Предел

В школе было скучно. Нет, какая радость от того, чтобы сидеть на одном месте несколько часов подряд, чтобы пытаться запомнить совершенно бесполезные вещи. Кому нужна, скажем, биология? Или химия? Правда, на химии можно было что-нибудь «случайно» взорвать, так что все не так плохо, но… Тсунаеши не был таким уж прямо бездельником, но некоторых вещей он совершенно не понимал. И уж если на свете и существовало что-то, что он по-настоящему ненавидел бы, то это математика. И сегодня как раз был тот самый день, когда Савада должен был решать непонятные задачи, краснеть у доски и плавать в океане зубодробильного материала. А ведь домой как раз вернулся отец… Последний раз Тсунаеши его видел как раз около полугода назад и ужасно соскучился по своему старику, пусть того и сложно было назвать хорошим отцом. Мысли Савады слипались и сливались в один неразличимый комок раздумий. Из окна дул горячий ветер, ничуть не облегчая кабинетную духоту. Подросток подумал о том, что больше не в силах терпеть убаюкивающее бормотание учителей над учебниками и решительно направился к выходу, едва прозвенел звонок с третьего урока. Натс не появлялся в школе уже почти целую неделю, так чем Тсуна был хуже его? С Натсом вообще все не слишком красиво получалось. После того, как Тсуна увязался за братом на прогулку в Кокуйо, где навернулся на заброшенных аттракционах и сильно ушибся, заставив всех вокруг поволноваться, Натс очень рассердился. Он кричал, что Тсуна мешает ему, постоянно таскаясь следом, что у него должны быть свои планы, развлечения и друзья! Было очень обидно и при этом Тсунаеши понимал, что Натс прав: он не обязан всюду брать его с собой, развлекать и присматривать за ним. В конце концов, у Натса была своя жизнь… Но это значило лишь то, что и у Тсуны была своя жизнь, и раз уж он решил прогулять сегодняшние уроки, никто ему не помешает. — Зверек, ты знаешь, что я жестоко наказываю за нарушение дисциплины? А за прогул уроков — особенно? — вкрадчивый голос Хибари Кея заставил Тсунаеши вздрогнуть и поспешно обернуться. Он чувствовал себя ужасно: был ни в чем не виноват, а Главе дисциплинарного комитета вообще не должно быть никакого дела до обычного ученика, и, вместе с тем, Тсуне казалось, будто он жестоко разочаровал свою семью, не оправдал возложенных на нее надежд. — Я больше не хочу сегодня учиться! — решительно заявил Тсуна. — Вы можете делать со мной что угодно, Хибари-сан, хоть поколотите, но Натс уже вторую неделю на занятия не ходит, пропадает где-то по вечерам! Из-за его недосмотра Ламбо попал под машину и весь изранился! Он лежит сейчас в больнице, и мама сказала, что он даже дышать самостоятельно не может. Вы считаетесь другом Натса, но почему-то вместо того, чтобы поговорить с ним, вы отчего-то начинаете следить за тем, на все ли уроки я сходил. Не на все! Поняли?! А теперь можете поколотить меня, если вам так уж сильно этого хочется! Конечно, меня легко колотить, я не стану сопротивляться! Я еще помню, что мы были друзьями, а друзей не колотят просто так!!! Выплеснув свою обиду, Тсунаеши убежал, а Хибари на несколько секунд замер, не понимая, как обычно приветливый и веселый зверек мог так на него накричать. Да, они все углубились в Конфликт Колец, жизнь всех Хранителей была под угрозой, от которой они старались отдалить Тсунаеши, но малыша никто не стал любить меньше. Все Хранители очень ценили и берегли его, даже сам Хибари относился к Тсунаеши, как к человеку под своей защитой, а ведь это дорогого стоило. Придя в себя, Хибари бросился вслед за Тсунаеши, однако ни в школьном дворе, ни на одной из улиц, ведущих от школы, Тсуны уже не было. Выкричавшись, Савада бросился бежать, не разбирая дороги. Его душили созревшая обида и внезапно вспыхнувшая ярость на свою судьбу, на брата, на маму — на всех, кто приходил на память. Тсунаеши казалось, что он никому не нужен, что его выпихнули из своей жизни за ненадобностью и возятся с ним только потому, что так положено. Ведь даже папа, вернувшись в город, возился с Натсом или же уходил с утра пораньше в неизвестном направлении. Его тоже не интересовал Тсуна, он почти не замечал младшего сына. Тсунаеши точно знал: вокруг Натса что-то происходило, и об этом Саваде ничего не было известно, хотя все, абсолютно все вокруг понимали, что именно происходит. Так странно, так глупо и так обидно чувствовать себя никчемным дураком. Мысли Тсуны закольцевались, он лелеял свою обиду и продолжал мчаться вперед, не глядя по сторонам, не замечая, что происходит вокруг. Он не осознал, когда свернул на безлюдную улицу на самой окраине города, где большая часть домов заброшена. Савада не заметил, что всю дорогу за ним достаточно медленно и методично ехала тонированная машина с вызывающей музыкой в салоне. Лишь когда на его плечо легка тяжелая ладонь, Тсунаеши очнулся от собственных мыслей, но высоченный незнакомец стальной хваткой уже вцепился в него и бесцеремонно тащил к машине. Савада попытался крикнуть, но ему тут же зажали рот вонючей ладонью. Он попробовал дернуться, укусить похитителя, но добился лишь жесткого удара по голове, от которого все вокруг помутилось, а ноги беспомощно подкосились. Ухмыляющиеся сообщники похитителя ловко затолкали его в машину, затем Тсунаеши настиг еще один удар. — Вонгола сейчас слишком занята своими междоусобными войнами, а потому мы сумели добраться до этой куколки. Как думаешь, нам отвалят за нее большую денежку сразу же или придется немножко поуговаривать? — нарочито писклявым голосом спросил кто-то с водительского сиденья, и Савада отключился от боли и ужаса.