрестностям Селонже вместе с детьми вассалов их родителей или крестьян, гулять в лесу.
Всему помеха отвратительный ливень.
Хотя, Филипп особо и не думал огорчаться тому, что выбраться поиграть на улицу сегодня не получится. Шумное веселье, движение, беготню очень любил всегда Амори, тогда как его младшего брата больше влекли тихие виды досуга: играть с деревянными лошадками и рыцарями, слушать сказки бывшей кормилицы и теперешней няни Амелины.
У этой же Амелины выпросить почитать большую и толстую книгу рецептов лекарственных травяных отваров, или же сидеть за книжками о дальних странах и приключениях.
Для своих пяти лет младший из детей графа Гийома и графини Вивьен уже довольно неплохо умел читать, считать, писать. Так что у Филиппа не возникало трудностей в понимании написанного, когда он выпрашивал у своей няни Амелины её книгу с рецептами лечебных снадобий из различных растений.
И вот сейчас Филипп как раз и занимался тем, что сидел на подоконнике в коридоре замка и вдумчиво изучал книгу Амелины. Иногда мальчик недовольно сдувал лезущий ему в глаза длинный чёрный локон и протирал кулачками свои светло-карие глаза.
В этот раз интерес ребёнка носил более пристрастный характер — Амелина в последнее время стала часто жаловаться на боли в спине, а ведь ей всего тридцать шесть лет, правда, она являлась матерью пятерых детей — двух мальчишек и трёх девчонок.
Искренне беспокоясь о здоровье и благополучии любимой няни, которая всегда заботилась о нём как о своём ребёнке, Филипп надеялся найти в книге что-нибудь из советов по лечению болей в спине.
Но на окне он просидел недолго в тишине, изредка нарушаемой снующими туда-сюда по делам слугами.
Со стороны кухни мальчик всё же смог различить звяканье и лязг разбиваемой посуды, грохот упавшей мебели, бранящиеся мужской и женский голоса — которые обменивались взаимными проклятиями и пожеланиями гореть в Аду.
Филипп от этих криков резко вздрогнул и поёжился, как от зимнего холода — голоса родителей он узнал сразу, потому посчитал разумным в данный момент взять книгу подмышку, спрятаться за тяжёлую портьеру на стене и сидеть тише воды, ниже травы, чтобы не попасть под руку отцу и матери в момент их дурного расположения духа.
Вивьен и Гийом продолжали швыряться какими-то предметами, выливая на головы друг друга ушаты ругани, оскорблений.
Слегка попозже Вивьен и Гийом де Селонже сменили место дислокации — перейдя в коридор, так что теперь спрятавшемуся за портьерой Филиппу стало отчётливо слышно, о чём ругались отец и мать.
— Я сказал, что моя тётя Розалина прогостит в Селонже ровно столько, сколько сама посчитает нужным! Это не обсуждается! — прогремел на весь коридор голос Гийома — мужчины средних лет с проседью в чёрных волосах и налившимися от гнева кровью светло-карими глазами.
— О да, ты всегда был тёткин племянничек! Всегда её слушался! — исходила на ядовитый и злобный сарказм Вивьен — ровесница своего супруга, белокожая женщина с гневно горящими чёрными глазами и волосами цвета плавленого золота. — Твоя тётка даже после своего замужества норовит тебе сопли подтирать! Как она ещё третьей в нашу кровать не пролезла?..
— Выбирай выражения, когда говоришь о моей тёте Розалине, она святая — вырастила меня после смерти моих родителей! — защищал Гийом свою родственницу.
— И при этом она вечно искала поводы меня чем-нибудь попрекнуть, когда ещё жила с нами после нашей свадьбы — и книги расходные с хозяйственными я не так веду, и прислугой управлять не умею, авторитет у наших вассалов неправильно завоёвываю… После рождения Амори и Филиппа вечно стремилась меня уязвить, что она куда лучшая мать, чем я! За это я должна любить твою тётку-деспотшу?!
— А ты умеешь вообще быть благодарной, Вивьен? Тётя Розалина стремилась тебе помочь, облегчить задачи, пусть не всегда умело, старалась помогать тебе растить наших сыновей! — не полез за словом в карман Гийом.
— Да, хороша забота — вечно меня третировать! Да я только с облегчением вздохнула и словно крылья расправила, когда твоя тётя вышла замуж и наконец-то переехала к мужу! Вот когда у меня в жизни светлая пора настала! — Вивьен издевательски засмеялась.
— Заткнись, закрой рот! — взревел Гийом, замахнувшись на жену и сжимая в кулак ладонь, но Вивьен успела подставить локоть и блокировать эту атаку. В пылу гнева Вивьен успела наградить мужа парой длинных царапин на щеке от её ногтей.
— Папа, нет, не смей! Прекрати! — с ужасом выкрикнул Филипп, выскочив из-за портьеры, даже думать забыв о том, чтобы переждать за укрытием тяжёлой ткани ураган родительских скандалов. Не заботясь о том, как это отразится на нём самом, мальчик вклинился между отцом и матерью, отталкивая Гийома от Вивьен и теребя за рукав дуплета. — Не трогай её, она же слабее тебя… убьёшь ведь, папа!
