Наперегонки

28 июня 1995 года, POV Северуса Хмм. Компромат на Маленькую дрянь – это конечно, хорошо, но такое количество ругательств в моем присутствии определенно начинает беспокоить. - Брокльхерст, следите за языком! Я вам не подружка из спальни Рэйвенкло. Если вам так необходимо показывать свою весомость, уверен, вы сможете найти другие способы. И, к вашему сведению, в магической Сорбонне, куда, как помнится, вы намерены были поступать, хорошая характеристика так же необходима, как и высокие баллы на экзаменах. - В том-то и дело, что она сделала все, чтобы в Сорбонну меня никогда не приняли! – вскидывается Брокльхерст, похоже, пропустив замечания между ушей. – Знаете, как все было?! - Жажду услышать, Брокльхерст. - Мой дедушка сорок лет состоял в Международной коллегии по межрасовым спорам, а дядя был самым молодым судьей Европейского магического суда и через месяц должен был стать его председателем. Так вот, в одно прекрасное утро они оба отправились в Европу на свои заседания, и дедушка обнаружил, что утром прошло срочное заседание, на котором он был исключен из коллегии, а коллеги дяди отказались вести заседание, пока он не покинет зал. Она замолкает и начинает терзать шалфей так яростно, что мне приходится сделать запрещающий жест: не хватало еще, чтоб она порезалась и в зелье попала кровь. - Простите, сэр, - на этот раз действительно покаянно говорит она, замедляет темп, и в лаборатории воцаряется молчание. Которое я в конце концов прерываю. - Не соблаговолите ли объяснить, - говорю, - какая связь между упомянутой вами Эухенией и тем, что ваши родственники лишились своих постов. Она кивает: - Она убила четверых взрослых магов, сэр. Суда не было, так как это была самооборона, но думаю, что вы понимаете – подобное скрыть невозможно. Ей было четырнадцать, когда она это сделала. На нее напали на драконьей ферме. На самом деле по большому счету никто не знает, что там произошло. Позднее, пересматривая этот момент в думоотводе, я пойму, что в этот момент совершил ту самую ошибку – запустившую цепь событий, итогом которых стала смерть Блэка. Я помню о том, что мне рассказывал об Эухении Ромулу, ненавидевший темных магов, помню о его любви к сестре, но, вероятно, из-за безмерной, всепоглощающей, затмевающей разум обиды на него, из-за собственной предубежденности и из-за того, что мне хочется поддержать Брокльхерст, я решаю поверить не Ромулу, а ей. Я делаю ту же ошибку, что двумя годами позже сделают все остальные, решив, что Альбус ошибся во мне. Я решаю, что ошибся Ромулу. - В международных организациях не может быть членов семей, в которых есть темные маги, - продолжает между тем Брокльхерст. - Это понятно, но какое отношение к вашей дальнейшей карьере имеет… гм… половая невоздержанность вашей родственницы? - Когда вскрылась история с убийством, вскрылось и… вот это все. От нее сбежал жених, обнаружив, что она уже не девственница и что у нее был уже не один любовник. И он, и ее младшая сестра несколько раз давали интервью на эту тему в разных европейских газетах. Не знаю, каким чудом все это обошло Британию, но во Франции и Голландии, где находятся суды, об этом писали много. На самом деле дядя Морис мне не дядя, а муж моей тети, маминой сестры, как и дедушка, его отец, не настоящий дедушка, но мне сразу же перестали приходить приглашения на европейские детские балы, и не пришло приглашение на рижский бал предебютанток. Вы видите, что мое поступление в Сорбонну после такого просто немыслимо. - Брокльхерст, - говорю, - я, безусловно, сожалею о том, что произошло с вашими родственниками, но вы, кажется, собирались делать карьеру зельевара, а не политика? В Сорбонне смотрят не на родственников, а на знания и таланты. А если бы в Сорбонне смотрели на родственников, то туда мало бы кто поступал. На данный момент в магическом мире почти не осталось семей, у которых не было бы родственных связей с темными волшебниками. Даже ваш ненаглядный Поттер приходится не самым дальним родственником Блэкам. - Вы знаете, что я его не люблю, сэр, - возражает она. - Сейчас упаду в обморок от восторга. Далее - будучи хорошим зельеваром, вы всегда найдете способ показать себя, никогда не останетесь без заработка, а также сможете обрести нужные связи, - продолжаю я. – С учетом того, что семей без родства с темными волшебниками очень мало, и вряд ли у оставшихся судей нет такого родства, полагаю, что ваши дядя и дедушка скорее стали