***
Жерар оказался очень взволнован. Если так рассудить, то он всегда и в любой момент был готов испортить сюрприз, но до чего же из-за этого казался умилительным. Ангела не могла заставить себя приказать ему угомониться. — Ты же сказала ей, что едешь на конференцию в Мюнхене? — спросил мужчина уже третий раз за день. — Да, — ответила Ангела, улыбаясь. — Надеюсь, это того стоит. Она тогда очень взбесилась. Жерар рассмеялся. — Думаешь, это у тебя всё прошло плохо? Меня чуть было не выгнали на диван, когда я сказал ей, что задержусь на обязательной тренировке. Она пыталась навести порядок на столе, притворяясь, будто бы не ощутила крохотные иголки ревности. Прислонившись к дверному косяку, Жерар светился как начищенный самовар. — Нужно сделать всё по высшему разряду. Я притащу тонну алых роз. Безумное количество, — продолжил он размышлять вслух. — Это я оставлю на твоей совести, — произнесла доктор. — Тем более что я уже зарезервировала столик в винном баре. Жерар полез в карман. — Ох, чуть не забыл. — Он передал ей бумажный билет. Театр весьма старомоден в этом плане. Взяв билет в руки, она быстро окинула его взглядом. «Лебединое озеро» в представлении Женевского театра оперы и балета. Ряд 1, место N. Спереди и по центру. Жерар помахал ей собственным билетом. — Одетта точно обзавидуется. Она главная звезда шоу, но именно чёрному лебедю мы устраиваем роскошный приём, а не ей, — заметила Ангела, спрятав билет в свой карман. Мужчина пожал плечами. — Может, ей стоит найти себе друзей покруче, чем у Одиллии. Она видела это уже множество раз прежде, но не думала, что подобное случится сейчас. Жерар прижал палец к уху. — Слушаю, — просто произнёс он. Улыбка на его лице стала медленно таять, сменяясь угрюмостью. — Жерар, — Ангела поняла, что бубнит. Не сегодня. Только не сегодня. — Я буду. Скажи Дженкинсу, что подмога будет, — ответил мужчина в наушник. Убрав руку от уха, он спрятал лицо в ладони. — Чтоб меня. — Что случилось? — спросила Ангела. — Одного из моих людей схватил «Коготь». Я должен идти. У Дженкинса семья, Ангела. Я должен убедиться, что он вернётся к родным в целости и сохранности, — простонал оперативник сквозь пальцы. Она сделала глубокий вдох. Жерар планировал удивить Амели на премьере её первого выступления с новой балетной труппой. Разумеется, он посвятил Ангелу в этот сюрприз, попутно взяв её в соучастники. Это событие — чудесная возможность для мужчины доказать свою преданность, особенно когда Амели ожидала совершенно противоположного. Ангела медленно выдохнула. — По крайней мере, она не ждет что ты придёшь? — Чёрт, — выругался он. — Ты должна идти без меня. — Жерар… — начала было Ангела выговор. — Нет, ты должна, — отрезал Жерар. — Она будет в разы хуже, чем просто «взбешённая», если вообще никто не придёт. И хоть мы и отмазались, она всё равно ждёт, что кто-нибудь придёт. В этом вся она. Как будто бы Ангела не знала этого. Она столько переслушала жалоб Амели относительно всего спектакля. Начиная ровно с того момента, когда женщине досталась роль чёрного, а не белого лебедя: «Пф-ф, режиссёр сказал, что хочет, чтобы Одетта буквально источала невинность. А я слишком роковая. Да я столько раз танцевала Одетту, что уже в печёнках сидит! Ну покажу я ему „роковую“…» До того часа, когда они обедали вместе днём раньше: «Что значит „Ты не придёшь“? Жерар пообещал мне розы и парад, но теперь и его не будет. Теперь другие девчонки думают, что я реально злая старая дева, у которой нет никого, готового поздравить». — Я пойду, — согласилась Ангела. — Стоит ли говорить ей, что ты планировал прийти? Мотнув головой, он достал из кармана билет и передал его женщине. — Лучше, если она не будет знать. Возьми с собой друга или ещё кого. Спасибо, Ангела. За всё, что ты делаешь для неё, и для меня. Она смогла только пожать плечами. — Вот для чего нужны друзья. — Розы, — не забыл