ID работы: 6160439

Не навреди

Фемслэш
Перевод
R
Завершён
92
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Пэйринг и персонажи:
Размер:
152 страницы, 10 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
92 Нравится 19 Отзывы 31 В сборник Скачать

Глава 9. Я воздержусь от причинения всякого вреда и несправедливости

Настройки текста
      Ангела уже хотела устроить скандал, когда другие доктора выгнали её из комнаты, но вместо этого решила, что подобная фривольность не приведёт ни к чему хорошему. Она может поделиться своим успехом. Ей придётся.       К тому же Амели не горела энтузиазмом разговаривать с ней. Она провела много времени, рассматривая руки и озвучивая краткие ответы на длинные вопросы.       Так что когда в палату прошествовала ещё большая череда врачей и последующая за ней свита из команды юристов, Ангеле вынужденно пришлось покинуть переполненную комнату. Позволив себе быстрый взгляд через плечо, она могла поклясться что заметила взгляд золотых глаз, который, оторвавшись от созерцания синюшной кожи, проследил за ней до самой двери.       Учёная сможет подумать об этом позже. А сейчас нужно подождать. Придётся.       Устроившись в коридоре прямо рядом с палатой на стуле, незаметно взятом с медсестринского поста, она настойчиво попросила какого-то слишком доверчивого санитара принести кофе. Один из психиатров, ранее выходивший из комнаты и заметивший её пост, вернулся к ней с сэндвичем. Он приветливо кивнул, положив еду на один из подлокотников стула, и поспешил вернуться на осмотр.       Кофе закончился. Те немногие остатки на донышке стакана уже остыли, и теперь окрасили собой бумажную посуду, от чего на стенках образовалось едва различимое кольцо светло-коричневого цвета. Вскоре от сэндвича остались только крошки в целлофановой обертке, которую Ангела запихнула в пресловутый стаканчик из-под кофе. Ночь была в самом разгаре, из-за чего отделение будто бы вымерло. Не полностью, конечно. Час от часу мимо новоиспечённой дозорной сновали медработники и пациенты, хотя спустя четыре часа ожидания уже мало кто окидывал её недоуменным взглядом. Решив потратить время с умом, Ангела занялась написанием отчётов на ноутбуке, подготавливая и детализируя показания для команды защиты.       Поверх текста на экране с постоянно мигающим курсором она наблюдала за докторами, бегающими то в палату, то из неё. Юристы ушли раньше, чем женщина успела закончить трапезу. Последними были психиатры, заинтересованные в произошедших с пациенткой изменениях. Подобный исход следовало ожидать. Логично, что им будет интересно.       Последним уходившим оказался мужчина, оставивший для Ангелы сэндвич несколькими часами ранее. Учёная попыталась сыграть дурочку и притвориться, что не заметила его ухода, но краем глаза уловила как тот улыбнулся.       — Знаете, — обратился он к ней, — я точно уверен, что никто не остановит вас, если вы решите зайти. Недаром же здесь сидели.       Ангела продолжала смотреть на текст перед собой и держать руки на клавиатуре.       — Как я уже говорила: я предоставлю вашей команде всё, что вам нужно. Моё участие в этом почти подошло к концу.       — И зачем я это сказал, — уходя, буркнул доктор себе под нос.       Мужчина был достаточно любезен, не оборачиваясь напоследок, но Ангела всё равно смиренно дождалась, когда тот свернул за угол.       И когда подняла взгляд, то заметила, что ушедший плохо закрыл дверь. Её приветствовал слабый свет. Тёплый, но белый, он доносился из щели в дверном проёме, смешиваясь со свечением флюоресцентных ламп коридора. Внезапно Ангела ощутила, что нервничает. Все поступки Амели, все её действия по отношению к ней всегда пробуждали в докторе трепетное беспокойство. И даже когда они тайком встречались уже несколько месяцев, Ангела всё равно переживала каскад эмоций перед каждым свиданием.       Призраки старых чувств вернулись, от чего состоящее почти полностью из нанороботов сердце чуть больно сжалось. Оно ещё могло так делать. До чего же впечатляюще.       Ведомая этим теплым светом, Ангела прошмыгнула в палату.       Амели спала. Она поджала к груди ноги, лёжа под белоснежным одеялом. Настольная лампа озаряла её мягким белым светом, образуя моря из теней на голубой коже и подчёркивая блеск чернильно-чёрных волос. Усталость буквально читалась в каждой крупице тела, не прикрытой покрывалом. Глаза до сих пор подведены каёмкой сиреневого — похоже, она плакала. И под ними стали заметны мешки тёмно-синего оттенка.       На её сонном лице застыла гримаса беспокойства. Не боли или страдания, ни даже вины. Разве что чуть-чуть. Похоже, во сне Амели о чём-то беспокоилась.       На секунду Ангела задумалась, видела ли Вдова сны. Скорее всего нет. Найти ответ на этот вопрос останется другим врачам. А сейчас она слишком занята, ревностно присматривает за невероятно медленными вдохами Амели.       Наблюдая за женщиной, Ангела ощутила вину за глубокие линии, избороздившие лицо Амели, ощутила вину за едва различимые дорожки от слёз на её щеках. Это было слишком, даже чересчур для учёной. Хотела ли сама Амели стать такой? Не отвечать полностью за себя и свои поступки, быть тем, что сделал из неё «Коготь», находиться где-то на грани? Жить с чувством вины за совершённое, зная, что сделала это не по доброй воле?       