Наперегонки

Давид садится на гальку, скрещивая ноги, и ежится: - Боже, ты даже в жару умудряешься создать холод. - Я внимательно слушаю, по какой причине мне может быть выгоден ритуал. Он смеется: - Я не сказал, что ритуал тебе выгоден. Я лишь сказал, что у тебя есть причины дать согласие. Он молчит, красноречиво похлопывая по гальке рядом, и в конце концов мне приходится сесть. Действительно, галька холодная. Ветер еще… - Ну, расскажи мне сказочку, какие у меня причины, – цежу небрежно, прекрасно понимая, что это его не обманет. Пока что он меня переигрывает, на моем поле. - Причина у тебя одна. Ты, Северус, можешь сколько угодно притворяться независимым и изо всех сил показывать свою самостоятельность, но ты человек Дамблдора, а это не лечится. Точно так же, как не лечится то, что я человек Ника. На то, чтобы осмыслить то, что он сказал, у меня уходит не меньше десяти секунд. Что?! Я просто поверить не могу тому, что услышал. - То есть ты хочешь сказать… ты хочешь сказать, что?.. - Что я собираюсь уничтожить остатки камня и что ты мне в этом поможешь? Да. Я смеюсь. Мерлин, а эти двое так уверены в нем!.. Да я и сам купился, что там говорить… - Знаешь, в чем самая большая ирония? Во всей этой тусовке, сложившейся вокруг камня, один только Ник хотел жить, и в итоге ему пришлось умереть, и он даже умер напрасно. Я должен был проследить, чтобы все прошло правильно, но не справился с энергией камня, и она вырубила меня. В итоге Ник умер, камень – в таком состоянии, что может быть восстановлен, контроль над этим процессом не у меня и рецепт тоже не у меня. Черт бы побрал Карла с его семейными секретами!.. - А… большая была тусовка? - Надо разделить старую тусовку и новую. Новую ты знаешь. А старая - девять магов. Первые посвященные, так они себя назвали. Они все уже умерли: кто-то отказался от эликсира, кто-то искал смерти в стычках или в бою, вмешиваясь в дела магглов. Вечность оказалась для них тяжким бременем. Вряд ли их имена тебе что-то скажут, за исключением, пожалуй, Джафара Эн-Назвийя. Но могу написать список. Пернель тоже была Посвященной, но эта курица никогда не имела своих желаний, всегда делала только то, что говорил ей Ник, так что, по большому счету, она и не жила никогда. - Но разве, как ты сам заметил, ты не делаешь того, что сказал тебе Ник? - Это нечестно, - смеется Давид. Рассматриваю его профиль. Почему у других людей нос с горбинкой – это красиво, и только у меня уродский шнобель? И глаза, опять же… у нас обоих черные, но у него красивые глаза. И, кажется, от всех наций – евреев, чехов, поляков, немцев и французов, он взял только самое лучшее. Откидывает голову, предоставляя мне любоваться собой в наиболее выгодном ракурсе. Паршивец. - Я, кстати, странным образом оказался наследником всех девяти. Все их потомки умерли. Кроме потомков Джафара, но он разорвал отношения с Посвященными еще в начале века. Так что теперь у меня единственного есть доступ к башне Времени. Или, точней уж, к башне Безвременья. К убежищу, где они проводили свои эксперименты и оставляли свои записи. Ни Карл, ни Хенрик не знают о ней. Мастер знает, но он так и не смог туда попасть. Башня впускает только по своему усмотрению. Это как огонь Гриндевальда. - Огонь Гриндевальда? - Да, его последователи могли входить в огонь, который он создавал. Кто действительно был верен – проходили невредимыми. Ник рассказывал об этом. Он помогал Дамблдору остановить Гриндевальда. - Но как так получилось, что потомки Посвященных умерли? Это побочный эффект? Они не пили эликсир? - Видишь ли, с одним философским камнем невозможно производить много эликсира, поэтому изначально было соглашение – за определенный период времени дозу для себя, две дозы для других людей по выбору, дозу про запас для себя и семьи, дозу в общий запас. Соглашение было на крови, поэтому Девяти пришлось изначально смириться с тем, что они из века в век будут выбирать, кому продлевать жизнь, а кому нет. Кроме того, эликсир не мог быть профилактикой от смертельных ран или Авады, хотя мог вылечить смертельную рану, и не был стопроцентной защитой даже от смертельных болезней. Хотя и мог облегчить их протекание