Her angel eyes saw the good in many devils. — R. H. Sin
***
Я здесь для тебя Ночь выдалась долгой, тяжелой, но богатой на результаты. Каррол был к нам более чем благосклонен; в нем также можно было найти весьма понимающего собеседника, и это было радостью для нас, огромным облегчением. Не повсеместно все-таки жизнь уготовила нам узкую щель черного входа. Тем не менее, если на фронте Каррола дела шли совсем не плохо, то вопрос с Соффи оставался открытым. В какой-то момент мне казалось, что произошедшее вовсе забылось, а в другой — я видел страх в ее глазах. Дочь пришла в этот мир ангелом, которого не заслуживает моя проклятая душа, и я всегда был готов пойти на все ради ее счастья. Если я знаю, что Соффи в безопасности, то могу спокойно жить, жить не столько ради себя, сколько ради моей семьи, такой дорогой и нужной, без которой я не смыслю жизни. Сейчас же мы ступили в пору новых ненастий, и если все разрешится удачно, то стоит уже без обиняков уверовать в чудо. Правда ведь: спокойная семейная жизнь длилась так долго... Но этих благословенных лет всегда будет слишком мало для такого старика, как я. К счастью, суббота, согласно обещанию Гидрометцентра, началась с тяжелых и угрюмых туч в небе. Иногда мрачная погода угнетала, но мы уже привыкли радоваться совсем другим вещам. Мы не люди — солнца не ждем, только в тайне любим его и лелеем сладкие моменты, когда его мягкие лучи касаются кожи. И все же думаю, тяжело в ранний час было не из-за погоды. Эсми, мой извечный стержень поддержки и опоры, была не в духе. Я знал, что, закрывшись изнутри, она делает хуже самой себе. Вместе с проблемами и запутанными мыслями безжалостно перемалывает себя. Но ей было тяжело слушать меня, и я пытался поддержать супругу просто будучи рядом, даже если молча. — Если вдруг мы выйдем оттуда все вместе... — тихим голосом с ее губ сорвались слова, неожиданно, заставив все внутри перевернуться и задрожать, выйти из-под контроля, что казался таким непоколебимым. Пальцы замерли, застыли, словно были совсем не поворотливы. Из груди вырвался разочарованный вздох одновременно с паром, что покинул утюг. Отойдя от большого шкафа, встроенного в стену гардеробной, я смог лицезреть Эсми: она гладила свой шарф, не пропуская ни одной складочки. За этим можно было наблюдать достаточно долго, но не сейчас, не когда любимая женщина выглядит столь печально. В ее бездонных глазах плескался океан отчаяния. И эту картину я наблюдаю уже утром. — Моя дорогая, я сделаю все возможное и даже невозможное, чтобы все обернулось так и никак иначе, — я осторожно перехватил ее тонкое запястье и положил приятную на ощупь ткань обратно на поверхность гладильной доски. — Не надумывай себе плохого, это лишь пагубно отразится на тебе, не принеся какой-либо пользы, — приподняв пальцами ее подбородок, я заглянул в ее глаза и на свою улыбку получил ответную, хоть и не такую широкую. — О, Карлайл, — тяжело расстроенная, Эсми прильнула ко мне, уложив голову на груди. — Мне так плохо, и я не останавливаюсь зацикливаться на своих переживаниях... — Невозможно отдавать частичку себя каждую секунду своей жизни, даже если близким людям. Супруга долго молчала. Обнявшись, мы стояли в искусственно освещенной комнате под успокаивающие звуки утюга. Время от времени я прижимался губами к ее волосам и сжимал тонкие пальцы в своей руке, но не начинал говорить. — Просто будь рядом, не оставляй меня — это все, что так необходимо, — шепнула она, задевая меня трепещущими ресницами. — Это всегда будет так, если будет зависеть от меня. — Что, если они определят существование детей рядом с нами недопустимым? — Эсми забылась в страхе, словно не слышала меня. — Или, того хуже, решат покончить с... Нет, я не могу допустить мысль о таком кошмаре, это невозможно, так не должно быть!.. — Милая, — я взял ее лицо в руки, чтобы заставить смотреть только на меня, — я не раз уже говорил, что проблемы нужно решать по мере их поступления. В данный момент мы не можем быть уверенными, что именно уготовлено для нас судьбой. Увы, видения Элис нечетки и мутны, как раньше уже не будет — она видит ясно слишком редко. Также мы не можем предпринять особых действий, дабы предотвратить любой из губительных вариантов. Нам остается только плыть по течению, решая проблемы непосредственно при столкновении с ними. Уверен, ты не одинока в природе своих опасений, — ослабив хватку, я погладил большим пальцем ее щеку и поцеловал уголки ее губ, таких манящих даже в самую лютую бурю. Это помогло ей немного расслабиться, и я продолжил: — Мы не сможем защитить своих детей в бою: силы не равны. Даже если мы попросим о помощи друзей. Но мы найдемся со словами, как в прошлый раз. — Но тогда это была заслуга Элис, — Эсми говорила тихо, вероятно, чтобы разговор остался конфиденциальным. — Мы не можем рассчитывать на нее сейчас. — Мы могли тогда? — Эсми вздохнула, задумавшись. — Тем не менее, все не может обернуться так хорошо, как прежде. Я не исключаю потерь. Главное, чтобы жертвы не были принесены в пустую. В общем-то, я подвожу к тому, что возлагать надежды на Элис или кого-нибудь еще — это... ужасно, мы не имеем права так поступать, открыто сваливая весь груз ответственности на их плечи. А зная наших детей... Они готовы на все и примут с нашей стороны любое. — Конечно, это недопустимо, Карлайл; у меня и в мыслях не было такого, — Эсми хмуро посмотрела на меня, отдалившись. — Разве ты думаешь, я не понимаю? — Нет, — коротко ответил я, хоть и искренне; я не знал, как объяснить любимой свои эмоции, поэтому они быстро растворились в моем лице, просочились сквозь невидимые морщины. — Матери так не думают, а я считаю тебя ею, и никто не оспорит этого. — Какая я мать, если не могу защитить собственных детей? — она болезненно поморщилась, помотав головой. — Если и мать, то только биологическая, может подвергать опасности приемных детей ради неопределенных попыток обезопасить детей по крови. — Это ты так думаешь, — сейчас переубеждать Эсми было бесполезно. Даже если она согласится с самыми ласковыми моими словами, внутри она не поменяет своего мнения. Я невесомо провел пальцами от ее плеч до запястий, едва касаясь прозрачных рукавов блузки и маленьких шероховатых вышивок полевых цветов на них. Затем смерил спокойным взглядом. — Не поддавайся дурным помыслам. Отпустив ее руки, я захватил стопку выглаженного белья и вернулся к полкам с одеждой. Мы молчали, молчали как прежде, и в груди кололо — так сердце ныло. Когда