напомнить Жерар, стремглав рванув в коридор. Она не смогла найти друга. Да что там, Ангела едва смогла отыскать платье. Её выбор пал на то чёрное платье, в котором она была на первом ужине с Амели. Помня о просьбе Жерара, доктор вбежала в цветочную лавку на углу рядом с квартирой. Ангела сильно опаздывала. Отчаянно вцепившись в прилавок, женщина обратилась ко флористу: — Мне нужны розы. — Какого цвета, мисс? — поинтересовался он. Замешкавшись, она взглянула на него в поиске зацепки, но затем придумала кое-что получше: — Любой, означающий дружбу. — Жёлтые, — заметил продавец, — но они закончились. — Тогда красные. Красные тоже подойдут. Свет уже приглушили, когда она заняла своё место. Все вокруг оказались такими собранными и шикарно разодетыми, в отличие от неё, с косым подолом платья, спутанными от ветра волосами и пустым местом рядом, на которое женщина решила скинуть громоздкий букет роз. Ангела считала, что с собой нужно быть честной. И если уж совсем начистоту, то ей глубоко наплевать на балет, но она высидит всё представление ради Амели. А пока что… Компания проделала отменную работу, предоставив опере достойные спецэффекты на пару с объёмными проекциями и современными костюмами. Да вот только «Лебединое озеро» так и осталось старым добрым «Озером». Принц с друзьями отправились охотиться на лебедей. Там же он влюбился в зачарованную Одетту. Ангела мало что понимала в балете, но, по её мнению, девушка полностью справилась со своим заданием. И уж точно имела более невинный вид, чем у Амели. Злой волшебник на сцене стал угрожать влюблённым. Ангела изо всех сил пыталась не уснуть. И как только женщина начала жалеть о последней потраченной ночи в лаборатории, сцена, наконец, шагнула в третий акт. А затем появилась она. В целом, в её выступлении явственно чувствовались нотки киберпанка, из-за чего мерцающий наряд Амели казался больше зелёным, нежели чёрным. Ангела мало что знала о танцах, чтобы по-настоящему понять суть происходящего, но она оценила это искусство по достоинству. Как и атлетизм. Амели умела двигаться. Пока белый лебедь хорошо показала себя как актриса, чёрный лебедь проявил исключительную мощь, которой нет сравнения. Амели без труда втоптала в грязь гордость сразу шестерых принцесс, хотя этого и следовало ожидать, но Ангела могла сказать наверняка, что дело кроилось в большем. Та страсть, с которой бралась за всё Амели, начиная от совершенно мелочных деталей и следуя выше, накручивая градус. Она хотела показать всем, кто здесь настоящая актриса — она и только она. Балерина кружилась в танце и, как только оказалась в объятьях принца, смогла окинуть взглядом лица зрителей. Тогда же Амели и увидела доктора и пустующее рядом с ней место. Ангела ожидала улыбку, может сведённые брови, но не этого. Амели прищурилась, заметив её, несмотря на яркий свет софитов сцены. Но потом так же грациозно продолжила танцевать. Она похитила сердце принца, как и сердца зрителей. Она соблазнила их всех. Каждый неотрывно наблюдал за её изысканными формами, выразительными очертаниями хорошо натренированных мышц, сокращающихся и расслабляющихся в пируэтах и прыжках танца. По крайней мере, так себя оправдывала Ангела. Ведь все оказались такими же околдованными как она, да? Но, к сожалению, настал черёд акта четыре. Снова вернулась Одетта, заламывающая руки от измены принца. Со слов Амели, Ангела знала, что концовка балета изменялась на усмотрение балетной компании. И в данном случае постановка требовала, чтобы роли Одетты и Одиллии исполняли две балерины вместо одной. Не считая этого, Амели решила держать рот на замке. Ангела думала, что женщина позже вернётся на подмостки в итоговой сцене, но затем она снова появилась лишь для того, дабы затанцевать принца до гибели и узреть его предательство. Он притянул её напоследок в пантомиме поцелуя, прямо перед тем как Амели обернула его к