Наперегонки

Конечно же, я нас куда-то переношу. Закрываю глаза и переношу, напоминая себе – это сон. Даже если мы сейчас окажемся в море и утонем, в реальности я не захлебнусь. Хотя… кто его знает, с моей магией воды-то? В общем, представляю луг и думаю о безопасности. - Что это? Это?.. Это, кажется, задворки моего поместья, чтоб их. Ну то есть мы действительно на лугу, подо мной – кротовья нора, ярдах в двадцати от нас – черные провалы окон сгоревшего крыла. На обвалившейся крыше ссорятся галки. Сажусь. Дэвид, вытащивший ногу из норы, стоит надо мной, с интересом рассматривая руины. - Да, та-а-ак себе видок. Уж лучше бы в башню Времени… - Ну знаешь, у меня не было времени раздумывать, что ты там еще выкинешь! - Но это тебя возбудило! Дважды, ага. - Ты серьезно? – он плюхается рядом. – Ты никогда не воображал, как ты это делаешь на глазах у магглов? Да брось, все это делают! - Я пять минут назад вообразил зато очень даже живо, как ты сдохнешь, и я не смогу приходить в место, которое… было моим местом. - Сев, - он вздыхает, кончики его пальцев ложатся на мои губы, обводят их. Еле удерживаюсь, чтобы не облизать. Впрочем, я знаю, что он не последний раз так делает. А если и не догадается – я попрошу. – Я понимаю, что ты злишься. Гжегож вот тоже злится. Но пойми – я должен был умереть еще тогда, с Ником. То, что я живу, - досадная случайность. - Ты не понимаешь, - говорю я. – Не понимаешь. Не тогда, когда я только что потерял Ричарда. Я просто не могу. - О ради бога! – с отчаянием восклицает он. – Дамблдора ты тоже так достаешь?! – сильные руки обвивают меня. – Ну хочешь, я пообещаю тебе, что если я придумаю как, то я - выживу? - Нет, пообещай, что придумаешь как! Пообещай, что сунешься в этот чертов ритуал, только если будешь знать, что выживешь! Не вижу его лица, но уверен, что он закатывает глаза. Я знаю, знаю, что не должен требовать этого от него. Это его воля, его желание, его жизнь. Он имеет полное право делать с собой все, что хочет. Он, в конце концов, взрослый человек и такой блестящий ученый, что мне и не снилось никогда. Уверен, даже Альбус до него не дотянул. - Обещаю. Северус, я – обещаю, - он смотрит на меня, злой и встрепанный, как воробей, кудряшки в разные стороны. - И я совершенно серьезно намерен исполнить это обещание. Только прекрати, пожалуйста, - он переходит на ор, - меня доставать! Он вскакивает и начинает ходить по лужайке, пиная комья земли в сторону дома. Когда-то здесь был, видимо, идеальный газон – сейчас все заросло. Репьи цепляются на мантию. И куда, интересно, делось то прекрасное вино? Давид ходит ко мне спиной, но я вижу, как он отирает слезы с глаз. Солнце уже садится, не должно слепить. Вот вроде я и добился своего, но что же на душе так херово, а? И кто я, ну правда, кто я ему? Я его видел не больше десятка раз. Ну несколько бесед о науке было, да. Книги он мне рекомендовал. Рецепт одного зелья прислал, кстати. Собственноручно изобретенного, причем он его даже не запатентовал. Но и все! А то, что сегодня – ну этого слишком много для одного дня. И я даже не подозревал, что он тоже… Хотя нет, пожалуй, подозревал. И вот зачем ему это все, если он?.. Впрочем, Хенрик тоже гурман и дамский угодник, а я понимаю, что Давид прав. Что я всегда отмечал эту призрачность в Амелин-Эвель, просто мне в голову не приходило, что это на самом деле такое. Подхожу к нему и кладу ладонь ему на спину. Он вначале застывает, и я слегка отвожу ладонь – он подается назад. Обнимаю его, медленно водя по спине. - Давай так: если через десять лет ты будешь чувствовать то же, что сейчас, если через десять лет ты будешь несчастен, я сам помогу тебе. - Десять лет, - фыркает он. – Ты думаешь, у меня не было этого десятка лет, Северус? Кроме того, после того, что я сделал… Ты не знаешь, что я сделал!.. - Ты не знаешь, что сделал я. И я тоже хотел убить себя, жалел, что не умер. А Альбус дал мне цель… А что если?.. - Послушай, я помогу тебе испортить ритуал и камень, но в обмен помоги мне справиться с Темным Лордом и еще одним магом, который не менее опасен, чем Лорд. Ведь