Ангела слышала, о чем перешёптывались между собой юристы, выйдя из палаты. Это дело станет самым эпохальным в истории юриспруденции. Но похоже что у них закрались сомнения в возможности выигрыша дела и доказательства невиновности Амели.       Но чувствовала ли себя Амели невиновной? Судя по лицу, нет. Наверное нет.       И всё же альтернативой была жизнь как оболочка, как тело, принадлежащее другой, мозг, способный только посылать импульсы двигаться вперёд, а не назад, в жизнь, полную красок и звуков. В жизнь, в которой когда-то жила Амели.       Ангеле не хотелось даже задумываться, какой выбор ей пришлось бы сделать, будь она на её месте; вряд ли тот хоть чем-то бы разнился. Она могла только радоваться, что произошедшее случилось не с ней, но одновременно и искренне жалеть, что этой «не ею» стала Амели.       — Ты не была ангелом, но это не значит что ты заслужила всё это, — осмелилась произнести доктор вслух.       Она едва ли не сорвалась с места, чтобы взять руку Амели в свои, но одумалась. Вместо этого села в кресло в углу палаты. Она могла подождать. Это нужно Амели. Хорошо. Всё хорошо. Что же, всё будет хорошо. Возможно.       Ангела вскоре уснула, после того как села батарея на ноутбуке. Трудно, даже с натяжкой, назвать больничное кресло удобным, но это было неважно. Она слишком устала.       Ей не снились сны. Хотя она бы отдала всё за счастливые воспоминания о них с Амели, или может быть фантазии, в которой не происходило ничего из череды катастроф, но, как обычно, её сон отличился только тёмной, ведомой усталостью.       Когда она проснулась, льющиеся из окна серые утренние лучи наполнили палату. К ней был прикован взгляд золотых глаз.       Полностью проснувшись, Ангела встретила этот взгляд, а после осмотрелась. Они были одни. На прикроватном столике Амели стоял нетронутый завтрак. Похоже, кто-то уже приходил.       Глаза Ангелы снова отыскали Амели. Не совсем Амели. Её глаза не могли чудесным образом стать медово-карими. Они были пронзительно золотыми, от чего у учёной закралась мысль, что таким взглядом смотрит на жертву ястреб или какая-нибудь другая птица, а не паук. В нём выражалась та же пристальность хищника, та же каменная концентрация.       Амели сидела, подтянув к себе колени. Сидела в той же позе, что и Вдова. Скрывая боль. Свернувшись в клубок. Делая себя меньше. Её белая больничная рубаха свисала мешком, слишком большая и потёртая, чтобы полностью прикрыть хорошо развитые мышцы, напрягшиеся под синюшной кожей.       — Tu es revenu, — наконец обратилась к ней Амели.       «Ты вернулась».       — Да, конечно. Я тогда ждала снаружи, — ответила сиплым от сна голосом Ангела. Её французский, произношение которого намного улучшилось благодаря работе в «Доктора без границ», всё равно звучал скрипуче.       — Что ждала? — переспросила Амели.       — Я… — Ангела поняла, что у неё нет хорошего ответа на этот вопрос. — Тебя, наверное.       — Я не хочу сейчас разговаривать. Пришлось много говорить с докторами и адвокатами вчера.       — Ничего страшного, — успокоила Ангела. — Я подожду.       И она ждала.       Дождалась, пока Амели отведёт от неё взгляд и переведёт его на окно. Наблюдала то, как она стала рассматривать поднос с завтраком, к которому едва прикоснулась. Видела, как пришла медсестра для рутинного осмотра и, что самое интересное, провела функциональную проверку нервной системы, как будто бы у Амели подозревали скрытое сотрясение. Другие доктора до сих пор не могут поверить её результатам? Они же видели гораздо больше, чем Ангела.       Впервые за всё время терапии учёная поняла, что ревнует. На секунду она представила, что забаррикадирует дверь в палату и никого не будет впускать, но подобное ребячество только усугубит дела. Лучшим будет не вмешиваться во всё это.       Когда медсестра подоспела с подносом с ленчем, Амели снова подняла на неё взгляд.       — Можете принести что-нибудь и для доктора? — поинтересовалась она на английском, когда та направилась к выходу.       Кивнув, девушка вернулась с ещё одним запакованными в целлофановый кулёк сэндвичем и стаканом ужасного апельсинового сока.       После ухода сестры Ангела чуть приподняла свои больничные призы и кивнула в знак благодарности.       — Теперь я лучше знаю английский, — заметила Амели. — Это странно.       — Твой английский никогда и не был плохим, — отозвалась Ангела, рассматривая этикетку сэндвича. Ветчина с сыром. Есть можно.       — Но теперь мне удобнее на нём разговаривать, — призналась Амели. — Наверное, в этом виноваты семь лет практики.       Она окинула взглядом поднос, еда на котором была ничем ни лучше, чем у Ангелы. Апельсиновый пуддинг. Такой же сэндвич. Миска парующего супа. Захудалое яблоко.       Ангела не ответила. Амели всё ещё не готова к диалогу. По ней это видно.       