***
Работа. Всё всегда сводилось к ней. Этот разрыв? Интрижка? Ложь? Всего лишь кратковременный перерыв. Аномалия. Подобное не повторится опять. По крайней мере, это продолжала повторять себе Ангела. Она работала. Работала с того самого дня, когда умерли её родители. Она всегда двигалась дальше, борясь за своё будущее. Это единственное, что она знала как делать. А потому так и поступила, работая уже целый месяц без перерывов. — Это плохо, — начал Джек, выключив экран планшета, который дала ему Ангела. — Анджи, люди будут преследовать тебя из-за этой гадости. — Почему? — спросила она, выхватив у него из рук устройство. — Я имею в виду, что это потрясающе. Не пойми меня не правильно. Ты делаешь чудеса, просто дело в том, что… — Что? Думаешь, люди будут не рады миллионам спасённых этим жизней? — Ангела поняла, что в её голосе дрожат нотки гнева, чувства обычно не выходящего за рамки её сдержанного образа. — Не все. Но вот религиозные фанатики? Однозначно. Ты говоришь о возвращении мёртвых к жизни, — предупредил командир. — Почти мёртвых, — поправила она. — Если бы они действительно были мёртвыми, то, по идее, организм сам по себе вырубится. Такое произойдет, когда он поймет, что разлагается. В противном случае я бы создала овощ. Может это было бы и полезным: погрузить организм в состояние анабиоза для эффективной и качественной регенерации органов, но это уже ещё одна этическая дилемма, дискутировать по поводу которой у меня нет времени. — Да без разницы, люди будут бастовать, — возразил Джек. — Ну и пусть, — произнеся это, Ангела обернулась, чтобы уйти. Моррисон поймал её за рукав халата. — Мне не хочется, чтобы ты считала будто бы я против. Просто… — Да всё нормально, Джек. Я справлюсь с грозящей бурей. Сваливай всё на меня, а не на «Овервотч». Я понимаю, что настали тяжелые времена из-за критики ООН и исходящей угрозы от акта Петраса, — успокоила Ангела. — Я не это имел в виду, — оправдался командир. Он сильнее сжал пальцы на её рукаве. — Просто хотел спросить не думала ли ты о перерыве. Ты, это, выглядишь уставшей. Реально уставшей. — Я в порядке, — ответила учёная, освободившись из хватки командующего. — Ты сама не своя после того, как Лакруа… — Я же сказала, что в порядке, — едва ли не крича отозвалась Ангела. Да вот только она не была в порядке. Нормальные люди плачут. Злятся. Пьют. Курят. Съедают много мороженного. Может даже раздумывают о походах к психотерапевту или решаются пройти курс антидепрессантов. Но Ангела работала. Её система нанороботов «всё-в-одном» почти готова. Мечта, в коей она души не чаяла, наконец-то станет явью. Воплотится в жизнь надежда, которую всегда обещала. Один препарат, способный излечить любую рану или же залатать её настолько, чтобы успеть довезти раненого до ближайшего пункта оказания помощи. Маленький проблеск света, способный транспортировать роботов, таких же умных как и стволовые клетки, которые сумеют воссоздать любую клетку в организме и исправить её. Это реально. Это воплотилось в жизнь. Она — причина этому. И затем, может быть затем, она сможет ощутить радость от успеха или вообще что-нибудь ощутить. Ангела возвратилась в лабораторию. Запустила проверку работоспособности обновления для последней партии роботов и уснула в углу на принесённом с собой пальто. Проснулась, когда уже всё закончилось. Запаковала и промаркировала нанитов. Заправила пробирки в инъекторы. Они меньше, чем обычный инъектор. Доктор подсчитала. Один. Два. Три.***
