Наперегонки

28 июня 1995 года Сириус понравился без исключения всем. Но и обеспокоил тоже всех. Даже Ромулу. «Хен, человек двенадцать лет провел в тюрьме с дементорами. Да еще по ложному обвинению без надежды выйти. Что там у него в мозгах, сам дьявол не разберет». Ромулу вообще за этот год, пока они не виделись, стал циничным. Прямо скажем, совсем нехорошим стал. Раньше, когда он ругался, это было очень мило, и он почти всегда краснел. Изо рта сегодняшнего Ромулу ругательства или грубость вылетали как нечто само собой разумеющееся. И, боже, она никогда не думала, что будет скучать по его неуверенности. И уж сроду он не делал ей замечаний и жизни не учил. Этот человек был незнакомый, чужой, этого человека она никогда бы не назвала ласково Ромеком. Ему как будто не свойственны были ни сочувствие, ни чувства вообще. Нет, они все, конечно, выросли и изменились, и не все люди, наверное, должны были меняться в лучшую сторону, и Рите этот уверенный, нагловатый муж как будто бы даже нравился: возможно, он казался большей опорой, чем бывший рохля и мямля, не умеющий говорить «нет». Но Хен, столкнувшись с новым братом, ощутила это как то, что некая ценная и важная составляющая ее жизни просто растворилась, оставив зияющую пустоту. Сириус с теплотой его серых глаз и смешинками в уголках губ, с ловкостью рук и статью и безупречным вкусом в одежде, с его жаждой жить и нарушать границы, и с его сумасшедшинкой, да-да, с той самой сумасшедшинкой, которой в нем испугались Вильярдо, как нельзя лучше подходил к этой пустоте. Филигранно, надо сказать. Поэтому она была рада, что в руки мамы не попало то письмо. Скорее всего, правда, в нем ничего такого не было, и Эухенио просто все выдумал, чтобы был еще один повод посмеяться, но мало ли. Но маме, в общем-то, повод особенно и не нужен был. В ее лекции было, конечно, и про честь и достоинство, которые нельзя было уронить (трижды ха-ха, после прошлогодних событий-то), и про то, что мужчине в подобных обстоятельствах нелегко сдерживать себя, а забыться ему, наоборот, легко, и что если Эухения вдруг забеременеет, то на носу война, и про 16 лет тоже, куда же без этого. Но с 16-ю годами была такая интересная штука, хитрая. Это ей еще Макс в прошлом году объяснял, а он в испанском магическом законодательстве собаку съел. Замуж она без согласия родителей не могла выйти до совершеннолетия, которое в ее случае, по счастью, наступало в 17 лет, и деньгами самостоятельно распоряжаться тоже не могла, а вот «возраст согласия» был ей уже достигнут, и связей понятного рода она могла иметь безнаказанно сколько хочешь, и вторая сторона при этом могла быть хоть какого угодно возраста - ничего ей не грозило, этой стороне. Эухения Виктория напомнила об этом матери. - Да, но запретить мне тебе посещать то место, где ты можешь испробовать удовольствия возраста согласия, никто не запретит, - внезапно на это жестко ответила та, и Эухения Виктория осознала одну удивительную вещь: по большому счету, ей до сих пор ничего и никогда не запрещали. Речь шла не об общих правилах, которым подчинялась семья, не о запретах, связанных с безопасностью, которые она, Эухения Виктория, сама считала необходимостью, но именно о чем-то личном. Она всегда делала, что хотела, учила только то, что хотела, работала так, как хотела (даже если это казалось вынужденной мерой, но никто не заставлял ее, например, отбывать в Аргентину), сама устанавливала и изменяла себе расписание. Она могла, например, захотеть посреди бела дня отправиться в Мадрид и отправлялась, в сопровождении, да, но не спрашивала ни у кого разрешения и выбирала это сопровождение сама. Возможно, в этот момент ей впервые по-настоящему пришла в голову мысль, насколько же все то, что случалось с ней, влияло на остальных. Хотя вот Хуан Антонио казался довольным своим положением и вспоминал работу в министерстве магии как страшный сон. Ответственность и