***
На следующий день с ней всё было в порядке. Даже лучше — казалось, что от счастья слегка кружится голова. И женщина почти расстроилась, что никто этого не заметил. Никто не наградил её старой ситкомовской фразой о том, что она выглядит так будто бы ей перепал секс. Несмотря на это, Ангела напевала мотивы старых песен, работая над последней партией нанороботов и приветливо махая рукой каждому незнакомцу в коридоре. Это было приятно. Через день после этого она стала беспокоиться, но попыталась проигнорировать свои домыслы. Нет вестей от Амели. Ни сообщения, ни звонка, ничего. Но с этим ещё можно смириться. На третий день она ощутила себя развалиной. Ангела оказалась убеждена в том, что всё испортила. Обратно пути нет. Больше не будет ленчей в кафе, смеха над абсолютно несущественной ерундой и любований издалека. На четвертый день она не смогла заснуть. Провела всю ночь в лаборатории, хоть так ничего и не закончив. Просто долгие часы тупо таращилась на одни и те же отчёты, цифры которых то расплывались, то становились чёткими. На пятый день она решила, что будет хорошей идей провести полевое испытание с Торбьорном дизайна новых крыльев к «Валькирии». Это точно поможет ей отвлечься. Но механик мигом отправил её домой, после того как учёная трижды кряду врезалась в стенку тестовой площадки. С крыльями всё в порядке, проблема заключалась в пилоте. На шестой день она сказала себе, что позвонит Амели. Но так и не позвонила. На седьмой день её вызвали в отделение интенсивной терапии базового госпиталя. Это не может быть хорошим знаком. Как и то, что лечащий доктор поинтересовался, не будет ли ей это в тягость, когда впихнул в руки карту пациента. — Дженкинс, — промямлила Ангела, прочтя фамилию пациента. — Где я это уже слышала? Дженкинс представлял собой по большей части обгоревшую массу, не везде покрытую бинтами. Кроме этого он был утыкан трубками и подсоединён к аппаратуре. И хотя ожоги были только второй степени, мужчине сразу ввели нанороботов. Сейчас кожа — самая относительно лёгкая часть тела, которую можно восстановить. Он не выглядел хорошо, но со временем этот Дженкинс поправится... разве что обзаведётся парой-тройкой шрамов. Как только Ангела передала карту врачу обратно, убедив того, что они сделали для пациента всё что смогли, она краем глаза заметила две фигуры. Чета Лакруа пыталась пробиться через медсестру, преградившую им путь в палату. Амели старалась выглядеть возмущённой, держа в руках букет с запиской «Поправляйся». Однако по женщине было видно, что ей ужасно скучно и из всех мест она бы пожелала оказаться где-нибудь подальше. Вот откуда она знает это имя. Он один из подопечных Жерара. Очевидно, всё это ЧП с похищением прошло не так гладко, как хотелось бы. Первой мыслью в голове Ангелы стала идея поиска пути для побега, прежде чем её успеет заметить Амели. Да вот только проблема заключалась в том, что единственным путём для побега, который не активировал бы пожарную сигнализацию, был именно тем, что заблокировали собой Жерар с Амели. Но затем Амели всё-таки заметила доктора. Уголки её губ приподнялись вверх, но затем снова выровнялись в ровную полоску. Это не к добру. Очень не к добру. После этого она кивком головы указала на Жерара, прося о помощи. В один из тех дней Ангела научилась бы говорить «нет». Научилась бы перестать предлагать всем направо и налево свою помощь. Глубоко вздохнув, женщина направилась к медсестре и, положив руку ей на плечо, предложила: — Пожалуйста, если тебе нужно полномочие позволить лейтенанту Лакруа краткий визит, то можешь использовать моё. — Доктор Циглер... — обернувшись, возразила девушка. — Ответственность беру на себя. Могу поговорить с твоей старшей, чтобы и она была в курсе. Тяжело вздохнув и отступив, медсестра отправилась на свой пост. И, прежде чем она смогла сказать «привет», Жерар уже сгрёб женщину в охапку. — И снова Ангела спасла день! — произнёс он, подняв её над полом. Ангела не сразу поняла, как так быстро успела остолбенеть. Ей показалось, будто бы мужчина сложил два плюс два. Но, благо, оперативник не обратил на это никакого внимания. Так что, снова оказавшись на земле, она с трудом проглотила комок, так не вовремя подступивший к горлу. — Пустяк, — крякнула Ангела. Она изо всех сил старалась смотреть прямо на мужчину и не переводить взгляд на Амели. — Ты тоже здесь, чтобы проведать Дженкинса? — поинтересовался Жерар. Доктор кивнула. — Они прислали меня проверить успех нанотерапии. Пока что его показатели улучшились. Выздоровление не за горами, но он обязательно выкарабкается. Мужчина по-дружески сжал ей плечо. Ангела снова одеревенела. Ей потребовалось приложить все усилия, чтобы не сболтнуть лишнего, когда он произнёс: — Спасибо. То есть реально спасибо, Ангела. Знаю, что говорю это часто, но ты много сделала для меня и моей... — Я бы помогла