Один предрассудок

***

Глупости Ненависть. Я ее ждал. Но, как оказалось, я совсем не был к ней готов. Никто не был. Это ужасно — осознавать, что самый родной человек ненавидит тебя, не хочет видеть. Отчаянно хочется что-нибудь сделать, но невозможно. Не обида сидит в душе Каррола, нет. Презрение — вот, что там, то, чего мы заслужили. Каррол был прав, несказанно прав. Мы лгали ему, безбожно лгали. Одного он не знал: мы лгали в попытке защитить, предостеречь от нашего мира самые ценные детские годы. Хотя, право, все это пустые причины. Мы боялись, вот почему так старательно оттягивали этот болезненный момент. Письмо Вольтури послужило толчком. Только вот к чему все это приведет? Слишком острая реакция, слишком... Каррол не был импульсивным человеком. Ну, только если в компании своих взбалмошных братьев. Он спокойно реагировал на те или иные ситуации, ему был присущ рационализм. Исключением послужили лишь прошедшие пару лет переходного возраста, эта игра гормонов закончилась совсем недавно. А, может быть, я не прав. Сейчас все находится в спящем режиме, скажем так. И сегодня не стало исключением. Не думаю, что нормальный человек в силах отреагировать на новость такого рода спокойно. Выслушать, сказать «понятно» и лечь в постель с книгой. Вздор! И, несмотря на это, я надеялся, что все пройдет несколько... спокойнее. Но после того, как все эмоции были выплеснуты на нас, он в нервной дрожи сказал, что ненавидит. Он не выкрикнул это, к сожалению. Тихий, глубокий тон пугал сильнее истерии. И он ушел. А потом раздался звук, для нас достаточно громкий, будто что-то похожее на книгу упало на пол с полки. Все снова и снова я прокручивал в голове произошедшее, обдумывал, и с каждым разом было только больнее. Я помню свою боль, когда мы прощались с жизнью, настигнутые Вольтури, когда болезнь грозила жизни моего маленького сына, когда он пропал однажды в лесу. Так вот, все это другое. Нынешняя боль ни с чем несравнима. Я даже не знал, что предпринять. Абсолютно очевидно, что поговорить с Карролом не удастся. Остается надеяться, что он отойдет от случившегося. Главное, чтобы он не потерял рассудок. Нет, все-таки психика у него стабильная, и он не дойдет до состояния *ПТСР (прим. автора: Посттравматическое стрессовое расстройство). Тем более, мы в одном доме живем, и я не допущу такого. Хотя ничто не исключено. Я уже сам себе не верю, ведь допустил ошибку... много ошибок. Нужно просто попытаться пройти через это без увечий. Однако боюсь, что как раньше уже не будет. — Карлайл? Карлайл, почему ты молчишь? — я до последнего надеялся, что мой уход в мысли останется незамеченным. Но спор утих, и шесть пар глаз смотрели на меня вопросительно. Эсми стояла рядом и держала за руку. Ее взгляд был обеспокоенным, как и голос. Именно она это сказала. — Все в порядке, милая. Я просто задумался, — она кивнула и прижалась к моему плечу. — Что теперь будет?.. — Розали выглядела разбитой и отчаявшейся, ее руки слегка подрагивали, когда она скрестила их на груди. — Да все будет хорошо! — пробасил Эмметт, приобняв ее за плечи. — Нет, все не будет хорошо, — сквозь зубы процедила она, посмотрев на Джаспера. — Почему ты не повлиял на него? — Потому что, Роуз, это неправильно, — резко ответил он, закатив глаза. — Мы и так виноваты перед Карролом, и сейчас мы хотим исправить ошибки. И, что, я должен снова наступать на одни и те же грабли? То есть снова показывать свое превосходство над ним, чтобы он чувствовал себя еще хуже? Чтобы чувствовал себя игрушкой в наших руках? Достаточно этого. — Джаспер прав, Роуз, — Элис кивнула. — Каррол сам должен пережить это... произошедшее. Чувствовать себя так, как он чувствует. Мы не хотим потерять его доверие окончательно. — А, по-вашему, это еще не случилось? — брови Эдварда сомкнулись на переносице, когда он вопросительно посмотрел на всех нас. В его глазах сквозило презрение. — Мы еще сможем все исправить, — Розали замотала головой, пыталась доказать ему. Эдвард посмотрел на меня. — Я не знаю, что будет. Не знаю, как мы должны поступить, как будет правильнее... — я пытался подобрать подходящие слова, но как назло их запас словно был исчерпан. — Правильнее было бы растить ребенка в том мире, в котором он действительно