посты директора и председателя совета директоров компании его не пугали – наоборот, радовала свобода и отсутствие указаний сверху. Очень быстро стало понятно, что бизнес - это его, Хуан Антонио добился кредитов, скорешился с партнерами-магглами, завел нужные связи в магических кругах, нашел себе наставников в обоих мирах, продал совсем убыточное, придумал, как заставить приносить прибыль то, что ее не приносило, и выстроил план развития компании на двадцать лет вперед. Макс за ним не поспевал, Эухения тем более. Она очень пыталась, это правда. За год, даром, что Марта внезапно оставила их в полном покое, она очень много всего освоила и поняла, как вообще работает бизнес, она была уверена, что сможет открыть свою компанию, связанную с зельеварением, и вырастить ее, но к бизнесу, оставленному дядей, ее душа не лежала совсем. Макс же, обычно схватывающий все на лету, вообще не хотел заниматься делами, и изучать аргентинское магическое законодательство тоже не хотел. Кроме того, он безмерно тосковал по Краму и Полякову, и другим друзьям, которые участвовали в Тремудром турнире. И в конце концов Эухения Виктория стала находить его пьяным уже с утра, и с утра же обнаруживать дома стайку красоток, которых Макс приволакивал с какой-нибудь маггловской тусовки. К весне количество наложенных ею обливиэйтов перевалило за сотню, и она благодарила всех богов за то, что дурмштранговцы описывали в своих письмах каждый чих. Приход письма означал, что Макс будет его перечитывать вновь и вновь, будет пересказывать его ей, перечитывать его вместе с ней, потом пересказывать Хуану Антонио, и, следовательно, он останется дома и будет пить меньше. И меньше будет пренебрегать своей безопасностью. И к маю стало ясно, что так больше нельзя. Макса нужно было вернуть домой и дать ему какую-то деятельность. И она подумала, что если он попадет в Хогвартс в качестве зрителя на последний тур Тремудрого турнира, это будет как нельзя кстати. Крам никогда не заговаривал о такой возможности, вероятно, потому что думал, что это дело безнадежное, но Эухения Виктория была уверена, что она была. Она потихоньку списалась с Виктором, и за несколько недель до турнира Максу пришло приглашение. Конечно, все обернулось совсем не так, как ожидалось. Но тем лучше, что Макс был там. Он никогда не простил бы себе, если бы не мог поддержать друга в такой момент. И после всего было решено, что как только Крам поедет на каникулы, Макс отправится к нему в гости. Эухения Виктория подозревала, что он будет там не единственным дурмштранговцем. Впрочем, его учеба в Дурмштранге была теперь под большим вопросом. В начале года ожидалось, что Макс, чтобы не пропускать курс, будет учиться самостоятельно и потом сдаст экзамены вместе со всеми, а там будет видно, возвращаться ему или нет. Но еще в начале зимы он бросил заниматься и сообщил Каркарову, что возвращаться не собирается, а собирается серьезно заниматься бизнесом. Занялся. Как обернутся дела теперь, можно было только гадать. И директор вместо Каркарова пока назначен не был. А без диплома хоть какой-нибудь магической школы Максу не светили даже самые низшие должности. Зато после того, как Макс провел день в Хогвартсе, он говорил о нем не переставая. Ну по крайней мере до собрания говорил, а после собрания Эухения Виктория его не видела. На самом деле он и так многое знал о Хогвартсе – по письмам, да и Эухения Виктория знала, потому что, например, самое первое письмо Крама из Хогвартса Макс зачитывал раз шесть. А теперь Крам ему провел экскурсию, и… - Там совсем по-другому, - захлебывался от восторга Макс вечером на следующий день после турнира. – Это как монастырь теперь и Фуэнтэ Сольяда, если с Дурштрангом сравнивать. Там - жизнь. И там все – разное. Башни, классы, двор. Одна башня большая круглая, другая маленькая квадратная, третья средняя вытянутая, а четвертая вообще на отшибе стоит. Одни теплицы