каждому, — ответила она громче, чем следовало. Краем глаза Ангела заметила предательскую улыбку Амели, которую та пыталась скрыть за букетом из маргариток и лилий. Эта улыбка. Эта опасная улыбка. Жерар убрал руку. — Вот почему ты потрясающая. Мы пойдём навестим Дженкинса, пока та медсестра не передумала. Ещё свидимся, да? Ангела тяжело вздохнула. Она едва ли не узрела свет в конце туннеля. Этот нелепый разговор почти закончился. И скоро она будет освобождена от разглядывания каждой морщинки на лице Жерара и щетины на его подбородке. Она уже успела изучить всё, кроме Амели. — Конечно, — согласилась она, начав отдаляться от супругов. — Жерар, — обратилась к мужу из-за цветов Амели, и пихнула букет ему в руки. — Почему бы тебе не побыть со своим подопечным наедине? А я пока пообщаюсь с Ангелой. Улыбнувшись, он принял букет. — Вы двое всё болтаете да болтаете. Никогда не понимал, о чём так много женщины могут разговаривать между собой. Хорошо, chérie. Я знаю, как сильно ты не любишь больницы. — Затем он обратил своё внимание на Ангелу: — У тебя найдётся минутка для моей супруги? Может, даже сможешь отвести её куда-то в менее депрессивное место? В тот момент Ангела чувствовала себя бревном. Таковой тогда стала её жизнь. Она оказалась сделана из дерева, жёсткая, словно доска. Нет, в этом нет ничего зазорного. Может она и была монументом, сотворённым из камня, с запечатлённым навеки выражением ужаса на лице, которое очень плохо сокрыто за кособокой улыбкой. Поэтому, раз уж монументы не могли разговаривать, слово досталось Амели: — Всё нормально. Я уверена, что хороший доктор сумеет уделить мне пару минут. Просто позвони мне, когда будешь готов ехать домой и мы найдём тебя. Кивнув, Жерар быстро поцеловал её и подошёл к кровати Дженкинса. Когда тело Ангелы наконец оказалось освобождённым от оков проклятья, Амели вывела её из палаты в коридор. Она не могла видеть лица доктора. Её рука крепко держала женщину за рукав лабораторного халата. Ангеле нужно что-нибудь сказать. Что угодно. В конце концов, это она едва всё не испортила. — Амели... Я... — Чш-ш. Где твой кабинет? — задала вопрос Амели, чуть повернувшись к ней. Она улыбалась. Улыбалась? Скорее, расплылась в улыбке как Чешир. Это сбило Ангелу с толку. — Мой что? Ох. В исследовательском крыле, — заикаясь, выпалила она. Теперь рука Амели оказалась на запястье. — Это в какую сторону? — Давай лучше я проведу, — ответила Ангела, в кои-то веки получив полное управление над моторикой тела. Она позволила Амели держать запястье, но всю небольшую прогулку шла впереди. Да, Амели определённо улыбалась от уха до уха. И этот взгляд на лице ни с чем не спутать. Это не конец. Она счастлива. Как-то чересчур счастлива. Ох нет. — Могу я поинтере... — Нет. Сперва кабинет, — перебила её Амели, приложив палец к своим губам. И Ангела повиновалась, но только что бы узнать что за чертовщина творится в голове у этой женщины. Вскоре она ввела код доступа, чтобы открыть дверь. — Прости. Здесь немного неубрано. — Серьёзно? Даже представить не могу насколько, — голос Амели искрился сарказмом. Как только за ними закрылась дверь, включился свет, показывая в комнате сущий кавардак. Кабинет Ангелы весьма просторный, здесь есть стол, сервант и маленькая зона комфорта, занятая гладким чёрным диваном и огромным кофейным столиком. Разумеется, эта мебель была едва различима за книгами, использованными медпринадлежностями, частями подлатника «Валькирии», овервотчевской формы и другой одежды. А ещё на нём валялся обычный мусор. И зачем она согласилась привести Амели в это хламосборище? Прежде чем Ангела смогла сгореть от стыда, Амели притянула её к себе для поцелуя. — Эй, эй, — произнесла Ангела в паре дюймов от губ Амели. — Ну-ка притормози-ка. Улыбка сменилась приподнятой бровью. — У тебя другие мысли на этот счёт? — поинтересовалась Амели. — За целую неделю ты мне и слова не сказала, — запротестовала Ангела, вырвавшись из объятий женщины. — У меня не то что другие — у меня теперь третьи, четвертые и даже пятые мысли на этот счёт! — Телефоны работают только второй день, Ангела, — возразила Амели. На её лице снова заиграла улыбка. Сначала поднялся один уголок губ, а а за ним и второй. Ангела — вундеркинд. Она стала доктором в возрасте 22 лет, когда остальные только заканчивали учиться на бакалавров. Женщина запатентовала сотни технологий, спасающих жизни. Она воочию видела ужасы войны, однако возвращалась узреть их снова и снова. Но тогда всё, что она могла сделать — это озадаченно фыркнуть сквозь зубы. И больше ничего. — И если совсем уж начистоту, то я была занята всем этим цирком и нянчила Жерара, — призналась Амели. — Он совсем раскис из-за ситуации с Дженкинсом. И так чертовски разозлился на себя, что позволил парню страдать. Я говорила ему, что он не должен быть на его месте, однако понадобилась целая