***
Метро не работало. Куроо дошел до станции, только чтобы убедиться: закрыто. Он не стал надевать капюшон, поэтому челка намокла от снега и повисла влажными сосульками. Тетсуро зачесал ее пальцами назад: все равно уже поздно, никто не увидит, да и плевать всем сейчас на такую ерунду. Ему самому в первую очередь. Снег набился в ботинки, кожу на тыльных сторонах ладоней щипало от холода. Куроо медленно брел к дому по пустынным белым улицам, будто укрытым ватой. Он потерял счет времени, должно быть, было около трех часов. Кто бы мог подумать, что это Рождество Тетсуро встретит именно так. Кто вообще знал, что Рождество можно встретить так по-дурацки? Куроо рассеянно отметил, что его мысли идут по кругу. Он смотрел на полузасыпанные снегом следы подошв на асфальте, на фонари, которые будто надели высокие белые шапки, на укрытые снегом деревья и чувствовал странную отстраненность от происходящего. Отчаянье, охватившее его на вокзале, прошло, оставив после себя жуткое, пугающее равнодушие. Хотелось просто попасть, наконец, домой, переодеться в сухое и лечь спать. А утром хорошенько напиться. Ветер швырнул ему в лицо пригоршню снежинок. Тетсуро поднял голову: он почти пришел, вот уже и дом видно. Сколько он добирался сюда? Полчаса? Сорок минут? Ноги уже плохо слушались от холода и усталости. В подъезде было темно, видимо, в такую рань свет все же отключали. В лифте Куроо достал телефон, включил его, рассудив, что в такое время все равно никто ему звонить не будет, и зажег встроенный фонарик. Выйдя на лестничную площадку, он направил луч света на свою дверь и двинулся к ней, пытаясь одновременно нашарить ключи в кармане рюкзака. К его удивлению, их там не оказалось. В карманах куртки и джинсов тоже было пусто. Видимо, он оставил ключи на тумбочке в прихожей, когда уходил из дома два дня назад. — Твою мать, — чертыхнулся Тетсуро, опускаясь прямо на пол возле двери. Положение было самое что ни на есть безвыходное. У Кенмы был запасной комплект ключей, но он уехал с родителями на море на все каникулы. Еще ключи были у Тсукишимы, но звонить ему сейчас Куроо не имел ни малейшего желания. Рассудив, что правильнее будет подождать несколько часов, а потом попробовать уговорить кого-то из соседей пустить его на свой балкон, чтобы таким образом попасть в квартиру, он закрыл глаза и прислонился к стене. Было холодно, промокшая одежда не спасала, и ему пришло в голову, что можно легко подхватить простуду. Под самое Рождество, подумал он рассеянно. Вдруг послышалось громыхание лифта, потом шаги на площадке, и неожиданно кто-то с проклятьем споткнулся о вытянутые ноги Тетсуро. Печально звякнули об пол выроненные ключи. — Какого...? — возмущенно начал Куроо, включая фонарик и направляя его луч прямо в удивленное лицо Тсукишимы Кея. — Ты чего тут расселся, олух? — сердито спросил он, поправляя съехавшие очки. — А ты что тут забыл, придурок? — растерянно отозвался Тетсуро. В голову пришла нелепая мысль, — За вещами, что ли, пришел? Кей промолчал, только глянул на него, как на психа, и отвернулся в поисках ключей. — Вот, — Куроо неожиданно обнаружил их возле своей коленки. Он поднялся и протянул их Тсукишиме, только тут замечая при тусклом свете фонарика, что вся одежда у него сырая, и влажные волосы липнут ко лбу. — Да ты весь мокрый. — Кто бы говорил, Куроо-сан, — едко проронил Тсукишима, вставляя ключ в замочную скважину. Тетсуро стало интересно, сколько еще раз он услышит сегодня эти слова. — Снимай все с себя и иди в душ, — строго сказал Куроо, заходя вслед за Кеем в квартиру. — Покомандуй мне еще, — огрызнулся он, не оборачиваясь. У Куроо было ощущение, что кто-то внезапно надел на него очки. Все окружающее казалось ему болезненно четким: полутьма прихожей, забытая им на тумбочке связка ключей, Тсукишима, снимающий промокшие ботинки вместе с носками, стаскивающий, взъерошив волосы, свитер, кремовый, крупной вязки – подарок Тетсуро, обнажая проступающие под кожей дуги ребер и четко очерченные кубики пресса. Куроо глядел на Кея, и ему казалось, что он разучился дышать, как будто его легкие вдруг отказались работать, и ему приходилось заставлять мышцы сокращаться и расслабляться вручную. Вдох. Выдох. Отчаянно хотелось подойти вплотную, прикоснуться, обнять, забыть последние два дня, как