Но по крайней мере она готова есть. Женщина съела несколько ложек супа, пока Ангела доедала свой сэндвич. Определённо не самый изысканный или аппетитный ленч, который у них был. Ангела поняла, что соскучилась по их посиделками в маленьком женевском кафе. Поняла, что соскучилась по совместным питьём кофе и чая и сильными порывами ветра, играющегося с волосами Амели, которые безукоризненно ниспадали ей на плечи и струились по спине.       Было тяжело. Очень тяжело признать, что подобное так и останется на уровне воспоминаний. Возможно, ей удастся вернуть какую-то часть Амели, но её лёгкая улыбка исчезла навсегда. Блеск в глазах, мягкие нотки её смеха — всё это уже не вернуть, как бы ни старалась Ангела.       — Я помню как была ею, — тихо сказала Амели, осматривая яблоко. — Похоже, Вдова считала, что это будет как по щелчку — появлюсь я, а она исчезнет. Но теперь я поняла. Поняла, что всегда была ею. Она просто была мной без… меня, наверное.       Ангела наблюдала за ней поверх стакана с соком. Движения Амели иначе, чем у Вдовы. Обе двигались с напором и изяществом, но Амели быстрее и более целенаправленнее, даже в мелких действиях. Ангела сомневалась, что Вдова, прежде чем откусить яблоко, проверяла бы его на предмет каких-либо изъянов, и видела, как Амели целых десять секунд вертела фрукт в руке и только потом решила, что не будет его есть. На губах доктора невольно заиграла улыбка, которую поспешно пришлось спрятать за стаканом. Да, перед ней сейчас именно Амели.       Не решившись поднять взгляд, Амели обратилась к отставленному на поднос яблоку:       — Адвокаты сказали, что всё пройдёт гладко. И что меня помилуют. Но я помню все поступки Вдовы. Я не могу сказать, что видела все собственными глазами. Просто я… Меня не было, потому что я была ею.       — Никто не говорит, что нужно решать все сразу, — ответила Ангела, отставив сок. — Всему своё время.       — Однако я хочу решить всё сразу, — наконец снова на неё взглянув, произнесла Амели. Она убрала в сторону поднос с едой. — Я хочу знать, может ли во мне что-то перемкнуть и я начну убивать всех вокруг. Или может ли «Коготь» послать мне какой-то радиосигнал, прослушав который, я снова исчезну. Или как мне жить дальше, хоть юристы и говорят, что я не виновна.       Ангела поднялась, заметив, что Амели готова совершить то же самое. Учитывая весь тот стресс, обрушившийся на её плечи, и то как мало она съела, попытка не грозилась увенчаться успехом.       — И мы получим на это вопросы. Я пока ещё толком мало что знаю. Некоторые из них ещё предстоит найти, но у тебя будет помощь. Я гарантирую.       — Что именно ты гарантируешь? — потребовала ответа Амели. Смахнув одеяло с ног, она поднялась. Её пальцы крепко схватились за спинку кровати. — И ты действительно хочешь мне что-то обещать? Вспомни, что случилось с Жераром, когда я выбрала его, а не тебя — когда я пыталась сделать правильный выбор. За эти семь лет ты задумывалась, что бы было, если бы это ты спала рядом со мной в ту ночь?       Ангела удивилась. В последнее время ей часто приходилось удивляться, даже очень часто. Как бы она поступила, если бы проснулась с зависшей над собой Амели, готовой перерезать ей горло? Что бы сделала?       — Я убила его. Я убивала его ещё тогда. Если бы он узнал, что я сделала. Что мы сделали… — В её глазах заблестели слёзы. Амели так сильно сжала пальцами простынь, что Ангеле показалось, будто бы ещё чуть-чуть и она точно порвёт её.       — Я не думаю, что он знал, — попыталась успокоить женщину доктор, рискнув приблизиться на шаг ближе.       — Мне от этого не легче, — ответила Амели. Несколько слезинок, сорвавшись, покатились по проторенным дорожкам на щеках, возникшим ещё от вчерашних вопросов. — Ты была права. Ещё тогда, до всего этого, в той больничной палате. Я эгоистка. Жадная. Я хотела обладать вами обоими. Я думала, что могу обладать вами обоими.       Ангела замерла.       — И по какой-то причине ты здесь, — продолжила Амели. — Семь лет по обе стороны. Мы были врагами. Последний раз, когда мы разговаривали, эта штука заставила меня наговорить тебе все те ужасные вещи. Я только сейчас поняла, что она запрограммировала меня быть с Жераром, чтобы я потом убила его. Она заставила меня оттолкнуть тебя. Однако ты здесь. Ты спасла меня.       И хоть Ангела и осталась такой же непутёвой, какой была семь лет тому назад, теперь она чуть наловчилась не показывать этого. Несмотря на перехватившее дыхание, ей удалось вытолкнуть из себя слова:       — Ну, теперь я типа эксперт в нанороботах. Кому бы ещё они позвонили?       Пальцы Амели разжались, отпуская удерживаемую простынь. Ткань так и осталась стоять скомканной.       — Я не это имела в виду, — отрезала она. — И ты здесь не из-за этого.       — Это уже другая история. Ты поверишь, если я скажу, что в этом замешана Сомбра? — парировала Ангела.       Амели покачала головой. Она не поверила. Но перестала плакать.       — Все эти годы. Весь этот бедлам. И ты всё равно меня любишь. Почему, Ангела?       Попалась. Была не была.       — Я не знаю, — честно призналась Ангела. — Просто ты… Просто ты не была как другие. Я не думаю, что это оскорбит тебя, если я скажу, что пыталась забыть тебя. Пыталась заменить тебя. Но это слабо работало. Хоть ты и пилила меня за мои плохие привычки и чудачества, ты всегда толерантно к ним относилась. На что другие оказались неспособны. Я быстро с ними расставалась.       — Честно, со мной точно так же, — ответила Амели. — Ты заботилась. Ты не осуждала. И ты всегда была рядом.       Ангела поняла, что на её губах заиграла улыбка. Она оказалась затянута в вихрь воспоминаний тех чудесных моментов, когда они были вместе, но до чего же чудесно видеть, что Амели так же разделяет те же чувства. Об этом говорил её блеск в глазах. Сейчас она находилась так далеко в прошлом, в одном из тех ветреных деньков, когда они решили посетить кафе и как хорошо им было вместе. Молчание не было напряжённым, а наоборот — успокаивало и казалось уютным.       — Теперь ты понимаешь, почему я спасла тебя, — ответила ей Ангела. — Это не только моя обязанность как врача; я не могла так просто потерять единственного в мире человека, который может мириться с моими чертями.       Амели едва было не улыбнулась вслед за ней, но затем снова скомкала пальцами простынь.       — И ты ведь приложишь все усилия, чтобы удержать его, так?       Остаток пути к кровати Ангела преодолела в пару скачков, и живо накрыла ладонью один из этих кулаков.       — Я тебе это уже говорила. Я обещаю сделать всё, что в моих силах.       Амели притянула её к себе, обнимая. Исчез тот шлейф безупречного парфюма. Теперь же она пахла каким-то кондиционером, который добавляют при стирке больничного белья. Но это не важно. Её голова всё так же приятно размещалась под щекой Ангелы. Её волосы цвета воронового крыла до сих пор мягкие. И, для доктора, её кожа уже не такая и холодная.       Так что логично, что это заметила и Амели.       — Ты почти такая же холодная как и я. Неужто здесь так холодно? Трудно понять, — спросила она где-то у ключицы Ангелы, всё так же не отпуская.       — Ты не единственная, кто изменился за эти семь лет, — тихо ответила Ангела ей в волосы.       — Ангела… — пригрозила Амели.       — Потом объясню, — увильнула от ответа доктор. Она попробует вести себя как профессионал. Ну, может немножко. Только сейчас. Для этого разговора нужны месяцы, чтобы прийти к какому-то логическому заключению. Она может подождать. Как и Амели. — Скажем так: сейчас у нас намного больше общего, чем просто безграничная толерантность.       Амели всё равно не отпускала её руку.       — Ты останешься со мной? До суда?       — Конечно, — успокоила Ангела, сжав ей ладонь в качестве акцента.       — Спасибо. — Уголки губ Амели наконец-то поднялись вверх в зачатке улыбки. И хотя она не выглядела родной и домашней на синей коже лица женщины, и определённо не была уверенной, но, тем не менее, казалась многообещающей. — Я просто… Просто просматривай за мной. Держи меня здесь. Это может быть трудно, но позволь мне быть мной. Действительно мной.       Ангела кивнула.       — Обещание есть обещание, Амели.

***

      Всё как обычно. Челнок приземлился на крыше в предрассветных лучах солнца. Они не сказали ей где. Эта информация предоставится позже, вместе с досье задания и целью, высветившимися на экране визора. Экипаж не произнёс ни слова, оставляя за собой право сообщить, что пора сходить.       Всё то же самое, как и всегда.       Кроме разве что того, что Роковая Вдова стала более чутко понимать, что пилоты смеялись в кокпите, из-за двери которого доносилась рок-музыка.       Подобное свойственно всем людям, даже террористам. Они смеялись. Слушали музыку. Оставляли пустые бутылки из-под воды на полу, которые, когда судно пересекало зону турбулентности, ударялись о её ступни. Они грубили. И они избегали её.       Однако подобное мало заботило. Она скорее помнила, нежели действительно ощущала, что должна быть обиженной. Или и вправду обижалась?       О таком даже думать не стоит. Если она продолжит, мимолётное чувство исчезнет, иногда заменяясь реальными головными болями. Их она всегда могла ощутить. Единственное связующее её с остальными людьми — это способность чувствовать боль. Боль выступала гарантией её человечности. Гарантией её реальности.       То же самое, как и всегда.       Вихри воздуха от высадки взъерошили ей хвост. Ночью будет лить дождь.       — Роковая Вдова. Займи укрытие в этой зоне до одиннадцати ноль-ноль. Дальнейшие инструкции получишь позже, — отчеканил голос в наушнике.       — Поняла, — ответила она.       На другой крыше она отыскала дверь, ведущую на лестничную площадку. Подождав внутри, она наблюдала за росчерками капель дождя в дуновениях ветра. Видела, как заблестело от дождевой воды и луж смоляное покрытие крыши, отражая блики грозового неба. Она не спала, только дремала. Годы практики обучили её коротать время таким способом, просто существуя. Не думая и не чувствуя, а просто ожидая. Ожидая начало следующего задания.       Дождь закончился на рассвете. В воздухе витал запах свежести — смытой грязи и пришедшей ей на смену чистоты. Внизу начались копошения снующих кто куда людей, исполняющих утреннюю рутину. И, всё же, Роковая Вдова ждала.       