и продлевать жизнь до того, как будет принята доза. В конце концов число потерь стало слишком большим. Последним сдался Джафар. Он не смог перенести потерю первой жены, Мухаббат. Она погибла во время вспышки чумы в Персии, в то время как Джафар задержался в башне на несколько дней. В его комнатах в башне была доза, да и Ник бы в случае чего отдал ему из своего запаса, но пока Джафар перемещался туда-сюда, Мухаббат успела умереть. Джафар разорвал отношения со всеми Посвященными и отказался от эликсира, но Ник находил способы подлить его ему. Ник был влюблен в него всю жизнь, ты знаешь? И непрошибаемо верил, что Джафар простит его. - Простит? А что сделал Ник? Давид усмехается: - Джафар не просто так задержался в башне. - Они были любовниками? – ахаю. - Единственный раз, представляешь? Единственный раз между ними что-то произошло. Столетиями добиваться взаимности, наконец добиться ее - и получить такое на свою голову. Все-таки Джафар был жесток. - А Ник-то тут при чем?! Джафар что, был маленьким мальчиком, которого взяли силой?! - Когда люди не могут перенести своей вины, они делают, - усмехается, - не очень адекватные вещи. - Но сколько дней он пробыл в башне, что жена успела умереть? - Насколько я помню, двенадцать дней. Но сын написал Джафару только на девятый день, потому что Мухаббат не хотела его… отвлекать от экспериментов. Но и тогда башня не пропустила сов с письмами, представляешь? Джафар отправился домой совершенно случайно, чтобы забрать какой-то ингредиент. И в этот момент башня пропустила письмо, потому что сын Джафара наконец додумался написать Нику. Я сам бешусь от этой истории. В любой день из одиннадцати дней, если бы Джафар отправился туда раньше, она была бы жива! И, возможно, они с Ником так и были бы вместе. А так, я не знаю даже, прочитал ли Джафар его предсмертное письмо. И, вероятно, не узнаю никогда. Как же сильно он любил Ника… Впрочем, я и раньше отмечал его фанатичность, только, оказывается, понятия не имел, на что она была направлена. И он прав, конечно, я человек Альбуса. По крайней мере, до определенной точки. И история с камнем не такова, чтобы эту точку перейти. Интересно, не обнаружится ли потом, что Альбус знал обо всех этих играх и в очередной раз использовал меня, чтобы доделать то, что с первого раза не удалось? В конце концов он встречался с Хенриком лично и вполне мог его пролегиллиментить. Или, например, окажется, что Альбус знает Мастера… - Ты знаешь историю Ника и Джафара в таких подробностях!.. - Это Пернель. Я, конечно, злился на нее, но по большому счету, она была очень одинока. - Она знала?! - С самого начала. Я же тебе говорю – она его поддерживала во всем. Не удивлюсь, если во время тех двенадцати дней она подносила им смазку. Ты не представляешь, как упорно она сводила его с Дамблдором. Она и меня-то настояла, чтобы он взял, вовсе не из-за того, что я варил Феликс Фелицис в пять лет. Она даже договорилась с моим отцом подделать дату моего рождения, потому что по европейским законам мастер может брать учеников только с семи лет. Перевариваю. - Нет, конечно, Ник никогда бы не… - Давид со смешком заглядывает мне в лицо. Видимо, мое молчание выразило слишком много. - Я и догадался-то уже, когда почти вырос. То есть он даже еще младше?! Давид безмятежно засовывает в зубы стебель ромашки. А она-то тут откуда? - Должен же и я здесь что-то создать. А то, что он смеется, - это мое создание или его? Никогда не видел его таким. Будто веселящего зелья выпил. В слабой концентрации, правда. - Ты сказал, что из новой тусовки никто не хотел жить. С Карлом-то все понятно - скорбь по жене… Хотя после сегодняшнего я стал сомневаться. - Ну, Марианна Вронска его обхаживает, но вряд ли у нее что-то получится. Более того скажу – после сегодняшнего у нее точно ничего не получится. - После сегодняшнего? – Вспоминаю палочку в рукаве. – А что ты сделал? Отмахивается: - Всего лишь внушил, чтобы она почувствовала сильную головную боль и раскапризничалась по этому поводу. - Но зачем? – искренне недоумеваю я. - Твоя Роланда показалась мне перспективнее. Тем более ты с ней все равно не спишь. Как они это понимают?! Ну как?! - Она