Предел

Тсунаеши открыто вышел из своей комнаты через несколько дней, присоединился к завтраку. Кивнул на нестройные приветствия, занял свое место, стараясь отодвинуть его подальше от Реборна и даже сообщил, что готов пойти в школу. Вместо школы Нана какими-то чудесами уговорила его отправиться к специалисту, чтобы поговорить. Правда, Тсуна упирался без огонька, впрочем, огонька в нем теперь вообще не было. Он стал отстраненным, погруженным в себя, вместо прогулок предпочитал оставаться в комнате, не терпел прикосновений, не улыбался, его было очень сложно растормошить. Нана переживала, не видя своего прежнего солнечного мальчика, но Реборн, на которого вновь свалились все заботы о семействе Савада, поскольку Емитсу вернулся в Италию, успокаивал ее тем, что любая история должна потускнеть в памяти, а рана — зарубцеваться. Мужчине пришлось повозиться и с Натсом: когда шли поиски Тсуны, а затем всех его похитителей, он держался молодцом, умудрялся даже подбадривать ребят, но когда все закончилось относительно благополучно, заметно скис. Он явно чувствовал себя виноватым из-за того, что Тсуна не хочет с ним разговаривать, а еще — немного брошенным, поскольку оставался в стороне. Реборн вернулся к тренировкам, к урокам и первым делом столкнулся с нежеланием Натса заниматься всем этим. Парнишка заявил, что именно его связь с мафией привела к похищению Тсуны, значит, именно он ставит под удар всю свою семью. Такого на памяти Реборна с ним еще не происходило. Впрочем, он нашел слова и убедил Натса, что лучше уметь защищаться, чем нет, а наследство, состоящее из клана Вонгола — это всего лишь наследство, и в будущем он сможет решить, принимать его или нет. Наполненный тренировками, уроками, шумом распорядок Натса привел к тому, что ребята постепенно начали оттаивать, больше смеяться и баловаться, чаще гулять и устраивать фирменные вечеринки. Поддерживая настрой и даже давая некоторые поблажки, Реборн понял, что это хорошая идея. Тому, кто сидит дома целыми днями и выходит на улицу только на уроки, на который все равно смотрит в стену и безразлично пожимает плечами в ответ на вопросы учителей, только и остается, что вариться в собственных переживаний. Прокручивая одни и те же события снова и снова, ты добавляешь новые детали, вспоминая порой то, чего и не было, углубляешь собственные переживания, упиваешься жалостью к себе и обидой. А если тебе даже некогда думать об этом, то неприятные воспоминания мутнеют, а иногда и засвечиваются, словно пленка на солнце. Посоветовавшись с Натсом и Наной, Реборн решил постучать в комнату Тсунаеши рано утром. Тот дверь открыл и выглядел таким домашним, милым и заспанным, что на губы невольно заползла улыбка. — Привет, бамбино, — ласково и осторожно сказал он, — ты не мог бы нам помочь в сегодняшней тренировке? — Я не заинтересован в мафии, — безапелляционно заявил Тсунаеши. — Если ты решил, что мне не нужно о ней знать, то я о ней знать и не желаю. Можете дальше заниматься тренировками, драками, грабежами или чем там еще занимается мафия. — Ооо, мы же не обычная мафия, — протянул Реборн, — мы, скорее, похожи на волшебников: у нас есть особые способности, с помощью которых мы противостоим угрозам мирового равновесия, да и просто по мелочи помогаем обычным людям. Основатель вашей семьи зародил и наш клан, и знаешь, чем он занимался? Помогал простым людям, в числе его приближенных даже детектив был… — В Робин Гуда, что ли, играете? — усмехнулся Тсуна, но на шаг в комнату отступил, позволяя Реборну войти. — Почти, — уклончиво ответил мужчина, — скорее, противостоим плохим людям. Например, мы помогли тем, кого нашли в том лесу, подлечили и даже доставили домой. Все были счастливы снова увидеть семью, обнять близкого… — И что, они даже не проклинали вас? — Тсунаеши, плохие люди встречаются независимо от того, есть мафия или нет. Они нас не проклинали, потому что мы вернули им надежду. Им придется подлечиться, но у них есть шанс начать все сначала, встречать утро, идти на работу, многих дома встречали дети. Суть ведь не в том, как тебя называют, а в том, что ты при этом выбрал. Натс еще ни разу не обидел никого слабого, и, подозреваю, при нем Вонгола будет заниматься переводом бабуль через дорогу. Он нуждается в тебе, твой братишка, чувствует себя виноватым, хотя это меня нужно винить в том, что он молчал. Ведь если бы я сказал тебе не говорить о чем-то Натсу, потому что это может ему навредить, ты бы ведь тоже хранил тайну? Тсунаеши молчал, его лицо приобрело упрямое выражение, даже подбородок немного удлинился, но он все же ответил: — Я не знаю. Это еще не было победой, но Реборн почувствовал, как напряжение отпускает его. — Мы собираемся на холме через улицу отсюда. Скажи маме, что уходишь с нами, и я провожу тебя. Тсунаеши вышел, а Реборн очень медленно отправился за ним. Когда он спустился вниз, Тсунаеши обнимал мать, уткнувшись ей в шею, а Нана гладила его по макушке. Кажется, плечи Тсунаеши слегка вздрагивали. А вот это уже можно было считать победой.