С улицы доносились приглушённые голоса, разговаривающие на немецком. Из её места в дверном проеме сизый туман стал постепенно рассеиваться, вырисовывая вдалеке очертания снежных шапок гор на горизонте. Снизу донёсся запах свежей выпечки. Может, Австрия? Швейцария? Всё казалось слабо знакомым: место, утро. Но она не стала задумываться. Ей нужен ясный ум и никакой головной боли. Миссия. Да, миссия. Вот, что сейчас важно.       Краем глаза Вдова заметила присланное сообщение. Активировав визор, она прочла его. «Цель: Торбьорн Линдхольм. Ранее — основатель «Овервотча», теперь известен за передачу схем и разработок оружия анти-террористическим организациям. У него назначена встреча с другом на Кёнигштрассе в нескольких кварталах от твоего месторасположения. Казнить публично. Должен стать примером».       Стать примером чего? Об этом в инструкции не говорилось. Из вложений есть изображение. Низкорослый швед, с которым, по мнению Вдовы, ей доводилось пересекаться один-два раза в те времена, когда её ещё называли Амели. Её цели становились всё более знакомыми, равно как и более известными. Амбиции «Когтя» росли вместе со смелостью.       На визоре высветилось новая информация. Карта. Координаты. Швейцария.       — Женева, — невольно произнесла одними губами Вдова.       Она знала, что жила здесь раньше. Невольно снайпер вернулась к исконному началу воспоминания, так толком ничего и не обнаружив. Краткий отрывок смеха, разнёсшегося эхом вдаль по древней улочке. Ожидание такси, в руках — чехол с балетной одеждой. Смешавшийся в один запах кофе и чая на углу улицы. Две квартиры. Одна — захламлённая и почти не используемая, другая — обставленная со вкусом и хорошо обустроенная.       Это слишком. Всё сменилось волной боли, которая будет пульсировать в голове наверно с часы. Это того не стоило, но, похоже, её мозг упорно продолжал попытки что-то вспомнить. Во что бы то ни стало, он не прекращал попыток.       До чего же любопытную жизнь она вела здесь, в Женеве. Но теперь это в прошлом. Это всё закончилось. И больше ничего не стоило.       — Роковая Вдова, подтверди получение инструкции, — снова скомандовал голос.       — Инструкции получены. Я в процессе перехвата цели, — доложила Вдова.       Мигом выскочив из укрытия, с помощью крюка она перелетела с крыши на крышу — прямо над головами ничего не подозревающих прохожих. Быстро и тихо. Даже в лучах утреннего солнца, наёмница была слишком быстрой, чтобы её на самом деле кто-то заметил. Если же подобное и случалось, то невольные очевидцы скорее всего думали, что это тень от излишне смелой кошки, даже и не подозревая, что тень может быть от подосланной убийцы.       Когда она тихо проделывала себе путь от места до места, в радиоэфир будничного гомона единственного голоса, снабжавшего её инструкциями, вмешался ещё один.       — Hola amigos, — раздался в наушнике смех Сомбры. — Новая информация от вашей истинной инфокоролевы. У меня есть инфа о друге, с которым у нашей цели встреча. Это доктор Циглер, ещё один бывший агент «Овервотча». Ну, что скажете, ребят? Сразу двух зайцев?       — Уверена? — поинтересовался тот же голос, что и всегда.       — Ты знаешь меня, — проворковала хакер. — Я сейчас просматриваю почту Тириона. Доктор уже ждёт его в кафе. Он опаздывает. До чего же здесь очаровательные кафешки в Женеве, как считаешь, Вдова?       — Ты говоришь с ней? Сомбра, это защищённый канал…       — Спокойно. Она почти на месте. Ты же не хочешь, чтобы она упустила возможность, а? Два выстрела, два трупа. Небольшое отступление от стандарта, но, думаю, она справится, — успокоила Сомбра.       За этим наступила тишина. Вдова продолжала перелёты с помощью крюка. Она действительно почти на месте.       Снова заговорил знакомый голос.       — Роковая Вдова, изменение в планах. Тебе нужно будет ликвидировать первоначальную цель и доктора Циглер. Сейчас пришлю тебе информацию по дополнительной цели.       — Принято, — подтвердила она, заняв позицию на крыше здания, прямо напротив кафе.       На экране визора вспыхнуло изображение. Светловолосая женщина с усталыми глазами. Должно быть, они были знакомы. Мерцание узнавания закопошилось в её сознании, угрожая снова причинить ей боль, но Вдова проигнорировала чувство. Когда ощущение прочней засело в её мыслях, она отбросила его прочь, закинув в самые дальние закрома разума. Задание. Она здесь, чтобы выполнить задание.       Быстро перебежав до другого конца крыши, снайпер заняла положение сидя. Достала винтовку, разместила её дуло на краю. Активировала визор и заглянула в прицел.       Сначала она заметила первостепенную цель. Торбьорн шёл по улице, приближаясь к кафе. Он махнул рукой.       Проследив за направлением жеста Вдова увидела женщину, сидящую за одним из столиков, на котором лежали два меню и стоял большой бумажный стаканчик с кофе. Она что-то листала на телефоне, но, заметив мужчину, приветливо помахала в ответ. Она улыбнулась. Хоть в глазах читалась многовековая усталость, под ней прятались тёплые огоньки счастья.       