его так шокировала своим «В жопу тебя пьяный гиппогриф!..», что у нее, вероятно, есть какой-то шанс. - Но они же?.. - Я даже слова не могу подобрать. Это даже не про принца и золушку, не про красавицу и чудовище… Просто они же совсем несовместимые. Это даже не магический мир против маггловского. - Его от нее коробит? – уточняет Давид. – Безусловно. Но отсутствие манер от простолюдинки простительнее вольных манер аристократки. Хотя Марианна с ее состоянием и причастностью к известному семейству в принципе может позволить себе вольность манер. Но не для Карла. И заметь, что то, как болеют Вильярдо, у него не вызывает никаких эмоций. - Потому что они испанцы или потому что они высшая аристократия? - И то, и другое. Их репутация такова, что ее ничто испортить не может. В обе стороны. - А Вронские – это родственники ловца Вронского? - Муж Марианны – его прямой потомок. Но не только. Вронские – не только известные игроки в квиддич, но и известнейшие в Европе маги-предсказатели. Марианна считается одной из самых выгодных партий в Восточной Европе сейчас, если не самой выгодной. И точно так же Карл. - А тут Роланда, - смеюсь. - А тут Роланда. В моих руках появляется глиняная пузатая бутыль, вся в пыли и паутине, и два сверкающих в предзакатных лучах хрустальных бокала. - Даже жаль, что все это не настоящее. - О, поверь - оно вполне себе настоящее. Сколько любовников использовали это зелье, чтобы безопасно потрахаться! - Не сомневаюсь! - А ты знаешь, что есть зелье сна, которое вор может использовать для того, чтобы узнать нужную комбинацию сейфа или увидеть ловушки, например? - Вот как? - Да. Только нужно лечь спать в нужный момент, но в принципе и это решаемо. Я, когда экспериментировал, провел двенадцать дней в одном дворце. Хорошо, что Гжегож был рядом, вводил мне питательный раствор. - Узнал что-нибудь? - Да. Выяснил в малейших подробностях, как легко захватить власть в отдельно взятом королевстве, - отвечает Давид, явно давая понять, что больше не хочет разговаривать на эту тему. Отбирает у меня бутылку, выбивает заклинанием пробку и выбрасывает ее в море: – Подставляй бокал. Вино оказывается рубиново-красным и просто роскошным на вкус. - Нет, повторю – жаль, что это не настоящее, - говорю я, делая десятый по счету глоток. - Ну, никто не мешает перенести все это в реальную жизнь. - Почему ты вообще начал со снов, а не с реальной жизни? - Потому что не хотел рисковать, - хмурится он. – Если бы ты не согласился, я бы стер тебе это воспоминание. - И ты бы его стер каким образом? - У моего зелья другой состав, оно дает мне силу ведущего. Я не могу причинить реальный вред, но уж стереть-то воспоминание могу. - Интересно как. - Да, неплохо. Это все тоже из башни. Они очень много оставили трудов. И там прекрасная библиотека, только на вынос книги не отдает. Изначально, кстати, магов было девятнадцать, но десять откололись почти сразу. Сам понимаешь, девятнадцати эликсира доставалось еще меньше, чем девяти, поэтому они отделились и основали Братство сохраняющих души, которое пыталось достичь бессмертия другим способом. - Достигло? - Ну, судя по тому, что все они умерли – вряд ли. Ну а может быть, они достигли своей цели и скрыли это от широкой публики, чтобы не делиться секретами. Если они и живы, то на данный момент об этом, - он делает глоток, щурясь от наслаждения, - неизвестно. - Кстати, я пока что не дал тебе никакого согласия, - напоминаю. – И до сих пор не знаю, чего ты ждешь от меня. - Они не доверяют мне, считают, что я переступлю через них ради своих целей, что, конечно, правда, - он издает смешок. - Ты им нужен не столько как маг, завершающий тетраду, как зельевар. Мастер все равно проявляет две стихии и умеет ими управлять достаточно хорошо для того, чтобы выступить в ритуале за две стороны сразу. А вот хорошего зельевара, которого можно посвятить во все это, у них нет. Они хотели втянуть в это Эухению Викторию после всего, что с ней случилось, но девочка оказалась не промах и очень быстро захотела жить. Им нужно, чтобы ты проверил зелья, которые я буду готовить. А еще лучше - чтобы приготовил их со мной. - И ты хочешь испортить рецептуру? - Зелий