Наперегонки

28 июня 1995 года, POV Северуса На завтраке я сажусь между Помоной и Минервой – удобный случай обсудить кое-какие вопросы по закрытию года. Едва я приступаю к яичнице, как в мой кубок пикирует ярко-рыжая сипуха Лонгботтомов, расплескивая апельсиновый сок на полстола. Пока мы торопливо очищаем себя и все вокруг, сипуха идет на второй заход и ловко сбрасывает один за другим два идентичных конверта – сначала Минерве, потом Помоне. Дело нередкое, иногда конвертов бывает и три, и четыре. Видимо, Августа полагает, что нам нечего делать, как только обсуждать оценки ее ненаглядного болвана. Однако, судя по тому, как бледнеет сначала Помона, потом Минерва, с учетом того, что Помона не бледнеет вообще никогда, ну разве что от головной боли, и даже в последние дни выглядела пышущей и розовощекой, дело не в этом идиоте. И это мне решительно не нравится. Августа – она как Дамблдор. Внешне кажется выжившей из ума старой теткой, а письма ее полны таких вопросов, что понимаешь - она не только сохранила остроту этого самого ума, но и волшебница далеко не рядовая. А еще у нее обширная переписка с чистокровными семействами и многочисленные связи в министерстве и аврорате. Что, в текущей обстановке, не может не наводить на определенные мысли. Пока я доедаю завтрак, так и подмывает расспросить соседок, в чем дело. Но раз они сами не подумали поделиться, значит, сейчас это делать нельзя. Зайду-ка я после завтрака в теплицы… Когда я рассматриваю ситуацию задним числом, отмечаю, что почему-то самый простой вариант вроде того, что умер какой-нибудь их общий знакомый – все-таки они все трое учились в Хогвартсе в одно время, мне даже в голову не приходит. То ли я совсем параноиком становлюсь, то ли интуицию начинаю отращивать на уровне Альбуса. Однако необходимость расспрашивать Помону отпадает. В самом конце завтрака мимо нас с Минервой подходит Дамблдор, на мгновение кладет руки нам на плечи и еле слышно говорит: - Через полчаса ко мне в кабинет. Что-то серьезное. В кабинете он сразу берет быка за рога. - Минерва, как я полагаю, вы уже получили письмо от Августы Лонгботтом? - Да, Альбус, и это соверше… Он обрывает ее легким взмахом руки. - В деревушке Стоборо-грин вчера ночью загадочным образом погибли пять магглов, - обращается ко мне. - Министерство магии забрало это дело у Аврората и сразу засекретило, его расследует вновь созданный отдел, который контролирует лично министр. Стоборо-грин… - Северус, тебе, если не ошибаюсь, знакомо это название? Перевожу взгляд с Альбуса на Минерву и обратно на Альбуса. Я должен рассказать? Но Альбус избавляет меня от этой необходимости. - В первую войну в Дорсете за одну ночь убили несколько магглорожденных волшебников вместе с семьями… - объясняет он. - Я помню этот случай, - вступает Минерва. - Но что примечательно, - Альбус снова поднимает руку, привлекая внимание, - то, что начали они тогда со Стоборо-грин, с одноименной улицы и дома под номером 13. Да, и Белла перед этим бегала по улице, размахивая палочкой, как сумасшедшая, выбирая, какой дом поджечь. Потом решила, что 13 – счастливое число. Удивительно, впрочем, что не всю улицу сожгла, а только половину. Долохов очень злился, кстати, что она не дала ему их пытать – сразу убивала. Ему хотелось качества и чтоб никто не сообразил вызвать авроров, а Белле количества и шума. А метку тогда я запустил – должен же был и от меня быть какой-то толк. - Сегодня были убиты магглы в доме номер 11, - продолжает Альбус. – И еще несколько магглов в соседних домах пытали круциатусом. Он садится на стол и я, чтоб быть ближе, делаю шаг к нему и в этот момент замечаю на краю стола пергамент и до того, как Альбус уничтожает его, успеваю рассмотреть витиеватую подпись «Преданный вам К.