Она не была безупречной. Не была тем ангелом, которым её считали другие. Она небрежная. Грубая. Нетерпеливая. Порой весьма снисходительная. Она часто напоминала всем вокруг, что именно она — доктор, а значит знает лучше них, что делать. И хоть не всерьёз, но она всё равно это делала.       Однако она была тёплой. И очень нежной. Она классно целовалась, её губы могли сводить с ума одними только дразнящими поцелуями и не сильными укусами. А руки, эти грубые, натруженные руки хирурга, они могли сотворить сказку не только на операционном столе. Но она совсем не умела скрывать собственные чувства. С каждым днём её привязанность становилась всё очевидней. И красноречивей всего это высказывалось в её мелких поступках. То как она помнила незначительные даты, как пыталась делать вещи, которые, очевидно же, что ненавидела — и всё ради неё. То, как она улыбалась. То, как смеялась. И Амели не предпринимала никаких мер, потому что ей это нравилось. Она любила это. Она любила её, несмотря ни на что.       Голову Вдовы пронзила резкая боль. Боль, которую невозможно стерпеть. Она отодвинулась от винтовки, прикусив губу до крови, чтобы не закричать.       — Arrête ça, arrête ça, arrête ça, — взмолилась Вдова про себя.       Но на этот раз боль не прекратилась. Воспоминание не исчезло, а только слегка помутнело. По-видимому, мозг нашёл прореху в защите и теперь всласть наслаждался памятными моментами. Разметавшиеся по её подушке светлые волосы, краткие прикосновения, пока никто не видит.       — Роковая вдова, ты на позиции? — задал вопрос голос. — Вдова, как слышно? Вдова?       Она потянулась к наушнику, но не смогла включить связь: нахлынувшие воспоминания причинили новую волну боли. Она пахла кофе и больницей. Порой от неё разило табаком, но она ни за что не признавалась, что курила. Такое происходило только в особо стрессовых ситуациях. В конце, Амели ощущала вкус сигарет намного чаще, чем не ощущала.       — Плохие новости, — вмешалась в радиосвязь Сомбра. — Похоже, кто-то слил Интерполу это дело. Они разыскивают её.       — Что? Сомбра! Что я тебе говорил по поводу этого канала? — взревел голос.       — Ну прости. — Даже сквозь ослепительную боль в голосе Вдова могла сказать, что Сомбра не так уже и раскаивалась. — Я не буду лезть. Просто убери её оттуда, ладно?       — Роковая Вдова, ответь, — потребовал голос.       Прикосновение нежных пальцев вдоль её позвоночника.       — Вдова, живо ответь.       Опаляющее дыхание на шее, запах кофе и шоколада, может даже с нотками ментола.       — Роковая Вдова!       Последней рассмеялась Сомбра.       — Слышком поздно, команданте. Её можно уже считать утерянной.       Взляд, который прояснял слова, недозволенные к произношению вслух. Голубые глаза, полные привязанности. Боль. Резкая вспышка раскаленной добела боли.       Даже через рёв голоса в наушнике и звон в ушах из-за головной боли она услышала перестук берцов бойцов Интерпола по крыше. Её схватили. Связали. Снесли по ступенькам вниз.       Она не могла бороться. Только корчиться от боли и вспоминать. Её уже закинули в грузовик, когда всё стало белым, и, мелькнув, растворилось во тьме.       Роковая Вдова резко очнулась, когда какой-то полицейский пнул её, чтобы разбудить. Кадры, мельтешившие в голове, теперь исчезли, сменившись привычной дымкой спокойствия, что разместилось в затылке. Боли не было, как и не было больше воспоминаний. Она подождала. Не думая и ничего не ощущая. Просто ожидая. И только потом ей зачитали права.

***

      В последующие дни, Амели не часто находила в себе желание поговорить. Когда же такое случалось, в основном она разговаривала с командой защиты и, благодаря поощрению со стороны Ангелы, с психиатром, которого она совсем и не ненавидела.       И это было хорошо. Всё хорошо. Ангела теперь проводила в палате всё своё свободное время, решаясь только посетить лабораторию, чтобы подтвердить новые находки о нанороботах Амели, когда та засыпала или же хотела побыть наедине перед встречей с мозголомом. И даже тогда учёная спешила как можно быстрее вернуться, чтобы Амели не чувствовала себя одинокой. Подобное было недопустимо. Она не могла себе это позволить.       Близился суд, и кресло в углу стало казаться роднее, чем палатка, бункер или номер в отеле, где Ангеле довелось жить за последние семь лет. Ещё ни разу со времён её захламлённой маленькой квартирки в Женеве она никогда не ощущала себя как дома. И если бы не тот факт, что кресло было весьма неудобным, а больничный паёк оставлял желать лучшего, то Ангела могла бы запросто остаться здесь навсегда.       Потому что на самом деле потребуется много лет, чтобы разрулить последствия, которые произошли с телом и разумом Амели. Это не сулило веселья, но обещание есть обещание. И единственным человеком, которому она могла дать слово, была именно Амели.       Так что Ангела намеренно старалась находиться к ней как можно ближе. Тому есть причина. Куда же без этого.       