страшный сон, а с другой стороны было ощущение, будто на самом деле прошло два года, и странно, что никто из них ни капли не изменился. Тсукишима обернулся через плечо и тут же отвел взгляд. Тетсуро знал, что он не любит зрительных контактов, и почему-то это движение, едва различимая тень растерянности на лице Кея придавала ему что-то вроде… надежды? Надежды на то, что он все-таки пришел не за вещами. — Ты к полу примерз? — поинтересовался Тсукишима сухо и двинулся в сторону ванной, неслышно ступая босыми ногами. — Дверь не запирай, — откликнулся Куроо немного резче, чем хотел, и пошел отыскивать в шкафу пижамы. Он боялся, что Кей назло ему все-таки запрет дверь, но когда он толкнул ее коленом, она мягко подалась внутрь. Он проскользнул в ванную, не будучи уверенным, что, собственно, делает, и, поколебавшись секунду, встал под теплый душ рядом с Тсукишимой. Тот даже не открыл глаз, чтобы взглянуть на него. Куроо тоже зажмурился, подставляя лицо под поток капель. Ему не нужно было смотреть на Кея или касаться его, чтобы знать, что он здесь. — Последний поезд из Мияги уже давно пришел, ты где был? — Лучше ты мне скажи, где ты был, — огрызнулся Тсукишима, — Спал под собственной дверью, класс. — Я забыл ключи, — резко откликнулся Тетсуро. — Я искал тебя по всему Токио, Куроо. Ну? Он увидел, что у Кея на скулах вспыхнули красные пятна. — Перестань кричать. Я был на вокзале, пытался уехать в Мияги, — сказал он тихо, — Но... поезда отменили. Тсукишима повернулся к нему лицом. Посмотрел прямо в глаза с каким-то странным выражением, не то удивленно, не то смущенно, и, наконец, произнес ровным тоном: — Ну, хорошо, что не уехал. На Тетсуро вдруг накатила волна всего того невысказанного, что было в этой простой фразе, он потянулся к Кею, обнял его, прижал к себе, ощущая колоссальное облегчение, нежность и страшную усталость. Тот не сопротивлялся, только вздохнул и устало склонил голову ему на плечо. На ощупь его кожа была похожа на теплый снег. — Ты плохо выглядишь, — тихо сказал Тсукишима, — Сколько не спал? — Два дня, — ответил Куроо, чувствуя вдруг, что смертельно устал. Тетсуро не помнил, как оказался в постели. Скорее всего, он заснул в душе.***
Тсукишима вошел в комнату с двумя чашками чая в руках. Одну он поставил на тумбочку у кровати, вторую протянул Тетсуро. — Осторожно, горячо, — предупредил он. Куроо дернул уголком рта. Такие мелочи его сейчас волновали мало. Кей сел на постель, упершись подбородком в колени, баюкая кружку в сложенных лодочкой ладонях. — На путях был снежный занос, — сказал он, не глядя на Тетсуро, — И поезд стоял почти два часа. Я не застал тебя дома и решил, что ты в кафе, но уже отпустил такси. Пришлось идти пешком, но я опоздал к закрытию... Повисла пауза. Куроо смотрел на Тсукишиму из-под полуприкрытых век. Ночник отбрасывал лиловые тени на его скулы. Тетсуро вздохнул и отхлебнул чаю. У него за спиной за окном тихо шел снег, и от этого на душе было странно спокойно, несмотря на царящее в комнате напряжение. О чем бы Тсукишима Кей сейчас не думал, он был здесь, сидел в ногах Куроо, без очков, с еще влажными волосами, кажущийся странно хрупким и уязвимым, и для Тетсуро осознание этого факта перекрывало все остальное. — Я еще до закрытия ушел. Думал поехать к тебе, купил билет, часа два просидел на вокзале... — Прости, — сказал вдруг Тсукишима. Он все еще смотрел в пустоту, и, казалось, говорил с самим собой, а не с Куроо. — Ты извиняешься, серьезно? — Тетсуро приподнялся на локте и сел, — Я прекрасно знаю, как ты это ненавидишь, не стоило... — Брось, Тетсуро, — он, наконец, повернул голову; теперь Куроо мог видеть его профиль, — Я виноват. — Я тоже виноват, Кей, — начал Тетсуро, но Тсукишима только досадливо отмахнулся. — Ты не понимаешь. — Ты прав, я, кажется, уже ничего не понимаю, — Куроо устало потер глаза. Он поставил чашку на тумбочку, подвинулся ближе к Кею и мягко приобнял его за талию, — Расскажи мне. Иди сюда. Тсукишима напрягся. Прошло несколько секунд, прежде чем он развернулся и, вытянувшись, лег на кровать рядом с Тетсуро. Куроо притянул его к себе, зарывшись носом в светлые волосы, вдыхая уже успевший стать родным запах его тела. — Я отстойный бойфренд, Тетсуро, — ровным тоном проговорил Кей. Его дыхание обожгло Куроо ключицы.