Наперегонки

Он не успевает коснуться губ, как мы отодвигаемся друг от друга. Нет. Сейчас можно только все испортить. «Да, Северус, сейчас совсем не время», - печально констатирует он. Мне кажется, ему нравится, как звучит мое имя. Мне нравится, как он его произносит. Отголоски возбуждения блуждают по телу. Но секс, близость сейчас… Вздрагиваю, вспоминая пальцы внутри себя. «Сожалею о том, что тебе пришлось пережить сегодня. Все, кто посмел прикоснуться к тебе, будут наказаны, как только попадут на земли вампиров». В голосе Штефана – еле уловимая ярость. «Они даже не вспомнят», - возражаю. Лесс дал нерушимый обет, что заобливиэйтит команду, как только придет в себя. «Тем хуже для них», - теперь от Штефана веет ледяным спокойствием. Доползаю до кресла, чувствуя невыносимую усталость. Одна часть меня торжествует и хотела бы насладиться местью, вторая… Это все бывшие люди Ричарда… И это правда, в какой-то степени я виноват в том, что им пришлось терпеть какие-то неудобства. «Они могли уйти сразу. Кроме того, ты и сам не знаешь, в чем состояли эти неудобства». Ну как не знаю… Знаю. Можно даже сказать, что прекрасно знаю. Мой работодатель тоже когда-то поменял условия нашего контракта внезапно для меня. «Они могли уйти в любой момент», - напоминает Штефан. А секс – это самая сильная форма унижения. Простейшее средство утвердить власть и сломать другого. «Ох». Внезапно я осознаю, что эмоция, которая доходит до меня от Штефана, это шок. «Что случилось?» Он молчит несколько минут. Потом вдруг заговаривает неожиданно жестко: «Ты перейдешь через это. В тебе много силы. Так много, что ты пришел до весны. Так что ты перейдешь через это». - Что это значит, Штефан? – спрашиваю. – Поговори со мной. Он морщится от звука моего голоса, который здесь звучит как чужой даже для меня, и я вспоминаю, что у вампиров очень острый слух. До меня доходит, что обычная речь ему режет уши. Какой же я болван! «Прости», - говорю покаянно. «Ничего». Он опускается в кресло, и я понимаю, что он очень сильно устал. Ну конечно, он же глава первородных, да еще глава клана Сангвини, который?.. «Да, мы… как вы это говорите? играем первую скрипку в политике вампиров и в наших отношениях с волшебниками и людьми. Мастерская – мой отдых. Полагаю, что если бы у вампиров была душа, можно было бы назвать это отдушиной». «Что означает то, что у меня много силы?» «Чем больше у мага силы, тем больше его способность создавать узоры на ткани мироздания. В тебе ее так много, - усмехается он, - что ты чувствуешь мои эмоции. Это нелегко даже для первородных». Он молчит. Да я из него объяснения клещами тяну! «Что означает наличие большой силы?!» - спрашиваю. Хотя, в общем-то, уже и сам знаю ответ. Внутри все падает, когда он отвечает. «Плата за ошибки у сильного мага выше». «А у мага равновесия?» «У мага равновесия, Северус, - с невыразимой печалью отвечает он, - она может быть запредельной». Я застываю. «Тот, кто уйдет из замка до полуночи, проведет того, кто вернется после полуночи, через ад». Так, кажется, сказала тогда Трелони? «Я не смогу тебе помочь, - продолжает Штефан. - Маги равновесия сами определяют свою цену. Ни древние, ни демоны не в состоянии им помешать. Никто не может». «А хранители?» «Хранители ведают только вопросами жизни и смерти». «Сколько магов равновесия живет сейчас?» «Это невозможно узнать, Северус», - мягко говорит он. «Почему? Ты же как-то узнал меня?» «Я и не узнал», - прилетает ко мне насмешливое. «Но ты же…» И тут до меня доходит. Мерлин, это же так просто! И в то же время в это невозможно поверить… Я живу во второй раз? «Я вампир, Северус. Я чувствую тех, кто умер». «То есть я неживой?» «Разве? - в его голосе все еще насмешка. – Для неживого ты, кажется, очень даже живой». Моя мысль уносится ко второму мая, к кладбищу, к портрету, у которого что-то выпрашивал Поттер. Это все кажется таким… полным смысла, если смотреть на это с точки зрения того, что я только что осознал. «Этого я не знаю, Северус. Ты мог умереть тогда и мог после возвращения к точке отсчета переткать ткань мироздания так, что новый маг равновесия родится раньше и ты умрешь раньше». Но как же все-таки трудно поверить, что это не бред. Я обыкновенный маг. Да, сильный, да, знающий и умелый. Но какой-то особенный? «Не думаю, что это от тебя зависело, - смеется Штефан. – И утешу тебя: это мог бы быть даже сквиб. Для мирового равновесия сквиб не менее важен, чем самый сильный маг. Или это, - смех переходит в