Она была рядом и на суде, или по крайней мере настолько близко, насколько позволяли условия заседания. Когда Ангела выступила с объяснениями своей работы, Амели наблюдала за ней широко распахнутыми глазами. Когда для дачи показаний вызвали Амели, то от дрожащего голоса, рассказывающего о том, каким ничтожным контролем она обладала над своим телом, после пыток и введения «Когтём» нанороботов поверг Ангелу в ужас, но доктору удалось не показать его. Ей удалось улыбнуться француженке нежной и обнадёживающей улыбкой.       Чтобы стать свободной, Амели нужно было рассказать обо всем. Ей нужно было показать всем, кем она являлась на самом деле. Она — не пустая безэмоциональная оболочка, не какой-то болванчик, одетый в облегающий костюм и с оружием наперевес. Она — человек, обладающий воспоминаниями, тараканами в голове и неудачными деньками за плечами. Хотя, в случае с Амели, последнее утверждение весьма относительное и далёкое.       Ангела помогла ей скрыть лицо от вспышек фотокамер назойливых папарацци по дороге к полицейскому автомобилю. Она поддержала её, когда Лена выступила с обвинениями относительно убийства Мондатты, совершенного Вдовой. Была рядом, когда взгляд лётчика смягчился от осознания, что перед ней не та описываемая ею женщина.       Казалось, будто бы суд длился вечно. Амели вернулась в палату номер 537 в западном крыле. Технически за Ангелой всё ещё считалась комната в отеле, но она приходила туда только чтобы принять душ и сменить одежду. Всё остальное время доктор проводила в кресле в углу.       Почти всё время Амели молчала, что было очень на неё не похоже. Порой она спрашивала Ангелу, были ли её воспоминания настоящими. Порой её память давала сбой. Были пробелы. Недели, вспомнить которые она не могла. Дурацкие факты, что она определённо должна была помнить, но не помнила. Она знала, когда у Ангелы день рождения, но не помнила, когда — у Жерара. Помнила годовщину их свадьбы, но ничего — о медовом месяце. Помнила какой кофе заказывает себе Ангела, но не шоколадные круассаны, которые они всегда покупали на двоих.       Её бытие Роковой Вдовой теперь казалось ещё более расплывчатым. Она помнила большую часть совершенных убийств, но разговаривать об этом отказывалась. Помнила, как сделала татуировку с пауком на спине, но понятия не имела откуда взялось тату на предплечье. Амели не была в восторге от обеих наколок, однако ничего с ними делать не собиралась.       Наконец, судебные тягости подходили к концу. Ждали только судью для вынесения вердикта. Ангела вернулась в отель, чтобы освежиться, и вернулась обратно с пакетом в руке. Оставив его на кровати рядом с Амели, она вернулась в своё кресло.       Невысказанный вопрос Амели выразился в слегка приподнятых бровях.       — Это одежда. Думаю, я подобрала правильный размер. Скорее всего тебе не понравится, но я старалась. Как по мне так всё выглядит получше, чем серые треники и этот ужасный костюм, которые они выдали тебе для судебного заседания, — пояснила Ангела.       Она старалась. Сломила себе голову в поисках воспоминаний об Амели и том, как она одевалась семь лет назад, а после отчаянно попыталась совместить это с современными тенденциями моды, или подобрать что-нибудь из классики, что будет модным при любых обстоятельствах. Ангела не была уверена, как может выглядеть вечно трендовая одежда, но попытка не пытка.       Амели просмотрела содержимое пакета, не делая какого-либо недовольного или, наоборот, впечатлённого лица. Поднявшись с кровати, скрылась в ванной, прихватив с собой пакет. И когда вернулась, то была одета в молочную кофту с широким вырезом и чёрные джинсы.       И она снова выглядела почти прежней.       Амели села, внезапно ощутив себя тяжёлой. Слишком тяжёлой, чтобы стоять. Рукав кофты прикрывал татуировку на предплечье. Вздохнув, она осмотрела себя. Потёрла руками ткань штанов на бедрах. Скользнула ногтями по джинсе, отчего раздался едва слышный рваный звук.       Ангела наблюдала и ждала. Это всё, что сейчас было в её силах.       — Спасибо, — наконец заговорила Амели. — Я просто… Спасибо. Мне это было нужно.       Ангела наконец позволила себе улыбнуться.       Когда настал день вынесения вердикта, Амели пришла в суд в блузке и юбке-карандаш — одежде из того же пакета, принесённого Ангелой. Туфли, подобранные ею, не были безупречным вариантом. Они оказались слегка квадратными и не совсем сочетались с образом. Однако, несмотря на это, Амели всё равно их обула.       Ангела очень сильно хотела быть рядом с ней в тот день. Она заняла место чуть левее, прямо позади неё. Другие члены команды защиты не по уму, а по счастью запомнили, где нужно занять доктору место.       И вскоре, когда слово «невиновна» раздалось эхом в судебном зале, Амели повернулась не к адвокатам, а к Ангеле. Она улыбалась, однако в её глазах плескалось беспокойство.       Вокруг них все радовались, но Амели самыми губами вымолвила: «Что мне теперь делать?»       И честно, Ангела сама спрашивала у себя этот же вопрос.       К счастью, юристы закружили Амели в серии рукопожатий прежде, чем у доктора выдалась возможность смолоть какую-то чепуху. Слава Богу.       Нахальная маленькая помощница адвоката, помогающая ему вести дело, толкнула Ангелу локтём в ребра. Это вывело доктора из размышлений.       — Должна признаться, я бы всё равно шантажировала тебя, милый доктор.       