находится! — пылко проговорил Эдвард. — Объяснить ему всю суть еще в детстве, когда мировоззрение только-только формируется! — Ты убежден, что это легко, да? Я признаю свою вину и корю себя за безрассудство. Но ситуация не так проста, Эдвард, — воздух покинул мои легкие с его именем. Но его мнение не изменится после моих слов. — Ты знаешь... — Я знаю только то, что неоднократно твердил всем вам это! А еще то, что вы бездействовали, — Эдвард покачал головой, подняв глаза к потолку на мгновение. — По истечению времени я перестал навязывать вам свое мнение, потому что это было бесполезно. А я всего лишь ожидал присутствия рассудка в этой ситуации, Карлайл. — Ты не можешь осуждать нас за неимением права, — в разговор вступила Розали, видимо, чувствуя нужду высказаться. — Расскажи нам, сколько лет было Карролу, когда ты привел в дом Беллу? Четыре года? Пять? Так вот, остальные двенадцать тебя здесь не было. Возможно, я преувеличила. Пускай, десять, хорошо. Но сути это не меняет: ты был в стороне. Белла стала для тебя центром Вселенной, а не семья! — Роуз, — пожурила Эсми, но дочь тут же опровергла ее: — Неужто я неправа? — Я никогда не забывал о своей семье, — настаивал Эдвард, но он уже нервничал. — Я и не сомневаюсь. Ты, вероятно, изредка вспоминал о нас, но не более! О, а еще эти сплошные проблемы! С приходом Изабеллы у нас их целый сноп. И, когда они вдруг появлялись, вы из своего гнездышка бежали сюда, в родительский дом, за помощью! И мы вам никогда, никогда не отказывали! Всегда помогали. Были ли это ваши страсти, Вольтури, больные на всю голову новообращенные. Мы рисковали жизнями ради вашего счастья и благополучия, хотя Каррол был еще совсем маленький. Могли бы отказать! Никто бы и слова поперек не сказал бы ни Эсми, ни Карлайлу! Но у тебя слишком добрые родственники, Эдвард. И, ради бога, извини, что в ворохе проблем и сущей вакханалии нам не удалось раскрыть ребенку тайну! Все мы молчали, потому что Розали была права отчасти. Да, где-то она переборщила, но это ведь Роуз. В целом, я был согласен с ее словами, как и все остальные, раз умолкли. — Я не молил на коленях, — никто и не надеялся, что он согласится. — Мог бы просто сказать «спасибо». Представляешь, есть такое слово, — с сарказмом отозвалась Розали. — И, да, после всех этих войнушек, когда твоя семья была, мягко говоря, не в лучшем состоянии, мы не стали видеть тебя чаще. Я вообще удивляюсь феноменальной памяти Каррола: как же ему удалось не забыть тебя? Тебе не жалко, Эдвард? — Розали вздохнула, смотря на него со взглядом, взывающим к совести. — Между вами было что-то неповторимое, настолько ценное... Настоящие братские отношения. И что теперь? Я не знаю, что тебе нужно совершить, чтобы вернуться. — Я все еще со своей семьей, — голос Эдварда звучал не по-доброму, было ощущение, будто еще немного — и он выйдет из себя. — Да, действительно. Ты со своей семьей, — Розали разочарованно кивнула, — с женой и Несси. Ты молодец. Все? Или нужно немного больше похвалы? — после этих слов она ушла наверх, а Эдвард раздосадованно рыкнул. Взгляд его потемневших глаз неожиданно метнулся ко мне. — Из себя я не выхожу! Выхожу лишь из этого дома! — и след его простыл. Остался лишь горький осадок. Этот день определенно ужасный. — Что, если утром все наладится? — Элис пожала плечами. Мои губы растянулись в вымученной улыбке, и я вздохнул. В ней всегда была капелька наивности. — Я не был бы так уверен, — Джаспер вскинул брови. — Впрочем, узнать нам не дано. Или охота отменяется? — он посмотрел на Элис, а Элис — на меня. — Вы давно не охотились. Все нормально, надеюсь, все будет хорошо. — Может быть, Каррол будет чувствовать себя немного комфортнее, если... — моя родная Эсми. Эсми-мысли-в-слух. Она, словно опомнившись, взглянула на Элис и Джаспера: — Нет, я не... Я не совсем это имела в виду... Не хотела обидеть... — Нет, все в порядке, мама, правда. Ты, к сожалению, права, — Элис кивнула, поджав губы. — Как видения? — будто невзначай спросил Эмметт, покручивая в руках серебряную ложечку: он стоял у столешницы. — Когда необходимо, я слепа, ты знаешь, — она улыбнулась, хоть и была опечалена своей «бесполезностью». Она всегда так говорит, не слушая нас. Не