все пуговицы на рубашке были застегнуты и я принялся искать другую, на смену, мой слух различил звук шагов на фоне шума с первого этажа. Обернувшись ко входу в гардеробную, отделяющему ее от нашей спальни, я увидел Соффи. Она выглядела потерянно и немного напугано, но улыбнулась, заметив меня. — Папа! — прежде чем я мог что-либо сделать, ее, словно весенний ветерок, принесло к моим ногам. Она схватилась за ткань моих брюк, как будто могла упасть в любой момент, но я спас ее, тут же подняв на руки. — Эй, я не знал, что у нас в семье растет силач: вы чуть было не сбили меня с ног, юная леди, — я шутливо нахмурился, ущипнув Соффи за бок, и она захохотала. Ее глаза светились счастьем, будто и не было всего. Одной рукой она крепко держала меня за шею, в другой же болтался ее плюшевый лис. Конечно же. — Я искала тебя и маму, а вас нигде не было, — протянула она, когда смех закончился, но улыбка все еще жила. Настолько лучезарная, что все невзгоды меркли рядом с ней. — А мы здесь. Совсем рядом с тобой, — я улыбнулся, пригладив ее взъерошенные после сна волосы. — Не-е-ет, совсем рядом — это когда... когда совсем-совсем рядом, — протянула свою правду Соффи, глубоко зевнув. Я по-доброму рассмеялся и поцеловал дочь в теплый лоб. — Ты возьмешь своего подопечного в поездку? — хватка Соффи ослабла, когда я покачивал ее на своих руках. — Да, Бэмби не может быть один дома, — уверенно произнесла она, подтянув игрушку за хвост и прижав к себе с благоговейным видом. Усмехнувшись, я поцеловал ее и, казалось бы, был счастливее, чем когда-либо, в тот момент, но плохие мысли приходят независимо от того, желаю я того или нет. Единственное, над чем я был властен, это мои эмоции. Если мы оба с Эсми будем паниковать, то все обернется еще хуже наших представлений. — Почему тебе грустно, папочка? — из грез меня вернул тонкий голос дочери. Она в печальном непонимании смотрела на меня, а я не улыбался, как прежде. Я не мог выдавить натянутую улыбку ради моего ангела, потому что она заслуживала только искренних эмоций. Поддельные же — вели к крушительному концу, травме и потере всякого контроля над собой. — У взрослых полно временами ненужных, плохих мыслей в голове, родная, — я был уверен, что Соффи поймет, какими бы детскими глазами она не смотрела на меня. — Иногда все мы грустим. — Я грущу, когда мне больно, — она тяжело вздохнула. — И вы, моя душечка, больны прямо сейчас? — со старинным акцентом произнес я, вытянув лицо, и Соффи счастливо засмеялась. — Не-а! — она задорно помотала головой, отчего светлые завитки взметнулись в воздух. — Так что же вы так печальны? — неожиданно для дочери я легонько подкинул ее вверх, что стало причиной небольшого визга. Теперь она смеялась, забыв о всяких страхах и печалях. Как бы я хотел, чтобы навсегда. — Что за вопли? — из-за спины появилась Эсми с несколькими вешалками с одеждой. На ее лице играла улыбка, а глаза светились любовью к нашему ребенку. Как иногда это странно — осознавать, что это чудо есть наш совместный ребенок, не менее долгожданный, чем Каррол. Супруга рассмеялась, щелкнув по носу Соффи. — Неужто папа укрощает дикого котенка? — Мама! — Соффи протянула к ней руки, и мы обменялись. Так в моих объятиях остались лишь одежда и плюшевый лис дочери. Жизнь полна разочарований. — Мне снилось, как я летаю в облаках, но еще я была... была... — Единорогом? — я усмехнулся, но под взглядом дочери почувствовал себя невовремя встрявшим в откровенный разговор. — Вот не разбираешься, — смеющимся голосом произнесла Эсми с напускной серьезностью, когда Соффи отрицательно замотала головой. — Ну, не дано, — я пожал плечами, проникнувшись игрой разочарованного, и принялся развешивать вещи по своим местам. — Я была желтой птичкой, как из Тома и Джерри, — пояснила, наконец, Соффи. Стоило ожидать чего-то экстраординарного. — Да, я помню ее. Она забавная, — Эсми рассмеялась, чмокнув дочь в голову. Неожиданно малышка поникла. — А потом мне приснилось что-то плохое. Там были все и... мне было страшно. Все ссорились и не могли помириться. — О, милая, это всего лишь сон, — Эсми крепче обняла Соффи. — Наша семья прочнее всех на свете, мы всегда миримся. Не бойся. — Я люблю тебя, — на выдохе сказала она, сонными глазами рассматривая нашивки на блузке матери; можно было подумать, что она снова засыпает. — И я тебя люблю, солнышко. Ты наше счастье, — Эсми улыбнулась, прижавшись щекой к волосам Соффи, и окинула меня теплым взглядом. — Мы должны выехать через три часа, чтобы не опоздать на рейс, — я улыбнулся в ответ и оставил на виске супруги целомудренный поцелуй. Она кивнула и, когда я уже был у выхода, шепнула: — Спасибо. Карлайл, я люблю тебя, — и все-таки это было не самое плохое утро. Нет, на самом деле, оно было даже замечательным. Так я решил для себя, что это время вдалеке от Вольтерры мы должны были провести в свое удовольствие, подарив друг другу все самые светлые эмоции, на которые мы только были способны. Однако, когда я спустился вниз, то понял, что моей точки зрения мало кто придерживается. В первую очередь я увидел Розали. Ее лицо было столь печально, что мне подумалось, будь она смертной — пролила бы несколько слезинок. Судя по всему, она собирала какую-то еду для детей в дорогу, но мысленно была далеко отсюда. Не думаю, что вкусы так забыты ею, но сэндвичи с тунцом и джемом — явный перебор. — Давай-ка я сменю тебя, — оказавшись рядом, я приобнял дочь за плечи, попытался привести в себя. — О нет, — ее голос был лишен эмоций. С невозмутимым лицом она обернулась ко мне. — Убери эту улыбку; ты думаешь, я не знаю, что она предназначена для твоих пациентов? Непроизвольный вздох вырвался из груди, хоть я и хотел источать лишь положительное. Тем временем из гостиной послышался комментарий Эдварда: — От того, кто всегда в своем репертуаре, иного ожидать не приходится, — говорил он негромко, по человеческим меркам. Розали оскалилась, прикрыв глаза, а, когда я успокаивающе погладил ее по плечу, сжалась, словно внутренняя дрожь сковала ее. — Закрой свой рот, маленький ублюдок. Твое чертово мнение совершенно не интересует меня, — основываясь на последних каплях самообладания, откликнулась она. Я смерил ее сочувственным взглядом, желая предотвратить продолжение ссоры детей; мы должны стараться избавить этот день от подобных неприятностей. Спустя некоторое время тишины я решил предпринять новую попытку. — Я хочу помочь, Роуз, — на это она отреагировала недоброй усмешкой, словно она