Л.» и печать на ультрамариновом сургуче. - Альбус… - заговаривает Минерва, которая, видимо, успела рассмотреть то же, что и я. – это ведь не от Фаджа новости, и от Фаджа ничего не было, я права? - Боюсь, что так, - аккуратно отвечает Альбус. – Боюсь, что мы теперь сами по себе. И в «Пророке», разумеется, ничего. Вообще ничего на тему гибели Диггори на турнире. Только вчера была небольшая, крохотная, заметка о том, что Поттер выиграл турнир. Крохотная – про Тремудрый турнир! Что ж, слова министра не расходятся с делом. Интересно, как они только старшего Диггори заставили замолчать? - Я напишу об этом случае всем своим коллегам и ученикам, Альбус, и попрошу их написать всем, с кем они переписываются, - решительно говорит Минерва. – И попрошу всех остальных преподавателей сделать то же са... - Августа адрес давала? – вылетает у меня. Минерва растерянно переводит взгляд с Альбуса на меня и обратно: - Нельзя давать детали, так? Но ведь тогда они не смогут убедиться?.. - Боюсь, что так, Минерва. - Альбус, если позволите… Возможно, есть средство для того, чтобы решить эту проблему на будущее. Существует некое Зелье покрова: если его выпьет тот, кто распространяет новости, он как бы отводит от себя подозрения. Мне только нужно уточнить рецептуру и достать один специфический ингредиент. Естественно, его нельзя применять слишком часто, и оно дорогое. - Никогда не слышал о таком, Северус. - Изобретение испанских магов. - Очень хорошо, Северус! – настроение у Альбуса явно повысилось. Внутренне расцветаю от похвалы как первогодка, пускающий слюни на старшекурсника. - И, Северус, в ближайшее время понадобится также обновить запасы антикруциатусных зелий для магглов. Теперь уж так и так к Помоне. - Да, директор. - Что ж, полагаю, мы все обсудили, - он потирает руки, и я понимаю, что ему в голову пришла какая-то идея. Когда я выхожу из кабинета вслед за Минервой, в моей голове вдруг появляется мысль: «Загляни перед ужином». *** Про «Зелье покрова» я узнал от Брокльхерст, еще в конце прошлого года. Тогда я прошелся по книге ее обожаемой герцогини и обнаружил множество пометок на полях. Я спросил ее, дорабатывала ли она рецепты сама, но оказалось, что тут постаралась Мария Инесса (в степени их родства я запутался сразу же, как только услышал о нем). Она прислала эту книгу дяде Брокльхерст, когда тот увлекся зельями во время учебы в Хогвартсе. «Под обложкой был еще рецепт Зелья покрова, которое она создала, когда была шпионкой, - добавила тогда Брокльхерст. - Но туда нужна жидкость из гребня новорожденного опалоглаза мужского пола». Мы оба понимали, что это нереально. Опалоглазы встречались только в Новой Зеландии. В конце 70-х они появились ненадолго в Австралии, но местные фермеры-магглы не стали терпеть кражу овец и расстреляли их из какой-то военной техники. Помню, сколько шуму было по этому поводу и в «Пророке», и в европейских магических изданиях. Несмотря на то, что департамент магического правопорядка подчистил все концы за считаные часы, некоторые, почему-то британские, а не австралийские, маги были так напуганы угрозой разоблачения магического сообщества, что требовали уничтожить всех драконов вообще. По Косому переулку ходила толпа, призывая подписать петицию. Они заходили даже в Лютный, а несколько раз мы получали призывы с утренней почтой и в Хогвартсе. Министерство призывало всех успокоиться и уверяло, что европейские популяции драконов находятся под контролем, а в Новую Зеландию будут посланы самые опытные драконологи. О том, как успешно продвигается миссия, министерство отчитывалось в «Пророке» каждую субботу, не забывая сопровождать все это красочными колдофото волшебников на фоне приручающихся опалоглазов. Через несколько недель «Пророк» уведомил нас, что драконы полностью под контролем и по этому поводу будет устроена вечеринка в только что открывшемся танцзале в Ярком переулке. Я, конечно, подозревал, что что-то не так – слишком тошнотворно жизнерадостными были сообщения министерства, и на всякий случай написал чешскому драконологу, который поставлял ингредиенты для Пожирателей. От него и узнал, что миссия полностью провалена и что опалоглазы, которые в принципе-то не питаются людьми, сожрали всех присланных драконологов вместе с тапочками. Я тогда удивился еще, насколько легко, оказывается, подделать колдофото. Впрочем, ингредиенты из конкретно опалоглаза использовались только в одном случае: поскольку драконам в Новой Зеландии приходится летать на охоту очень далеко, новорожденные дракончики для защиты развили способность разбрызгивать из гребня особую жидкость, делавшую их почти прозрачными - эта жидкость входила в составе зелья, которым пропитывались мантии-невидимки. Но поскольку остальные ингредиенты этого зелья были вообще недоставаемыми, надобности в опалоглазах не возникало. Узнав о Зелье покрова, я написал Уизли, который поставлял школе драконьи ингредиенты, с вопросом, как обстоят дела с опалоглазами сейчас. И получил ответ, что я везунчик. Что им ценой невероятных усилий удалось заполучить