понимает, глупая. — Не грусти, пожалуйста, — Эсми быстро оказалась около нее и обняла, как всегда добродушно улыбаясь. Никогда и ни у кого я не видывал такой улыбки. Ей нет подобных. Девочки разговаривали еще некоторое время, так, будто почти ничего не случилось в этот вечер. Хотя они, должно быть, правы. Не стоит сейчас отчаиваться и впадать в бездонную прострацию. Но в беседу я так и не вступил, боясь испортить оптимистичную атмосферу, и обменивался взглядами с такими же немногословными сыновьями. Но вскоре Элис и Джаспер растворились во тьме лесной чащи, а Эмметт, подарив нам маленькую улыбку, молча ушел к Розали. Не уверен, что сейчас ей нужен кто-то рядом, кроме одиночества, но этот малый точно знает, как растормошить свою подругу. Так незамысловато, но в простоте порой кроется суть. Мы с Эсми остались наедине. Было странно чувствовать в воздухе какое-то напряжение, когда тишина не легка. Нам всем срочно требуется отдых, дальше так не пойдет. Как иронично. Вот в Италии и отдохнем. На славу, думаю... И все же, если быть серьезным с собой, то не сейчас. Нужно со всем разобраться как следует. Как и я, Эсми не знала, что нужно говорить дальше. На душе было пусто. Она взглянула на меня, ласково, и направилась наверх, мягко касаясь ладонью перил. С несколько мгновений я стоял, но потом опомнился и взлетел по лестнице. В холле было темно, но силуэт супруги мерцал в блеклом свете ночника. Она стояла у приоткрытой двери в комнату Соффи, облокотившись на арку. — Спит? — мой тихий голос нарушил тишину, когда я подошел к ней сзади и обнял за талию. — Да, день был довольно насыщенным, — отозвалась она, потерев ладонью мою руку. — Как насчет завтра? Ты дома или в больнице? Соффи больно хочет в лес, — я чувствовал улыбку в ее голосе. — Завтра последний день, милая. Дальше — безвылазные будни в больнице. — Все равно, думаю, она обрадуется. Я кивнул непонятно для кого и вздохнул. Не успел опомниться, как взгляд уже устремился вверх: тихо. Было трудно сказать, спал ли Каррол, но все было спокойно. Не знаю, хорошо или плохо это в нашей ситуации. Как ни странно, ужасный день закончился не так уж плохо. Эсми лежала рядом со мной, разместив голову у меня на груди, и в свете небольших уличных фонариков читала книгу, названия которой я даже не знал. Однако не уверен, что ее так интересовала история: сто сорок восьмая страница была перед нами уже давно, слишком давно. Не думаю, что ее вниманием завладел некий Рональд де Виль, торговец вином. Мысли. Они и меня снедали. Но откровения никак не изливались, будто кто-то пришел и перекрыл какой-то кран внутри меня, думая, что начинающие капли исповеди — протечка. Как жаль, что кто-то просто не может заснуть и отвернуться от проблем хотя бы на несколько часов. А закрытые глаза не помогают, хоть я и не бросаю попыток пробовать. Утро было трудно отличить от ночи: было слишком темно. Я понял лишь тогда, когда Эсми осторожно высвободилась из-под пухового одеяла и моих объятий, словно я в действительности спал, и бесшумно исчезла в ванной, освободив-таки от мучений бедного торговца вином. За стеной послышался ласкающий ухо шум воды и шелест одежды. Тогда лишь осознание канувшего вечера и ночи стало наполнять мои мысли. Думал об этом, словно смотрел на чью-то жизнь со стороны. В темный час ко мне приходили не самые лучшие мысли, мне так не хотелось вспоминать их. Но идеальная память не знает своих границ. Вот и обратная сторона медали... Что-то внутри не давало мне покоя, упорно давило на сознание. А спасение ведь от этого было так близко, можно и рукой дотянуться, если приложить усилия. Увидеть лик, подобный ангелу, проникнуться солнечным светом, услышать запах — такой тонкий и мягкий — так пахнет любовь. Я и не заметил, как встал, подошел к двери в ванную и открыл ее, даже не предупредив стуком: настигло забвение. Эсми стояла прямо перед зеркалом, заключенным в оковы светлой резной рамы из дерева, замерла с расческой в руках. Ее отражение вопросительно глядело прямо на меня и с недавних пор обеспокоенно. Белая и шелковая, лямка ее ночной сорочки скользнула с плеча, но она даже не шелохнулась. Карамель волос водопадом стекала по молочной коже. Она казалась мне сейчас невинным созданием Всевышнего, самоотверженным, но