неделя, чтобы до него наконец дошло. — Он очень сильно переживал за своего подопечного, — перефразировала Ангела. — А я переживала, что ты будешь в бешенстве из-за того, что я не позвонила, — вздохнула Амели, закатив глаза. — Как видишь, я беспокоилась не зря. — Просто обтрахаться, — всё, что смогла ответить Ангела. Ей нужно было подумать, так что она присела на незахламлённую часть дивана. Амели рассмеялась. — Да, этим мы уже занимались. Или тебе и вправду нужно это обсудить? Ангела спрятала лицо в ладони. — Я не знаю. — Ты хочешь повторить? — Я не знаю, — простонала Ангела, но как только до неё дошёл смысл сказанного Амели, женщина поспешила исправиться: — То есть, конечно же хочу, но нам не стоит. — Поздно. — Амели начала блуждать по кабинету. — Знаешь, что я хочу? — Что? — Шанса проделать с тобой всё то, о чём я думала всю эту неделю, — выдохнула Амели. Ангела не могла скрыть от себя жар между ног, мигом возникший в ответ на слова Амели. К черту это тело и его автоматические реакции. И к чёрту Амели за умение манипулировать этим. В затемнённой части кабинета, скрытой от льющихся из окон солнечных лучей, раздался удивлённый вздох. Амели стояла перед прототипом «Валькирии», висевшем на манекене в углу комнаты; он дожидался комментариев Ангелы по доработке, прежде чем ей начнут варить нормально функционирующий образец. После последовал звонкий смех. Скрестив руки на груди, Амели рассматривала доспех. — Ты излишне драматизируешь, — наконец произнесла она. — Почему? — Ангел. Настоящий ангел. С крыльями и золотым нимбом. Ох, Господи, Ангела! Это фарс на грани допустимого! И ты реально надеваешь его? — Амели снова рассмеялась. — Он вдохновляет! — вскочила Ангела, чувствуя потребность защитить себя. — Ты же видела другие костюмы «Овервотч»! Смысл в том, чтобы заставить людей считать нас супергероями. Настоящими супергероями. И им совсем не нужно знать, что внутри этого доспеха скрывается обычный человек. Важно лишь то, что им пришли на помощь. И чем абсурдней дизайн, тем лучше. — Да куда уж абсурдней, — заметила Амели, всё так же рассматривая доспех. — Я должна увидеть тебя в нём. — Зачем ты здесь, Амели? — наконец потребовала ответа Ангела и подошла к ней. Положив руку женщине на плечо, она развернула её к себе. — Не юли. Выражение на лице Амели стало серьёзнее некуда. Брови сомкнулись на переносице. Потянувшись к руке Ангелы на своём плече, она призналась: — Честно, я думала ты обрадуешься, увидев меня здесь. Ангела вздохнула. Она обрадовалась. Типа того. Но также испытывала озадаченность и смущение, однако одно только прикосновение пальцев Амели к ней вмиг развеяло большую часть переживаний. — Я счастлива видеть тебя. Просто прошла целая грёбаная неделя. Прости. Её улыбка вернулась назад. — Ангел всепрощения, м-м-м? — Я же говорила тебе: никаких кличек... Протест Ангелы оказался подавлен властным поцелуем Амели — жёстко и быстро. — Можешь ли ты простить мне мои грехи? — спросила между укусами Амели. — Потому что я чувствую, что могу скоро снова согрешить. Ещё один укус, а за ним нежный поцелуй. Ещё два укуса и следом призрачное ощущение губ на её губах и дыхание, опаляющее щёку. Это чертовски сводило с ума. И если Амели хотела продолжить, — чем бы это ни было, — то ей стоило узнать, как Ангела на самом деле принимает прощения. Доктор схватила руки, блуждающие по её животу и не выходящие за полы халата. — Это зависит от того, — она провела пальцами по нежной коже кистей Амели вверх, сомкнув их вокруг запястий, — согрешишь ли ты снова. Тогда тебе стоит совершить это под моим началом. Ангела прижала женщину к стене, подняв её руки над головой. Исходя из сорвавшегося с губ Амели краткого стона доктор поняла, что та совершенно не против такого исхода. Амели готова намного больше, чем просто узнать. И вот так просто все беспокойства и страхи Ангелы бесследно улетучились; бессонные ночи, и в каждой из них — желчь, скапливающаяся во рту, — это полностью кануло в Лету. Она могла забыть, потому что в кабинете перед ней стоит сногсшибательная женщина, и она её хочет. Она могла забыть, потому что каким-то просто невообразимым образом этой женщиной оказалась Амели. Так что, скользнув ногой между бёдрами Амели, Ангела принялась покрывать поцелуями её безупречную шею. Тогда она посчитала это самым логичным. Казалось, будто бы Амели в любой момент превратится в лужицу у стены; её ноги уже подкашивались от усилия не упасть и стойко выдержать пережить все сладостные «мучения». — А ты сильная девчонка, когда захочешь, м? — произнесла она, когда Ангела дала ей передышку. И подтвердила свои слова, попытавшись вырваться. Безуспешно. — Каким бы абсурдным ты ни считала мой доспех, даже ты будешь удивлена моим запасом выносливости, так необходимой для балансировки в полётах, — прохрипела у её уха Ангела. — Ох, поверь мне, я уже чертовски