Ангела круто развернулась на каблуках. Она узнала этот голос с акцентом.       — Сом…       — Кое-кому до сих пор не помешало бы научиться хранить конфиденциальность? Да, я в курсе, — не дала ей договорить Сомбра. Если задуматься, то это помощница постоянно зависала в планшете. И чувствовала себя неуютно в костюме. И, минуточку, это что — парик?       — Всё это время ты была по близости? — задала вопрос Ангела.       Сомбра помахала пальцем, так необычно выглядящим без накладного когтя, даже с кислотно-розовым лаком на ногте.       — Держи глаз востро. Только с самого начала этого заседания.       — Я всё равно не могу понять, — заметила Ангела, понимая, что эта встреча будет очень короткой, но ей нужно узнать ответ, сейчас или никогда. — Я знаю, что ты делала это не по приказу «Когтя». Скорее ты это сделала назло ему. Но на кого ты работаешь? Кто захотел освободить Амели?       Сомбра рассмеялась. Этот смех ни с чем не спутаешь. Это она. Слишком часто Ангеле доводилось слышать этот смех, чтобы думать иначе.       — Вот ты здесь из-за маленькой вещи, именуемой «самодеятельность»? Я фрилансер. Которым и была всегда. А что касаемо почему?.. Ну, можешь считать это крохотной личной услугой для моей старой подруги, Роковой Вдовы. Хотя, если честно, то подруга из неё так себе, учитывая всю эту чепуху с промыванием мозгов. А что до меня? Что же, должна же я хоть когда-то побыть доброй самаритянкой. Это здорово.       — Врёшь, — процедила сквозь зубы Ангела.       — Я может даже скопировала все твои наработки о нанороботах, управляющих сознанием, — призналась Сомбра.       — Если ты… — начала угрожать Ангела.       — Если я что, использую их во зло? Ты придёшь и найдёшь меня? О-о-о, я аж трепещу, — отозвалась Сомбра, изобразив на лице напускную запуганность. — Я так не думаю, милый доктор. Так что можешь расслабиться, потому что я использую их для большего блага. Роковая Вдова — не единственный агент, к которому «Коготь» применил нанотерапию. Я могу обменять эту информацию тем, кто хотят вернуть любимых на более выгодные услуги.       — Так, значит, мои исследования…       — Деньги. Даже горы их. Достаточно, чтобы оплатить гостиничный номер, в котором ты почти не жила. И достаточно для весьма щедрого пожертвования, сделанного больнице, чтобы закупить оборудование, необходимое для топовых исследований в наноинженерии. Так что, да, спасибо тебе, — кивнула Сомбра.       Ангела была только слегка раздражена. По крайней мере, всё закончилось хорошо. Краем глаза она заметила, что Амели до сих пор жала руки непрекращающейся веренице адвокатов, принимая их поздравления с выигрышем.       — Вижу, ты понимаешь, — заметила Сомбра, проследив за её взглядом и улыбнувшись. — А что касается фотографий — со мной они в безопасности. Хотя в таком ключе, у тебя вряд ли получится спрятать их от всего мира.       — Я не знаю. Она через многое прошла, — произнесла Ангела.       — Как и все мы, chica. Но это не останавливает нас от идиотских поступков, так ведь? — поинтересовалась Сомбра.       Потянувшись к нагрудному карману пиджака, она вытащила визитку и передала Ангеле, принявшей карточку с нескрываемым замешательством.       — Оставайся на связи, милый доктор. У меня предчувствие, что мы ещё сработаемся, особенно теперь, когда ты уже не являешься заложником нашей маленькой сделки.       Ангела взглянула на визитку. Она являла собой какой-то шифр. Вся карточка была заполнена буквами и цифрами, расположившимися группками, значения которых учёная мало понимала.       — Это что, шутка или…       Когда она подняла взгляд, чтобы закончить вопрос, Сомбры уже и след простыл.       Не увидев хакера, доктор наткнулась на Амели, наконец-то стоявшую в одиночестве. Спрятав визитку в карман, она направилась к ней, едва ли не бегом.       Именно Амели обняла её. Холодная кожа к такой же холодной коже. Сердца медленно стучат почти в унисон. Ей до сих пор нужно всё объяснить Амели. Хотя всему своё время.       — Я серьёзно. Что мне теперь делать? Куда вообще деться? Никто не захочет иметь со мной дела. Они сказали, что я невиновна, но весь мир знает меня как бессердечную убийцу, — прошептала ей на ухо Амели. Она начала дрожать, и Ангела ощутила, как намокло плечо от горьких слёз.       Доктор прижала её к себе ближе.       — Со мной. Ты можешь пойти со мной.       — Да, но куда? И как я могу так поступить с тобой? На тебе нет греха. Ты правда хочешь связать себя с оправданной террористкой? — спросила Амели.       — Я бы не сказала, что без греха, — ответила Ангела. Она заметила как к ним приблизилась Лена, в её больших щенячьих глазах плескалась непроизнесённая вина. После дачи показаний, девушка окидывала Ангелу самыми грустными взглядами. Но затем Ангела увидела выход. Маленькую брошку со значком «Овервотча» на воротнике костюма Лены. Созыв. Точно, послание, которое она намеренно игнорировала уже несколько месяцев.       — Думаю, я знаю место, куда мы можем пойти, — обратилась доктор к Амели и, улыбнувшись Лене, подозвала её к себе.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.