не знающим горя. Хотелось уберечь, спрятать от всего мира, чтобы сохранить чистоту души. Но только мне известно, что пришлось пережить этому человеку (она достойна намного большего, чем приевшегося «вампир»). Как только она обернулась, я погиб, попал в плен чарующего пламени ее глаз. Этот медовый океан пытался покорить я не раз, но постоянно тонул, не в силах удержаться на поверхности. Ее плен всегда дарил мне свет и тепло. Малиновые губы дернулись на вздохе — она всегда делала так, когда хотела сказать что-нибудь первой. Но я вымолвил прежде: — Ты имеешь право злиться, — не то чтобы я хотел сказать именно это. Совсем не это. Там фигурировало бы слово «злиться» или его производные, но не в этом смысле. Однако я сказал, потому что думал об этом. Мой голос казался холодным, хоть я и не хотел. Зная, что интонация так много значит для Эсми, может и задеть ее, я все равно делал это. — Я не злюсь, — она поникла. И что я за человек такой? — Нет, я имел в виду, что лучше высказать мне все, что накипело. Ты можешь сделать это... — Я не злюсь, — проговорила она поверх моих слов. Она вздохнула и беззвучно положила расческу на мрамор туалетного столика. И взгляд приковался ко мне: — Почему ты решил, что я должна злиться? — Ты молчала, — говорил я, а она медленно приближалась. — Ты тоже. — Но я не злюсь на тебя, ведь нет причин. У меня не было претензий. — А я не злилась тоже. Ведь нет причин, — отчеканила она и пробежалась пальчиками по моей груди, невесомо касаясь кожи. Эсми вновь подняла глаза к моим. — Карлайл, не выдумывай. Я знаю тебя, прекрасно знаю. Не нужно так заходиться. Все хорошо. Я не могу злиться на тебя. — Ты замечательная. Знаешь это? — всего пара слов, а ее губы растягиваются в теплой улыбке и спустя мгновение накрывают мои, даря неповторимое ощущение. От него тяжелеют веки и окрыляется душа. Становится легче. Когда она отстраняется и смотрит мне в глаза, нахмурившись, слова вылетают сами по себе: — Я совсем не знаю, чего ждать от этого дня. Я думал всю ночь, смаковал каждую минуту, но время так стремительно. Страшно быть беспомощным в этом течении. — Я рядом, эй, — Эсми улыбнулась, а руки обвили мою талию. Она положила голову на мою грудь и закрыла глаза. Меня охватило умиротворение. Стало лучше. Мы стояли так несколько минут, наверное. Но я не уверен: раствориться в ней так легко. Следом — вместе переоделись, и, пока я занимался постелью, Эсми будила Соффи. Может быть, было бы лучше, если бы она спала чуть больше, но мы не будем прощены, если позволим ей пропустить утреннюю порцию мультфильмов. Это был нерушимый обряд, который дочка блюла даже, когда болела. Своеобразная дисциплина... Таким образом, на кухне я оказался раньше супруги. Но позже Розали. — Доброе утро, — она улыбнулась мне, на мгновение оторвавшись от готовки. Как бы она не пыталась, от меня не смогла скрыть своего нервозного состояния. Быть может, дочь и отошла от вчерашнего, но новый день обещал быть чуть ли не хуже. — Доброе, — ответил я и, за неимением какой-либо реакции, подошел к ней и высвободил из крепкой хватки венчик, который грозил сломаться. Роуз беспомощно на меня посмотрела и, закусив губу, со вздохом упала на стул. Она никогда бы не повела себя так при Белле или при своих братьях. Я понимал ее. — Я все равно волнуюсь, — она взглянула на меня снизу вверх, заламывая пальцы рук. — Всю ночь себя успокаивала, а на самом деле не могу... — Ты не одинока в своих чувствах, — улыбка никак не хотела быть, поэтому ее заменил ободряющий жест: поглаживание по плечу. Ничего, сейчас придет Эсми, у нее это лучше получится, надеюсь. Однако мои неутешительные мысли прервала Розали: — Спасибо. Мне это важно, — ее рука накрыла мою, как только она сказала это. — Как думаешь, Эдвард придет? — Надеюсь, твои речи вразумили его, — пространно заключил я, но она по-прежнему выжидающе глядела на меня, будто я молчал до этого. — Я не уверен. — Понятно. Розали было хотела продолжить, но тишина нарушилась: со второго этажа ураганчиком прямиком в гостиную влетела Соффи, и оттуда через секунду послышался звук телевизора, который мне даже сложно описать, поскольку это нужно было видеть. Следом спустилась Эсми. — Бесполезно говорить ей не бегать