Одетте, белому лебедю, сиганувшему с обрыва в озеро из жёсткого света. Появился злой волшебник, заливаясь на пару с чёрным лебедем злорадным смехом, пока принц оплакивал смерть возлюбленной. Но затем Амели, схватив юношу, бросила его в воду. Плещась в вязкой мути озера принц успел выстрелить из арбалета. Болт попал прямо в сердце Амели, и, под занавес, злодейка безжизненно рухнула в руки волшебника. Определённо нешаблонный сюжет, но, тем не менее, толпа взревела. И только во время поклона Амели их взгляды, наконец, встретились. За всем этим гримом, чёрно-зелёным нарядом, перьями и шёлком, снова открылась эта улыбка. Та, которой Амели наградит её, когда часы пробьют позднее время. Та, которая заиграет на губах женщины, когда они слегка перепьют. Ангела начала ненавидеть эту улыбку, и всё, что та не могла сулить ей. Покинув место, женщина последовала за вереницей парней и родственников с цветами. Она рассудила, что так быстрее отыщет Амели. Вскоре она утонула в море белых балетных пачек, и как будто бы оказалась частью представления, в котором рядом с ней кружась проносились лебеди. Они сновали туда и обратно, отыскивая таких же прекрасных лебедей и обнимаясь с ними. Однако нигде не было видно чёрных перьев. Пока Ангела чуть было не врезалась в них. Вне сцены Амели оказалась менее грациозной. Белая пудра, покрывающая большую часть тела, начала стираться, а чёрные полосы на лице — размазались, лишившись чётких границ. Она устала, это очевидно, но всё равно осталась потрясающей. Амели ни за что бы ни позволила себе выглядеть иначе. — Обманщик из тебя никудышний, — сказала она Ангеле. — Я ни на секунду не поверила о Мюнхене. И знала, что ты придёшь. Она крепко обняла Ангелу, оставляя доктора в немом шоке относительно того насколько сильной та является. Букет роз, зажатый между ними, жалобно скрипнул. — Ты была потрясающей, — произнесла Ангела, намеренно не замечая того как прозвучали слова рядом с шеей Амели. Рассмеявшись, Амели отпустила её. — Ой, да ладно. Ты ненавидишь балет, но всё равно пришла. — «Ненавидишь» — громко сказано, — предостерегла Ангела. — По крайней мере, твоя компания сделала концовку интересной. Ты не говорила, что будешь злодейкой. — И испортить тебе сюрприз? Пф-ф, так не интересно, — ответила, улыбаясь, Амели. Она указала на розы. — Сколько теплиц ты ограбила ради них? — Ох. — Ангелу внезапно накрыло осознание того, какой же весомой является охапка в её руках по сравнению с букетами других доброжелателей. Она быстро пихнула цветы Амели. — Только одну, у него не осталось ничего кроме этих. Приняв букет, Амели картинно вдохнула запах цветов. И снова рассмеялась. В тот момент женщина казалась такой невесомой, будто бы и не затанцовывала принца до смерти. Сложно представить, что именно она и была тем чёрным лебедем на сцене несколькими минутами ранее. — Жерар… — начала Ангела. — Не сейчас и не здесь, — прервала Амели. — Да, я знаю, что он планировал прийти сегодня. Это было видно как ясный день, но сейчас не он здесь, а ты. Так что дай насладиться моментом, прежде чем я начну переживать за него. Ангела могла только молча наблюдать как тонкие пальцы переплетаются с её. Амели не являлась доктором, но также могла поддержать невербально. Разместив массивный букет на бедре, другой рукой она ухватилась за руку Ангелы. На секунду оглядевшись в комнате, полной дам в белом, женщина склонилась к доктору и тихо произнесла: — Давай сбежим от этого галдежа. Иди за мной. Рыбьи глаза камер видеонаблюдения засекли их путь сквозь путаницу портьер и верёвочных подвесов. Амели потянула Ангелу за кулисы, где женщина едва не свернула себе шею в темноте, вечно цепляясь за верёвки или реквизит. По какой-то причине они бежали, и обе оказались слегка запыхавшиеся к тому моменту как достигли пункта назначения. Простой деревянной двери. Лишённой звёзд или табличек с именем. Открыв проход, Амели