жертвами неудачного стечения обстоятельств. Через двадцать лет, когда ваша карьера будет в разгаре и вы, возможно, захотите пойти дальше, чем быть просто успешным зельеваром, о вашей Эухении все давно забудут. Сомневаюсь, что и у Вильярдо не было такого родства раньше. Ромулу об этом точно что-то говорил, но откуда мне это известно и что именно мне известно, Брокльхерст знать не обязательно. - Вы правы, - соглашается она. – Среди родственников Вильядо должны были быть темные маги. Я вам рассказывала, как дедушкины родственники убивали сквибов. И все же, пусть дядя и дедушка – жертвы стечения обстоятельств, Эухения все равно сломала им жизнь. И мне. Даже если меня пригласят на вечер в приличное общество, я просто не смогу туда пойти. Да уж, этот стыд мне известен слишком хорошо. Только не за родственников. Стыд, когда ты входишь в Большой зал, и понимаешь, что все - видели. - Брокльхерст… Если вы собираетесь поломать себе жизнь на основании стыда за кузину, то это обыкновенная трусость, которая к вашей кузине отношения не имеет. В конце концов это просто глупо. В Магической Сорбонне шесть тысяч студентов со всего мира, у каждого из них свои заботы, и до вас там никому не будет абсолютно никакого дела. Вы это понимаете, Брокльхерст? А если вы сейчас польете шалфей слезами, то Лонгботтом лишится рук. Она вскидывает голову: - Я не собиралась плакать, сэр. Я поняла, сэр. Делаю вид, что верю, ибо время уже поджимает. Но Брокльхерст в принципе не дура, хотя в ее возрасте отсутствие приглашений на балы, вероятно, невосполнимая потеря. Особенно с учетом того, что их дружба с Макмилланом сошла на нет, а с текущей пассией – рэйвенкловцем Голдстейном, с которым она танцевала на Святочном балу, похоже, тоже не все гладко. Через двадцать минут приходит сияющий Лонгботтом с раздутыми руками, с которых свисают кровавые ошметки. Из щеки у него тоже торчат иголки. - Подошел к ней еще раз после того, как снял защиту, - объясняет якобы виновато. Я закатываю глаза, поддаваясь искушению закрыть лицо рукой. Но для этого придется снять перчатки и отступить от процесса варки зелья. - Следующий год начнете с отработок, - говорю. – Кроме того, вам придется оплатить испорченные ингредиенты. Из-за вашей крайней безалаберности мисс Брокльхерст сейчас пришлось прервать процесс варки зелий для больничного крыла. Думаю, вашу бабушку это известие чрезвычайно обрадует. Лонгботтом издает стон отчаяния, а Брокльхерст смотрит на него с неожиданным интересом. Я тоже оглядываюсь и замечаю то, что раньше не замечал. Пожалуй, если этот недотепа доживет до окончания школы (если до него вообще кто-нибудь из нас доживет), то у него есть все шансы стать весьма завидной партией: в этом году он вырос, похудел и, если не брать в расчет истории вроде сегодняшней, уже притягивает взгляд; увлечение гербологией требует развития мускулатуры; характера ему явно не занимать, хоть Альбус и дал ему на первом курсе финальные очки только затем, чтобы вывести на первое место Гриффиндор, но он прав – пойти против друзей сложнее, чем пойти против врагов, а уж под игломодию встать вот так… Ну и состояние Лонгботтомов тоже недооценивать нельзя. Чистая кровь?.. Пожалуй, в его случае тоже будет исключительно преимуществом. Да, иногда встречаются вырождающиеся чистокровные семьи вроде Кэрроу, которые в силу отталкивающего характера жили слишком замкнуто и вынуждены были жениться исключительно на кузинах, но Лонгботтомы, насколько я помню, этим не страдали, а уж по лицу Лонгботтома все видно – еще немного и про него будут говорить «кровь с молоком». Впрочем, существует ли действительно хоть одна семья, чья кровь идеально чистая, весьма сомнительно. До Статута браки между волшебниками и магглами были довольно обычным делом. С другой стороны, вот, по официальной генеалогии никаких связей Принцев и Вильярдо нет, а, по-видимому, все-таки есть, раз у нас одинаковая конфигурация щита с Ритой. Рита… Ромулу… Через несколько часов поднимаясь к Альбусу, я все еще думаю о нем. Теперь, когда дурман эмоций несколько схлынул, мне в голову приходит, что он не соврал, что Рита беременна, а просто произошла ошибка. Да и если соврал – мог сделать это потому, что запутался и щадил мои чувства. На этом месте на меня опять нахлынывает чувство вины – сам ведь стер ему память, сам. Даже не подумал уговаривать, не попросил его подождать неделю или две, да даже одного дня. Не попытался прижать его к