по лестнице. Она все равно будет делать так, как считает нужным, — со вздохом сказала она и принялась за готовку, обменявшись с Розали приветствиями. — Она хотя бы вас заметила? — Нет, — Роуз усмехнулась, пожав плечами. — Мы не значим так много... — Даже не равняй себя с Чипом и Дейлом, — Эсми обернулась к ней, шутливо указав на нее венчиком. — У них с Соффи любовь до конца света, — и посмотрела на меня: — К тебе это, дорогой, тоже относится. — Возможно, но прогулку в лес, дорогая, сегодня устраиваю я. Это все объясняет, думаю. Эсми и Роуз улыбнулись над наигранным самозабвением. Обстановка разрядилась, но, видит бог, ненадолго. — Наверное, школа не лучший вариант на сегодня. К тому же... вряд ли он спустится, — Розали снова вернулась к первоначальной теме. Она выглядела смурной. Эсми никак не прокомментировала, но тяжело вздохнула, в то время как я уже собирался, но с лестницы послышались тяжелые шаги. — Почему же? Я спустился! — Эмметт явился нам во всей своей красе, чуть не снеся стол и пару ваз по дороге, только бы добраться до Роуз и нелепо, с потерянной решимостью, потрепать ее по плечу. Он увернулся от грозного взгляда, словно от молнии, и, в прямом смысле, поскакал в гостиную к Соффи, откуда тут же послышался приглушенный плюх и детский смех. Эсми на мгновение обернулась к Розали с улыбкой и искрящимся взглядом, но безмолвно вернулась к завтраку. Я усмехнулся, покачав головой, как нечто на столешнице привлекло мое внимание. Благо, это всего лишь газета, а не заметки несколько иного содержания. Нет, Каррол дома, я уверен. Я уверен. Однако ожидать можно было всего в этот день... Спустя несколько минут, которые прошли под чтение статьи о таинственной гибели группы туристов в округе Калиспелла и шкварчание масла, на кухонный островок на всех парах ворвалась Соффи, изо всех сил стараясь убежать от Эмметта. Он, видимо, имитировал одного из злодеев мультфильма, который впечатлил дочку. Судя по тому, как весело ей было. Думаю, Эмметт тоже впечатлен... — Сейчас я тебя съем с рыбными косточками! У-у-у! Я кот Толстопуз! — наигранно-грозным голосом говорил он, гоняясь за Соффи, которая после этой фразы даже завизжала. — Я большой голодный кот! Мя-я-яу! — Эмметт, умоляю, прекрати так орать, — раздраженно попросила Розали, хоть ее взгляд смягчался, когда мимо пробегала Соффи. — Роуз, Эмметт — хороший, не ругай его, а я... а я отдам тебе все мои конфеты! — мы с Эсми рассмеялись, когда Соффи с этими словами прислонилась к коленям Розали, повиснув на них и пытаясь отдышаться. — Ты видела?! Видела?! Это моя малышка! — самодовольно заявил Эмметт, выпрямляясь и указывая на себя. Пыл Роуз поумерился, и она обняла Соффи, целуя в голову. — Это просто чудо. Всех мирит, не любит ссоры, — с широкой улыбкой произнесла Розали, взглянув на нас. — Да, главное, чтобы это не менялось с возрастом, — иронично заметила Эсми, усмехнувшись. — Но я все еще кот! — если бы мы были людьми, то обязательно вздрогнули бы от баса Эмметта, ведь привыкнуть к этому невозможно. Соффи рассмеялась, и догонялки продолжились. — Папа, спаси меня! — молебно попросила меня Соффи и завизжала, попытавшись спрятаться за моей ногой, когда Эмметт стал приближаться. Рассмеявшись, я поднял ее на руки, притормозив Эмметта вскинутой ладонью. — А ну-ка брысь! Все, время завтрака, — Соффи захихикала, отчаянно цепляясь за меня, а гримасу Эмметта нужно было видеть. — Ну-у, — негодуя заголосил он, цокнув, и сощурил глаза, когда встретился взглядом с довольной Соффи. — Ну погоди еще у меня! Вот не будет папы рядом, я с тобой разберусь! — Папа всегда будет рядом, — Соффи нынче научилась предъявлять аргументы и спорить с более чем самодовольным лицом. Но, что таить, искренняя детская уверенность была мне очень приятна. — А я доберусь до тебя, когда папа на работу уйдет, — ох, Эмметт все никак не может успокоиться. То ли он так в роль вошел, то ли в нем действительно слишком много от ребенка. — А я с ним пойду! — Как же! А кто ж тебя такую маленькую и проказную девчонку пустит? — А папа там главный, и он скажет, чтобы меня впустили! — Эмметт захохотал: видимо, актерская шапка не для него. Слишком долго быть серьезным он не мог. — Все, я пас, — он вскинул в воздух ладони и сел