Ник решил отдать жизнь не просто ради разрушения камня, а ради того, чтобы камень не попал к Темному Лорду. Давид морщит лоб: - И ты меня тогда отпустишь? И когда это я успел его привязать?! - Конечно, - вру на голубом глазу. Давид смеется. И неожиданно целует меня. Жестко. Властно. Кто из нас кому подчиняется – это вопрос. - Я тебя выебу, - говорит уверенно, запуская руку в волосы и с силой дергая. Я шиплю. – Я тебя выебу, сучка, так, что ты это запомнишь. Вопрос временно отпадает… Ну, до того момента, когда он раздевается, и я вижу его член. Было бы это в реальности, у него были бы все шансы быть посланным. Потому что… ну просто потому что это – в меня при любом раскладе не влезет. - Слишком крупный или слишком длинный? - Узловатые пальцы скользят по стволу вверх и вниз, обхватывают головку. – В этом и смысл. Но я подготовлю тебя очень хорошо… Лежу носом в траву. Давид на мне. - Слезь, - говорю, - чудовище. - Ты же не хочешь, - он легко целует меня в мокрую шею. Хочется сказать что-нибудь очень нехорошее, но ничего не идет в голову, поэтому я молчу. - Если ты будешь заливать, что тебе не понравилось, я тебя напою веритассерумом, - замечает. Не-на-ви-жу. - С первой встречи мечтал отыметь тебя в твою узко-научную задницу. Часами представлял, как это будет. Дрочил на тебя. - Сгинь! И ты меня не отымел, между прочим! Ты вообще спишь и пускаешь слюни на свои подростковые фантазии. - Я умею переносить их в реальность, – смеется он. И наконец слезает с меня: – Оглянись. Ну, я оглядываюсь. Уже порядком темно. Интересно, как он лужайку разгладил? И кажется, это действительно теперь истинно английский газон. - Как ты это сделал? - Трава-то? Магия земли. Но управлять я ей не умею. Только спонтанные выбросы. Обычно нечто красивое. Ник пытался с этим что-то сделать, но даже у него ничего не получилось. Проверишь лужайку завтра, когда проснешься. - Ты хочешь сказать, что ты перенес нас в реальность? - Ну, ебать тебя во сне было бы какой-то неправильной тратой времени, ты не находишь? - фыркает он, натягивая подштанники. - Согласен, сон с таким зельем и реальность почти не отличимы, но мне милее понимать, что все по-настоящему. Я холодею: - То есть ты воспользовался?.. - Воспользовался твоей задницей и грязно над тобой надругался в реальности, а не во сне? Да. – Видимо, у меня сделалось такое лицо, что он спешно начинает оправдываться: – Да не знаю я! Правда не знаю. Мне показалось, что я нас перенес в реальность, но я не уверен до конца. И что бы это изменило? - Да все, - злость рвется наружу. – Все бы изменило! – ору я, вскакивая и призывая мантию. - Вот поэтому я и шарахаюсь с тобой по снам вместо нормальных встреч! – не остается в долгу он. – Какой недоебанный драккл тебя укусил?! – тоже практически орет. – Что я такого сделал? Что, неправильные движения делал, когда ты стонал: «Еще! Быстрей уже! Быстрей!»? Хочешь сказать, что ты этого не хотел? Ничего этого не хотел?! А кто велел: «До конца, давай до конца», когда я сам остановился на полпути?! Одеваюсь молча. - Ну прости, Северус. Пожалуйста, прости, - быстро говорит он. - Я… мне, конечно, надо было предупредить тебя, когда все перешло в реальность. Я, пожалуй, переборщил. Я не должен был. Пожалуйста, не уходи. В его тоне такая мольба, почти детская. И это даже не сравнимо с тем, как Фелиппе переживал во время наших ссор, потому что Давид, как фигура, с ним не сравним. По величине ума его можно сравнивать с Альбусом, но даже не с Лордом или со мной. А вот с жизненным опытом у него плоховато. Неудивительно, что Беате он не подошел. Он подходит и утыкается носом мне в плечо. Это нетрудно – он ниже меня на полголовы. В голосе звенят слезы: - Прости, прости. Обнимаю. Потом отстраняю и гляжу прямо в лицо: - Тебе хочется быть крутым и держать все под контролем, я понимаю. Но с чего ты решил, что это сработает со мной? - Но ведь сработало же! Тебя это заводит! - Меня заводит разное, Давид. А вот нечестность я ненавижу. Читай – я слишком задолбался с ней у Лорда, чтобы я имел ее там, где трахаюсь. - Я учту. И исправлюсь. - Не строй из