себе, сказать, какой он дурак и соблазнить его заняться со мной любовью, и так любить его, чтобы он никогда больше даже не посмел заикнуться о том, чтобы уйти от меня. И, стоя перед горгульей, я уже понимаю, что и сам так устал тогда от этого напряжения, сам так долго жил в мысли, что то, что мы делаем, во всех отношениях неправильно, что другого конца у нашей истории просто быть не могло. Когда я вхожу, Альбус стоит ко мне спиной, опираясь руками на стол, и уже по этой спине я понимаю, что в министерстве он абсолютно ничего не добился. Подхожу к нему и, поддаваясь искушению, веду по спине ладонью – Альбус вздрагивает, но не отодвигается, наоборот, слегка подается навстречу, и мы замираем так на несколько мгновений. Потом он издает долгий вздох и, развернувшись, на секунду упирается лбом в мой лоб, а потом, отодвинув меня, зовет за собой в гостиную. В руки нам прилетает по бокалу вина. - Это не должно так продолжаться, Северус, - говорит Альбус устало, качая головой. – Человеческие предрассудки – ужаснейшая вещь. Корнелиус дал мне понять, что в следующем году он пришлет в Хогвартс инспектора, у которого будут необычайно широкие полномочия. Его рот кривится от отвращения, а я, хоть известие мне тоже не по душе, радуюсь тому, что Альбус так откровенен со мной. - Ты справишься, - говорю я уверенно. Альбус рассеянно кивает, видимо, захваченный какой-то мыслью. - Мы справимся, - добавляю я. На этот раз его лицо озаряет мягкая улыбка, и он сжимает мой локоть в порыве благодарности. На сердце становится удивительно тепло. Однако заговариваю о делах. - Альбус, объясните мне кое-что… При нынешней политике министерства я удивлен, что молчит Скитер. Она весь год так старалась дискредитировать Поттера, а теперь, когда сам министр считает его сумасшедшим… И тут Альбус вдруг начинает смеяться. То есть сначала его улыбка становится озорной, потом на его лице появляется такое выражение, будто он хочет чихнуть и с трудом сдерживается, а потом он начинает хохотать в полный голос, сгибаясь и хлопая себя по коленкам. - Что? Альбус, что это значит? – мой рот невольно расплывается в улыбке, несмотря на все недоумение. Альбус, похоже, от смеха не может выговорить ни слова, по его щекам текут слезы, но внезапно прилетает картинка – кто-то закрывает в банке жука, потом каким-то образом я понимаю, что это Грейнджер, а потом до меня доходит смысл всей истории, и в следующее мгновение мы с Альбусом хохочем уже вдвоем. Надо будет, пожалуй, дать ей пять баллов, как только начнутся занятия. Сажусь на диван и откидываю голову на спинку. Альбус, сняв очки и вытирая глаза, устраивается рядом, почти соприкасаясь со мной. Нет, он меня уже не волнует так, как полтора года назад, слишком много всего легло между нами с тех пор, но сидеть с ним вот так – невероятно ценно. - Альбус, почему вы не хотите, чтобы мне в зельях для ордена помогала Брокльхерст? Я уверен в ее лояльности и уверен в том, что она не будет задавать лишних вопросов. - Северус, - Альбус качает головой, - между мисс Брокльхерст и Эухенией разница примерно такая же, как между тобой и Горацием. Мисс Брокльхерст, несомненно, варит зелья для ее возраста очень хорошо и ей по плечу самые сложные рецепты, но Эухения способна изобретать зелья. Я собираюсь возразить, что это еще нужно доказать, но Альбус жестом призывает меня к молчанию. - Кроме того, есть еще минимум две причины, по которым я хотел бы вашего сотрудничества с Эухенией. Ордену не помешала бы более тесная связь с Вильярдо, поскольку это одна из самых влиятельных семей магической Европы. Усмехаюсь: - Эта информация уже устарела, Альбус. Сейчас за дальнее родство с Вильярдо не подают руки. Он качает головой: - Мисс Брокльхерст, Северус, слишком переживает из-за того факта, что мистеру Голдстейну запретили встречаться с ней. В высшем свете у молодых Вильярдо действительно не все гладко, но уверяю тебя, причина, по которой семью Вильярдо пытаются лишить должностей в министерствах и международных коллегиях – ровно та же, по которой кто-то пытается сместить с должностей меня. Вильярдо и их многочисленные родственники по всему миру стояли против темной магии несколько столетий. - И убивали детей, если они оказывались сквибами. - Ты путаешь Вильярдо и герцогов Толедских, - улыбается Альбус. – В их генеалогии действительно сложно разобраться, потому что они часто женились на кузинах. Но даже из герцогов Толедских темными волшебниками