видела какой-то подтекст в моих словах. Однако в моих планах не было бросать начатое. Да, я стараюсь искоренить свое стремление помочь — это не всегда уместно. А навязывать свою помощь я не желал. Каждый в моей семье знал, что может прийти ко мне и получить поддержку. Но данный случай казался мне исключением. — Тебе нелегко сейчас, но мы все здесь ради друг друга и ради тебя тоже. И ты не виновата в происходящем. Роуз, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, ты это знаешь... — Никто мне уже не поможет! — прошипела она и, остервенело сбросив мои руки со своих плеч, ушла. На душе сделалось еще более неприятно, нежели утром, когда я наблюдал угнетенную жену. Сейчас же мне почему-то казалось, что мы с Роуз говорили совсем о разных вещах. Так подсказывала моя интуиция. Пока я заканчивал дела дочери по кухне, стало ясно, что в гостиной Эдвард, Джаспер и Эмметт смотрели повтор американского футбола (прямое включение не застал Джас по причине охоты, и наш главный болельщик решил, что смотреть спорт в одиночестве как осушить винный погреб самому — болезнь). Кроме ребят больше никого слышно не было. До поры, до времени. — Доброе утро, Карлайл, — Элис подкралась со спины, после чего хлопнули створки двери на террасу. Ее голос казался счастливым, она была способна поднять настроение в любой ситуации. — Не грусти, ты знаешь, что она любит тебя, — протянула неожиданно для меня Элис, коснувшись моего плеча. Видимо, я выглядел растерянно, когда взглянул ей в глаза. — Что ж, не знаю, кто еще вашей беседы не слышал. О, брось, нам еще так долго лететь, у нее не будет выхода, и вы помиритесь! — Знаю, милая, но меня ведь совсем не это волнует, — я покачал головой, сложив еду в ланч-боксы. — Ей плохо. И я бы приложил все силы, чтобы изменить это, если бы знал, в чем дело... — Разве не в Вольтури дело?.. — словно для себя пробормотала Элис, но скоро опомнилась. — Карлайл, вспомни времена, когда она не находила что-то в себе, что не причиняло боль и страдания. Я знаю, так говорить — это... весьма хладнокровно, однако же, это правда. Она достаточно сильна, чтобы справиться со своими демонами. Придет время, и она откроется тебе. Это не может и не должно случиться сразу, словно по мановению волшебной палочки. Я почувствовал, как губы растянулись в искренней улыбке. В тишине вымыв руки, я приобнял терпеливую Элис. — Мой личный психолог. Верно, сошел бы без тебя с ума, — она захихикала, ласково, но податливо прильнула ко мне лишь на несколько секунд — так быстротечна ее жизнь. Тем не менее, этого было достаточно, чтобы избавиться от утренней хандры. Все приготовления были почти закончены, когда я уловил повысившиеся голоса из гостиной; из кухни можно было наблюдать за происходящим, но все же идеальным местом для этого был проход отсюда в зал. — А я говорила, что это дурная затея. Какой нормальный человек будет пичкать цветочные горшки антиквариатом?! — я застал Элис с небольшой лейкой и намоченной банкнотой в другой руке. Выглядела она недовольно и звучала также. — Нормальный человек? — Эмметт загоготал, покинув мягкую зону, чтобы спорить с сестрой лицом к лицу. Джаспер и Эдвард продолжили смотреть матч, будто бы ничего не случилось. — Считаешь, это уместная характеристика? Мы не нормальные и, уж тем более, не люди! И не верещи, — он скривился, потрепав затылок. — От твоих визгов у меня мигрень. Это мне положена роль жертвы — ты только что щедро оросила тысячи две. — Откуда, скажи мне, я могла знать про твои шизофренические потехи? — Элис негодующе поморщилась, откинув деньги на близстоящую софу. — Эй, не кидай их! От последствий твоего водного насилия их еще можно спасти! — крикнул Эмметт. Сложив на груди руки, я прислонился к косяку арки. Эти банкноты только ли финансовую важность представляют для сына?.. — И я предупреждал, к слову. — Кого? — возмущению Элис не было предела. — Горшок с алоказией? Или Эсми? — Обычно этими делами промышляет мама, а тебе приспичило именно сегодня заниматься поливом! — чувствую, вскоре у Эмметта закончатся аргументы. — Так, хорошо, — Элис терпеливо выдохнула, пройдясь вдоль окон. — С этой самой секунды этим занимаешься ты. Прячь, что угодно, в каких угодно горшках, и поливай их сам. Идеально! — Эмметт не успел опомниться, как у него в руках оказались лейка, респиратор и тряпочка. — Ах да, и не забывай их рыхлить. Хотя, думаю, с этим проблем не будет. Ройся в земле, сколько душе угодно. — Э, нет, так не пойдет! — запротестовал сын, но Элис с довольным видом направилась наверх, пританцовывая. — Еще бы мне не хранить их! Еще вымаливать ко мне придешь зелени на шмотки! Это заставило Элис остановиться. Я редко видел на ее лице такое выражение, словно она вот-вот выйдет из-под контроля и накостыляет брату. Однако обернулась она с напускным дружелюбием. — Ну и что ты имеешь в виду? И не смей делать комментарии о моей якобы заторможенности. Ибо сегодня из твоего рта вылетают одни глупости. Как и большую часть всего времени, — ее губы растянулись в милой улыбке, но взгляд жаждал вендетты. — А то и имел, что запасы нашей семьи недолговечные, — передразнивающе протянул Эмметт. — Да-да, смейся сколько угодно, но правда останется правдой. С нашими богемскими замашками лет через триста придется утянуть пояса. Это раньше мы были уверены в будущем своего бюджета. Что теперь? Какая-нибудь из валют может обесцениться, один из банков — обанкротиться к чертям. А стабильность в нашем случае — это еще лучший расклад. Потому как без твоих прогнозов значительного прироста не наблюдается. А зарплаты медиков в периферии нынче не велики. — Лечу я не ради денег, Эмметт, и тебе это хорошо известно, — мне пришлось внести свою лепту, но, кроме двух заинтересованных на секунду взглядов, я в ответ ничего не получил. — Намекаешь на то, что я бесполезна, — скорее констатировала Элис, пораженная до глубины души. — Это твои слова, — Эмметт развел руками. — Так знай же: закапывать старые банкноты в горшки — это не менее ничтожно, — защищалась Элис. — И от тебя было бы куда больше проку, если бы ты поливал цветы, молча. Прежде чем Эмметт вставил бы нечто колкое, я сказал, хоть и не хотел вмешиваться: — Вы оба приносите нашей семье пользу, даже если она не материальная. Ссориться из-за денег глупо, просто подумайте. Вы делаете хуже только себе. — Но мы говорим именно о материальном профите, — упорно продолжил Эмметт. — И поскольку остальные молчат, они солидарны со мной. — Эгоцентрист чертов, — пробормотала