впечатлена, — сипло ответила Амели. — Мы здесь занимаемся сексом или ведём светскую беседу? — задала вопрос Ангела, отпустив одно из запястий Амели и свободно принявшись расстёгивать пуговицы на её блузке. — Ладно, буду паинькой, — ответила Амели. — У нас всё равно вряд ли хватит времени на оба дела. Ангела согласно хмыкнула. Она права. Нужно поторапливаться. — На диван, — приказала учёная, отпустив вторую руку женщины. Глупо заулыбавшись, Амели прошла к дивану и стала сбрасывать с него как можно больше хлама, чтобы хватило места для них обеих. Ангела оказалась слишком увлечёна этими потрясающими губами. Это её ужасная слабость, но подобное целиком и полностью вина Амели. Не стоит даже упоминать, что она могла жить только на одной этой улыбке. Если бы Ангела была деревом, эта улыбка стала бы её солнцем и дождём. Амели пришлось поманить доктора к себе, чтобы обратить на себя внимание. И Ангела повиновалась. Дыхание Амели чуть сбилось, когда доктор легла на неё всем весом, но женщина сдержала самообладание, чтобы приблизить палец к устам Ангелы раньше, чем та успела её снова поцеловать. — Всё ведь хорошо, верно? — спросила она. Нет. Нет, не верно. Жерар — хороший человек, любящий свою жену. Ангела так же хороший человек и никогда не передавала друзей. Это нужно прекратить. Вообще начинать не стоило. Но Амели чудесная. Она смотрела на неё потемневшими глазами, ожидая продолжения. Прикосновение её кожи к коже Ангелы такое мягкое и тёплое. — Да. Она провела рукой по бедру Амели, поднимаясь выше подола её юбки-карандаша. Женщина ожидала, что на своём пути к цели встретит преграду в виде ещё одного клочка ткани, однако этого не произошло. Ангела невольно прыснула: — О мой бог. Ты что, планировала всё это? Щёки Амели залились очень красивым оттенком розового. — Понятия не имею, о чём это ты. Тогда Ангела решила доказать обвинение действием и показала именно то, о чём говорила. Прикрыв глаза, Амели прикусила губу. Демонстрация, определённо, прошла на «ура». — Так нечестно, — промурлыкала Ангела. — Я думала, ты хочешь перестать болтать, — запротестовала Амели. — Я никогда такого не говорила, — возразила учёная, одновременно ускоряя темп своего внимания. Метания Амели под ней, пожалуй, самое лучшее, что только могло быть в мире. Они оказались тесно связаны с её руками, отчаянно терзавшими волосы Ангелы; оказались тесно связаны с бессвязной чепухой на французском у её груди и шеи. Она не могла определиться. Все варианты слишком хороши. Но затем Амели притянула её к себе, жадно поцеловав. И когда разорвала поцелуй, то, заглянув женщине прямо в глаза, потребовала: — Да выеби меня уже. Вот. Именно это — самое лучшее, спору нет. И Ангела поспешила выполнить это требование. Потребовалось немного времени, чтобы Амели испытала оргазм от двух её пальцев. Женщине пришлось прикрыть ей рот рукой. Стены кабинета сделаны из стали и бетона, это да, но Амели была громкой. Слишком громкой. Вялое «чёрт» сорвалось с её губ, когда Ангела решилась наконец убрать руку. — В следующий раз советую не затягивать с долгими ожиданиями. — Думаю, мне стоит взять этот совет на заметку. В конце концов, ты же доктор, — вздохнула Амели. Проворные руки, обнимающие Ангелу, казались необычайно тяжёлыми, но до чего же они тёплые. Очень тёплые. Ангела могла бы остаться здесь навсегда. Амели всегда так приятно пахла. Она могла провести вечность, уткнувшись носом ей в ложбинку шеи и гадать, что же это за загадочный французский парфюм, так безупречно подчёркивающий собственный запах женщины. И жар между её ногами мог подождать. У неё было время всласть насладиться этим моментом, вдохнуть его полной грудью. Но эти тяжёлые руки слишком быстро обрели силу, снова став лёгкими и проворными. Улыбаясь, Амели скинула с себя Ангелу. — Мой черёд, — объявила она, когда доктор задвигалась, чтобы возразить. Окинув комнату взглядом медовых глаз, улыбка Амели стала шире. Намного шире. Не говоря ни слова, она просто схватила Ангелу за руку, заставляя подняться с дивана. С грацией танцовщицы её легко повернули и крепко приобняли за талию. Ангела никогда не знала, что сердце могло так быстро биться. Она даже не догадывалась, — до сего момента, — что была полной неумехой в танцах, раз уж оказалась ведомой, но что было, то было. Это был потрясающий танец. Танец, принимать участие в котором её тело, — каким бы неуклюжим оно, помимо полётов, не было, — абсолютно не заслуживало. Доктор могла в уме равными промежутками отсчитать «один-два-три-четыре», когда Амели провальсировала её к рабочему столу. Женщина стала толкать её к столешнице, пока Ангела не поняла, что нужно забраться на стол. — Я хочу оказать ответную любезность. Хочу узнать, какая ты на вкус, — прошептала Амели, нащупав болт джинсов Ангелы. Ох. Ох ты ж ёжик. И пока мозг Ангелы был занят перевариванием случившегося, Амели