Наперегонки

30 июня, POV Северуса На второй минуте всхлипываний Петунья начинает копаться в сумочке, видимо, в поисках платка, но не преуспевает. Стаскиваю под стол салфетку и трансфигурирую ее. - Это настоящий? – Петунья боязливо косится на мое, кстати сказать, совершенное творение: платок идеально белый, с аккуратной строчкой по краям, с серо-зеленой монограммой СС в углу. - Теперь да. Уверяю, хрюкать, гавкать или бегать от тебя он точно не начнет. - Спасибо, - вздыхая, шмыгает носом она. И - вот она наконец, неловкая пауза. Одна минута, вторая, третья. Как я ее ждал, как ждал! Решаю проявить чудеса общительности. - Ты добираешься автобусом? – интересуюсь. Петунья, вопреки ожиданиям, охотно подхватывает беседу: - До Манчестера. И оттуда поезд до Лондона. А из Лондона Вернон меня заберет. Поеду завтра утром. Хотела бы сегодня, потому что Гарри возвращается, и я бы не хотела их оставлять одних, но так жарко! Если в автобусе или в вагоне не будет работать кондиционер или мне придется сидеть на солнечной стороне, боюсь, я не выдержу. Внезапно на меня накатывает. Окстись, Северус, это же Петунья, ты ее всегда терпеть не мог. Какие к троллям рыцарские порывы?! - А хочешь, я перенесу тебя в Лондон? - спрашиваю. – Ощущения не самые приятные, но они длятся меньше тридцати секунд, и ты уже там. И мы будем под чарами, так что нас никто не увидит. Только волшебники могут. Петунья застывает с открытым ртом. - Мне все равно в Лондон сегодня, - добавляю. – А хочешь, мы еще где-нибудь сделаем остановку? Например, на море. Хочешь прямо сейчас на море? - Ты можешь прямо сейчас, в течение полуминуты перенести меня на море? – с подозрением уточняет она. – И потом в Лондон? - Нам нужно отойти немного от кафе, чтобы не было слышно хлопка, когда мы стартуем, но да, могу. Могу даже в другую страну, если ты там уже была. - Нет, в другую страну не надо. - Это означает «да»? – чувствуя странное волнение, переспрашиваю я. - Да, - Петунье явно не по себе, но, видимо, страх оставить домашних с Поттером наедине перевешивает страх передо мной. – Мне нужно забрать сумку у Милдред и позвонить Вернону. Милдред живет на Киттон-лэйн. – Она оглядывает меня. – Ты сейчас под чарами? Стыдно со мной идти. Конечно же. Сын Снейпов. Как в ней это уживается только? Благодарность и уважение к бабушке и презрение к остальной части семьи. - Да. Чары делают меня неинтересным для… не-волшебников. Кто-то, кто хочет посмотреть в мою сторону, думает: «А, ничего стоящего». И смотрит в другую. Петунья на несколько мгновений замирает и смотрит на меня с таким выражением лица, будто впервые видит. - Лучше всего встретиться в начале Киттон-лэйн через час, - говорит наконец. Что-то я сомневаюсь, что она придет. Дома вываливаю воспоминания в думоотвод. Именно вываливаю. Не вытягиваю ниточка за ниточкой, а рефлекторно опускаю голову сразу, как только отыскал чашу в чемодане и выставил на стол. И сразу попадаю в то, что интересует меня больше всего – история про вазу. Нет, кормить они его кормили, в первые два дня из-за наказания раз в день, потом его вырвало из-за поднявшейся температуры, и Петунья еще целый день сомневалась, кормить или нет, то есть по факту никаких пяти дней без еды не было, все это плод больного воображения обиженного Поттера. И все же… Петунья даже не подумала позвонить врачу. А если бы ему стало хуже? Но ответ на этот вопрос находится скоро, в следующем воспоминании – Поттеру лет пять, у него температура, он заливается плачем, и пока Петунья пытается дать ему лекарство, на противоположной стене лопаются два светильника и загораются обои. Тут до меня доходит еще кое-что. Альбус оставил Поттера, Поттера под присмотром магглов, которые не имели никакой возможности улаживать его выбросы. Никто не объяснил Петунье, как и кого позвать на помощь. Да, эта ситуация будто бы ничем не отличалась от семей с магглорожденными волшебниками, как-то же они справляются, а Дурсли были даже более подготовленными, в принципе знали о магии и о том, что это не игрушки, да и в конце концов Петунья могла бы написать Альбусу, и