Элис, покачав головой с усмешкой. — Господи, так необходимо было вспоминать о нас? — буркнул Эдвард и, кажется, не планировал оборачиваться вообще. — Кажется, здесь и так все ясно, — произнес Джаспер, сев вполоборота. — Вклад Элис не столько материальный, сколько духовный. Тем не менее, своими стараниями в прошлом она обеспечила нам надежное будущее, как и Карлайл. А сейчас ее «поступления» в наш бюджет прекратились неспроста. Была бы возможность, Элис продолжила бы отслеживать курс доллара. Ты, Эмметт, стараешься, молодец, но несколько вяло и не перманентно. Никто не знает, что эти деньги представят из себя в будущем. Возможно, вырастут в цене у коллекционеров или будут не дороже туалетной бумаги. — Ага, а сколько я сгреб на гонках и ставках на спорт в целом? — воскликнул Эмметт. — А сколько выгреб? — парировала Элис, которой слова мужа добавили в уверенности. — И, кстати, ты нередко занимался этим при моей поддержке. — Вы оба еще вспомните мои слова, — Эмметт пророчески покачал пальцем, прищурившись. Он прыгнул на диван, как бы случайно задев Джаспера. — Вспомните-вспомните, когда один за техникой притащится ко мне, а другая — клянчить на шмотье. — Не называй мою одежду шмотьем! — свирепо процедила сквозь зубы Элис. Да, это обычное утро, наполненное оптимизмом... Впрочем, другого не следовало ожидать. Не успели все остыть от одного спора, как намечался другой. — Элис! — с лестницы послышался раздраженный крик Каррола. Устремившись сюда, он пыхтел со злости, сверкая глазами. Ренесми спускалась вслед за ним. — Всем доброе утро! — она лучезарно улыбнулась, игриво покачиваясь, но, кажется, никто не проникся положительными эмоциями. — Что это такое? У меня в комнате что такое?! — с полным багажом претензий Каррол остановился напротив Элис. В руке он держал таинственный пакет, нервно сжимая-разжимая пальцами его ручку. — И что тебя не устраивает? — дочь немного смягчилась, возможно, из-за того, что знала, в чем его недовольство. — Ты сейчас серьезно? — он нервозно усмехнулся, а на лбу проступила пульсирующая венка. — Скажи, на сколько я выгляжу? — от неожиданности такого вопроса я недоуменно нахмурился. Каррол показательно покрутился. — На свой возраст. Ну, на семнадцать, — в смятении ответила Элис, глядя на брата, хотя ее, вероятно, больше привлекли складки на его рубашке, второпях надетой поверх футболки. Но весь эмоциональный фон картины в целом остановил ее от замечания. — Так, а на какой возраст тянет мое поведение? — нетерпеливо пропыхтел Каррол. — На восьмилетний! — Эмметт раскатисто засмеялся, не отрываясь от телевизора. — Как остроумно, — Каррол скривился. — В чем суть? — напомнила Элис, разведя руками. — В том, что не надо лезть в мою комнату! — воскликнул сын; в подрагивающих руках шуршал пакет. — Сколько можно повторять одно и то же?! Вы меня достали в той спальне, так я съехал на третий, подальше от ваших заморочек, но нет! Это снова происходит! — Каррол, перейди на более спокойный тон, мы не глухие, — напомнил я о себе, смерив его строгим взглядом, однако мои старания не увенчались большим успехом. — А я не могу говорить спокойно, я не робот! — еще пыльче произнес Каррол, размахивая руками. — Потому что достало! Зачем было трогать мои вещи? Это так принципиально, Элис? Как только я открыл тот подозрительный чемодан у двери, я сразу же узнал руку мастера. Зачем было ворошить мои вещи?! — Надо было сделать это заранее и самому, если ты не хотел моего вмешательства, — Элис покачала головой. — У тебя всегда все в последний момент. — Да твою ж... Собрался я, собрался еще с вечера! — А так многообещающе, — тем временем Эмметт разочарованно хлопнул себя по колену. Вероятно, ожидал яростных ругательств. — И вот незадача: все мои вещи вместились в портфель! — сгримасничал Каррол. — Это ты собрался? — неверяще спросила Элис. — Этого даже на день не хватит. — Не нужно сравнивать меня с собой! И даже если ты так подумала, зачем было лезть в мои вещи? Можно было просто сказать мне! — Толку было бы никакого, — Элис пожала плечами. — Ты бы все равно стал спорить. — Да. Ну и что? — Господи, похоже, тут никто ничего не понимает, — раздраженно пробормотала дочь, величаво закатив глаза. — Господи, похоже, тут кто-то не уважает личного пространства, — передразнил ее Каррол, но, кажется, мне было бесполезно вмешиваться. Это началось слишком давно. — Конечно, у нас в доме иногда бывает скучно, — Несси встала рядом со мной, — но я готова терпеть ради спокойствия и тишины. Я улыбнулся ей в ответ и потрепал по плечу. — Ты можешь что-нибудь перекусить на кухне, — на мое предложение она рассмеялась: — Я же именно за этим спускалась! Вечно все забудешь среди этих страстей. Тем временем конфронтация вовсю продолжалась. — Не нужно трогать мои вещи, — твердо настаивал Каррол. — Я не буду трогать твои вещи, когда ты поймешь значение слова «практичность» и начнешь думать о завтрашнем дне. — Практичность — это рюкзак со всем необходимым, а не сто чемоданов, которые ты будешь волочить за собой. — Мы их сдадим в багаж, как все нормальные люди, и нам не придется тащить в салон набитую до отказа ручную кладь, — стояла на своем Элис. — Это мое дело, что хочу, то и беру. Не надо вмешиваться в мои дела. И трогать мою одежду! — Да я ее иногда глажу, тебе и всем, какая разница, Каррол? — Там были мои вещи, а не только одежда. И что ты мне, интересно знать, подложила? Из каких побуждений?! Я похож на озабоченного подростка?! — Каррол, наконец, перестал мять свой мешочек и кинул его Элис. — Ладно, если шутка, но ведь ты это серьезно! Что за намеки такие странные? — он в гневе покрутил рукой в воздухе. Тем временем Элис, округлив глаза, вытащила из пакета... ленту контрацептивов, что, в свою очередь, удивило и меня. — Так знай же, намекаю в ответ: мне это вообще не нужно, и забери себе, иначе я к хренам это выкину! Эмметт не удержался и засмеялся в полный голос. Эдвард закатил глаза, а Джаспер подавил загадочную улыбку. Каррол, уловив это, скривился. — Извращенцы, лучше я сразу покончу с этим, чтобы хоть немного избавиться от мыслей, которые теперь будут преследовать меня! — Ах ты гад! — звонко воскликнула Элис и направилась к дивану. — Удушу тебя твоими же презервативами! — Э-э, полегче! — Эмметт спустя мгновение оказался в другой части комнаты, и теперь их разделяло целых два дивана. Совсем потеряв надежду, он взглянул на Джаспера: — Чувак, укроти свою жрицу любви, не доводи до греха! — Ты не охренел? — он