себя ничего. Просто не строй. Я этого терпеть не могу. - Но я такой и есть, - неожиданно горячо возражает он. – Я чувствую, что тебе надо, даже если ты не признаешься в этом сам. И я готов поспорить, что на самом деле ты все время хотел и вздыхал, что это не в реальности. Северус, может быть, у меня и есть проблема с опытом в отношениях, но не в сексе. Тебе меня в жизни не догнать. И я знаю, чего ты хочешь. Я дал испытать тебе малую толику того, на что ты не решаешься. Ты хочешь вещи стыдные, даже грязные. И ты ссоришься не со мной сейчас – ты пытаешься убежать от себя. Потому что тебе придется встретиться с этими желаниями лицом к лицу. Потому что ты очень боишься того, что ты можешь найти. Готов поклясться чем угодно, что ни один из твоих любовников не читал тебя так, как я. Он прав. Мне правда страшно. Насколько я доверился ему. Сразу. Безоговорочно. Насколько позволил… Но я и не уверен, что в целом хочу воплощать в жизнь какие-то фантазии. - Ты ценишь жизнь в отличие от меня, - я не вижу в темноте, но по голосу слышу, что он улыбается, - так бери от нее все, что она тебе предлагает. Над лужайкой по периметру взмывает вверх гирлянда с сотней крупных и мелких звезд. - Тоже магия земли? – усмехаюсь. - Нет, призвал из твоих развалин. Смотри, это созвездия. Как у тебя с астрономией? - Необходимый минимум для мастера зелий и мастера алхимика. - То есть в данную минуту они тебя не интересуют, - вздыхает он. – Ладно. Но в подвале здесь наверняка есть вино. И я вдруг понимаю, почему он начал с доминирования. - Господи, Давид. Ты думал, что ты мне не понравишься? - А что? – огрызается. – Должен был? Мда. Кто-то его качественно отверг. Очень жестоко. И это далеко не Беата. Кто-то, с кем он был в отношениях и раскрылся. Кому он очень сильно доверял. Ник? Внезапно Давид начинает орать: - Не смей меня жалеть! Ты понятия не имеешь, как я жил и что я делал! И как я умею проклинать, колдовать, и на что вообще я способен! Не смей меня жалеть! И не смей думать за меня! Ага. «Думать за меня» - это тут, кажется, ключевое. Кто-то сильно старше. И авторитетнее. - И не смей никогда на Ника думать, слышишь?! – продолжает он. - Он тут вообще ни при чем! О, еще один считыватель мыслей нашелся. - Я хочу вина, - говорит он, дергая плечом. – Пошли пошарим в твоих кладовых. - Он призывает какие-то прутики и трансфигурирует их в факел – что-то вроде распускающегося железного бутона с изящными лепестками на грубой деревянной палке. – Ну что, вперед, к свершениям? Я иду за ним через газон, гадая, действительно это реальность или сон. На такие расстояния аппарировать даже Альбусу не под силу. Тело ноет в сладкой истоме. На душе... странно. - Как ты нас мог перенести сюда? - А это камень. Зелье я варил еще несколько лет назад. Использовал камень, чтобы сварить основу. У него много разных свойств. Ты уверен, что действительно хочешь помочь мне уничтожить камень, а не восстановить его? - Я же обещал! – я чувствую раздражение. - Обладать тебе им, конечно, хочется… И это понятно. Ты его держал когда-нибудь в руках? - Несколько минут под пристальным взглядом Альбуса. И не исключено, что это было испытание и что он понаставил тогда в кабинете таких ловушек, что живым я бы не ушел. - Ну и как ощущения? - Что он живой? - Он для каждого разный, понимаешь? И цвет у него разный. Для тебя он какой? - Красный. - Солнце. «Я хочу – значит, я добьюсь». Я и не ждал иного. Для меня он желтый. - Символ просвещения? Я и не ждал иного. - Смейся-смейся. Когда я поступил к Нику, камень для меня был зеленым. - Возрождение? - Я тогда и знать не знал ни про какую алхимию. И ничего меня не интересовало. Я после смерти мамы месяцами сидел на окне в Рабштейне, свесив ноги наружу. В левом крыле, в большом бальном зале, в который никто не заходит. Там окна из трех и пяти секций. Вот я был такой маленький и худой, что туда протискивался. Густав и Беата были старше и им тогда со мной было неинтересно. Карл уже тогда никем не интересовался. Отец заперся у себя в доме и посвятил себя исключительно делам закона. Он сейчас судья в европейском