пихнула Ангелу за дверь, прежде чем хорошо закрыть её снова. Включились потолочные лампы, слишком яркие и громкие в своём механическом гудении. Казалось, что, смотря на них, будто бы смотришь на солнце. Выстроившись в ряд над зеркальным туалетным столиком, они озарили маленькую гримёрную. Эту своеобразную тишину нарушил вздох Амели. — Намного лучше. Она отпустила руку Ангелы. Комната выглядела жилой. Повсюду были разбросаны вещи Амели. Её пальто и сумка весят на крючке рядом с дверью. На старом кресле в углу — спортивная сумка и повседневная одежда. Рядом — пара высоких кожаных сапогов. Амели решила не терять времени даром. Подойдя к столику, она мигом принялась вытаскивать из причёски заколки с перьями. Должно быть, женщина заметила на себе взгляд Ангелы в зеркале, потому что решила объясниться: — Эти штуки, наверное, пробуравливали мне голову часа уже три как. Кивнув, Ангела попыталась убить время, разглядывая всё подряд, Но смотреть толком было не на что. Лишь голые кирпичные стены и вещи Амели. Женщина же не могла разглядывать кирпичи всю ночь, а потому повернулась к подруге, отчаянно стараясь не смотреть на неё. Но это не помешало ей заметить улыбку, возникшую на лице Амели, когда балерина сняла последние булавки. До чего же опасная улыбка. — Так, значит, ты считаешь, что из меня хорошая злодейка? — поинтересовалась Амели. Ангела поняла, что на неё смотрят. Ей нужно ответить. — Это было необычно, и всё. Обычно в конце происходит какая-то чепуха, где белый лебедь и принц вместе отправляются на небеса, или что-то в этом духе. — Что же, мне уже по горло эта «обычная чепуха». Я натанцевалась её, наверное, на следующую жизнь вперёд. Думаю, этот подход — реальный глоток свежего воздуха, — произнесла Амели. Подойдя к стулу она переложила с него вещи на туалетный столик. И, усевшись, принялась распутывать широкие тесёмки пуант. Взгляд Ангелы точно напоролся на кирпичи, когда Амели стала развязывать длинные атласные ленты на бёдрах. — В некотором роде, зрители ожидали хорошего конца, — заметила Ангела, прислонившись к углу. — Они ждали сказку. — Сказки — это слишком легко. Жизнь, — настоящая жизнь, — сейчас намного сложнее изобразить. Настоящая жизнь полна разочарований и несчастливых концов. — Амели невольно ойкнула от боли, когда развязала последнюю ленту на лодыжке. — Ах да, точно. Не ругай меня, доктор. Снятая пуанта оказалась с кровью. Не то чтобы её было много, но достаточно. Ангеле потребовалось приложить все усилия, чтобы стремглав не рвануть к Амели и не начать осмотр. Вместо этого, сконцентрировавшись на кирпичной кладке, она поинтересовалась: — Это… нормально? Посмеиваясь, Амели принялась растирать ушибленную стопу. — Для вечера премьеры — да. Просто я слегка строга к себе. Но нет ничего, с чем бы пара пластырей не справилась. В твоих нанороботах нет нужды. В ответ Ангела нервно хохотнула. Похоже, сняв другую пуанту, Амели наконец смогла расслабиться. Всё её тело, подобно жидкости, грузно стекло на стул. — Ну так, теперь в винный бар, так ведь? — Откуда ты знаешь? — потребовала ответа Ангела. — Жерар постоянно спрашивал, — ответила Амели. — Но, понимаешь, мы с ним никогда там не были. Только с тобой. — Он совершенно не умеет хранить секреты, — вздохнула Ангела. На это Амели лишь хмыкнула. Снова вернувшись к зеркалу, она сделала вид, что проверяет макияж, но так и не отважилась снять его. — Я бы так не сказала. — Затем она принялась стягивать трико. Это уже слишком. — Я подожду за дверью, пока переодеваешься, — предложила Ангела. Резко обернувшись, Амели вмиг сократила между ними расстояние. Обвив Ангелу за шею, женщина зарылась пальцами в светлые кудри, выбившиеся из причёски. Казалось, будто бы её дыхание опаляло кожу, когда она произнесла: — Я не знаю как сказать тебе. Я думала действовать намёками, но ты не понимаешь. Ангела поняла, что оказалась в плену этих