уже начала стягивать с женщины штаны. Резкая боль от ногтей вернула доктора с небес на землю и она чуть приподнялась, чтобы поспособствовать процессу. Узрев плоды своих трудов, Амели тряхнула головой и взглянула на доктора. Ещё никогда Штирлиц не был так близко к провалу. — Серьёзно? Брендовые трусы «Овервотч»? — Ты сильно удивишься, если я скажу тебе, что они есть в трёх разных расцветках? — поинтересовалась Ангела, ощущая, как густо залил щёки стыд. — Может, если бы ты позвонила, то я бы приоделась во что-нибудь более сексуальное. — Хватит, — возразила Амели. Она стянула упомянутые трусы прочь из виду. — Я усвоила урок. А затем она встала на колени. И это случилось. Мягкими губами она проложила тропинку из поцелуев по оголённым бёдрам Ангелы выше, поднимаясь так до безумия медленно. Ангела могла умереть. Она могла умереть прямо в тот момент, а потом преспокойно ужиться с этим фактом. Нет ничего лучшего в мире, чем это. Кроме той части, когда рот Амели достиг желанной цели. Амели точно уже делала это раньше. Столько раз, сколько жалела горькими слезами Ангела за то, что она натуралка. Да вот Амели не натуралка. Она знала, что делала. Знала, замечательно как уболтать Ангелу до точки, где та отчаянно двигала бёдрами по только им заведомо известным аккордам. Ногти Амели оставляли розовые полулунные оттиски на бледной коже в попытке удержать доктора на месте. Ключевое словосочетание здесь «в попытке». Ангела, прекрасно разбирающаяся в том факте, что уже все в исследовательском крыле наверняка знали, чем женщины занимались в её кабинете, достаточно прикусила губу, чтобы ощутить солоноватый привкус крови во рту. Ей нужно быть тише, но Амели весьма хороша. Она чертовски хороша. Когда Амели, наконец, довела её до пика, бёдра женщины в последний раз стукнулись о столешницу, сместив гору чашек Петри и ещё что-то, издавшее громкий звук, когда достигло пола. — Что это было? — спросила Ангела. Глаза всё ещё закрыты, а голос запыхавшийся от недостатка кислорода — итог невозможности нормально дышать последние несколько минут. У её ноги, покрывая поцелуями нежную кожу бедра, отозвалась Амели: — Чашка. — На ней написано «Лучший доктор в мире»? Амели переключилась на другое бедро. И стала покрывать поцелуями красные метки, ранее оставленные ногтями. — Ну, наверное. Сложно сказать. Теперь это сотни осколков. — Чёрт, — выругалась Ангела, наконец открыв глаза и узрев беспощадность реальности. Амели права. Её пол оказался покрыт однодневным кофе и бесчисленными крохотными осколками белой керамики. — Это была моя любимая чашка. Медленно встав, Амели упала в объятия Ангелы. Чмокнула её в щёку и рассмеялась. — Я куплю тебе новую. А затем зазвонил её телефон, развенчав созданную сказку. Покинув уютное местечко, Амели выудила мобильный из сумки, оставленной на кофейном столике в момент когда женщины только вошли в кабинет. — Чёрт, — произнесла она, смотря на экран. Ангела оказалась слишком поглощёна созерцанием этих грациозных движений, чувствуя дурацкое похмелье от содеянного, чтобы заморачиваться, почему такое слово сорвалось с потрясающих губ Амели. — Что? — Сюда идёт Жерар. Кто-то сказал ему, что мы пошли к тебе в кабинет. Ох, точно. Мужчина, за которым она была замужем. Ну, знаете, тот, кого все любили, тот, который был таким же милым как и корзинка с котятами, но одновременно являлся элитным солдатом, способным убить человека сотней различных способов? Ага, именно он. — Чёрт, — повторила Ангела, спрыгнув со стола в поисках снятой одежды. Когда их обнаружил Жерар, они были уже полностью одеты и собирали осколки чашки с пола. — Что у вас тут произошло? — поинтересовался он, присев рядом, чтобы помочь. На секунду Амели с Ангелой переглянулись. Обе выглядели так, будто хотели что-то сказать, да вот только не решались. Наконец, Ангела решила взять ситуацию в свои руки. — Ох, ну ты же меня знаешь. Я такая растяпа. В ту ночь ей позвонила Амели. Как позвонила и на следующую, а за ней ещё, и ещё... Они придумали множество оправданий. Ангела давала Амели советы как избавиться от травм, полученных во время танцев, и связанным с этим стрессом, а Амели рекомендовала ей хорошее вино в качестве подарка для похода к одному сановнику. Когда они встретились в следующий раз, то разговорились. Совесть Ангелы чуть ослабила хватку над её разумом, всего лишь немножко. Амели озвучила ряд правил. 1. Они никому не расскажут об этом. Это логично. 2. Принять душ в течение 24 часов — иначе ничего не будет, пока не помоешься. С этим у Ангелы могут возникнуть трудности, так как она регулярно забывает даже поесть. Но она будет стараться. 3. Никаких следов. Тоналка — дорогое удовольствие, а для того, чтобы скрыть засосы, её понадобится очень много. Это приемлемо, но определённо ставит высокую планку их веселью. 