вскинул бровь, с легкой ноткой угрозы посмотрев на брата. — Не обращай внимания, он у нас чумной, — бросил Эдвард, не желая терять соболельщика. Маловероятно, что его смущал царивший балаган. — Вот кто у нас чумной, так это ты, ответит каждый без сомнения! — пока Эмметт надрывно потешался над Эдвардом, который теперь оставил безразличие, Элис предприняла новую попытку достать до брата. — Ну и что ты скачешь туда-сюда, а? Ну поймаешь ты меня и что дальше? — Я найду на тебя управу, можешь не волноваться! — воскликнула Элис. — Вообще-то, это совсем не смешно, — тем временем внушал ему задетый Эдвард. — Если бы не испанка, Карлайл не укусил бы меня, я бы не умер так и не повстречал братца-кретина, которого забавит чужое горе! — О, ну всего этого не было бы, если бы не Элис. Я не начинал сыр-бор, — своими словами Эмметт спровоцировал сестру, и, словно малые дети, они начали бешеное преследование по гостиной, добиваясь очень смутных целей. Только вот они не были малыми и относительно безобидными детьми. И это значило, что дому угрожала большая опасность. — Вы совсем?.. Какого черта происходит?! — откликнулся Каррол. Ну слава небесам, а то уж я было подумал, он без сознания. Он в яростном негодовании созерцал этот водоворот, не имея возможности остановить его. — В своем уме? Я только начал отходить от шока, у меня психологическая травма была, а тут новая, как я гляжу, вырисовывается! Что происходит? Кто кого кусал, какая еще чума?! — Нет, ты можешь вести себя серьезно хоть раз в своей никчемной жизни? — пока Джас невозмутимо смотрел матч, Эдвард был решительно настроен выяснить отношения с Эмметтом. — Ты не мог бы остановиться? Так будет сподручней. — Я затолкаю тебе их в задницу! — с трудом удалось разобрать это в беглой речи Элис. — Чини в стороне свои шутки, мы уже смирились, но не смей подставлять других! — Почему тетя Элис бегает за дядей Эмметтом с презервативами? — Несси подошла ко мне со спины, с недоумением глядя на происходящее. Ее губы застыли в нескольких сантиметрах от чашки. — У вас же в доме найдется свободная комнатка? Подойдет даже самая крошечная, — Несси рассмеялась над моими словами, отойдя от ступора, но я-то всерьез начал рассматривать этот вариант... — Что, если попробовать вразумить их? Остановить как-то?.. — протянула она. — Боюсь, это бесполезно. Они не способны сейчас воспринимать окружающий мир. А попытки могут кончиться плохо как для дома, так и для... тех, кто может пострадать, — пояснил я, контролируя взглядом перепалку детей. — Это как на охоте? Когда с запахом крови теряешь контроль над разумом? И как тогда... Мама рассказывала о том своем дне рождении. Когда Джаспер не сдержался. — Да, именно так, Несси. — Что за?.. — мы тут же покосились на Каррола, который, хоть и стоял в стороне, прекрасно слышал наш разговор. Он развел руками, впечатленный всем происходящим. — Господи, лучше бы я в камин этой ночью случайно свалился. Для полной катастрофичности здесь не хватало Соффи, но, благо, она была наверху. — Соффи окажется здесь, и что вы будете делать? — чуть громче обычного спросил я, даже не ожидая, что это будет так действенно. — Соффи здесь? — видимо, они приняли в обработку только ключевые слова. Элис и Эмметт остановились, хмуро озираясь по сторонам. — Нет, но никто же не хочет повторения вчерашней ситуации, — размеренно пояснил я, сцепив руки за спиной. — Забери это, — Элис вздохнула, намотав на руку Эмметту свою ношу. — Даже не хочу думать, зачем тебе эта резиновая дрянь. Не удивлюсь, если ты заполняешь их водой и играешься... Фу. Просто фу. — Что здесь творится? — со стороны лестницы появилась Эсми. В ее голосе звучало железное спокойствие, а глаза по-прежнему были грустны. Она оглядела гостиную. В целом, она все еще существовала, и это плюс. Но один карниз валялся на полу вместе с полотном занавесок, бугорок под которыми — разбитый горшок с цветами. Ковер лежал в форме волн, обосноваться ему на стене мешала только мебель. Все, что лежало на кофейном столе, было разбросано, ошметки журналов и газет витали в воздухе (окно от напора открылось, создавая сквозняк). — А мы... — начала было Элис, но Эмметт перебил ее: — Цветы поливаем, — он помахал лейкой, но зря, поскольку еще больше воды пролилось. — Вы знаете, что делать, — Эсми поджала губы, мельком посмотрев на меня, прежде чем уйти. — Почему я должна разгребать за своим никчемным братцем, который изначально добивался этого? — недовольно шикнула Элис. — Я устала повторять вам одни и те же вещи чуть ли не изо дня в день, — Эсми вернулась. Она выглядела устало, измученно, словно весь груз прошедших десятилетий водрузился на ее хрупкие плечи. — Давайте, если не хотите опоздать везде, где только можно, вам следует живо начать уборку. — Прикрикнула бы хоть для антуража, — как только Эсми вышла, Эмметт хмыкнул, пожав плечами. Без эмоций ему было не по себе. — Что у вас случилось на этот раз? — вслед за Эсми появилась Белла, безутешно оценивая масштабы погрома. Несси тут же обняла ее, и, конечно, ее несказанная подвижность повергла Каррола в шок снова. Но мне сейчас была нужна Эсми; мы оставили разговор незавершенным. И даже если вернуться к нему не удастся, я просто должен быть рядом, чтобы сбавить амплитуду ее волнений. Оставив завязавшуюся беседу, я вернулся на кухню. В первую же секунду ко мне навстречу прибежала Соффи, намертво вцепившись в меня. Я поднял ее на руки и только тогда понял, что она не играет. Конечно, слезы ручьями не катились из ее глаз, но выражение лица было грустным и подавленным. — Что такое, родная? — моя улыбка сникла в то же мгновение. Я осторожно погладил ее по щеке, но она лишь прижалась к моему плечу крепче, не желая ничего, кроме объятий. Как раз вовремя Эсми спустилась со второго этажа, держа в руках некоторые вещи. — Спроси это у Соффи, — ответила она на мой вопрос. Нахмурившись, я немного отстранился от дочери, чтобы посмотреть на нее. В голову закрались самые ужасные подозрения. — Тебе страшно, милая? — Нет, — тут же ответила она, вполне серьезно; помотала головой и вздохнула. — Эдвард сказал, что вы другие, но ты и мама говорит, что вы хорошие. И что про котят — это неправда. Облегченно выдохнув, я поцеловал ее в голову. Мои опасения не оправдались. Надеюсь, и дальше Соффи не будет бояться. — Соффи отказывается есть, — сказала Эсми, оказавшись у плиты. — Капризы начались по новой. — Я не хочу, — дала о себе знать Соффи, пробормотав мне в плечо. — Надо, Соффи, без этого не