светло-карих глаз, кажущихся почти золотыми из-за плескавшихся в них озорных огоньков. — Я… я не знаю о чём ты. — Я рада, что сегодня ты здесь. Только ты, без Жерара, — выдохнула Амели у её щеки. Она жадно впилась в губы Ангелы. Этот поцелуй — не то нежное и грустное мгновение, разделённое ими. Этот поцелуй — смесь страсти, желания и звериных инстинктов. И как бы сильно ни хотела Ангела ответить на него с той же пылкостью, как бы ни мечтала об этом ночи напролёт, она не смогла. Просто сдала позиции, попятившись в угол. — Жерар… — начала женщина. Амели мигом продолжила: — Он изменяет мне, Ангела, — пробурчала она в ложбинку на шее. — Один из его людей сказал мне. Половина заданий — банальное оправдание, чтобы вернуться в Париж и в постель к бывшей. Ангела не поверила. Она знала, что это не может быть правдой, и даже если бы и была — это всё равно не правильно. Но, прямо сейчас, она перестала заботиться. Губы Амели на её коже подобны языкам пламени в холодную ночь. Они умело проделали себе путь к сонной артерии, посасывая её в такт сердцебиению. — Ты можешь сказать «нет», если хочешь, — снова выдохнула Амели уже у уха. — Мы снова можем всё забыть, или можем продолжить. Разницы уже никакой. Ангела думала, что подобное навсегда окажется спрятанным в самых потайных и тёмных уголках её подсознания. Каждый укол ревности, который она ощущала, воздался снова, смешавшись с тупой болью вины — напоминанием того, что то, какой является на ощупь кожа Амели, так и останется не более чем её воображением. Тем самым, что переходило лишь на секунду в реальность, когда она лежала в постели и использовала фантазию, чтобы с головой окунуться в пьянящий и дурманящий сон. Но это — это по-настоящему. Слишком по-настоящему и хорошо. Так что она поцеловала в ответ. Сначала нежно и робко, будто пробуя, затем жёстче и пылче. Это в разы лучше её представлений. Это так реально, и так в духе Амели. Нежно, но жёстко. Прекрасно, но опасно. Ангела спустилась по изящной шее Амели, покусывая кожу до чокера, украшающего шею, и возвратившись обратно к линии её подбородка. Она ощутила странную вибрацию от слияния смеха и вздоха, вырвавшегося из женщины. — Я знала, — прошептала Амели ей в волосы. — Знала, что ты хочешь этого. Ангела считала, что нужно быть честной самой с собой, да, но так же считала, что действия звучат громче слов. Укусами прямо под ухом Амели она высказала свой ответ, может чуть грубо, но ей уже было наплевать. Это оказалось достаточно, чтобы заткнуть женщину. И вместо разговоров балерина прикусила губу. Она довольно замурчала, когда Ангела спустилась к её шее, минуя чокер, чтобы получше расписать свой ответ на ключицах женщины. И как бы сильно Амели не нравилось это ухаживание, в итоге она взяла лицо Ангелы в ладони и жёстко впилась ей в губы, ни на секунду не отпуская. — Скажи, если мне стоит остановиться, — прохрипела она в губы Ангелы, начав собственное путешествие вниз по её шее. Ангела зашипела, когда губы Амели отыскали чувствительную зону в ложбинке на шее. Доктор была безразмерно благодарна тому, что надела чёрное маленькое платье, оголяющее плечи. — Не думаю, что помню как сказать это на французском, — молвила она, когда Амели положила руки ей на бёдра, притягивая к себе. — Что же, тогда… — Слова показались урчанием рядом с шеей Ангелы. Руки на её бёдрах задрали юбку, всего лишь чуть-чуть. Когти отыскали себе путь к шелковистой коже бёдер, то поднимаясь, то опускаясь, а затем снова поднимаясь опасно высоко. Ангеле есть что сказать. Ей хотелось показать, как сильно она не может поверить, что Амели тоже этого желает. Хотелось поблагодарить какого угодно бога за то, что сегодня она решила не надевать капроновые колготки. Как и хотелось оттолкнуть Амели и сказать, что всё это неправильно. Женщина жаждала пригласить её обратно в это беснующее между ними пламя и заявить: «Всё нормально, это