нормальные, прямоугольные, как полагается, а есть круглая как колпак. Галереи, мосты… Часть классов в башнях, часть – в подземелье. Ромулу бы удавился там, наверное, потому что там просто все разного размера и формы. Там даже лестницы прикалываются – переставляются сами собой, и никогда не знаешь, куда в конечном итоге приедешь, на какой этаж сможешь попасть. - Макс... - Вот бы там поучиться на следующий год! – восторженно продолжал он. - Тебе там нечего делать. Боевую магию ты точно знаешь лучше любого из выпускников Хогвартса. - Я мог бы изучать трансфигурацию. У меня есть проблемы с чарами. Мог бы вести дуэльный клуб, - на этом месте он резко остановился. - Ты права, - признался он со вздохом. - Просто это… как мечта, которая никогда не осуществится. И… Мэри училась в Хогвартсе. - Я знаю. – Эухения Виктория тогда заобнимала его, но с этого момента и до поздней ночи он был таким пришибленным, что она потом не раз думала, правильно ли выбрала тон. Может, если он хочет, ему стоит попытаться? Вроде бы в Хогвартсе обучение бесплатное, в конце концов. И ведь не отправят же его на какой-нибудь первый или второй курс? Но, в конечном итоге, в Британии им все равно делать нечего. Борьба с Волдемортом это одно дело и совсем другое дело – зачем-то переехать туда жить. Тем более мама, кажется, даже разругалась со всеми английскими родственниками. В момент, когда она думала о вероятном запрете от баронессы, Эухении Виктории пришло в голову, что это могло случиться из-за нее. А в целом вся эта история означала, что нужно быть очень осторожной. Нельзя обмениваться открыто письмами с Сириусом, нельзя общаться с ним часто и нельзя показывать, что она бы прекрасно обошлась без сопровождения. А значит, нужно найти предлог. - Я не смогу бывать здесь каждый раз, когда захочу, - осторожно заговорила Эухения Виктория на следующий день, когда Сириус высказал очередное приглашение лично. Она сидела на кухонном столе, а Сириус готовил чай, потому что с кофе у него выходило не очень. Кофе было прерогативой Ремуса, но тот увлекся разговором с Полиной Инессой. В гостиной. На втором этаже. – Ты должен придумать подходящее оправдание, если действительно хочешь видеть меня. - Ты можешь помочь Молли с уборкой комнат! – нашелся Сириус. Эухения Виктория фыркнула: - Ну конечно! Придумай, пожалуйста, что-нибудь действительно стоящее. Он вздохнул: - Ну не Клювокрыла же кормить. Я его и сам прекрасно накормлю. А что если… Где ты собираешься варить зелья для ордена? Эухения Виктория улыбнулась: - Судя по твоим словам, где-то здесь? - Что лучше? Комната в подвале или под потолком? Под потолком, - ответил он сам себе. – Там окно в крыше и видно небо. И там не одна комната, а целых три. В одной можно отдыхать, а из второй сделаем кладовку под ингредиенты. Видишь, я все продумал. И у меня достаточно денег, чтобы купить все необходимое оборудование. Ну, я молодец? Скажи, что я молодец! С довольной улыбкой он встал перед Эухенией Викторией, поставил большую кружку с чаем на шкафчик позади себя и, обхватив Эухению под коленями, легонько потянул на себя. Она смотрела в его серые глаза не отрываясь. Снаружи раздались шаги. Сириус отпрянул, расплескав чай: - Лунатик. - Тоже захотелось чаю, - с мягкой улыбкой сказал Ремус. – Полина Инесса просила моллиного компота. Сириус, отнеси ей, пожалуйста. Отправив его на второй этаж, Ремус подошел к Эухении. - Возможно, тебе надо кое-что узнать, - сказал он все так же мягко. – Когда мы выпустились из Хогвартса, число партнеров Сириуса перевалило за полсотни волшебников обоих полов. Он мой друг, и я желаю ему счастья, но… - Ладно, - Эухения Виктория кивнула. – Я поняла. - Мы, мужчины, очень примитивные существа, - продолжал улыбаться Ремус. – И есть случаи, когда мы думаем не головой. – Он подумал и добавил. - А некоторые из нас вообще ею никогда не думают. - Я поняла, - заверила она. - Вот и хорошо. – Ремус