наверняка он оплел их дом всевозможными чарами. И все же это чертов Поттер, который победил Лорда, маг огня, и не мог же Альбус считать, что его сила самая обычная… Понятное дело, что он, скорее всего, хотел также показать Поттеру, каково быть в положении жертвы. Тот и в текущей ситуации заносился неустанно, а уж если бы знал, кто он такой, с рождения… Это было бы намного хуже, чем его папаша. С другой стороны, а если бы Поттер под влиянием Дурслей возненавидел магию, запер ее в себе, да еще будучи стихийным магом? Когда все люди, которых ты знаешь, говорят тебе, что ты урод, очень легко поверить, что ты урод. А Альбус, кстати, не просто оставил Поттера на пороге. Оказывается, не поговорил даже. А первый выброс у Поттера случился сразу, как его внесли в дом. Потолок опалил. Голодный был… Мы гуляем по кромке прибоя. Хорошо, что охлаждающие чары действуют и на магглов. К тому же я трансфигурировал косынку Петуньи во вполне приличную шляпу. Оказывается, набережная с перилами находится в Брайтоне. Очень известное место, объясняет Петунья и смеется. Конечно же, на городском пляже толпа, и я отнес нас подальше от нее, видимо, совсем уже за пределы города, потому что здесь море, горячая галька под босыми ступнями, на расстоянии примерно сорока ярдов - кустарник, и никаких признаков жилья нет. Петунья вдруг заходит вперед и останавливает меня. Зажмуривается – солнце слепит глаза. - Знаешь, - говорит, - это второй раз в жизни, когда мне магией делают что-то хорошее. Первый раз – когда твоя мама залечила царапины. Может, помнишь, у наших соседей был ужасно дурной кот, мистер Бонбон… - Помню. Мне от него тоже доставалось. Два раза прыгал с забора мне на спину, паршивец. Зато Лили потом меня жалела. Но ко мне конкретно я его цепляться отучил. Улыбаюсь. - Папа тогда забыл оставить ключ под горшком с петуньями, - продолжает Петунья, - и ближе всего было к твоей бабушке. Твоя мама была там. Она открыла дверь, и когда я прошла, вынула палочку за моей спиной и молча залечила все царапины. Я даже не успела увидеть это. Да, мама такая. - Если б увидела, то, наверное, не далась? – фыркаю. Петунья смеется. Мне кажется, я никогда не слышал, чтобы она смеялась. Так похоже. Невероятно. Интересно, как много действительно у нее поводов для смеха. А еще мне интересно, почему я выбрал Брайтон. С учетом того, что я никогда здесь не был. Или был? - Могли мои родители брать меня в Брайтон, когда я был маленьким? Волшебники не переносятся абы куда, - объясняю. – А я сюда именно так и перенесся в первый раз. Абы куда. - Могли, конечно. Ты ведь очень серьезно болел. Морской воздух полезен для здоровья, - обстоятельно говорит Петунья. - Бабушка рассказывала? Внезапно я чувствую укол ревности – они были близки. - Она тобой гордилась, - вдруг говорит Петунья. - Гордилась? Что-то я такого не припомню. - Конечно. Очень гордилась и очень за тебя боялась. Она боялась, что если ты до школы столько всего умел, то каким ты мог вырасти… Вырос. И убил твою сестру. Да, гордиться тут точно есть чем. Скашиваю глаза на Петунью. Интересно, хватит ли у меня когда-нибудь смелости рассказать ей об этом. Она, ничего не подозревая, мочит ноги в воде. Я пытаюсь прочувствовать каждый камушек под ступней. - Как часто ты бывала у бабушки? - Дома одиннадцать раз. Еще помогала ей с садом. Ну и в церкви мы виделись. И это все прошло мимо меня. И я вдруг понимаю, что и бабушка-то прошла мимо меня. Петунья с ней общалась и ценила это общение, а я общение с бабушкой не ценил. Я даже, по большому счету, и не знаю о ней ничего. - Северус, так часто бывает, - Петунья кладет руку мне на предплечье. – Мы с родителями были в натянутых отношениях. Ну и Лили, - вздыхает она, - ты знаешь. Наверняка у тебя был кто-то, кто тебя понимал. Я киваю. Альбус. Конечно же, Альбус. Правда, сначала: «Северус, ты мне отвратителен». А потом даже очень ничего. И «мой мальчик», и всякое другое… И почему я всегда думал, что Петунья злобная и глупая? - Извини за ветку, - говорю. – И за письмо. - О, Северус Снейп извиняется. Да еще от души. Это что-то