пустяк». Она мечтала об этом так сильно, но уже получила достаточно. И хотя ногти Амели действовали грубо, подушечки её пальцев оказались такими нежными. Они почтительно и невесомо касались красных полос, оставленных секундой ранее, но потом набрались храбрости прикоснуться к внутренней поверхности бёдер Ангелы, позволив себе медленно подняться всё выше и выше. — Последний шанс остановить меня, — промурлыкала Амели на ухо. — Не смей, — предупредила Ангела, цепко ухватившись за её костюм. Одна рука стала медленно задирать подол платья выше. Другая, с небольшой задержкой, последовала за второй. И всё медленно, очень медленно, так, что у Ангелы едва найдутся силы, чтобы возражать. Единственное, что она могла сделать, это томно и требовательно дышать, касаясь щеки Амели. И это дыхание участилось, когда Амели едва уловимыми прикосновениями добралась до резинки её трусиков и, поигрывая, скользнула рукой под неё. Это определённо лучше, чем то, что представляла себе Ангела. Как и в разговорах, воображаемой Амели нравилось дразнить её и в постели. Настоящая же Амели, похоже, оказалась намерена как можно скорей превратить её в лужицу блаженства. Либо так, либо Ангела слишком завелась. Наверное, это лёгкая смесь обоих вариантов. Она ощутила через поцелуй как Амели улыбнулась, когда обнаружила насколько промокла Ангела. Женщина наблюдала за этими проворными пальцами уже с большую половину года, восхищаясь тем, как ловко Амели держит бумажный стаканчик или ручки сумочки. Обожествляя то, как она открывает двери, проверяет почту или машет, подзывая, таксиста. Ангела представляла как балерина будет прикасаться к ней, но, опять-таки, её воображение — не ровня этой потрясающей реальности, в коей она живёт. Кирпичи сильно впились в плечи, оставляя на коже малые ямки, но Ангеле было всё равно. Амели зажала женщину в углу, её прикосновения стали ужасно нежными, но напористыми. И Ангела сама не поняла, как от тихого тяжёлого дыхания так быстро перешла на сорванные стоны. Раздались ругательства сразу на трёх языках, преимущественно на французском. Что, похоже, понравилось Амели. Прикосновения стали жёстче. Поцелуи превратились в полизывания и посасывания. Всё произошло слишком быстро и слишком хорошо. Ангела спрятала лицо в чёрных космах, чтобы приглушить стон, её ногти соскребли приличное количество пудры с плеч Амели, оставив на них длинные полоски. Крепко прижав к себе, Амели не сразу её отпустила. Их лбы соприкасались и женщина была такой тёплой, до чего же тёплой. Их дыхания замедлились, сливаясь в один такт. Ангела не хотела открывать глаза. Она переживала за то, какое выражение лица увидит. Будет ли оно таким же, как и после первого поцелуя, когда Амели глядела на неё с неподдельным ужасом от совершённого? Доктор не знала, сумеет ли жить дальше с ещё одним таким лицом в памяти. Не после такого. Когда она наконец подняла взгляд, её уже дожидалась кривая улыбка. О да, Амели выглядела весьма довольной собой. — Я тебе, должно быть, очень нравлюсь, — хмыкнула она. Ангела поняла, что нет уже того маленького зверька, впивающегося острыми коготками в душу. Теперь его место заняло неимоверное облегчение с удовольствием, но женщина и вправду хотела лишь одного: — Разрешишь показать, насколько? Кивнув, Амели снова поцеловала её. Ангела решила не растрачивать дарованное мгновение. У неё уже есть опыт однолетней дружбы, стоящий того, чтобы довести дело до конца. Сперва эти волосы. Пока её зубы держали губы Амели занятыми, она сняла зелёную шёлковую ленту — последнее связующее звено, удерживающее пучок воедино. И эти чудесные локоны цвета воронового крыла теперь рассыпались по их плечам, локоны, через которые Ангела наконец смогла пропустить пальцы. Даже её пряди ощущались лучше, чем в воображении Ангелы. Но эта поза не годится. Обычно Ангела не тот тип, который обожает, чтобы их прижимали к