были лишь единицы. К сожалению, у страха глаза велики и некоторые люди до сих пор судят других по их родственникам. - Или по факультетам, - вылетает у меня. Жду резкости, но Альбус мягко замечает: - Мне жаль, что ты не можешь или не хочешь увидеть ситуацию моими глазами, Северус. Да уж, почему для того, чтобы из Поттера вырастить победителя Темного лорда, нужно унижать детей, которые таким трудом зарабатывают баллы в течение года, я никогда не пойму. Полагаю, что как раз научить его спокойно и с достоинством проигрывать было бы куда полезнее. Но нет, вырастим в нем эту безнаказанность!.. - К тому же Вильярдо – одна из двух семей в мире, которые владеют драконами, - продолжает Альбус как ни в чем не бывало. – И это не укрощение, драконы им служат. Полагаю, мне не нужно тебе расписывать преимущества этого. Возможно, тебя утешит тот факт, что я не одного тебя попросил сблизиться с Вильярдо. Минерва примет у себя Миранду Вильярдо, двоюродную бабушку Эухении. Совместные каникулы пойдут на пользу им обеим. - Не уверен, что меня может что-то утешить, - завожусь я, - с учетом факта, что я до сих пор недоумеваю по поводу вашего решения брать в орден несовершеннолетних. Вы еще и Поттера с Уизли туда возьмите! И самую младшую Уизли заодно! Да чего уж мелочиться?! – почти выкрикиваю. - Весь первый курс Гриффиндора в полном составе подойдет! - А-а, видишь ли, это интересный момент, Северус, - по лицу Альбуса опять расплывается улыбка. – Может быть, ты помнишь, что спросила Молли у Эухении, войдя в гостиную? - Ни в малейшей степени. - Молли спросила: «А где ваш младший брат?» - Не вижу, какое бы это имело отно… Альбус снова прерывает меня: - Погоди. Молли, Северус, больше всего протестовала против того, чтобы в ордене были даже близнецы Уизли. - Еще бы, с учетом истории Прюэттов-то! - Нет, Северус, здесь дело не в возрасте. Молли не проявила никакого беспокойства из-за присутствия в ордене своих старших сыновей, Билла и Чарли. И она возражала против принятия любого несовершеннолетнего, кроме Вильярдо. Вильярдо она воспринимает как взрослых волшебников. И, несмотря на то, что все родственники Эухении, которые были на собрании, старше Эухении, Молли выделяла ее как главную, - подводит итог он. Пожимаю плечами: - И что это, по-вашему, должно означать? - У Молли интуитивный тип магии, Северус. Позволь рассказать тебе одну историю. Как будто я реально могу не позволить ему рассказать… - Девочка с первого курса, далеко не лучшая ученица, перед отъездом из Хогвартса решает погулять по Запретному лесу вместе со своим другом. Они теряются и внезапно набредают на колонию пикси, которая второй месяц подряд терроризирует кентавров. Через полчаса кентавры привозят девочку с мальчиком обратно в Хогвартс. Когда преподаватели начинают расспрашивать, что же произошло в лесу, мальчик говорит, что все сделала девочка и очень быстро, что когда ее напугали вылетевшие на них пикси, она выкрикнула одно за другим несколько заклинаний, после чего пикси оказались загнаны в созданные клетки. Девочка же сама помнит, что загнала пикси по клеткам, но совершенно не может вспомнить, какими заклинаниями при этом пользовалась. – Он несколько мгновений молчит, а потом добавляет: - Молли очень четко и быстро соображает, что именно нужно, Северус. И несмотря на то, что на собрании никто из Вильярдо не колдовал, она безошибочно выделила Эухению, как самую сильную волшебницу. Но ты ведь уже знаешь, не так ли? - Что она способна убить четверых взрослых волшебников? Несомненно. Тебе, случайно, не приходила в голову идея пригласить в орден самого Лорда? Альбус только вздыхает со слегка расстроенным выражением лица. Полагаю, что под этим кроется: «Когда ты уже поймешь, Северус?» Но я не понимаю. И доводы его мне тоже не кажутся убедительными. И я слишком хорошо помню, что было в прошлом году, поэтому нет, мне не нравится засилье Вильярдо в ордене, мне не нравится младшая Вильярдо, мне не нравится, что мне придется работать с ней. Кажется, мне срочно нужно вон из Хогвартса… Я хотел подождать до отъезда, но желание видеть его становится непреодолимым. До озера неподалеку от туннеля Мерлина я дохожу к полуночи. Он ждет меня, развалившись у самой кромки воды, его корпус ярко белеет в темноте, и запах апельсинов долетает до меня уже тогда, когда до берега еще не меньше пятидесяти шагов. Я дохожу до него и, опустившись на колени, зарываюсь лицом в мягкую гриву: - Цитрон.