обойтись, — произнес я, но вряд ли это изменит ее мнение. — И это недопустимо — закатывать такие истерики, — продолжала Эсми. — Нельзя так себя вести, Соффи. Мы же все тебя так любим и хотим только лучшего для тебя. — Соффи, разве так можно? — я покачал головой, пока дочь понуро сникла. Хотя дивиться было нечему, мы сталкивались с этим часто раньше. Но сейчас расслабились, так как в последнее время Соффи была эталоном поведения даже для Каррола. В голове всплыли воспоминания получасовой давности. Для всех наших детей. — И кто попал под удар? — Я и Розали. Мы собирались, когда все началось, — Эсми нарезала овощи в салат за разговором. — Но потом на помощь Соффи пришла спасительная Белла и наши силы сравнялись, — она усмехнулась. — Как Роуз себя чувствует? — Подавленно, — на этом Эсми ограничилась. Видимо, между ними состоялся разговор, подробности которого мне знать не следовало. Завтрак прошел в спокойной обстановке. Из гостиной доносились голоса Эмметта и Элис и прочие звуки уборки. Остальные были за столом и если не ели, то занимались своими делами. Я заканчивал печатать отчет за месяц, Эдвард и Джаспер обсуждали игру. С моей точки зрения, состоялась она весьма интересной, но говорили они о ней посредственно. Белла же нашла удобным прислониться к плечу мужа и, забыв обо всем на несколько минут, закрыть глаза. Несси помогала Эсми по кухне, время от времени оглядываясь, чтобы быть в теме разговора. Розали сидела отстраненно, неподалеку в кресле, у окна с видом на нашу террасу и лес. Она держала раскрытую книгу в руках, но не читала; смотрела в никуда. Соффи сидела рядом со мной, иногда бросая суровые взгляды исподлобья. Она делала вид, что кладет в рот пищу через силу, однако было очевидно, что аппетит проснулся в ней, как только она прикоснулась к еде. Я усмехнулся этой мастерской актерской игре и посмотрел на Каррола в этот раз. Он также ел, правда, иногда зависал с вилкой у рта, а эмоции сменяли друг друга так быстро на его лице, слишком быстро для человека, у которого все в порядке. Все-таки мы поторопились со своей раскрепощенностью. — Экстравагантно для тебя, — вдруг Каррол вышел из небытия и ухмыльнулся, кивнув на мой лэптоп, облепленный наклейками. — Подался в молодость? — А по-моему, они премиленькие, — пропела Соффи, ковыряясь вилкой в салате. — Жуй потише, иначе подавишься, — видимо, дочь ожидала другой реакции, поэтому фыркнула и начала усиленно поглощать еду. Я бы даже сказал, свирепо. — Это проделки Эмметта, так что нет, я предпочитаю... — Чахлую старость! — из гостиной меня перебил Эмметт, и глаза непроизвольно закатились. — По-моему, у кого-то слишком много дел, чтобы тратить драгоценное время на бессмысленные разговоры, — пожурил я сына, после чего более его слышно не было. Это дало мне возможность вернуться к Карролу. — Сын, что произошло, то произошло. И боюсь, теперь никто не будет притворяться и скрывать свои способности в собственном доме, как это было все семнадцать лет. — То есть мне еще каких-то сюрпризов ждать? — он удивленно вскинул брови. — Понимаешь, было бы гораздо легче, если бы вы заранее предупреждали. О том, что хотите о своих кровавых делах за чаем поболтать или поноситься с ненормальной скоростью. Я все пойму, но не тогда, когда буду шокирован. — Это было недоразумение, — я улыбнулся. — Непривычно вдруг ощутить свободу.***
Когда стрелка часов перевалила за двенадцать, пришла пора отправляться. Впереди нас ждала дорога до Мизулы, после — длительный перелет. Эсми было болезненно покидать дом, однако не так, как если бы пришлось оставить кого-то здесь. Остальные отнеслись к поездке в Вольтерру больше как к должному, но Эсми редко когда могла быть спокойна к вещам. Все время в машине я держал ее ладонь в своей, чему она не противилась. Как матери ей было нелегко, она изнутри сгорала в переживаниях за будущее детей, и пока я не знал, как можно ей помочь. — Я ведь уже говорила сегодня, — тихо произнесла Эсми, сжав мою руку тонкими пальчиками. На мгновение я оторвался от дороги, чтобы увидеть все также печальный взгляд, устремленный на мелькающие леса, поля и реки. — Просто будь рядом, мне ничего более не нужно. А твоя рефлексия до добра не доведет. — С каких пор ты стала практиковать проникновение в сознание? — я улыбнулся, хоть делать этого совершенно не хотелось. И не исключено, что улыбка вышла натянутой. — Эдвард поведал мне все твои переживания, которые только смог уловить. — Добровольно? — Не знаю, что им двигало. Мои мысли или побуждения личного характера, — любимая вздохнула, пожав плечами. — Не важно. А что до остального... Я знаю, что веду себя неправильно, но не могу иначе. Я не могу найти в себе силы, чтобы стать поддержкой. А попытки столь ничтожны, что я боюсь сделать только хуже, понимаешь? Как бы сильно я не любила всех, в чем нет ни единого сомнения. Поверить не могу, что обстоятельства сломили меня в момент, когда я так нужна, мое участие... — Ты устала, — констатировал я, успокаивая разболевшееся за супругу сердце. — Вспомни, сколько раз это случалось со мной. В самый ответственный момент, когда всем было плохо, я самозабвенно предавался страданию. Но все ведь вернулось на круги своя. Все всегда возвращается. — Ты не оставлял семью, — Эсми покачала головой. — Глупости, именно это я и делал. Просто вовремя сумел взять себя в руки и встать с грузом ответственности на плечах, — я мимолетом посмотрел на нее, погладив тыльную сторону ладошки. — Эй, я здесь для тебя, для того, чтобы помочь тебе справиться. И самому не развалиться. Мои слова, наконец, вызвали ее улыбку, и на щеках заиграли ямочки, которые мне так сильно хотелось поцеловать, необходимо. Но на трассе мы были не одни, и эта интересная затея могла кончиться плохо. Неожиданно для самого себя я отвлекся на мелодию, которую мычала себе под нос Соффи. Видеть ее я не мог, как и точно понять по звукам, что происходит. — Соффи, милая, чем ты занята? — в итоге я сдался. Гадать, что может делать эта леди, можно до скончания веков. — Да коней она своих рисует. Что еще? — вместо нее ответил Каррол с усмешкой, не отрываясь от телефона. — Да, коней! — импульсивно подтвердила Соффи, так, словно попыталась толкнуть брата словом. — Не переживай, на запотевшем стекле, — Эсми положила руку на мое плечо, обернувшись назад, чтобы рассмотреть это творение. — Мы улетим, а коняшки всегда тут будут по лесу скакать, — тем временем рассуждала Соффи, не отвлекаясь. — Их грива густая. И они бегут, зеленые, а... И