Предел

Хибари-сан в доме все-таки не появился. Тсунаеши несколько раз встречал его в школьных коридорах и даже один раз почти набрался смелости, чтобы пригласить этого странного парня домой, но взгляд главы дисциплинарного комитета примораживал к полу сильнее, чем самые лютые зимы Хоккайдо. В итоге Тсунаеши просто принял тот факт, что Хибари-сан иногда приходит на помощь к Натсу, но делает вид, будто он тут ни при чем. Дела Натса остались только его делами, и все были счастливы. После этого Тсунаеши очутился в круговороте самого настоящего веселья. Натс с ребятами и Реборном регулярно куда-то выдвигались: в лес, на море, в городской бассейн, на какие-то острова, расположенные далеко за пределами японской части Тихого океана. Тсунаеши быстро уловил один момент: если не спрашивать, почему Натс бегает в одних трусах, или кто эти люди, что с выпученными глазами пытаются поймать братишку, или же за что Реборн и вся остальная компания так издевается над братом, а он только упрямо чешет репу и улыбается, то у Тсуны появлялись отличные шансы угодить в эту компанию. Было очень весело! Реборн, который с недовольным видом заставлял Натса проплыть еще пару миль, с радостью покупал для Тсуны мороженое и газировку, разрешал плескаться в море, пока кожа не покрывалась пупырышками и рассказывал восхитительные истории о собственных путешествиях по всему миру. И друзья Натса на самом деле оказались замечательными ребятами: очень веселые, они постоянно играли в какие-то увлекательные игры с прятками, салками, войнушками и прочей ерундой. У Ямамото был собственный меч, а Гокудера ловко прикуривал от самого настоящего динамита, Реборн превращал Леона в пистолет, а Хибари-сан ловко находил их всех и пытался побить тонфа — и все эти люди дружили с Натсом и были готовы общаться с Тсунаеши, хоть он и был младше всех и ничем особым не выделялся. Тсуна наслаждался каждой минутой, проведенной с друзьями. Одноклассники не раз жаловались на то, что старшие братья и сестры не принимают их в свою компанию, прогоняют и даже унижают в присутствии своих друзей — Тсунаеши же ни с чем подобным не сталкивался. Даже Реборн, тролль высшего уровня, устраивающий для Натса подлянку за подлянкой, относился к Тсуне с покровительственной нежностью. Все было прекрасно, все было бы просто замечательно, если бы не но. Это, но проявляло себя довольно редко и не сразу бросалось в глаза Тсунаеши, но оттого становилось лишь горше. Иногда двери комнаты Натса оказывались закрытыми для Тсуны, на лицах его друзей застывала тревога, и они лишь вежливо качали головами на все расспросы. Хибари-сан забирался на дерево возле дома и неподвижно восседал там всю ночь, словно египетский сфинкс, по-прежнему отказываясь заходить в дом и смеряя Тсуну такими презрительными взглядами, что оставалось лишь подать плечами и отступиться. Тогда мама начинала готовить всяческие вкусняшки в удвоенных количествах, беззаботно напевая и улыбаясь, а в глазах ее стояла такая тоска, что Тсуна крепко прижимался к ней, словно маленький, чувствуя, как его самого наполняют боль и беспокойство. Маме, кажется, становилось легче, но атмосфера в доме была безрадостная. Даже с лица Реборна пропадала его фирменная ухмылка, а губы очерчивались складками тревоги. Такое состояние быстро проходило: Натс выходил из своей комнаты бодрым, здоровым и веселым, ласково щелкал Тсунаеши по носу, обнимал маму и вежливо кивал Реборну, выглядя в эти моменты таким взрослым и далеким, что у Тсуны щипало в носу. Хибари-сан с презрительным видом возвращался в школу, где и дальше делал вид, что незнаком с Натсом и его компанией, а ребята расцветали и наперебой рассказывали другу последние новости. Реборн моментально затевал интересную поездку в какое-нибудь новое место, где все ребята ввязывались в увлекательное приключение. Все шло по кругу — до следующего раза. Ребята, Реборн, Натс и даже мама делали вид, будто не происходит ничего такого, но Тсунаеши замечал и бледность брата, и его усталый вид, и шрамы и синяки от странных ран. Тсунаеши пытался выяснить, что происходит, у брата, задавал ему прямые вопросы, но Натс лишь снова щелкал Тсуну по носу, словно он был какой-то неразумной трехлеткой, и переводил разговор на что-то другое. Это бесило Тсунаеши — нет, в самом деле вызывало неподдельную ярость, особенно, когда Натс, в очередной раз меняя тему, заговорил о математике. О математике! Которую терпеть не мог и старался даже не упоминать, чтобы не испортить себе настроение. Тсунаеши решил, что больше не станет верить всем этим «да я просто упал, давай купим мороженого» или же «какие-то отморозки на улице пристали, еле ноги унес» и выяснить, что же на самом деле происходит с Натсом. Случай исполнить свое желание Тсунаеши представился очень скоро. Как только Савада узнал, что учеников Намимори находят избитыми недалеко от школы, он почувствовал, что и Натса все это тоже касается. Тем более, что Сасагава Рехей к тому моменту уже успел пропасть и обнаружиться в ужасном состоянии и со стилизованными под старину часами с цепочкой на груди. Затем пропал Хибари-сан, а Гокудера Хаято угодил в какую-то страшную историю. По школе вовсю бродили слухи о проклятии, наложенном на учеников средней Намимори, ребята из других школ противно перешептывались, стараясь