стенке. Данный случай — исключение, нежели норма. Она подтолкнула Амели к туалетному столику, рыская руками по изумительным бёдрам и плоскому животу. Её пачка ужасно мешала, но Ангела не имела ни малейшего понятия как именно снять эту юбку. Придётся действовать в обходную. Амели даже не пискнула или шелохнулась, когда упёрлась о край столика. Без возражений запрыгнув на столешницу, она заняла именно ту позу, которую хотела от неё доктор. На секунду, сделав шаг назад, Ангела позволила себе полюбоваться на эту чудесную картину, прежде чем снова прижаться к женщине обратно. — Что тебе нравится? — прохрипела она у шеи Амели. — То, в чём ты лучше всех, — в тон ей ответила Амели. А вот теперь это звучит как вызов. У Ангелы Циглер за плечами тридцать лет стажа лесбиянки. Разумеется, она поняла это, учась в медуниверситете, но тогда её сверстники только оканчивали школу. И несмотря на ангельскую внешность, женщина абсолютно не была ангелом. Зная множество пошлых вещичек, она являлась отменным знатоком того, как искусно воплотить их на высшем уровне. Так что, начав от чёрных перьев под ключицами Амели, она проложила себе тропинку дальше, через атлас и кружево её костюма. Ангела уделила лишь толику внимания груди танцовщицы, ведь у неё на примете есть места получше. Так же спустившись поцелуями к бёдрам, женщина стянула второй чулок, и снова поспешила вернуться к ним. Амели судорожно втянула воздух. — Последний шанс остановить меня, — повторила Ангела её же слова, шепнув губами лишь в паре сантиметров от выступающей тазовой косточки балерины. — Не смей, — эхом отозвалась Амели, запустив пальцы в напрочь испорченную причёску Ангелы. На её пути оказалось трико, но Ангела не позволит чему-то столь несущественному помешать ей. Она попросту отодвинула его в сторону. И да, настоящая Амели однозначно лучше на вкус, чем запечатлённая в её воображении. Амели громкая. Наверное слишком громкая, но с этим ничего не поделать. Ангеле нужно доказать свою точку мнения. Она действительно ей нравилась. С того самого момента как они встретились. Амели чудесная. Безупречная снаружи, но определённо не такая изнутри. Она просто настоящая. И она здесь, она её, — по крайней мере, на сегодня. Ещё больше ругани на французском наречии зарезонировало о стены. Ангеле были видны розы рядом с Амели. Саму женщину она видела размыто, через жёсткую ткань её балетной пачки, но то, что она увидела, оказалось бесподобным. Доктор понимала, что дело близилось к финальному аккорду, когда к ней в отчаянном порыве потянулась рука. Но она не нашла её. Вместо этого, женщина цепко сжала в кулак один из бутонов роз, слишком объёмных и алых, чтобы быть простым подарком подруге. Она держала цветы крепко, несмотря на шипы. Когда стоны Амели стихли до скулежа, Ангела такими же неспешными поцелуями вернулась к её лицу. И Амели тяжело рухнула на неё. Когда их лбы соприкоснулись, женщина рассмеялась. — Нам определённо стоит это повторить, — выдохнула она. Ангела знала, что им не стоит. Это неправильно. Жерар — хороший человек, любящий свою жену. Но его жене одиноко. Его жена жаждет внимания, и нежного прикосновения, которое, порой, не совсем и нежное. Ангела с лихвой могла предоставить и то, и другое. — Да, стоит.***
— Ты так и будешь всю ночь пялиться на меня? — задала вопрос Вдова. Да, Ангела уставилась на неё. Женщина боролась с собой. Пыталась смириться с фактом, что это существо с лицом Амели отнюдь не Амели. И врач очень разозлилась, что ни один из отчётов, изученных ранее, не подготовил её к этой судьбоносной встрече. Роковая Вдова продолжила с насмешкой: — Они сказали, ты можешь помочь мне. Но ты как и все остальные? Пришла потаращиться на паука? Ангела наконец отпустила её рукав. — Помочь тебе, — отозвалась она эхом. — Ты доктор. Разве это не твоя обязанность? — Вдова снова подтянула к себе ноги. Да, она доктор. Она сумеет с этим