нет, голубые! — весело воскликнула она, когда среди леса появился просвет. — Они бегут быстро и будут ждать нас здесь. — Они прекрасны, — Эсми улыбнулась. — Просто несравненны, — добавил я. — Папочка, но ты же их не можешь видеть! — изумилась Соффи и явно остановила художественный процесс. — Но ты же сказала, что они быстрые... — Быстрее ветра! — Да, — я рассмеялся ее восторгу. — Они уже доскакали до моего окна. — Но как? — салон наполнился заливистым смехом дочери. — Воображение проделывает невероятные вещи, ангел мой. Можно представить себе все, что угодно, чего заведомо не может быть в реальности. И это будет только твой мир — ничей больше. — А что, если я не хочу, чтобы мир был только моим? — поразмыслив, спросила Соффи. — Но ты ведь можешь впустить в него всех, кого только пожелаешь, — озвучила мои мысли Эсми, вновь обернувшись к дочери. — Не надейтесь, я думаю, там будут одни кони, — Карролу, конечно, казалось жизненно необходимым вставить свои пять копеек. — Тебя там не будет! — по ноткам в голосе было слышно, что Соффи надулась и, вероятно, сложила руки на груди. — О нет, как жить дальше! — Мама! Он меня дразнит! — Каррол, — Эсми улыбнулась, безнадежно покачав головой, — что на тебя нашло? Оставь Соффи и ее коней в покое, — затем она ласково взглянула на меня и вернула руку в мою располагающую ладонь. И я не видел того, о чем Эсми так сильно волновалась. Она была здесь, с нашими детьми, во всевозможных смыслах. — Мои коники, — довольно приговаривая дочка продолжила рисовать на вновь запотевших стеклах.***
К обеду мы добрались до аэропорта Мизулы, почти одновременно с остальными. Здание аэропорта было до отказа обонятельных рецепторов наполенено разнообразными запахами, многие из которых казались невыносимо тошнотворными. И если для остальных преобладал аромат человеческой крови, то моему почти неискушенному носу достались все остальные прелести. И, несомненно, человеку покажется, что здесь весьма уютно и чисто, но я был преисполнен отвращения к этому едкому амбре. Тронув взглядом Эсми, я понял, что не одинок в своих чувствах и она так же не в восторге. Пройдя контроль безопасности и получив на руки посадочные талоны, мы направились в зал ожидания неподалеку от нужного гейта. Последняя проверка ручной клади была еще впереди, и мы не спешили на нее. До начала посадки оставалось всего двадцать пять минут, но это не помешало всем разбрестись по аэропорту, видимо, дабы потом было веселее забегать в рукав в последний момент. Остались только мы с Эсми, Соффи и Эдвард с Беллой. Стоит отметить, насколько велик был восторг Софии, когда мы только зашли в этот зал. За огромными панорамными окнами открывался вид на бескрайние взлетно-посадочные полосы и самолеты. Лицезрев эту картину, она ахнула и стремительно понеслась к самим окнам, конечно, не замечая препятствий на своем пути. Благо, я успел подхватить ее на руки до того, как она бы врезалась в кого-то или споткнулась о вещи. — Они такие... такие... большущие! — восторгалась Соффи, сидя на моих руках. Она широко распахнула глаза, словно не могла наглядеться на разноцветных алюминиевых птиц. — Смотри, он полетел! — воскликнула она, указав на оторвавшийся от земли самолет. — Да, мы также скоро будем взлетать, — губы расплылись в улыбке, и я инстинктивно прижал дочь крепче, когда на заднем плане прибавилось шуму. — Папа, зачем люди встали там? — устремив любопытный взгляд за мое плечо, к длинной очереди на посадку, спросила Соффи. — Они ждут своей очереди, чтобы сесть в самолет. — Почему же мы не ждем вместе с ними? — Это бессмысленно, дорогая. Самолет без нас никуда не улетит. Достаточно просто быть здесь. — Зачем же они тогда стоят? — Соффи в конец смутилась. — Понимаешь ли, людям иногда свойственно делать что-то, цель чего абсолютно неоправданна. Но, вероятно, каждому хочется быть в числе первых, кто сядет в самолет. Дочка неопределенно передернула плечами и вновь обратилась взглядом к пейзажу за окнами. Время уже было подошло, однако посадку не открывали. И тогда мы узнали, что рейс задерживают на два часа (сперва) из-за неполадок с самолетом, который уже, собственно, ожидал пассажиров. — Ожидание — это так утомительно, — спустя час заявила Соффи, сидя у меня на коленях, насупившись. Остальные наши растерялись по всему аэропорту, только Эсми осталась здесь. Пару минут назад вдалеке мелькнул Джаспер, идущий под руку с Элис по бесконечному маркет-холлу, и вид его был весьма сдержанным, но тот, кто знал его давно, мог распознать мучение в глазах. — Верно, милая, — Эсми поцеловала дочь в макушку, осторожно пригладив светлые волосы, и вернула голову на мое плечо. — Но всем приходится ждать, иного не дано. Нужно быть терпеливым, — вняв словам матери, Соффи вздохнула и взяла ее за руку, чтобы ближе рассмотреть обручальное кольцо. — Но вы с папой вполне могли бы погулять. Уверена, время пролетит быстро, — предложила Эсми, и глаза дочери тут же загорелись нетерпением. — А я побуду здесь, чтобы отслеживать время. И обязательно сообщу вам, если что-то изменится. — Но тебе не будет здесь скучно одной? — Соффи нахмурилась. Конечно, она беспокоилась об этом, как и всегда. В такие моменты, когда в характере дочери проявлялось сострадание, когда она пыталась думать не только о своем благополучии, меня переполняла гордость. — Как же? Я буду здесь, — Белла появилась внезапно, с улыбкой пощекотав Соффи по шее и вызвав тем самым ее смех. — Элис замучила меня, но теперь отдувается только Джаспер. — Побудь с ним, — Соффи спрыгнула с моих колен и вручила Эсми своего лиса. — Вдруг я потеряю. — Какая, право, веселая у нас компания, — произнесла Белла, и они с Эсми рассмеялись, в то время как мы уже шли в сторону магазинов. В Соффи, как мы всегда шутили, черты Элис заложились не полностью. Ей надо было зайти буквально в каждый магазин, все детально изучить, потрогать, помять, попробовать, понюхать, но до покупки дело не доходило, только если тот, кто был с ней, не считал это необходимым. Но если уж так случалось, что Элис шла с ней, то они сметали с полок все. Тот, кто держал бы ее в узде, был необходим. Этим Соффи несказанно радовала, и я надеялся, это не изменится в ней. Так и на этот раз. Она тянула меня за руку в тот или иной магазин, завороженная яркими красками. Увы, однажды мы пересеклись с Элис, и спустя полчаса она отдала пакет Джасперу-носильщику, счастливая до невозможности, счастливее Соффи. Разошлись мы по разным сторонам. Когда мы