за стол, напротив Розали. — Ну что? Завтрак? — Соффи хихикнула и очаровательно улыбнулась, когда я спросил с преимущественно английским акцентом. Что ж, утро понедельника не оказалось таким ужасным, как мы ожидали. Во всяком случае, общение с дочерью отвлекает от тягостных мыслей. Надеюсь, Эсми тоже удалось хоть немного расслабиться и успокоиться, однако, взглянув на нее, мне стало понятно, что это вряд ли. Улыбка скрашивала ее лицо лишь только, когда она смотрела на Соффи. Но глаза, не утеряв прекрасного, были грустными. И я чувствовал эту тоску отчетливее, когда наши взгляды встречались. Не хочу, чтобы она впадала в депрессию, как когда-то. Не позволю себе этого допустить. В скором времени Соффи уже сидела за столом и вовсю уплетала свой омлет, не внимая, кажется, просьбам участливой Розали не торопиться. Я пытался сосредоточить все внимание на написание отчета о работе больницы, но на экране лэптопа пока было пусто: ни одной путевой мысли не приходило в голову. Но это, я уверен, было не от шума, который создавал Эмметт, пытаясь развлечь Розали своими неоднозначными шутками. Благо, Соффи не понимала пошлой, старательно завуалированной стороны его высказываний. Эсми в это время просто заваривала чай. Если бы она была в порядке, то обязательно бы пожурила Эмметта или, что еще лучше, отчитала бы его по полной программе. Со стороны все, что происходило, казалось нормальным, среднестатистическим семейным утром. Если бы... Изнутри это было похоже на нарочную медлительность. Мы через каждую минуту обменивались взглядами, мол, быть может, ты знаешь, что... Но мы не знали, что делать дальше, как уговорить сына спокойно выслушать нас и не задеть его чувства. В голове разворачивались тысячи вариаций событий будущего, но одно казалось хуже или нереальнее другого. Однако никто из нас не предполагал, что все это тщательное продумывание правильного подхода потеряет какую-либо значимость. Каррол появился неожиданно. Еще до того, как он появился нам на глаза, мы переглянулись, потому что услышали. Я был уверен, что он не спустится, как и Розали сказала недавно. Ведь это разнится с тем, что было вчера вечером. И вопросы напрашивались сами собой. В чем причина? Что изменилось? Почему так рано? Но язык не поворачивался вот так вот с ходу задать тот или иной вопрос. Каррол выглядел подавленно и даже несколько болезненно — это я понял еще тогда, когда он был на самом верху лестницы. Внутри все сжалось, и стало не по себе. Я чувствовал, что с этим нужно что-то делать, но понимал, что не могу: Каррол не пойдет на контакт. Просто сидеть и бездействовать, когда моему ребенку плохо, это отвратительно, невозможно терпеть. И, если меня накрыли такие чувства, что сейчас творилось на душе Эсми? Я взглянул на нее украдкой. На ней лица не было. — Подъем так рано? Это что-то новенькое! — Эмметту оптимизма не занимать. Даже в такой ситуации он остается прямолинейным. Может быть, это лучше чем то, что происходит с остальными. В доме образовалась зловещая тишина. Только шаги Каррола были слышны. Он не спешил отвечать, сделав это только, когда был уже в конце лестницы. — Такими воплями и мертвого разбудишь, — я неосознанно отвел взгляд в сторону, по телу пронеслась дрожь. Столько чувств одновременно накатило на меня: от укола совести до какой-то... глупой обиды, которую я не имею права испытывать. Эмметт издал нервный смешок, со вздохом поджав нижнюю губу. — Доброе утро, — в разнобой сказали я, Эсми и Розали, когда Каррол занял место за столом. Почему-то не свое привычное место, которое по праву было его с тех пор, как он начал кушать, сидя за столом, а не на детском стульчике (признаться, этот стол был очень ценной вещью и переезжал вместе с нами: Эсми не могла расстаться с ним). И в этот раз Каррол промолчал, уперевшись взглядом в деревянную поверхность стола. Перед ним материализовалась кружка с дымящимся чаем и тарелка с омлетом, и Эсми уже было хотела что-то сказать, набравшись духу, но закончилось то время, когда Соффи жевала. — Доброе утро, Каррол! — звонко пропела она, широко улыбнувшись, но продолжила резать омлет вилкой. Этот человечек никогда не дожидался ответа. Все свои вопросы она считала риторическими, видимо. — А почему ты такой