разобраться. Сумеет быть профессиональной и расчётливой. Ангела повторяла это про себя как мантру. И это сработало — разум прояснился. Точно. Логично ведь, что слёт с катушек мало чем поможет в данном случае. Она здесь для оказания помощи. А кому она её оказывает… Что же, с этим можно разобраться позже. Так что она приступила. Поза эмбриона? Признаки боли, определённо. Прикрывает рану? Такого большого цианоза женщина в жизни не видела. И эта хмурость. Это признак недовольства или гримаса дискомфорта? — Точно, — снова произнесла Ангела, на этот раз вслух. Заняв место рядом с пациенткой, она протянула к ней руку. — Дай руку, пожалуйста. Хоть Вдова и приподняла бровь, она послушалась. Доктор проверила пульс. Отсутствует. Хм-м-м. — Прошу прощения, — извинилась она, задрав один из рукавов комбинезона Вдовы выше локтя. Ей удалось не поёжиться, ощутив под пальцами грубую фактуру татуировки на предплечье женщины. Она такая чёрная, жёсткая, и совсем не в стиле Амели. В ямке так же не оказалось пульса, как и вен вовсе. Это будет сущий кошмар для медперсонала, если заключённой потребуются инъекции. Ангела хмыкнула довольно уклончиво — так, как умеют только доктора. — Снова прошу прощения, — опять произнесла она, приставив два пальца к шее Вдовы. Вот. Пульс. Слабый и медленный. Очень медленный. Ангела подсчитала. Около двадцати ударов в минуту. Похоже, Вдове уже порядком всё надоело, но она так и осталась сидеть, не двигаясь. — Твои руки на самом деле холодные, — произнесла она. — Это странно. Кашлянув, Ангела быстро убрала руку. — Пока что этого достаточно. Другие врачи много рассказали о твоей брадикардии. Давай проверим, как она влияет на твою дыхательную систему. — Засунув руку в карман, она достала стетоскоп. Тяжело вздохнув, Вдова чуть повернулась к Ангеле спиной. Логично, что другие врачи оставили много записей о работе лёгких наёмницы, но ей нужно сделать что-то, хоть что-нибудь. Вставив оливы в уши, доктор ловко засунула другой конец стетоскопа за шиворот комбинезона Амели и приставила мембрану к её спине. — Дыши нормально, — попросила она. С её лёгкими всё в порядке. Дыхание такое же замедленное, но не настолько сильно, как сердце. Интересно. Но руки Ангелы — любопытные создания. И хоть кожа под ними оказалась холодной, женщина не могла не вспомнить последнее время, когда они прикасались к ней, тогда ещё горячей и влажной от пота. Не могла не вспомнить последнее время, когда её ногти оставляли длинные розовые полосы на спине, принадлежавшей ещё Амели. То время, когда её мышцы использовались для танцев, а не поднятия на крышу посредством абордажной кошки для очередного безупречно выполненного задания. Она не может сделать этого. Не сейчас. — Это… это хорошо, — сбивчиво выпалила она, резко убрав стетоскоп. Но не смогла быстро спрятать прибор в карман. Вдова снова смотрела на неё. — Что ещё? — На сегодня всё, — промямлила Ангела, пряча прибор за лацканами халата. Ещё секунду она ожидала какую-то ехидную фразу, комментарий или вопрос о своих возможностях, но этого не случилось. Снова свернувшись в клубок, Вдова уткнулась пустым взглядом в бетонную стену. — На деле, у меня есть ещё один вопрос, — уточнилась Ангела, отодвинувшись. — По-твоему мнению, как именно я тебе помогаю? Вдова не спешила с ответом. Даже не шелохнулась или не дрогнула. Ангеле показалось, что кроме тишины она больше ничего не услышит. Это и понятно. Женщина и так выставила себя на посмешище. Но затем прозвучало следующее: — Ты вернёшь её обратно, эту Амели, которую все так любят. И избавишься от меня. Чтобы ответить, Ангеле пришлось обернуться. Она стояла почти у двери и уже проговаривала про себя гневную тираду доктору Беллворту о том, почему среди полученных ранее отчётов нет ничего о психическом состоянии пациентки. — И это то, чего ты хочешь? — спросила она. Роковая Вдова не сводила взгляда со стены. — Да.