суде, кстати. В общем, у меня была масса времени для самого себя. И я сидел и смотрел на лес. День за днем. Так что переход под крыло Ника меня встряхнул. - Зеленый и желтый… Интересное сочетание. Венера и Марс… - Ну, ты сам все видишь. Агрессивный и тонко-чувствующий. Иногда жалок и противен себе до слез, иногда упиваюсь собой, одновременно упиваясь властью над всем сущим. Предполагается, что планеты должны друг друга уравновешивать, но только не в моем случае. И все же он сильный. Очень. И вот так остаться совсем одному и решать судьбы мира… Мы подходим к уцелевшей башне. У ее основания – железная дверь с заклепками. Выглядит основательно. Замочную скважину тоже не видно. Давид сует факел в подставку, и мы начинаем исследовать чары. Мало ли что нас тут поджидает. - У тебя еще осталась основа? – спрашиваю. - Есть запас, но маленький. Берегу его. Никто из троицы о нем не знает. И на ритуал я его точно тратить не собираюсь. Повезет – останется тебе. Не повезет – ну что я могу сказать? - Основное свойство камня какое? Материализация? - Что-то вроде этого. Ну то есть это не стол в свинью превращать через трансфигурацию, а сделать этот стол думающим и чувствующим предметом. И это не уровень какого-нибудь говорящего зеркала. В поместье Ника полно таких предметов. Неподготовленному туда лучше не заходить. Там одна их с Альбусом шуточка способна до инфаркта довести. Если материализация это наделить душой, то да. - А душу наделить телом? - А душу телом. Причем желаемым телом. - То есть кто-то так делал уже? Давид застывает. Меня бросает в пот: - Не ты же? - Нет, - говорит он еле слышно. – Но я знаю кого-то, кто это сделал. - Он встряхивает кудрями и кивает на дверь: - По-моему, ничего зловредного нет. Усыпить нас снова, что ли? - А можно? - Нет. Это только если зелье опять пить, но, во-первых, я не подумал его положить в карман, когда ложился спать, а во-вторых, так скоро – будет передозировка. Но ты тут хозяин, поместье не только тебя признало, но пропустило еще и меня с тобой, так что будем надеяться на лучшее. - А оно пропустило нас, когда мы еще проникали в него снаружи или когда мы уже были внутри? Давид закрывает лицо рукой с притворным стоном: - Ну не настолько же я идиот! Знаешь, вопреки сложившемуся у тебя мнению обо мне, я, как немец, довольно законопослушен. А как веками пуганый еврей, еще и перестраховщик. Не знаю, что у вас в Британии было бы за секс на глазах у магглов, но предполагаю, что тоже ничего хорошего. В Европе кое-где даже штрафом не отделаешься – только тюрьма. А в арабских странах могут и камнями забить. Особенно за секс между мужчинами. Так что нет, я бы первый не позволил, если бы у тебя вдруг крышу снесло! Не то чтобы это меня успокаивало. От моих знакомств всегда можно ожидать чего-нибудь интересного… А дверь открывается простой Аллохоморой. Внутри тоже никаких ловушек. Находим вполне прилично сохранившуюся кухню и в ней дверь, которая так и просится на звание двери в погреб. Перед ней валяются порядком истлевшие трупики крыс. За дверью обнаруживается винтовая каменная лестница со светильниками через каждые несколько ступеней. Давид зажигает первую пару и возвращается на середину кухни, выбивает стекла в окнах под потолком в надежде впустить свежий воздух. Но снаружи все еще слишком жарко и ветра совсем нет. На помощь приходят чары сквозняка. Кухня такая большая и просторная, что легко представить, как здесь готовила еду к пиру целая дюжина поварят. Половину одной стены занимает очаг котлов на шесть. Рядом с ним через проем - две печи. В проеме друг на друге стоят десятки больших и маленьких котлов, сковородок и кастрюль. В очаге сложены кучей вертелы, валяется полусгнившая метла и сбоку от всего этого, как апофеоз покинутости – чье-то пустое гнездо. Все это, конечно, покрыто толстым слоем пыли. - Прибрать бы тут не мешало, конечно, - морщится Давид. – Вот, кстати, показатель того, что мы в реальности, - невозможно мгновенно сделать эту кухню чистой. Закрой нос чем-нибудь. – Он указывает палочкой на стол: – Тергео Максима! Ну вот теперь на нем