парочку опалоглазов, и самка только что выложила кладку. Поскольку яйца созревали от года до полутора лет, он обещал известить меня, как только пойдет процесс. А Брокльхерст не только принесла мне рецепт, но и внезапно подарила учебник и четыре фамильных фиала с инициалами SW. И отказалась разговаривать со мной об этом наотрез. И, кстати, с тех пор я ни слова от нее о герцогине не слышал. И когда я отдавал учебник Нотту для домашней практики в рождественские каникулы, кажется, даже презрительно фыркнула. *** Спускаюсь в теплицы прежде чем пойти в лабораторию и неожиданно застаю душераздирающую картину: Лонгботтом, укрощающий игломодию. Чтоб вы понимали, игломодия – это кактус, стреляющий иглами, но укротить его можно только голыми руками. Поэтому Лонгботтом в больших темных очках, облачен в костюм из драконьей кожи с головы до ног, а незащищенные ладони его, медленно, по паре сантиметров в минуту, раздувшиеся и воспаленные, утыканные иголками, приближаются к кактусу. Помона с большим стеклянным колпаком в одной руке и палочкой в другой мечется между Лонгботтомом (на безопасном расстоянии, конечно) и остальными растениями в теплице, выступающими кто во что горазд: цапень пытается задушить сразу пять горшков с недозревшим бубонтюбером, бубонтюбер пытается дать сдачи, заливая таким же недозревшим гноем побеги цапня и зубастые герани, герани со злости раскачивают горшки и тянутся к мандрагорам, которые явно вот-вот вырвутся из горшков сами, а юные мимблетонии распыляют над всем этим смердящий сок. Очень удачное время для разговора я выбрал, надо сказать. - Северус, пожалуйста! – Помона бежит за мной к выходу из теплицы. – У Невилла почти не осталось зелья от аллергии. Салазар, какой идиот! - Вели прекратить ему сейчас же! - Он не будет. Он уже шесть раз пытался ее укротить. Он сказал, что на этот раз доведет дело до конца во что бы то ни стало. А больше чем на пять минут от нее отходить нельзя – тогда придется начинать все заново. - Ты понимаешь, что он может без рук остаться?!! Идиот. Идиот. - Помона, у тебя есть мазь из ошметочника? - Есть. Но у него же будет кожа сходить… - Будет! – И не только кожа, а еще и пораженные участки ладоней. А еще это будет адски больно, пока будут отрастать новые. – Зелье будешь наносить только на пальцы, растянешь до самого конца. На ладони – мазь. После - Лонгботтома сразу ко мне. Интересно, как долго это продлится? Если до вечера, то я не согласен с таким положением вещей. Спускаюсь в подземелья и рассказываю о случившемся Брокльхерст. Первый раз вижу, чтобы она так зверела. Две минуты с ее языка слетают такие ругательства, что «урод недоделанный» это самое мягкое, и я ее понимаю очень хорошо. Она варит последний этап зелий для Помфри, которые будут настаиваться до сентября, и варку их нельзя прерывать никоим образом. Однако сейчас ей придется оставить их, а потом начать все сначала, все этапы, и потратить на них еще двадцать часов в то время, как остальные ее сокурсники будут наслаждаться последними днями в Хогвартсе. К сожалению, мазь для идиота Лонгботтома мы сможем приготовить только в четыре руки. На секунду я думаю, не попросить ли помощи Альбуса, потом вспоминаю, что он был в бордовой парадной мантии, когда мы зашли – значит, собирался в министерство. Что ж… Ставлю на огонь воду и достаю банку с гноем бубонтюбера. Брокльхерст со слезами на глазах очищает котлы, призывает перчатки из драконьей кожи и вываливает на стол из корыта, стоявшего за ее спиной, шипастый шалфей. За ним тоже придется потом идти на ту сторону озера. Видимо, подумав о том же, Брокльхерст рычит, и в голосе ее слышится отчаяние. Но, вероятно, у меня найдется, чем ее сейчас отвлечь… У нас около двадцати минут относительного спокойствия - до того, как начнется самый важный этап, на котором потеря концентрации недопустима. - Брокльхерст, - спрашиваю осторожно, - не расскажете, что случилось между вами и семьей Вильярдо год назад? Она надавливает на шалфей так сильно, что он (впервые на моей памяти) выстреливает шипом, который, пробив рукав мантии, впивается мне в руку. - Извините, - без тени сожаления говорит Брокльхерст и, даже не пытаясь убрать последствия, возвращается к шалфею. Отрезает от него два шипа и поднимает на меня лицо с улыбкой, полной холодной ярости: - Ничего, кроме того, что их обожаемая маленькая шлюшка Эухения своими приключениями разрушила всю нашу жизнь.