насмешку, - могла бы быть какая-нибудь полная бездарность с Гриффиндора». А вот это он откуда услышал?! «Мы встречались раньше?» «Если и встречались, то мне об этом неизвестно. – Кажется, у него игривое настроение. – Расскажи мне, если вспомнишь. Но я и сейчас не жалуюсь». А что я вообще знаю о нем? Где его биографию почитать? Интересно, существуют школы для вампиров или они свои предания передают из уст в уста? Да и как они вообще пополняют свои ряды? Согласно лицензии? И как они питаются? Только человеческой кровью или кровь животных тоже подходит? «По-разному», - уклончиво отвечает Штефан. Интересно, как он ослеп? «Мой предшественник ослепил меня, когда решил… как бы это сказать по вашему? что я дышу ему в затылок». «А ты дышал?» Он смеется: «Очень старался дышать, Северус». Юмор по-вампирьи. Смешно. «Я рад, что ты оценил». Вопрос про возраст я не успеваю задать. «Да уж постарше твоего демона, - продолжает веселиться он. – На ужин загляни к Михаю, он тебя ждет». Вспоминаю, что и правда, опять забыл поесть. А меня, однако, выпроваживают. «Ну можно же и мне получить хоть немного покоя… Ночью». Встаю. «А тот маг, который дал мне воду… Ты не знаешь, кто он?» Штефан останавливает меня жестом и на несколько минут уходит в себя. «Нет, - наконец отвечает. - Этот маг никогда не общался с вампирами. – Он сплетает пальцы в замок. - Тяжелые времена ждут тебя, Северус, но я все же буду надеяться на встречу. Если захочешь видеть меня – позови по имени, которое выбрал тогда». Мгновение – и мимо меня проносится летучая мышь. Попрощался в одностороннем порядке. Почему-то я не чувствую никакой благодарности за то, что он пощадил меня, а только злость. Значит, Штефан ему не понравилось… На лестнице меня встречает Маверик, толкает низенькую дверь. Мы выходим на другую лестницу, спускаемся на уровень ниже мастерской, потом долго идем по коридору, от которого периодически отходят другие. Пол неровный, весь в каких-то кочках, под ногами периодически хрустит. Фонарик света почти не дает, и я не вижу, куда ступаю. Вынимаю палочку, но я все еще слаб и мне не удается удержать Люмос дольше трех секунд. Но то, что мы идем по черепам и костям, которые когда-то залили цементом, разглядеть все-таки успеваю. На исходе десятой минуты я задумываюсь, для чего эта демонстрация, не поглумился ли Ште… Антон, нет, все-таки Штефан (Антон мне кажется слишком… интимным?) надо мной. А вдруг он соврал, что Эрнесто жив? Нет, это было бы полной глупостью. В таких мыслях я перехожу вслед за Мавериком в пещеру, из которой выходят множество других, и оказываюсь перед толстой железной дверью с зарешеченным окошечком. Маверик разворачивается ко мне. «Ты слишком непочтителен по отношению к нему, - доносится до меня неодобрительное. - Никто из нас не позволяет себе подобного. Однажды он перестанет это терпеть». Он толкает железную дверь. - Северус! – Эрнесто, сидящий на соломе со связанными руками, недовольно щурится от попавшего на него луча. Мантии на блудном гаденыше нет. Рубашка разорвана сразу в нескольких местах и вся в бурых пятнах. Когда он встает, я соображаю, что он с голыми ногами, а его задница едва прикрыта. И на подоле рубашки в стратегическом месте тоже кровь. Вытаскиваю паршивца оттуда практически за шкирку и в коридоре подгоняю чуть ли не пинками. Палочку он, конечно, потерял. Но когда я спрашиваю, может ли он нас аппарировать в Милан, он просто хватает меня, и через десяток секунд мы уже в знакомом подвале. Поднимаемся наверх. Фелиппе сидит на столе и с отсутствующим видом смотрит в перевернутую вверх ногами книгу. Примерно на этом месте мое терпение заканчивается. Я опрокидываю Эрнесто на пол и бью ногой по ребрам. И снова, и снова. Он пытается увернуться, вскрикивает, и я сначала попадаю по массивному заду, потом по подставленным рукам. Фелиппе вздрагивает каждый раз, когда я ударяю, но не вмешивается. - Ну хватит, хватит! Я все понял! – вопит Эрнесто. – Северус, я больше не буду! Клянусь! - Неужели? – интересуюсь. И опять бью. Очень хочется дать по яйцам, но никак не попаду. - Я все понял! Не надо! – хрипит он полузадушенно. - А я полностью согласна с Северусом, - раздается звонкий голос. В дверях стоит Мария Инесса. – С завтрашнего дня ты живешь под ритуалом надзора, перемещаясь в пределах трех стран. - Да что я, дурак, идти туда еще раз? – Эрнесто пытается сесть, опираясь на руки. Правая рука подламывается. Он орет от боли. Руку я ему, похоже, сломал. - Пойдем отсюда, - говорит