можно сидеть. И не только сидеть. - Не-не-не, если ты рассчитываешь на второй раунд, то категорически нет! Даже не надейся. Я тебя сейчас не выкидываю отсюда только потому, что нам нужно многое обговорить. Давид присаживается на стол и смотрит на меня очень серьезно: - А если я не хочу… обговаривать? И вообще – ты мне поставил задачу, которую надо решить. Срывается в сторону лестницы: - Пойдем. Погреб оказывается в два раза больше кухни. И вина в нем не просто много – несколько тысяч бутылок точно есть. И что самое прекрасное – здесь до сих пор держатся чары температуры и влажности. - Вот это называется «накладывали на совесть», - говорит Давид. – Но часть, наверное, все равно испортилась. Когда твой дядя умер? - В восемьдесят третьем. - А он, по слухам, жил один… Вряд ли даже десятая часть этого была его годовой нормой. Так что, наверное, часть испортилась еще при его жизни. По слухам. У него были слухи о моем дяде. Какая прелесть! - Только понять бы, какое где. И чьи они вообще? Этикетки есть на бутылках лишь на одной стойке. Тут французские вина, испанские, итальянские, чилийские, аргентинские, дюжина бутылок датского: знаменитого урожая 1949 года с виноградника Лолланна - я его у Люциуса пробовал только однажды, он же мне и объяснил, что это вино не достать даже за очень большие деньги. Среди французских – четыре дюжины бутылок божоле от 82 года. Получается, что дядя пополнял погреб до самых последних дней. Интересно, можно ли это божоле пить или оно давно почило? Выбиваю пробку из одной бутылки – ну да, так и есть, на выброс. Специалиста бы сюда. На всех остальных стойках только таблички с годом. В нише одной из стен стоят друг на друге две дюжины бочонков разных размеров. Давид стучит палочкой по одному, по одному: - Смотри-ка: полные. Это, наверное, собственное вино твоего деда. - Вино моего деда? - Ну да, вот даже вензель GP на ободе. Гедеон Принц. Интересно, в каком состоянии сейчас лоза… - И как много ты про меня знаешь? В особенности то, что я про себя сам не знаю. - А как это оценить? И справедливости ради, не про тебя, а про твоих предков. Пернелль рассказывала, как твоей дед им гадил за то, что она помогла твоей матери бежать из магического мира. - Пернелль что сделала? - То есть ты этого не знал? - Нет. А что ты знаешь? Давид берет бутылку с ближайшей стойки и откупоривает: - А вроде ничего. Он сотворяет стеклянный бокал, наливает в него рубиного вина и наливает в него что-то из фиала, вытащенного из кармана. Никакой реакции не происходит. - Ну вот – можно пить, - говорит Давид, уничтожая жидкость в бокале и наливая снова. Отпивает ровно половину и протягивает мне. Ему же незачем меня травить, да? Вино оказывается приятным на вкус, в меру сладковатым. Салютую. - Так что там с Пернелль? - Я знаю только, что твоя мать к ней пришла, когда ее выгнали из дома, и Пернелль с Ником помогли ей при помощи какого-то заклинания скрыть следы. Я не помню, что это было. Я тогда невнимательно слушал, извини. Я просто поинтересовался, почему они вообще уехали из Девона, если им тут так нравилось. Мы жили тут пару лет после исчезновения вашего Темного Лорда, потом переезжали на несколько месяцев каждый год. - А где у Ника поместье? - Северус! – он смеется. – Ты меня удивляешь! - С какой стати? Не подозревал, что обязан знать, где расположены поместья всех волшебников на свете. Уже достаточно того, что я знаю, что оно в Девоншире. - Оно граничит с твоим. Пойдем-ка отсюда. Я уже замерз, - он берет одну из корзин, стоящих у стены, и укладывает в нее бутылки. Наверху стало гораздо приятнее. И запах теперь приемлемее. А может, я просто принюхался. Я хочу его еще расспросить, но он ставит корзинку с бутылками в очаг и говорит небрежно, слишком небрежно – так, что голос к концу позорно срывается: - Выебешь меня? Придурок. Впрочем, надо поинтересоваться, нельзя ли дать по роже тому, кто его так «убил». Делаю шаг к нему и кладу руку ему на грудь. Чувствуя, как под моей ладонью бешено колотится его сердце, целую его в губы и говорю, стараясь звучать максимально ласково: - Конечно, выебу.