Её как будто бы окутала мгла, за которой она очутилась во тьме, когда источники света ярко вспыхнули, и все как один, потухли. Раздавшийся звук оказался ни на что не похож. Пророкотав вспышкой, он исчез, оставив после себя тишину. Но затем задрожал пол под ногами. Задрожала она и всё вокруг. Вибрация буквально содрогала каждую её клетку. Учёная упала, а после ощутила на себе тяжесть: что-то упало на неё сверху. С такой позиции мало что можно было развидеть, и Ангела почувствовала укол раскалённой до бела боли. А потом ничего. Тьма, гуще чем прежде. Проснувшись, она поняла, что озябла и вспотела. Невозможно пошевелиться и, Господи, как же всё болит. Каждая частица её тела буквально кричала от боли. Наконец Ангела поняла, что одна из рук свободна. Где-то сверху горел свет, но он оказался слишком слабым, чтобы что-то разглядеть. Доктор потянулась к шее и груди — туда, где боль была сильней всего. Жидкость на пальцах слабо сверкнула в освещении. Кровь. Ещё теплая. Она сейчас войдёт в состояние шока. Нет. Не бывать такому. Она не позволит. — Взрыв, — закашляв, произнесла Ангела, игнорируя металлический привкус крови на языке и то, как он очутился в глотке. Источником боли была другая рука. Её пронзило арматурой. Ещё часть железа застряла в паре сантиметров над сердцем, другая — в месте стыка шеи с плечом. Они торчали из огромного бруска бетона, зависшего над ней. Раны кровоточили. Вот почему ей холодно. — Нет, — прокряхтела она. — Не так. Но почему? Часть сознания даже наоборот — приветствовала такую участь. Холодную и тёмную. Просто сдаться, просто остановиться. И больше не будет страданий, сверхурочной работы, и мук по Амели. Только пустота и умиротворение. В конце концов, что ждёт её, если она сумеет пережить катастрофу? Холодная постель, спать в которой — невыносимая пытка. Сердце, разбитое до такой степени, что может воспринимать только прохладную сталь предательства. Успех, к которому рукой подать, да, но для чего? Чтобы люди критиковали её за попытку игры в бога? Но рядом с арматурой, торчащей из грудины, есть что-то, почти плавающее в озере её собственной крови. Инъектор. Гудящие нанороботы. Ожидающие шанса. Даже теста. — К чёрту, — рявкнула Ангела части своего подсознания, желающего просто уснуть навсегда. Она не знала почему. Возможно это из-за того, что она чертовски упряма. Вместо слов получались только булькающие звуки от крови, но от этой попытки ей стало лучше, хоть женщина и была уверена, что подобное только усугубляет её положение. Обхватив инъектор пальцами, она выпустила в себя его содержимое. На секунду нароботы заблестели золотым, собравшись вокруг ран. Первая часть завершена. Теперь… Трясущимися руками, она начала отталкивать от себя бетонный блок, вырывая из тела засевшие части арматуры. Крик. Вопль. Гортанный, душераздирающий рёв сорвался с её губ, когда ей наконец это удалось. Она чувствовала как кожу неимоверно жгло от разрывов при вытаскивании металлических прутьев. Чувствовала, как из ран хлынула кровь. И после она снова канула во мрак. Когда женщина очнулась, солнечные лучи слегка изменили угол падения. На секунду ей показалось будто бы это загробная жизнь. Не этот ли свет, люди всегда говорят, видят перед смертью? Но почему тогда он похож на свет от фонарика, льющийся из дыры в потолке? А, ну да. Потому что это и есть свет от фонарика. Ей всё ещё холодно. Лужа крови, в которой она лежала, уже давно стухла. И теперь такая же холодная. И липкая. Доктор провела искрящей болью рукой по груди и шеи. Ничего. Нет арматуры. И нет ран. Только холодная, влажная кожа. Ангела рассмеялась. В горле пересохло, крови нет, однако это не помеха смеху. Она жива. Нанороботы сработали. Они спасли ей жизнь. Чёрт возьми. Учёная быстро себя осмотрела. Одежда промокла до нитки, едва ли не лохмотья, но всё ещё держится. Хлопья засохшей корочками крови стали отпадать, когда женщина села. Она могла сидеть. Это хороший знак. Чуть закружилась голова и показалось, будто бы мозг погрузили в сироп, но она смогла подняться. До сих пор холодно. Она дрожит как осиновый лист. Она могла стоять. Ноги подкашивались, но она могла стоять. Потока света вполне хватило, чтобы осветить ранее придавившие её обломки потолка. Глыба бетонной балки, упрочнённой стальным каркасом — не просто пара острых прутьев, пронзивший её плоть. Женщине повезло, что их было только две. Или по крайней мере две, о которых она знала. Ей нужно выбраться из этого места во что бы то ни стало. В крыше зияла дыра, а здание оглушало грохотом, пока ещё целого. Но ненадолго. Однако сперва, самое важное — результаты