грустный? Ты не хочешь идти в школу? Ма-а-ам, разреши Карролу не идти, пожалуйста!.. Всего один разочек! И мы все вместе тогда пойдем гулять в лес... Пожалуйста, мама! Мы с Эсми переглянулись: появился шанс начать разговор, но мы его упустили. — Я грустный, потому что просто не выспался, Соффи. Спасибо, что волнуешься. Когда-нибудь, я обещаю, мы погуляем. Но не сегодня, — Каррол хоть и не улыбался, тепло слов передалось Соффи, и она живо кивнула, радостно размахивая ногами, свисающими со стула, и мечтая о чем-то своем. — Каррол, может быть, тебе действительно лучше остаться дома? Ты выглядишь неважно, — Розали прерывисто выдохнула, с надеждой глядя на него. Но вдруг она метнула взгляд к Эсми: — Да? — Да, это было бы лучшим вариантом сейчас... — Я сам решу, — отрезал сын, не поднимая глаз от кружки. — Эх, я бы не отказывался от такого предложения, — протянул Эмметт. — Я не ты, — и вот Эмметт уже не знает, что сказать на это. Что ж, спасибо его бесполезным попыткам завязать разговор, они хотя бы были. Остальная часть завтрака прошла в тишине. Разве что Соффи пару раз задала нам вопросы... о чем-то. Интересно, как же я отвечал на них, если даже не знаю, о чем они были? Автоматика. Никто из нас не решался поднять волнующую всех тему, ставшую камнем преткновения в нашей жизни. Как только Каррол доел и отправил свою посуду в посудомоечную машину, побрел наверх. Тогда мы с облегчением подумали, что он не собирается в школу. — Мама, я все, — Соффи отодвинула от себя пустую тарелку, победоносно глядя на нас. — Спасибо! Эсми с улыбкой обернулась к ней и оказалась рядом, целуя в щеку. — Моя умница, все съела! Молодец, Соффи, — дочка всегда была счастлива, когда ее хвалили. Она лучезарно улыбалась, и на ее щеках появлялись очаровательные ямочки, которые достались ей от мамы. — Пойдем, умоемся, — Роуз встала и протянула ей руку, которую Соффи с энтузиазмом приняла. Через минуту они исчезли наверху. Как только я поднялся, чтобы подойти к Эсми и обнять ее, Эмметт стащил лэптоп, словно ждал подходящего момента все утро. Хотя какая разница? Отчет не пишется. — Все будет хорошо, слышишь? Я рядом, не волнуйся, — говорил я Эсми, поглаживая ее волосы, когда она прижалась к моей груди в отчаянии. Я всегда говорил именно это и не знал, становится ли ей от моих слов лучше. Несмотря ни на что, так многое было закрыто от меня. Поразительно. — Хочу надеяться на это, — тихо произнесла она. И отпрянула от меня уже с улыбкой. — Спасибо. Я успел лишь отрицательно мотнуть головой, как услышал, что входная дверь открылась. Через мгновенье здесь оказались Элис и Джаспер и выглядели так, будто очень спешили к нам. — О, явились-таки! — Эмметт усмехнулся. — За вами, что, гринписовцы гонятся? — Элис, ты что-то видела? — обеспокоенно спросила Эсми. — Нет. Пока тишина, — угрюмо проговорила Элис, с сожалением глядя на нас. Джаспер приобнял ее за плечи, окинув встревоженным взглядом ее лицо. Она вздохнула: — Как?.. Она оборвалась, когда со второго этажа спустился Каррол, с перекинутым через плечо портфелем. Так он серьезно?.. — Вот так, — тихо ответила Эсми на ее незаконченный вопрос. Следом она в безысходности взглянула на меня. Кто не растеряется? Тем более, когда она тонула в волнениях матери. А этого мне никогда не понять. Как и ей не понять переживания, что наполняли меня до краев. — Постой, Каррол. Пожалуйста, — только сейчас я осознал, что это сказал действительно я. И то, что он остановился всего в нескольких метрах от входа, не могло не удивить. — Нам нужно поговорить. Все это так мы оставить не можем, мы должны рассказать тебе все, как есть, объяснить, потому что... Потому что ты все не совсем так понял. — И почему же я должен слушать? — просто спросил он, обиженно, это было ясно, хоть я и не видел его лица. — Я понимаю, что ты имеешь полное право не верить нам. Мы так долго обманывали тебя. Но мы не хотели этого, пойми. Это была лишь глупая и бесполезная попытка оградить тебя от нашего гнусного мира! Каррол, мы должны все объяснить тебе... — Нет. Вы мне и вчера все объяснили. И мне было плохо! — Каррол обернулся ко мне, и его взгляд рассказал мне обо всем. Он действительно мог бы молчать. Это было тяжело. — И я не хочу снова и снова терпеть