второго этапа. Зелья будут выглядеть ровно как надо и начальные потоки к камню я заведу как по учебнику. Никто из них даже близко не настолько хороший алхимик, как я. И я знаю, что делаю. Для тебя и для них – вероятно, к большому их разочарованию, - ритуал будет абсолютно безопасен. Могу даже дать тебе непреложный обет. - А для тебя? - Я уничтожу камень, скорее всего, только вместе с собой. А если у меня это не получится – тогда это будет уже твоя задача. - И ты полагаешь, что я помогу тебе совершить самоубийство? - Ну, то, что Ник совершил самоубийство, тебя не волновало. - Я не знал, что ему придется убить себя для того, чтобы уничтожить камень. А даже если бы и знал, это что-то изменило бы? - Нет, - признает он. – У меня есть причины, Северус. - Беата? Он морщится. Потом вдруг решает объяснить: - Не совсем так. Точнее не только Беата, и это гораздо больше, чем Беата. Самое большое поражение в моей жизни, которое не исправить никогда, и оно случилось задолго до того, как Ник взял меня на ритуал. Каждый из нас потерпел свое поражение. При этом мы слишком хорошо воспитаны, чтобы кидать в себя авадой. Мой отец еще жив, например, и даже если он не был мне хорошим отцом, и, может быть, тем более потому, что не был, он все равно не заслуживает узнать, что я хотел этого сам. Кроме того, «Трагическое происшествие в лаборатории» гораздо приличнее будет смотреться в газетах, чем «Несчастный юноша покончил собой из-за трагической любви». Ты сам-то отчего раздумывал, не пойти ли именно этим путем?.. Потому что этот путь был гораздо изящнее, чем пойти безоружным в Лютный ночью, и уж точно гораздо изящнее, чем сброситься с Астрономической башни и тем самым заставить Альбуса всю жизнь страдать, что это из-за него? «Трагическое происшествие в лаборатории» для избавления от обязательств раз и навсегда подходит как нельзя лучше… А ведь действительно – подойди они ко мне в прошлом году в нужный момент, будь у них все наготове, я вполне мог бы сказать «да», и никакой долг перед Лили, никакой Альбус меня не остановили бы… Представляю, насколько остальные не хотят жить, если идут на ритуал с такими рисками… Не сразу осознаю, что сказал последнюю фразу вслух. - Карл очень добротно похоронил себя вместе с женой. Знаешь, он очень хороший человек, - переключается Давид внезапно. - Он даже сам не знает, насколько хороший человек. Я очень виноват перед ним, Северус. Настолько виноват, что о таком не говорят никогда. Он погружается в созерцание бокала. - А Хенрик? Почему он-то?.. Вот уж человек приземленный, который крепко стоит на ногах. - Потому что ему надоело. Потому что ему двести шестьдесят семь лет, а колдомедиком он работает с двадцати пяти. Он выдающийся врач с репутацией того, кто вытаскивает с того света, но ему давно все равно, что происходит. Редкий пациент может разбудить его интерес. Марианна его шестая жена. Он похоронил всех родных до нее и женился на ней в надежде, что она сможет его оживить. Но получилось то, что и должно было получиться – он убил ее. Ни в ней, ни в Амелин-Эвель нет жизни. И я надеюсь, что Вильярдо не допустят брака сына с ней, потому что Амелин-Эвель убьет его тоже. Не знаю, знаком ли ты с младшей дочерью Хенрика… - Знаком. Давид кивает: - Тогда ты знаешь, насколько она отличается. Не говори об этом Хенрику, но когда она якобы сбегает, - она на самом деле ночует у меня. Мне нельзя так делать по закону, потому что она несовершеннолетняя. Я обязан сообщать о ней. - То есть своими самоубийственными мыслями ты ее заразить не боишься? Я злюсь, и я знаю, что неправ. Но как в такой ситуации вообще возможно не злиться?! Наверное, так. - Ты когда-нибудь делал это посреди городского пляжа, полного народу? – спрашивает Давид, окидывая меня таким взглядом, что меня мгновенно бросает в жар. Пересыхает во рту. Оборачиваюсь – вокруг нас и правда люди. И они нас разглядывают! - И не под магглоотводящими, - шепчет он в самое ухо, придвигаясь ближе. Его рука ложится на мое колено. – И я хочу, чтоб они видели, что ты снизу. Чтобы они видели тебя. Видели, как ты раскрываешь свою дырку, чтобы отдаться мне, словно самая бесстыжая шлюха из порта. О. Мой. Бог.