прогулочным шагом шли мимо ряда неинтересных магазинов с чемоданами, Соффи начала ведать мне историю одной книги, якобы прочитанной ей Эсми. — Но там не было букв, — первым делом сказала она и затем рассмеялась, увидев мое глубочайшее замешательство. — Там были рисунки, — снисходительно пояснила она, словно это была самая очевидная вещь на свете. — Это было в канун Хэллоуина. Там была серая мама-кошка и ее четверо серых котят. У них не было дома, поэтому ночью они спали в картонной коробке у труб, с краю города. В эту самую ночь одному из котят не спалось. Он смотрел на луну в облаках. И еще там было синее поле и голые деревья, и еще одинокий домик. И Котенок решил погулять, он бежал-бежал и прибежал на тыквенное поле, — восхищенно протянула Соффи, будто лично была там. — В темноте он бродил между огромными тыквами и увидел... — она остановилась, задумавшись. Остановилась не только в рассказе, но и в целом. — Кого, Соффи? — Она такая... Вся в перьях и летает ночью, мама сказала, — все еще расстроено пробормотала она. Но после моей подсказки рассказ продолжился. — Он бродил и увидел белую сову. Ему было страшно, и на полусогнутых лапках он пошел дальше. Но вдруг, откуда не-возь-мись, вылетели черные летучие мыши. И он так испугался, папочка! — воскликнула Соффи, и я тихо рассмеялся, все-таки рассказ был не юмористический. — И он понесся со всех лап и вдруг упал! А прямо перед ним была большущая тыква с глазами и страшным ртом, и она светилась изнутри. Он трясся от страха, как вдруг из-за тыквы выпрыгнул черный Кот. Он улыбался и был веселый. Тыква веселила его, и он не понимал, почему маленький Котенок боится. И он сказал Котенку: «Загляни внутрь». А там оказалась всего лишь свечка. И тут снова появились мыши, но оказалось, что им нет дела до Котенка и они просто летали, играли друг с другом. А потом Кот и Котенок прибежали к дереву с совой, и там Роуз! — я опешил от такого поворота событий и опустил взгляд на Соффи. Она указывала на один из бутиков. И, действительно, за его стеклом я увидел Розали. Она стояла далеко, спиной к нам, поэтому было неясно, что именно она делала в магазине, название которого вследствие ее пребывания там смутило меня. — Давай-ка заглянем, родная, — Соффи нарадоваться не могла моим словам, поэтому тут же побежала к сестре, явно неожиданно обнимая за ноги. — Эй, кто тут у нас? — она с лучезарной улыбкой обернулась и подняла на руки Соффи, счастливо прижав к себе. — Вы развлекаетесь? — Мы с папой гуляли! — пояснила она, уже успев сплести из тонких прядок волос Розали маленькую косичку. — М-м, я подумала, это по части Элис, — Роуз окинула меня усмехающимся взглядом. — Самолет не взлетит, если она возьмет с собой Соффи по магазинам, — Роуз с улыбкой кивнула и отпустила Соффи, когда та устремилась взглядом к чему-то красочному на прилавке. И как только она скрылась, глаза старшей дочери потускнели, став мрачными, словно самый ненастный день. И сердце, которое еще минуту назад пело, сжалось в отчаянии, тоске и боли. — Роуз, не нужно оставлять надежды на лучшее. Мы сделаем все ради вашего благополучия, приложим все силы... — Не это гложет меня, Карлайл, — она поморщилась, отвернувшись. — Все это... Как бы серьезно ни было... Мелочи, которые со временем сменятся другими мелочами. — Тогда в чем дело? — каждое мгновение мне приходилось останавливать себя от жеста поддержки. Она не примет этого. — В том, что у меня безвозвратно отняли, — горько прошептала она и словно злилась на меня. — И даже сейчас!.. Даже сейчас, когда призрачная надежда появилась, что и я могу тоже. Но время показало обратное. Нахмурившись, я перевел взгляд за плечо дочери. На многочисленные полки с одеждой для младенцев, казалось, всех возможных оттенков. Для меня, как и для Эсми, в этом не было чего-то нового, поэтому стоя здесь, рядом с Розали, я не уделил должного внимания деталям. — Что со мной не так, я не могу понять! — отчаянно произнесла она, обернувшись ко мне. Разнообразные эмоции играли на ее лице — лице сильного, но очень уставшего человека. Подобрать слова было тяжело, хоть и все мы когда-то были в подобной ситуации. И я не знаю, что случилось. — Розали, я был бы самым счастливым человеком, если бы мог ответить и решить эту проблему, — тихо произнес я, смотря прямо ей в глаза, а она прижимала пальцы к ложбинке между ключиц, беспомощно отводя взгляд. — Очень долго я пытался. И до появления Каррола и после. Я проводил исследования и многочисленные опыты, Розали, чтобы понять, как помочь тебе, но ни один не увенчался успехом. Поэтому я не могу быть счастливым, насколько это возможно. Ты, мой ребенок, не можешь, значит, и я не могу. — Ты правда пытался ради меня? — глаза Роуз стали стеклянными; она спросила, словно не знала этого, словно не понимала, как много для меня это значит. — Неужели ты подумала, что я смирюсь? — очень-очень редко, когда мои девочки обнимали меня. Мы живем вместе так долго, что и так знаем, как сильно любим друг друга. И не все привыкли выражать друг другу свои чувства. Но так это необходимо иногда. И сейчас не только Розали, но и мне. — Я не хотела, чтобы казалось, будто я виню вас или презираю за то, что у вас получилось, — прошептала она, склонив мне на плечо голову. — Я никогда даже мысли об этом не допускала. Вы оба действительно достойны. — Я бы очень хотел сказать, что все получится, — воздух тяжело покинул мои легкие, и я погладил дочь по спине. — Но я не могу давать таких обещаний. Я лишь скажу, что веру терять нельзя, это самое светлое, что есть в нас. Нужно верить даже в самые тяжкие и беспросветные времена, когда кажется, уже ничто не поможет. Ты знаешь, — я оставил на ее лбу поцелуй, потрепав за щеку, и ее губы расплылись в маленькой улыбке. В ответ она ничего не сказала, но слова не играли сейчас главной роли. И без них я все понял. — Папа, — рядом вдруг оказалась Соффи. Она таинственно улыбалась мне. — Я хочу пи-пи. — О, удобнее будет мне сходить с тобой, — Розали легко рассмеялась, и на душе полегчало. Она тепло улыбнулась мне: — Видимо, мое предназначение — быть замечательной, безотказной сестрой. Но не было и малейшего мгновения, когда бы я сожалела об этом. На обратном пути мы обменивались взглядами, и она не вела себя столь холодно по отношению ко мне. Да, она всегда будет винить меня в том, что я отнял ее у смерти, и я не посмею остановить ее, потому что это оправданно. Но я никогда не поставлю точку в своих попытках пролить свет на ее вечность.