новое… - Приезжай почаще – еще не такое увидишь, - фыркаю. - Даже не представляю, - опять смеется. И вдруг серьезнеет: - А Гарри… он действительно хорошо учится? - Ну… какие-то способности у него, конечно, есть. Как и способность заводить друзей, у которых можно списывать. Полагаю, половина ответов на контрольных это заслуга его подружки мисс Заучки. Но надо отдать ему должное – он хотя бы понимает, что именно списывает. Что касается моего предмета, то не знаю, что должно произойти, чтобы Поттер по зельеварению получил «Превосходно». Конечно, в аврорат его и так возьмут, конечно же, сделают исключение, он ведь у нас, видите ли, Избранный, но я его лени не собираюсь потакать. - Он… вот этим будет заниматься после школы? А точно возьмут, Северус? Мы не собираемся его содержать! - Содержать? – изумляюсь я. – Но он же не беден… Подожди, ты хочешь сказать, что вы растили Поттера на свои деньги? Что вам не выделили никакого содержания? - Нет конечно! А ты этого не знал, да? – усмехается Петунья. А ведь доступ к сейфу у Поттера есть. Хагрид рассказывал мне, как его туда водил: «А он, бедняжечка, даже и не знал, что родители ему наследство оставили». Скинуть, просто взять и скинуть Поттера на Петунью!.. «У нас для вас подарок, бомба замедленного действия, а вы уж там сами как-нибудь…» Нет, я в последние годы начал подозревать, что Альбус о некоторых вещах даже не задумывается, но чтобы так… А если бы Вернон разорился, к примеру? Да и если ему пришлось всего добиваться самому, а Петунья домохозяйка, то и денег у них не обязательно в избытке… Дом с одной гостевой спальней это не верх роскоши. Ну Альбус, ну шутник.. - Да, я его не люблю! – лицо Петуньи вдруг искажается от ярости: – А за что мне его любить?! Он отнял у меня все! Это за ним охотился ваш этот... который убил Лили. Это из-за него я вынуждена была воспитывать чужого ребенка вместо того, чтобы родить еще одного своего. Это из-за него я… - она устало машет рукой. – Мы с Верноном хотели двоих детей. А теперь уже поздно. И для Дадли это будет слишком большое потрясение, и если этот ваш маг вернется, мы ведь должны будем бежать… Ну, и, - она опускает взгляд, - возраст уже. Я вспоминаю, что ей должно быть 37. Лили в этом году было бы 35. - Послушай, Тунья, вы реагируете на наши зелья совсем не как мы, но все же они помогают. Я мог бы сделать для тебя зелья, чтобы ты могла нормально родить. Поттеру осталось жить под вашей крышей всего два года. Как же она легко краснеет. - Ты мог бы? – Петунья, скрывая смущение, прячет лицо в ладонях. - И это, и зелья, продлевающие молодость и жизнь. Для зельевара это обычная практика – помогать, чтобы роды прошли благополучно. - Я… даже не знаю, что сказать, Северус. Скажешь что-нибудь, если мы доживем до этого момента, думаю я. Тоже мне, павлин нашелся. Пытаюсь сделать для нее что-то, потому что этого хотела бы Лили? Или потому что если бы не я, ей никогда бы не пришлось растить чужого ребенка вместо своего? - Почему вы с ней поссорились? – спрашивает вдруг Петунья. Внутри все холодеет. - А она не говорила? – прощупываю почву. - Нет, только плакала. Ты пошел гулять с другой, да? - С чего это ты взяла?! - Ну ты знаешь, как обычно… Подслушала разговор между нею и мамой. Мама говорила, что ты же просил прощения и что ты ее так любишь, - губы Петуньи кривятся, - и что не даст ли она тебе еще один шанс. А Лили говорила, что все кончено, и что она давно уже подозревала. - Нет, это не другая, - говорю с облегчением. – Друзья. Те, кого я считал друзьями. Ну нет уж, что я работал (и работаю) на Темного Лорда, я не собираюсь ей сообщать. - А. Ну ясно. У Вернона тоже были такие друзья в школе, которые тянули его вниз. Он учился в… впрочем, тебе это ничего не скажет. В школе, где учатся дети политиков и богатых людей. Он очень умный, - говорит она с гордостью. – И конечно, они все вились вокруг него, задабривали, чтобы он давал списывать. Что только не предлагали… Пытались подсадить его на наркотики! Давлю смешок. Вернон мне представляется героем с плаката из антиалкогольной кампании, решительно