— Паршивец! Тебя кто приучил в разговоры старших лезть?! — перенаправил Гийом свой гнев с жены на ребёнка, толкнув сына так резко, что тот отлетел на несколько шагов и упал, больно ударившись локтем при падении. — Ты кому это указывать вздумал?! Отца будешь тут по струнке строить?! — удар пятерни Гийома обрушился на затылок и спину всхлипнувшего ребёнка.
— Папа, вовсе нет, я только не хотел, чтобы ты и мама ругались, — еле слышно проговорил Филипп, сдерживаясь с трудом, чтобы не дать волю слезам, — мне всегда страшно, когда вы кричите и замахиваетесь друг на друга…
— Тебя вообще учили, что лезть в разговоры взрослых — это дурной тон? Тебя спросить забыли! — Вивьен стремительно подошла к сыну и отвесила ему ощутимую оплеуху. — Весь в папину тётку — вечно лезешь, куда не просят! Характер такой же противный! Лучше бы я тебя вообще не рожала!
— Мама, но ты так не думаешь, не думаешь ведь… — отчаянно замотал головой Филипп, зажмурив, что есть сил глаза, чтобы не показывать слёз родителям, но всё равно несколько капель бежали по щекам.
Пытаясь справиться с той бурей бессилия и боли, поднявшейся в душе после слов матери, Филипп крепко прижал к себе книгу, которую до прихода родителей читал, словно прося у неё прибежища.
— Боже милостивый, что тут было?! Вы с рассудком вообще дружите? — запыхавшаяся Амелина, прибежавшая на крики и мгновенно оценившая обстановку — завидев своего забившегося в угол и плачущего воспитанника, заслонила собой мальчика, чтобы не допустить дальнейшего физического насилия над ним. — Вы считаете, это нормально — ребёнку такие слова говорить, бить его, доводить до слёз?
— Амелина, ты нянька Филиппа — вот и занимайся своими прямыми обязанностями, сделай так, чтобы этот сопляк не лез — куда его не просили, — в раздражении и злобе бросил Гийом.
— Амелина, я хорошо отношусь к тебе, но ты забываешься — мальчишек воспитывай, а не нас, — процедила сердито Вивьен.
— При таком вашем отношении к детям — Амори и Филипп вряд ли захотят досматривать вас обоих, когда вы старыми будете, и будут правы! — гневно Амелина окинула взглядом супругов Селонже, подхватила на руки Филиппа и крепче прижала к себе, касаясь губами макушки, шептала ребёнку нечто успокаивающее и ласковое. Плакать Филипп не прекратил, только обвил одной рукой, которой он не держал книгу, шею Амелины.
Амелина унесла воспитанника в его комнату и немного утешила его тем, что читала вслух так любимые мальчиком книги со сказками из его шкафа.
Немного позже, после ухода Амелины, когда Филипп немного отошёл морально после той безобразной сцены с родителями, проведать младшего брата зашёл Амори — прихватив из кухни пару лепёшек, которые тут же отдал малому.
— Что, мелкий, под раздачу попал? — сочувственно проронил Амори, ласково взлохматив волосы Филиппа и похлопав по плечу.
— Угу, всего лишь не хотел, чтобы папа с мамой дрались и ругались, — грустью и бесцветностью отдавал голос Филиппа, сидящего на своей кровати и обнимающего тряпичного зайца. — Я всегда очень боюсь, когда они кричат, замахиваются друг на друга…
— Дай угадаю — ты снова полез разнимать родителей, — звучал уверенно и утвердительно голос Амори. Филипп в ответ только кивнул. — Эх, братишка… не зря говорят, что двое дерутся — третий не лезь. В итоге тебе же и досталось.
— А как я мог просто смотреть?! — разозлился Филипп, светло-карие глаза его вновь заволакивали слёзы. — А если бы папа ударил маму или забил до смерти?!
— Филипп, если бы папа рискнул ударить маму — она бы сделала его самым несчастным человеком на свете. Пора бы привыкнуть, что у родителей скандалы — как форма развлечения, для остроты в браке. Сейчас они милуются на кухне среди разгрома и всех оттуда выпроводили, — поделился последними событиями в замке Амори с Филиппом. — А вот тебя мне очень жаль, мелкий. Ты же за своё благое намерение пострадал, выходит. — Амори уселся на кровать брата рядом с ним, усадил к себе на колени и обнял.
— Так папа с мамой точно друг друга не поубивали? — с опаской и недоверием Филипп глядел на старшего брата.
— Да живы-здоровы папа с мамой. Чувствую, прислуга ещё не скоро попадёт в кухню…
— Фууух, — вырвался из груди Филиппа вздох облегчения.
А потом Филипп де Селонже подскочил на кровати, как поражённый молнией, и огляделся вокруг себя. Его спальня, выделенная ему во дворце Бельтрами. Рядом стоит детская кроватка, где мирно спит и тихонечко посапывает малышка Флавия, под боком у него безмятежным сном праведницы спит Фьора — чему-то улыбается во сне.
— Я не дома, родителей нет, и я не ребёнок… как хорошо, — тихо прошептал с улыбкой на губах Филипп, с облегчением придвинувшись ближе к жене и крепко её обняв. Фьора невнятно что-то пробормотала, не просыпаясь, и уткнулась носиком мужу в грудь.
Что-то подсказывало ему, теперь уж точно больше не будет больно и плохо.