***
— Кому нужна сейчас нахуй наша импровизация? — в очередной раз выкрикнул Антон. — Они, блять, все повернуты на стэнд-апе, Стас, ты вообще нихуя не видишь? Это трендовое направление развития, мы нахуй никому не нужны будем. Вот попомни мое слово, они сделают шоу и назовут его «Стэндап нахуй!» — Ну вряд ли они назовут его именно так, — стоящий рядом Димка задумчиво затянулся. — На ТНТ, конечно, много чего можно говорить, но «нахуй»… — он пожал плечами, и усмехнулся, посмотрев на выпустившего все иголки друга. Они втроем вышли покурить на балконе в квартире Позова. Стас развел руками: — Тоха, кончай орать. Я тебе еще раз говорю, эта идея или выстрелит, или провалится окончательно. Но пока Дусмухаметов лично, я, блять, повторю, он лично приехал в Воронеж, услышав о «Спорном вопросе». И сейчас он предлагает вам двоим участие в новом проекте, написанном под вашу работу, — Стас ткнул в Антона пальцем. — Импровизация, парни. Больше не надо пытаться писать шутки под формат тв. Я советую соглашаться. Он выбросил докуренную сигарету и пожал плечами: — Удивительно, что психуешь ты, Антох. Ни семьи, ни девушки — что тебе терять? Димка промолчал, а Шастун пожал плечами. — Да заебался я промахиваться. Надо было менеджером оставаться.***
С того разговора прошло вот уже почти три года, шоу «Stand-Up!» началось на ТНТ через месяц после злого выпада Антона, и неожиданно именно это событие разрядило атмосферу между друзьями. В день первого выпуска Стас позвонил Шастуну с фразой: «Стэндап нахуй, Тоха!», и Шаст, отсмеявшись, легко согласился на все условия друга. А условий было немало: новые знакомства, бесконечные репетиции, «выгранность», как Стас называл это состояние — «полная выгранность», говорил он, игнорируя обычное человеческое «сыгранность». — Нет, парни, вам нужно не «сыграться», как вам кажется! Выграйтесь друг в друга и вообще в этот проект! Всей кожей его чувствуйте! — все сильнее распалялся Стас от встречи к встрече. — Шастун! Смотри на Серегу! Где взаимодействие? Антон чувствовал, как кружится голова вечером каждого дня, после каждой технической репетиции, после каждой встречи со все новыми людьми. И он был очень удивлен, когда им дали зеленый свет на съемки пилота, и тем более, когда перед этими съемками Стас по страшному секрету прошептал имя ведущего. С Волей Антон расслабился абсолютно. С таким ведущим — пилоты не запарывают. Такой ведущий обеспечивает успех.***
Пилот был оглушительным. И поэтому начались съемки. Стабильные пары играли часто, неустойчивые — старались избегать, химичащие — становились вишенкой на торте. Так случилось, что только одна пара была с той самой пресловутой «хи-ми-ей». Как-то так случилось, что только парни на «А» сошлись своим юмором настолько, что могли искры высекать из воздуха. Как так случается? Никто не может ответить, никто не исследует теории юмора, не защищает по смеху докторские. Понятно лишь то, что иногда друг с другом сталкиваются Ургант и Светлаков — не похожие, разные, про-ти-во-по-лож-ны-е, а иногда — Попов и Шастун. Антон помнил, как его выкручивало от смеха и боли на одних из первых шокеров. Они с Арсением никак не могли нащупать ту самую букву. Антон уже спел «Калинку-малинку» и все еще недоумевал. — Подъезд! — Жопа! — Арсений быстро поддержал, находясь в такой же растерянности, смотрел на Антона вопросительно, поднял бровь. Одними губами спросил: «мягкий знак?». — Лень! — Арс недовольно цыкнул. Антон показал на себя, и Попов поймал мысль на лету, — Шастун — Ш! Шар, — снова промах. — Цокотуха! — Я перестал волноваться, — развел руками Арсений. Зал кричал, Сережа с Димой довольно смеялись, Воля улыбался, а Антон почувствовал — это потрясающая работа с залом. — За рождение великого тандема! — кричал Матвиенко на традиционной после съемок пьянке. Антон и Арсений бодро кричали в ответ и переглядывались, чувствуя — тандем получится и впрямь великим.***
Все началось уже после съемок пилота, и, кажется, даже после съемок нескольких выпусков. Тогда Антон прилетел из Воронежа после короткого отпуска. Он вышел из самолета с гудящей головой и мысленно взмолился: «Пожалуйста, давайте сегодня без обычного матвиенко-позовского мозгоебства и шеминовского „нужнопринятьважноерешение“». Наконец, получив багаж и покинув аэропорт, Антон привычно закурил, и тут же кто-то ударил его по спине: — Тоха, прокуришь себе все! Улыбающийся Стас внимательно следил за тем, как Шастун чуть не выронил сигарету от удара, а потом показал ему средний палец. — Встречаешь меня? С чего вдруг? — подозрительно спросил Антон, прищурившись. Стас пожал плечами. — Я же написал тебе. Срочно едем на студию, съемки через 2 часа. — Я что, сам не смог бы доехать? — возмутился Антон, закидывая сумку на плечо и выбрасывая сигарету. Стас закатил глаза. — Знаю я твое «сам». Ты бы потерял багаж, просрал паспорт, заблудился, тебя бы развели на день… — Все, я понял, нахуй иди, — прервал его Шастун. — Поехали уже. Москва встречала привычно серым весенним небом. Ни о какой весне, разумеется, в марте еще не шло и речи. Пока Стас ловил такси, Антон курил еще одну, прикрывая глаза от мерзкого ветра, щекочущего ресницы, вызывающего слезы. — Шаст, не плачь, — вернулся Стас и махнул рукой. — Машина ждет. В салоне Антона окончательно разморило, и он начал беззлобно ворчать, мол, какие, к черту, съемки, и выспаться бы, и вообще он с корабля на бал не привык, и от него слишком многого требуют… — Офигел ты, Тоха, — усмехнулся Стас, что-то проверяя в телефоне. — Ты еще не такого масштаба звезда, чтобы их болезнями болеть, не находишь? Всеми любимый Антон Шастун пока заслужил только того, чтобы ему приписывали несуществующие отношения. — Чего? — моментально проснулся Антон и попытался выхватить телефон друга, решив, что тот прочитал что-то не то именно там. — Говорю, для звездной болезни пока рановато! — увернулся Стас и погрозил пальцем. — А к тебе есть коммерческое предложение на миллион, но об этом — тоже еще рано говорить и думать. Давай сначала до студии доедем. Первое подозрение родилось у Антона, когда он не увидел в гримерке никого из ребят. Второе — когда он не увидел гримера. Третье — когда вместо всех них он увидел того самого Вячеслава, отчество-которого-никак-не-укладывалось-в-дурной-голове. Четвертое, когда Слава ему улыбнулся, и в этой улыбке явно читалось: «Ты у меня на крючке». «Я перестал волноваться», — разводит руками Арсений. «Я начинаю переживать», — думает Антон.