её труда. Ангела отыскала оба инъектора. Те были разбросаны неподалеку от вытекшей из неё огромной лужи крови. Они уцелели, чего не скажешь о планшете, разбитого вдребезги другой глыбой бетона из потолка. Что же, хорошо, что у нее есть копия в облаке. Пора выдвигаться или хотя бы попытаться. Дверь не завалило, но был только один путь, чтобы увидеть какого рода разрушение произошло на другом конце. Ангела знала, что провела достаточно времени без сознания, чтобы раны полностью затянулись. Если за это время никто не решился отправиться на её поиски, то дело дрянь. Паскудная дрянь. В коридоре царил хаос. Было темно. Пришлось пробираться наощупь мимо гор из щебня. Она сконцентрировалась на этом, намеренно игнорируя то и дело лезущие в голову вопросы. Ей это приснилось? Всё это реально? Она и вправду живая? Нет. Нет. Продолжай двигаться, Ангела. Так держать. Эхо. Стон. Спёртое дыхание из-за бетонного блока и стальных балок. Она пошла на звук. Судорожные вздохи, хрипы. Свет. — Пожалуйста. Его озарил слабый солнечный свет, льющийся из окна поблизости. Гейб. Верней, половина его. Его ноги, до бёдер, были погребены под большой глыбой потолочного бетона. Глаза налились кровью. Кожа очень потемнела. Пальцы, тянущиеся к ней, распухли. Краш-синдром. Командир уже несколько часов в этой ловушке. — Убей меня, — взмолился он. — Я знаю, что умираю. Если у тебя есть ствол, солдат. Пожалуйста. Ангела вышла на этот маленький клочок земли, озаряемый солнечным светом едва не ослепившим её. В глазах Гейба, зрачки которых сильно расширились, читался животный ужас. Должно быть она похожа на привидение, её кожа — мертвецки бледная, а рваная одежда — залита кровью. Но Ангела могла помочь. Она могла всё исправить. Она спасла себя, а потому спасёт и его. — Нет, — рискнул Гейб, когда доктор присела рядом с ним. — Нет. Дай мне умереть. — Не могу, — отказалась она, доставая один из инъекторов. Пальцы онемели, но в них ещё сохранилась мышечная память пользования устройством. — Тебе не нужно умирать, поэтому я не позволю тебе умереть. — Ангела, нет. Ты не можешь меня спасти. Пожалуйста, — взмолился Гейб. Его опухшие пальцы слабо держались за остатки её халата. Они даже не смогли удержать ткань. Она тряхнула головой. — Нет, давай я помогу тебе, — ответила Ангела. — У меня получится. Она впрыснула нанороботов. Перейдя в активный режим, те ярко засветились в его теле, начав поиск ранений и, отыскав которые, принялись за работу. Тем временем Ангела попыталась сдвинуть глыбу с ног командира. Поднять тяжёлый камень было нереально, на что доктор решила запихнуть в один из зазоров блока обломков поменьше, параллельно приподнимая обломок. Будь проклят этот краш-синдром. Несмотря на то, что ей задело сонную артерию арматурой, она выжила. И всё благодаря нанороботам. Они всё могут исправить. Они на самом деле могут сотворить чудо. Да вот только Гейб уже не дышал, когда она повторно его проверила. Давно уже сошло на нет золотистое сияние нанитов. Кожа мужчины не приобрела прежнего цвета. Конечности не лишились опухлости. Она проверила пульс. Отсутствует. Гейб умер. — Нет, — взволновано произнесла она, нервно проверяя пульс в других местах. — Я не понимаю. Это спасло меня. Оно должно было спасти и тебя тоже. Чёрт. Гейб. Он ей никогда не нравился. Всегда решал проблемы самыми грубыми способами, которые и становились причиной их частых споров. И командир ни при каких обстоятельствах не шёл на уступки, только зло фыркал, отмахиваясь и отказываясь что-либо слышать. Но они уже давно знали друг друга. До всего этого. До «Блэквотча». До её вступления в ряды «Овервотча». У неё, как и у любого другого, даже висел плакат с его изображением на стене. Он спас целый грёбаный мир. Он один из немногих, на кого она ровнялась, тот, кто заставлял её продолжать трудиться, продолжать пытаться, и продолжать совершенствоваться. Гейб шумно втянул в себя воздух. Ангела всё так же прикасалась пальцами к его шее. И всё так же не было пульса. Почему? Она видела как мужчина распался до мелкой