4. Это просто дружба с очень тайной привилегией, не более*. Это самое понятное. Полностью и безоговорочно. Очень понятное. Так ведь? Проблема возникла с тем, где бы они могли встречаться. Присутствие Амели в штабе без Жерара однозначно не пройдет незамеченным. То же самое с нахождением Ангелы за кулисами театра. Балерины — те ещё сплетницы. По словам Амели, они уже начали судачить. Но больше всего Ангела боялась привлечь на себя внимание прозорливого взгляда Аны. Забудьте о балеринах. Эта женщина — сущий ужас, когда у вас есть секрет. Квартира Ангелы казалась логичным вариантом, но Амели вечно сетовала на тотальный беспорядок, бороздивший просторы помещения. — У тебя нет ничего на стенах. Нет картин, фотографий, вообще ничего. Нет тебя, кроме кучи мусора на полу, — произнеся это, она споткнулась о кипу безхозных журналов по медицине. — Это пристанище для сна и склад для вещей, — поймав её, пояснила Ангела. — Я никогда не считала себя домоседом. В один прекрасный день на место Ангелы было наложено неофициальное табу на целых две недели из-за густого облака смрада от мусора. Распахнув все окна, Амели заставила её оттащить все пакеты на помойку. Когда Ангела вернулась, женщина потребовала у неё ключи и заперла дверь снаружи. «Нет. Просто нет», — ответила она тогда. Снятие комнаты в отеле так же было вне вопроса. То же с появлением вместе на публике. Эта дилемма провисела над их головами несколько дней, пока, однажды Амели не позвонила. — Жерар отправился на задание в Россию. И я вся такая одинокая лежу на этом отвратительном диване, который ты заставила меня купить. В квартире Лакруа Ангела прослыла частой гостьей. Нередко она дожидалась в гостиной, пока Амели подготовится к предстоящему выходу в город. Или наслаждалась одним-двумя коктейлями, прислонившись к кухонной стойке. Амели могла сварганить прям таки убийственный «Сайдкар». Но она никогда не была в спальне. — Просто иди сюда. Я знаю, что это ты, Ангела, — отозвалась Амели со своих чертогов. Квартира Амели — полная противоположность её жилищу. Здесь стены увешаны множеством вещей. Картины. Фотографии. Помещенные в застеклённые рамки частицы воспоминаний. Занавески. Мягкие накидки, безупречно покрывающие богатые кожаные кресла и этот чёртов сиреневый диван. Висевшие на крючках куртки с подобранными по вкусу шарфами. Книги на полках, выставленные, скорее всего, в алфавитном порядке. Столы и столешницы без тонны пыли, натёртые полиролем до блеска. Стильные лампы, озаряющие пространство приятным мягким светом. Свежие цветы в вазе. И ещё больше света, льющегося потоком из-за приоткрытой двери спальни. Ангела так бы и осталась стоять на месте, чувствуя себя незваной гостьей, или поступить так как от неё хотели. И почему зайти в спальню казалось мыслью на границе перебора? — Разве что это не ты. Если ты не Ангела, то денег нет и я не разговариваю по-немецки. Так что выкуси, — продолжила Амели, всё так же из спальни. Ангела стряхнула прочь наваждение мурашек по коже. Снова проглотила это чувство неправильности. Она вполне понимала, что эти чувства возникают из чёрной субстанции в её желудке, которую женщина в один прекрасный день просто вырвет наружу. Но не сегодня. — Kein Geld? Ich werde Sie stattdessen haben*, — отозвалась Ангела, повесив пиджак на свободный крючок. Она вошла навстречу объятиям Амели в этот свет. Ещё больше вещей на стенах. Застеленная постель. Больше цветов, безделушек и красивой мебели. — Немецкий всегда звучит так чёрство. Что ты вообще сказала? — спросила Амели парой поцелуев спустя. — Давай лучше покажу, — предложила Ангела. Когда Амели умоляла её не останавливаться, было легко забыть, что это именно та кровать, которую она делила с Жераром. Когда Амели, сонно улыбаясь, поигрывала с прядями её волос, рассказывая, как она провела день, было очень легко отбросить мысли об этом. Как и уснуть вслед за ней. А затем проснуться, ощущая на груди её голову и ни о чём не думая. Чертовски тяжело оказалось стерпеть трель телефонного звонка, и то, как она потянулась ответить звонившему. — И тебе утро, — произнесла Амели в трубку, одними только губами вымолвив имя Жерара и отмахнувшись от Ангелы. — Разве у тебя уже не двенадцать? Было трудно отыскать свою одежду. Трудно видеть вещи разбросанными где попало — беспорядок и хаос в этом безупречном оазисе. — Нет, засиделась допоздна. Уснула за просмотром фильмов. Было больно ощущать себя одинокой и совсем ни к месту. — Она была занята. Не знаю, докторскими штучками? Я не против провести пару дней в одиночестве, Жерар. Мне не нужны друзья, чтобы понянчиться со мной. Было трудно понять, что ошибкой было вообще прийти сюда. Лежать в этой постели. Притворяться, что ей здесь место. — Береги себя. И позвони, как будешь собираться возвращаться. Но самым сложными оказалось не согласиться на уговоры Амели остаться. Она заверила её обещаниями о блинчиках и целому дню в постели. Это всё звучало очень здорово, но Ангела не могла этого сделать. Не сейчас. — Сегодня воскресенье. Чём вообще ты можешь заниматься? — спросила Амели, когда Ангела перебирала варианты отмазок, чтобы уйти. — Докторские штучки, — фыркнула она, сняв пиджак с крючка.***