взял ее чашку. – Пойдем наверх. Она пошла за ним, чувствуя себя ужасно виноватой, будто бы только что собиралась делать какое-то очень нехорошее дело, а взрослый это пресек. «Мне шестнадцать, - напомнила она себе. – Я тоже взрослая. И еще какая взрослая! А если Сириусу нужен только секс, то и черт с ним. Это мое тело. Я имею полное право распоряжаться им. И вдруг я сумею его удержать? Ему нельзя выходить из дома, и это может продлиться долгое время. Он привыкнет ко мне». Она была на середине лестницы, когда дверь дома отворилась. - Сириус? Ремус? – позвал снизу Дамблдор. Эухения Виктория оглянулась, но Ремуса уже не было. Она застыла, соображая, сказать Дамблдору про лабораторию сейчас или пока ничего не говорить. – Эухения Виктория? – обрадовался тот, вступая на лестницу. - А я как раз хотел с тобой поговорить. Она невольно, не спуская с него взгляда, поднялась еще на пару ступенек. Дамблдор пугал ее, несмотря даже на то, что в его бороде запутались кусочки зефира. - Видишь ли, в чем дело, - он поднялся к ней и, не обращая внимание на ее испуг, взял ее под локоть и, понизив голос почти до шепота, сказал, - у Сириуса, после того как он столько лет ежедневно прибегал к своей анимагической форме и при этом испытывал воздействие дементоров, снизился контроль над ней. Будучи человеком, он порой испытывает почти непреодолимое желание превратиться в симпатичного черного пса, и наоборот. Зелье стабилизации анимагической формы – одно из самых сложных зелий и в случае Сириуса требует доработки, но я уверен, что если вы будете работать вдвоем с Северусом, то справитесь. Эухения Виктория открыла рот и закрыла его. И снова открыла. - С Северусом! – воскликнула она, только при одной мысли об этом чувствуя тошноту, и с размаху села на лестницу, больно ударившись копчиком. Никакие слова Полины Инессы о том, что они солдаты и должны, не могли бы сейчас подействовать. – С этим высокомерным ублюдком, который походя оскорбил даже не часть моей семьи, а всю семью сразу?! – сказала она как можно громче, надеясь, что ее услышит Сириус. - Простите, но ни за что! Похоже, однако, что Дамблдор отделил их от остальной части дома заглушающими чарами, потому что на ее вопли никто не прибежал. Дамблдор наколдовал прямо в воздухе кресло с подушками и сел в него. В руки Эухении Виктории и Дамблдору прилетело по бокалу вина, и между ними возникло блюдо с сыром, грецкими орехами и рахат-лукумом. В глазах Дамблдора плясали смешинки. - Позволь угостить тебя. Дорогая, я уверен, что ты уже достаточно взрослая и мудрая волшебница, чтобы противостоять… эхгм… проявлениям специфического характера Северуса. Он прекрасный специалист и гениальный зельевар, и я уверен, что вам будет чему научить друг друга. Между нами, - Дамлдор лукаво подмигнул ей и засунул в рот кусочек рахат-лукума, - Северус и человек неплохой. «Да он спятил. У него старческое слабоумие. Как они могли его назначить главой ордена вообще?!» Дамблдор похлопал ее по руке: - Вот и славно. Рад, что ты думаешь так же. Он встал, и кресло тотчас же исчезло. Блюдо ткнулось Эухении в руку, словно говорило: «Не обращай внимание на старого маразматика, выпей и закуси». Эухения Виктория так и сделала. Ну, по крайней мере, выпила. Дамблдор поднялся на несколько ступенек вверх и, взмахнув палочкой, снял заглушающие чары. И добавил: - А комнаты наверху прекрасно подойдут для вашей с Северусом лаборатории. Ночью Эухения Виктория ворочалась в своей постели в Фуэнте Сольяда. За окном был черный туман, поднявшийся от озера. Туман, который, по словам Риты, уже не раз окутывал замок в этот год. «Он хочет, чтобы я работала со Снейпом. Ну что ж, у меня теперь есть Сириус, и я вам объясню, как заставлять меня делать то, что я не хочу. И если ты, напыщенный старый гад, еще раз посмеешь читать мои мысли, я тебе такое покажу!» Лирутка будет настаиваться десять дней. Она, Эухения Виктория, подождет.