дисперсии, а затем снова собрался в человека. Преображение началось со всё ещё раздавленных ног, постепенно вырисовывая торс, руки и голову. Золотой, блестящий серебряный, и всё становится чёрным. И так несколько раз. Ангела была уверена, что происходящее вокруг — реалии послежизни. Реалии, в которых ей придется отбывать свои грехи. Её окутал чёрный туман. И после перед ней возник Гейб, уставившись на неё так, будто бы она — сам дьявол во плоти. — Я же говорил дать мне умереть! — взревел он. — А теперь смотри! Смотри, что ты сделала! Хоть даже командующий и выглядел собой, мужчина казался бестелесным. Его кожа была намного темнее из-за сети чёрных дорожек, которые, тлея, исчезали. — Я не понимаю. Это вылечило меня, — удивилась она. — Иначе я бы уже давно умерла. Указав на неё пальцем, он снова закричал. Однако его вопль был мало чем похож на человеческий. После Гейб распался на мелкие крупицы густого как смоль тумана и исчезнул во тьме. Поднявшись, Ангела едва устояла на ногах. Она продолжила идти, прокладывая себе путь через обломки и непрекращающуюся тьму. Увидит ли она ещё кого-то? И чтобы сказала ей Амели, будь она в этом аду? Единственный вариант — это выяснить всё самой. Но это не ад. После казавшихся вечностью блужданий по завалам, она услышала голоса людей и лай спасательных собак. Увидела проблески света. Услышала вой сирен. Учуяла смрад дыма и воду. Ангела поняла, что едва не обомлела, когда, наконец, выбралась наружу. В одном из боков штаба зияла огромная дыра, в которую заливалось большое количество воды — должно быть тушили пожар. Обычно незаставленный транспортом фасад теперь был битком забит машинами скорой помощи, спасателей, и поспешно возведенными палатками. Люди то и дело метались из руин и обратно, некоторые держали носилки, другие выносили раненных на спинах или руках. Доктор на автомате проверила собственный пульс. Отсутствует. Девочка в ней сказала, что она — призрак. Но могло быть и хуже. Солнце близилось к закату. Зажглись фонари, освещая спасателям обломки в поисках выживших. Ангела вошла в один из таких ореолов. Наконец у нее появилась возможность оглядеть себя: подранная одежда, вся в крови и пыли; бледная кожа. Но что-то не так. Ей до сих пор холодно. Ангела прикоснулась к груди, прямо над сердцем, куда ранее вошел стержень арматуры. Вот, длинный рваный рубец, растянувшийся на половину грудной клетки. При свете изменённая кожа казалась странной. Она была серебристо-золотой. Нанороботы. То, что не смогли восстановить, они заменили. Ангела отыскала в себе силы прикоснуться к рубцу. Наощупь он как кожа, но слишком гладкий, слишком безупречный. Она провела пальцами дальше, до места над сердцем, где была арматура. Есть. Она ощутила стук. Раз. Два. Три. Стук. Слишком медленный. Слишком слабый. Не нормальный, но его должно быть достаточно. Всё, что не смогли — наниты заменили. Заменили сердце, вернув его в состояние, при котором оно могло биться, хоть и нерегулярно. Она умерла. Но теперь она живая. — Доктор Циглер! — закричал спасатель, пробираясь к ней через груды обломков. Ангела получше запахнулась в подранный халат, отчаянно пытаясь скрыть металлический блеск на груди и шее. Третий инъектор всё так же был в кармане, однако, достав его, женщина разбила устройство о землю. Миру не нужна ещё одна доза, чего бы там ни было она создала. — Я в порядке! — откликнулась доктор. Но это не полная правда.***
Ангела охрипла. Она уже часами разговаривала. Часами, казавшиеся днями. Если она думала, что первая попытка убедить докторов использовать роботов была трудной, то вторая, по сравнению, оказалась самой настоящей пыткой. И, на минутку, она — эксперт в этом деле. Однако все эти идиоты разглагольствовали была она права или нет. Откуда им знать? Они ничего не смыслили в нанотехнологиях. Они ничего не знали об Амели. Но Ангела боролась. Слова стали её когтями. Она цеплялась, зубами и ногтями, за свои теории и улики. Она знала, что права. Это сработает. Должно сработать. И в этот раз на самом деле. Наконец, они