отодвигающего рюмку. Такой висел в берлоге у Антонина, где мы пару раз пьянствовали, и Антонин метал в него дротики. - Но он всегда им говорил «нет». Каждый должен всего добиваться сам. Ну конечно, заявляет человек, которому родители оплачивали элитную школу. Какое-то время мы молчим. Молча подновляю охлаждающие чары – сейчас самое пекло. А еще наколдовал небольшой тент – он передвигается вместе с нами. Пару раз нам попались магглы, идущие навстречу, но они нас просто обошли, даже не взглянув. - Как это работает? – оглядывается Петунья. – Почему я вижу тебя, если это чары против нас? Потому что я рядом с тобой? - Именно так. - Я скучаю по ней! – вырывается у нее. Вскидываю голову и щурюсь – солнце просвечивает даже сквозь тент: - Я тоже. Мы садимся на песок и смотрим на море. На яхту, плывущую, наверное, к частным пляжам. Вот было бы забавно оказаться вдруг на палубе… - Если бы она вышла за тебя, а не за него, она бы не погибла, да? – вдруг спрашивает Петунья. - Я не знаю. Была война. Лили бы вряд ли осталась в стороне. - Да, она всегда защищала… слабых и обездоленных. «Таких, как ты», - повисает в воздухе. - Она меня защищала потому, что понимала, что четверо на одного - это нечестно! - вскидываюсь. И тут же мысленно разражаюсь ругательствами в свой адрес. Черт возьми, даже сейчас, через столько лет, не могу сдерживать эмоции. Черт знает что. - Северус, не сердись! – Петунья твердо сжимает мой локоть. – Я не имела в виду тебя. Никто бы не назвал тебя слабым. - Я знаю, как я выгляжу, - фыркаю, но на сердце становится легче. – И ты мне много раз об этом напоминала. - Я была неправа. Но ты должен понять, каково мне было! Мы были неразлучны, а потом появился ты и отнял у меня сестру… И даже тогда, когда вы поссорились, это уже ничего не изменило! – она на миг замолкает. - Но вообще вся эта история с самого начала… Она мне пять лет рассказывала, какой трус и негодяй Джеймс Поттер, как он издевался над тобой вместе со своими дружками, и вдруг он уже любовь всей ее жизни и она выходит за него замуж! Откуда я знаю, что он ее не приворожил? Ведь в вашем мире это норма. Он не сделал бы этого? - Я не знаю, Тунья. Сложно сказать. У меня однажды был приступ идиотизма, и я попросил Слагхорна проверить ее на приворотные чары. И он, поскольку был в чем-то даже согласен со мной, не отказал. Но сказал, что чар не было. При этом зыркнул на меня так, что невозможно было расспрашивать его дольше, а легиллименцией я тогда еще не владел. Надо было поискать в его памяти и этот эпизод, но я совершенно о нем забыл. - Если бы приворотное зелье было, я бы заметил. Она издает смешок: - Он заговорил о тебе однажды, но она так на него посмотрела, что он даже из комнаты вышел. Усмехаюсь. Да, Лили умела так смотреть. Больно. - Хорошо бы она так осаживала его, когда он говорил гадости про Вернона, - вздыхает Петунья. – Надо, наверное, отправляться. Я не дозвонилась до Вернона, так что в Лондоне перенеси меня к телефонной будке. - Что ты ему скажешь? - Что я встретилась на кладбище со внуком викария, мы разговорились, и он предложил меня подбросить до Лондона на своей машине. Внук викария. А ведь для магглов возраста моих родителей или чуть постарше, так и есть. - Значит, тебе не обязательно на вокзал… Обуваемся, обхватываю ее за талию, и мы через несколько неприятных мгновений оказываемся в парке недалеко от дома Ромулу. Объясняю, как пройти к телефонной будке (память на местность у меня очень хорошая), пишу название улицы и номер дома на обратной стороне квитанции за починку газонокосилки, которую Петунья зачем-то хранит в ежедневнике. - Ну, - говорит она с напряженным выражением лица, - до свидания, значит? - До свидания, - киваю. – Напиши, когда понадобятся зелья. - Ладно. Мы расходимся в разные стороны. Перед тем, как аппарировать на площадь Гриммо, оборачиваюсь. Петунья идет по аллее такая прямая, будто жердь проглотила, поднявшийся ветерок чуть колышет подол платья с лимонным узором. Я смотрю на нее и даже не пытаюсь игнорировать ощущение, что в самое ближайшее время мы увидимся опять.