оказаться как можно дальше от школьников в светло-коричневых пиджаках. Это было так неприятно, словно бы Тсунаеши, Натс, их одноклассники и все учащиеся средней Намимори заболели ужасной, отвратительной и очень заразной болезнью. Такое поведение было нечестным, ведь в нападениях неизвестного маньяка был виновен сам маньяк, а уж никак не его жертвы, однако в таких ситуациях люди стараются сбежать в безопасное место и сделать вид, будто они ни при чем. Тсунаеши пугала и всеобщая уверенность в том, что следующей жертвой неизвестного преступника, о котором даже полиция молчала, станут сначала Ямамото Такеши, а потом и сам Натс. Все кому не лень успели заметить, что жертвами стали члены дисциплинарного комитета, сам Хибари-сан и друзья Натса. Тсунаеши боялся до дрожи в коленках, но на прямой вопрос Натс ответил только, что все будет хорошо, а преступник скоро окажется наказанным. «Натс не боится за свою жизнь, — рассуждал Тсунаеши, — и он так уверен в скорой поимке маньяка, будто бы… Будто бы сам решил отправиться на его поиски!» Эта мысль испугала Тсуну, но любовь к брату и страх за него оказались достаточной причиной для того, чтобы прислушиваться к звукам, доносящимся из комнаты брата. Натс затаился, сидел у себя очень тихо, и Тсунаеши едва не пропустил момент, когда скрипнула оконная створка, однако все же услышал тихий шелест и едва уловимый плач распахнутого настежь окна. Тсунаеши крался за своим братом, радуясь тому, что за это время прекрасно научился скрываться от Натса, чтобы потихоньку присматривать за ним. В руке парнишка крепко стискивал старенький телефон, на котором заранее был введен номер полицейского участка. Натс вместе с Реборном, Гокудерой, который выглядел совершенно здоровым, разве что чуть больше, чем обычно, наполненным энтузиазмом, и Ямамото вышагивал по странной пустынной дороге, почти засыпанной пылью. Натс выглядел спокойным и уверенным в себе, и несколько раз Тсунаеши казалось, что тот смотрит прямо на него, однако каждый раз Натс отводил взгляд в сторону, не говоря ни слова. Невыразительный пейзаж дополнился обшарпанным забором. Небольшой отряд уперся прямиком в ржавые ворота, одна из створок которых почти слетела с петель и открывала всем желающим путь на неприглядную территорию, царство запустения и неухоженности. Тсунаеши двинулся за братом в щель, но его внимание было отвлечено странными шорохами. Оставив Натса на минуту, Тсунаеши отошел чуть дальше от ворот к деревьям, сунулся в небольшую, но густую рощицу, а после и вообще оказался на поляне, посреди которой с видом повелителя мира стоял странный паренек. Незнакомец был одет в форму средней школы Кокуйо, приветливо улыбался, при этом весь его облик буквально дышал излучаемыми им опасностью и угрозой, а потому Тсунаеши не поверил его сладким словам о ближайшем будущем и принялся пятиться назад, одновременно нажимая заветную кнопку на телефоне. В трубке раздались гудки, а затем все исчезло, повинуясь приказам парня со смешным хохолком на голове. Чернота вокруг Тсунаеши пугала. Он ничего не видел и не слышал, не мог сдвинуться с места, крикнуть, даже охнуть — он мог лишь слушать наполненную бессмысленными высокопарными выражениями и страшным до смешного пафосом речь незнакомца. — А когда Натс поймет, что его милого доброго братика давным-давно нет, а на его месте прекрасно обосновался я сам, станет слишком поздно, и мир уже будет принадлежать мне… — вещал незнакомый подросток. Услышав упоминание брата, Тсунаеши дернулся из лап липкого, сковывающего по рукам и ногам ужаса, стремясь туда, к Натсу, чтобы успеть предупредить его, спасти, уберечь… Последним, что запомнил подросток, были неприятный манерный смех с победными нотками, холод коротких гудков сброшенного звонка на телефоне, чей-то испуганный крик и яркие, наполненные тревогой, глаза брата, отчего-то не карие, а тепло-янтарные. «Красивый цвет…» — отстраненно подумал Тсунаеши и провалился в черноту окончательно, так и не сумев сделать хоть что-нибудь стоящее. Савада Тсунаеши не знал, чем закончилась эта история. Он не увидел страшных ран Гокудеры Хаято и Хибари-сана, не стал свидетелем сражения Натса и преступника, нападавшего на школьников Намимори, на Натса и его компанию и на самого Тсуну. Парнишка не видел, с какой отчаянной любовью смотрел на него брат, поднимаясь после очередного сокрушительного удара, не слышал его клятвы беречь и держать в неведении. И тогда Тсунаеши еще не знал, что именно в этот момент будет принято решение, определившее всю его жизнь. Реборн бережно нес на своих руках потерявшего сознание Тсунаеши и поддерживал уверенность, боевой запал и готовность продолжать тренировки в Натсе и его друзьях. Репетитору-киллеру было очень жаль того, что при обучении пострадал невинный мальчишка, который так и не понял, что с ним произошло. Реборн нес парнишку на руках, вглядывался в побледневшее лицо и клялся себе, что подобного больше не повторится. Тсуна не должен был узнать о мафии даже случайно, он должен оставаться в стороне от дел брата, даже если это означает отдаление двух братьев друг от друга. И если одному суждено стать главой сильнейшей и влиятельнейшей мафиозной семьи, то второй заслужил тихую и спокойную жизнь, лишенную опасности и страданий — чтобы все оставалось в равновесии.