это! Меня совсем не ваш «гнусный мир» обидел. Меня обидело то, что вы врали мне. И то, что вы врали о... о своей... о себе, это еще полдела... Вы врали мне всю жизнь о том, что я действительно для вас кто-то. А оказалось, что никто. Внутри все напряглось, как тетива, я боялся одним своим неправильным словом перечеркнуть все. Ну неужели он всерьез допустил мысль, что не мой родной ребенок? Что не родной ребенок Эсми? — Каррол, сын, пожалуйста, пойми: это глупости. Я понимаю, почему ты так думаешь, но, поверь, это не так, — я пытался, пытался изо всех сил, но в глазах напротив видел лишь боль, которую саморучно причинил, за которую никогда себя не прощу. Он не верил. Но, черт возьми, это была правда! Он отрицающе замотал головой, глядя на меня. Боже, я не хочу, не хочу, чтобы мой сын чувствовал себя преданным, пожалуйста... Словно сквозь стену я слышал, что Эсми повторила мою просьбу о разговоре, но Каррол даже не смог ответить. Он промолчал, я видел, как его руки дрожали. Я просто наблюдал, что мы творим с ребенком, но не прекращал по какой-то причине. Почему нам приходится делать это?.. — Я могу опоздать, — тряхнув головой, буркнул Каррол и, нахмурившись, спешно направился к выходу. Тогда из меня вырвалось: — Я могу тебя отвезти. Просто отвезти, без разговоров, — молчание снова повисло в воздухе, от него становилось дурно. Каррол выдержал паузу, прежде чем повернуться ко мне и ответить. — Я доберусь сам, — он бросил на меня мимолетный взгляд и снова отвернулся. — Каррол, пожалуйста, не делай глупостей, — почти моля, попросил я, когда он уже был у двери. Он хмыкнул и произнес: — И почему я не должен делать глупостей? — за мгновение я просто представил, что может случиться после этих слов. А сын в это время коснулся взглядом всех, кто был позади меня. — Вы можете совершать глупости, а я — нет? Каррол выскользнул из дома, не вняв ни одному нашему слову. Эсми уж было хотела догнать его, но мне пришлось остановить ее, схватив за руку. Она не стала сопротивляться, обмякнув в моих руках и уткнувшись носом в грудь. Она не плакала, изо всех сил пыталась держаться. Однако я понимал, как тяжело ей было. Я виновато кивнул Элис и Джасперу, и они сочувственно улыбнулись. Дочь направилась в гостиную, а Джаспер прежде подошел ко мне, положив ладонь на мое плечо. — Карлайл, подождите еще немного. Нам удастся поговорить с ним. Каррол смышленый парень, он ничего аморального не сделает. — Джаспер?.. — позвал я, когда он уже собрался уходить. Он вопросительно посмотрел на меня. — Что он чувствовал на самом деле? Он злится? Или... Боится? — Ему действительно обидно, — Джаспер вернулся. — Он словно... хочет верить нам, но не может. Все это вопрос времени. Я чувствую страх в нем, но он почти никак не связан с нашей истинной сущностью. — Спасибо, — я кивнул, и сын тут же исчез. С тяжелым вздохом я прижал притихшую Эсми ближе в свои объятия, невесомо целуя кожу на виске. — Слышишь, Эсми? С Карролом все будет в порядке, он сказал это в порыве эмоций. С нашим сыном все будет хорошо. — Да, — Эсми прерывисто вздохнула, потерев лоб ладонью. Она чуть отпрянула и коснулась взглядом меня. — Я знаю, милый. — Прошу тебя, не переживай так сильно. Просто представь, что творится сейчас у него на душе. Не удивительно, что он сказал все это, — она согласно кивала моим словам, вцепившись пальчиками прямо мне в бока. Когда Эсми нервничала, часто не могла контролировать свое тело. Я вздохнул и еле отцепил ее ладони, чтобы нежно сжать в своих. — Эсми, родная, все будет нормально. Будем надеяться, что вечером сможем поговорить с Карролом. Поверь мне, я тоже боюсь. Бояться — это нормально. Эсми согрела меня в своей улыбке и, откинув прядь волос назад, произнесла: — Идем наверх, к Соффи. Они с Роуз наверняка уже закончили, — я согласно кивнул и пошел за супругой, которая не давала мне уходить глубоко в себя весь последующий день. А, когда я был на верхней ступеньке лестницы, в мои объятия уже бежал мой ангел — самое дорогое, что когда-либо было в моей жизни. Моя семья, все они. Одного в эти мгновения для счастья не хватало. Но эта деталька была настолько весомой для меня, что без нее попросту не было счастья. Как бы нам не потерять эту важную детальку навсегда.