уступили. Ангела поняла, что может превратиться в лужицу от изнеможения. Они согласились. Увидели свет. Вскоре она стояла рядом с палатой где держали Амели, в ожидании прислонившись к стене. Тело как будто бы налились свинцом. Но самым тяжёлым оказался инъектор в руке, заполненный усовершенствованными нанороботами. Наконец, из-за двери выглянула медсестра. — Мы ждём вас, — сказала она. Шанс на проведение теста в одиночку разбился вдребезги. Что же. Сестра открыла дверь, показывая палату, битком забитую светилами медицины. Все в белых халатах, с планшетами в руках и осуждающим взглядом в глазах. И среди всех Амели, или Роковая Вдова, или очередная пациентка для всех остальных присутствующих в палате. Кожа теперь бледная, но всё такая же отличительно голубоватая. Убраны медпрепараты для искусственной комы. Она просыпалась. Дёрнулись пальцы. Задвигались глаза под веками, слегка согнулись и быстро разогнулись колени. Сейчас самое лучшее время. Каждый сделанный шаг в её сторону казался Ангеле медленным вхождением в трясину. Но она не останавливалась. Медсестра уже стояла наготове с марлевым тампоном. Ангела нащупала пульс на шее Амели. Один. Два. Три. Стук. Медленный и слабый. Шёпот жизни, ненамногим отличающийся от ритма сердцебиения Ангелы. Но, естественно, подобная информация — секрет. — Готовы? — озвучила она вопрос на всю комнату, хотя больше адресованный лежащей перед ней женщине. Другие доктора только кивнули, буркнув, что согласны. Амели сжала в кулак постельную простынь. Пора. Осторожно введя иглу инъектора, Ангела впрыснула нанороботов. После убрала устройство, чтобы медсестра прижала рану тампоном. Доктор замерла в ожидании. Сначала глаза Амели часто замигали и только затем открылись. Всё такие же золотые. Их взгляд не сфокусирован и затуманен. Она бегло осмотрела комнату. Белые стены. Доктора в белых халатах, набирающих текст на своих планшетах. Белые простыни. Даже аппараты, отслеживающие её жизненные показатели, покрыты белым пластиком. Наконец её взгляд сконцентрировался на Ангеле. Он исследовал её дольше всех. Теперь он не казался тяжёлым или же мягким. Как не казался холодным или же теплым. Что-то посредине. Что-то новое. Что-то сбитое с толку. В нём мелькнул проблеск узнавания. Расширились зрачки. Она моргнула. В уголках глаз скопились слёзы. — Ангела, — произнесла она. — Je me souviens. Comment pourrais-je t'oublier? «Я вспомнила. Как я могла забыть тебя?» Ангела поняла, что смеётся, хоть в её глазах тоже стояли слёзы. Она ощутила себя невесомой, как будто бы ещё секунда и она сможет улететь. Доктор переключилась на французский ради Амели, находя его сейчас самым лёгким языком для общения. Её сердце сладко сжалось и расслабилось от плавного потока речи. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась она. — Как дерьмо, — ответила Амели. Она вытянула перед собой руку, всё ещё щурясь через дымку слёз, которые начали скатываться по её щекам. Француженка смотрела через руку, а не на неё, как будто бы не веря, что данная часть тела может ей принадлежать. — Я не знаю как описать это. Я… я — это до сих пор она, однако я — это я, но теперь я всё вспомнила. Чёрт… Ангела схватила эту руку со скоростью, на которую казалось бы был уже не способен её уставший организм. Она сжала ладонь. — Всё хорошо. Потребуется время, чтобы ты поняла что произошло. Как и поняли доктора. Я здесь ради тебя. Амели повернула голову, но этот жест не принуждал Ангелу отпустить её. — Я всё ещё не знаю почему… почему я делала всё это…, но я всё помню. Почти всё. Я… я не знаю. Ангела сжала её руку сильней. — Я рада, что ты здесь… Амели? — Да. Амели. Это я. — Всё её тело содрогнулась — так сильно, что невольно содрогнулась и сама Ангела. — Доктор Циглер, — подойдя к двери, обратился один из докторов. Он заговорил быстро, нотки веселья зазвенели в его голосе: — Вам удалось? Она разговаривает на французском. Это хороший знак. Может, начнём анализ когнитивных функций? — Да можешь же ты дать мне одну чёртову минуту? — накричала на него Ангела.