Часы давно пробили за полночь, а она все ещё находилась в лаборатории. Медсестра возвращалась трижды. Ангела почти всё получила из запрошенного перечня. Свежее ЭКГ. Рентген. МРТ, сделанное всего три дня назад. Внушительный каталог всех кибернетических устройств, а также небольшое пособие, рассказывающее как они работают. Даже визор и крюк, всё ещё в полиэтиленовых мешках для улик. Но по-прежнему не хватало одного. — Всё ещё есть проблемы со взятием крови? — спросила Ангела, когда заметила отсутствие пробирки в последней корзинке нужных материалов. Сестра поёжилась. — Я пыталась, доктор Циглер. Вы же сами говорили. Проблема в плохом кровотоке. Вен, как таковых, считай вообще нет. Кроме меня, пробовали взять ещё трое. И ни у кого не получилась набрать больше капли-двух. Пациентка начинает... злиться. По тому, как она отвела взгляд в сторону, Ангела поняла, что у сестры есть эпитеты получше чем «злиться». Она слегка дрожала. Наверняка Вдова напугала её до смерти. Это можно понять. Ангела не совсем готова посетить палату в западном крыле. Она хотела взять день передышки, чтобы пересмотреть ситуацию с аналитической точки зрения. Потратить целый день на цифры, фигуры и голые факты. Так было проще, чем попытаться узнать, сколько в пациентке осталось от Амели, если вообще что осталось. — Тогда оставьте её в покое. Я сама возьму образец. Палата 537 располагалась неподалёку. Небольшая поездка в лифте, пешая прогулка, проход через хорошо охраняемые двойные двери и поворот налево. Через комнату отдыха и кафетерий. Белые стены с зеленью цвета морской воды и бежевыми вставками. Натёртая до блеска плитка приглушённых оттенков. Повсюду картины с успокаивающими мотивами, все в дешёвых пластиковых рамках. Корабли, бороздящие бледно-синие моря. Весенние цветы. Незаконченное вязание на столе. И всё выполнено в пастели. Эдакий призрак безмятежности и сказки. Идеальное изображение психиатрической больницы. Подобное вполне ожидаемо. Вокруг неё сновали пациенты в серых пижамах, все как один одурманенные лекарствами. И всё в блаженной тишине. Так не похоже на те богатые цвета и краски, которыми окружала себя Амели. Нет. Сейчас не время для подобных мыслей. Ей нужно работать. Западное крыло. Палата номер 537. Дверь закрыта. Пальцы предательски быстро ввели пароль на клавиатуре. Она не была готова, но теперь ей придется собраться с духом. Дверь едва слышно щёлкнула, разблокировавшись. Открыв её, Ангела прошла внутрь, вслушиваясь, как позади снова активировались защитные механизмы. Как и остальные палаты, комната оказалась по большей части белой с небольшими акцентами пастели. Безвкусные занавески с причудливым геометрическим узором нежно-синего оттенка. Постельное покрывало такого же цвета морской волны, как и скудное количество обоев. Единственными настоящими цветами являлись голубой, чёрный и золотой. Взгляд золотых глаз направлен прямо на неё. — Ах, так они теперь послали тебя колоть меня, — произнесла Вдова. Она снова лежала, свернувшись в клубок, на кровати. Вместо повседневного оранжевого комбинезона теперь женщина была одета в серые штаны. Амели ни за что бы не надела подобное. Даже её пижама и трико всегда были как с иголки. — Надеюсь, мне не придётся тебя перекалывать, — сказала Ангела. «Спокойно. Сдержанно. Профессионально». — Она повторяла эти слова про себя. — «Это не Амели. Не она. Это кто-то другой. Нет, не смотри ей в глаза, надеясь разглядеть её в них. Её там нет». Достав из кармана аптечку для забора крови, она помахала им пациентке. — Я бы хотела попробовать ещё раз, если не возражаешь. — Если нужно, — согласилась Вдова. Каждое её слово и движение буквально пропитано безразличием. Она протянула руку, не меняя позы эмбриона. Ангела спрятала аптечку в карман. — Вообще, прежде чем начать, нам предстоит выполнить небольшую работу. Я не собираюсь просто тупо тыкать в тебя наугад, надеясь на удачу. Существует несколько способов облегчить забор у пациентов с плохими венами. — Ангела подошла к ночному столику, где стояли пластиковые стаканы и кувшин с водой. Никто из сестёр не пробовал этого. Доктор налила в один из стаканов воду, чувствуя, как спину буквально прожигал взгляд золотых глаз. Обернувшись, она предложила стакан Вдове. — Пей. Поддержка водного баланса только будет способствовать. Хотя я толком не знаю, как это повлияет на тебя, учитывая твою физиологию, но попытка не пытка. Вдова уставилась на ёмкость так, будто бы та была наполнена бурлящей кислотой. — Или я могу тебя колоть всю ночь напролёт, пока кровь из тебя рекой не хлынет. Выбор за тобой, — подтолкнула Ангела. В конечном итоге длинные голубые, даже тёмно-сиреневатые, чем всё остальное её тело, пальцы обхватили пластик. Осушив стакан в один глоток, Роковая Вдова протянула ёмкость обратно. Когда же Ангела тупо уставилась на неё, женщина возразила: — Что? Полагаю, понадобится больше чем один стакан, чтобы добиться результата. — Точно. — Ангела развернулась набрать ещё воды. Вместо того, чтобы залпом выпить содержимое стакана, она чуть из него пригубила. — А ты не можешь просто взять кровь с вены на шее и покончить с этим цирком? — Если ты хочешь истечь кровью, то да, а так сперва лучше ограничиться менее рискованными методами, — ответила ей Ангела. — Зачем тебе вообще нужна моя кровь? — Чтобы понять, что с тобой сделали, и объяснить эту суду, — объяснила Ангела. — Если нанороботы в тебе окажутся похожими на мои, то тогда они будут использовать твоё кровеносное русло, чтобы добраться до частей тела, которые нужно модифицировать. Так что их всегда можно отыскать в крови, хоть даже и не зная, что они делают. Мне нужен их образец, чтобы найти какую именно задачу они выполняют и что уже успели сделать. Один глоток. Два. Три. — И я пью обычную воду? «Точно. Хватит пялиться, Ангела. Живо за работу». — Таким образом мы пробуем сделать тебя теплее, но от этого, опять-таки, будет мало толку, учитывая, что твоя нормальная температура ниже среднего. Ты чувствуешь холод? Ты всегда выглядишь так, буд... — Я ничего не чувствую, — прервала Вдова. — Просто то, как ты держишься... — Я же сказала. Я ничего не чувствую, — рявкнула Вдова. Небольшая часть воды выплеснулась со стакана, придавая отвратительному покрывалу ещё худший цвет. Ангела не могла поверить в это. Она знала, что убийца ощущала некое подобие боли. Вероятно, ощущение возникло от ранения, полученного в тюрьме или при задержании. С таким медленным метаболизмом понадобится много времени на рассасывание даже самого незначительного синяка. Удар в живот, из-за которого убийца потеряла сознание, будет ещё долго давать о себе знать. Постоянная тупая боль. До чего же кошмарный способ существования. — Тогда вычеркнем это, — пошла на попятную Ангелу. — Допивай, придумаем что-нибудь другое. Выполнив это, Вдова уставилась на неё с нескрываемым цинизмом. Ангела забрала у женщины стакан. — Потрясти руками, — скомандовала она. Вдова наградила её удивлённым взглядом, но всё равно повиновалась. — Продолжай так пару минут. — Отойдя в сторону, Ангела стала листать медкарту Вдовы. Никаких лекарств. Хоть алпразолам и был рекомендован психиатром, он не был назначен пациентке ввиду беспокойства о том, как отреагирует тело на препарат. Интересно. — Зачем это вообще делать? — спросила Вдова. 90 секунд. Явно дольше, чем Ангела обычно делает что-то без требований объяснений. Очень любопытно. — Это усилит кровоток в руках. Вернувшись к кровати, она снова достала аптечку. Стала распаковывать её на ночном столике, наблюдая каким скептическим взглядом окинула иглу из набора Вдова. — Полагаю, не фанат иголок? — поинтересовалась Ангела. Вдова промолчала, продолжая трясти руками. Ангеле в буквальном смысле пришлось её остановить, чтобы наложить жгут. Взяв эти руки, эти длинные изящные пальцы, — те, которые она так хорошо знала, — Ангела перевернула их тыльной стороной вверх, проверяя на наличие вен. — Ага, — произнесла она, нащупав одну, чуть выступающую над прохладной кожей. — Думаю, у нас есть победительница. Со скоростью, отточенной на прожжённых войной ветеранах, рыдающих взахлеб детей, не понимающих её, и племенных людей, считающих доктора какой-то ведьмой, она в мгновение ока собрала вакутайнер и, обработав место прокола, ввела иглу. А затем стала наблюдать. Тёмно-красная, обедненная кислородом кровь. Почти чёрная. И хоть она и читала отчёты, хоть и знала предельно всю изложенную информацию, было потрясающе увидеть такую кровь у живого человека. Как женщина вообще могла функционировать? — У тебя получилось, — подытожила Вдова, наблюдая как наполняется жидкостью пробирка. — Я неплоха в этом, но и твоё содействие сыграло роль, — заметила Ангела. — Хватит и одной пробирки, так что мы уже почти закончили. Взгляд золотых глаз Вдовы мигом переключился на неё, а затем обратно на вакутайнер. — Ты швейцарка, — сказала она. — Да, — согласилась Ангела. Сняв жгут, доктор убрала иглу и приложила к месту прокола ватный шарик. Затем потянулась за спиртовой салфеткой. — Alors vous parlez français*, — продолжила Вдова. Когда она заговорила на французском, в ней было столько от Амели, что стало больно слышать. Грациозность. Лёгкость. Как будто бы она танцевала. Ангела замерла. Рука с салфеткой застыла в паре сантиметров от выступившей капли крови на коже Вдовы. — Да, разговариваю, — произнесла Ангела по-французски. — Я помню это. Ты говорила со мной на нём. — Да, — ответила Ангела. — Да, говорила.