Мария Инесса. – Кажется, нас где-то ждут к ужину. Она неестественно спокойна, но едва мы выходим из комнаты и дверь за нами захлопывается, она набрасывает на лестницу заглушающие, и, уткнувшись мне в плечо, начинает истерически рыдать. Обнимаю ее, глажу по спине. - Хочешь, вернусь, и еще раз его отпизжу? – спрашиваю. Она начинает смеяться, потом опять плакать: - Как он мог, Северус? Как он мог?! - Вот поэтому у меня никогда не будет детей. Она тут же переключается: - Ты что! Это же счастье – их иметь! - Твое счастье, - напоминаю, - только что чуть не сдохло от бешенства члена. Она смеется: - Все равно… Возвращаемся в Сигишоару - Мария Инесса аппарирует нас к гнезду. Дом видно, и как подойти к нему, тоже видно. Интересно, завтра так же будет? Или опять придется искать концы? - Он же ждет тебя! – восклицает Мария Инесса и прикрывает рот рукой: – Ой. Опять гребаная легиллименторская связь проснулась. Ну как так? Никакого личного пространства у меня рядом с ней нет. - После такого ты просто обязан побывать у нас в замке, - говорит Мария Инесса, пока мы идем к дому Михая. - А как насчет уместности этого по отношению к твоему мужу? Она отмахивается: - Я сказала ему, что сплю с тобой. Я останавливаюсь, пытаясь сообразить, чем мне это грозит. - Мы договорились не скрывать друг от друга ничего, - быстро поясняет она. – Он рассказывает мне о своих связях, я о своих. Но ты прав – если бы не необходимость общего сбора, я бы ничего ему не рассказала. Он… не очень хорош в делах. Он прекрасный специалист по проклятьям, и, если честно, хоть я и не люблю признавать это, то периодически он очень хорошо помогает, потому что он спас жизнь и здоровье большому количеству богатых людей в разных странах, и некоторые из них не остаются в долгу. Хенрик по каким-то странным причинам считается лучшим специалистом, может быть, потому что он на несколько десятков лет старше, а в мире колдомедицины это имеет значение, но Хенрик с Леонардо консультируется намного чаще, чем Леонардо с Хенриком. Клинику Леонардо сейчас полностью оплачивает человек, которому он помог. Да и несколько Вильярдо удержались на своих постах, когда нас гнали отовсюду, и в первый, и во второй раз, благодаря заступничеству пациентов Лео. Однако в целом на него, конечно, нельзя рассчитывать. А волновать его в обычных обстоятельствах только из-за того, что мы в подвешенном состоянии и не знаем, где сын, было бы без толку. - Что такое общий сбор? - Общий сбор представителей всех семей рода. Мне пришлось рассказать, что Эрнесто отправился туда сам и куда именно он отправился, потому что в случае контакта с вампирами ложь все равно могла бы вскрыться, и было бы еще хуже. При этом я не могла объяснить предпосылки. Так что, с учетом всего того, что произошло в прошлом году, мне, вероятно, недолго осталось быть главой рода. Или будет раскол. В конце августа ежегодное собрание. Я уверена, что старшие представители других ветвей поднимут этот вопрос. Хотя, конечно, среди них нет того, кто бы действительно годился для этой роли, но и у меня сейчас не хватает твердости удерживать власть. Так что, боюсь, что количество Вильярдо, которые в итоге смогут помочь в борьбе с Темным Лордом, тает. Вот-вот, и я услышу от трети своей семьи, что мы и при нем устроимся неплохо. Кажется, я мало Эрнесто приложил. - Мы можем отправиться в замок после собрания в четверг. Ах да, Альбус же его перенес. - А с твоим отцом я смогу познакомиться? – подпускаю в голос равнодушия. - Если у него будет достаточно хороший день. Но с этим никогда не угадаешь. Он ведет обширную переписку, но может отказаться видеть даже любого из нас. Он говорит, что он уже в том возрасте, в котором можно делать все, что хочешь. - Ему же около ста? - В следующем году будет сто пять лет. Перед домом Михая она кладет руку мне на плечо: - Северус, ты думаешь, мы все правильно сделали? И я прекрасно понимаю, что это не о сегодняшнем. - Представь, что твой сын был бы не дома в Милане сейчас, а там? В одном из этих притонов… - Я знаю, знаю, и все же… - «И все же» всегда остается, Мария Инесса. Всегда. И с этим уже ничего не поделаешь. Ты теперь в ордене, предстоит, вероятно, много всего… - Я не хочу быть как мать! – резко говорит она. - А… что такое с матерью? - Она не смогла убить десять человек, и потом из-за этого погибли сотни тысяч. Я задумываюсь. Если сила в мире распределяется совсем иначе, так, как Штефан сказал, то мы не можем знать, была ее мать права или неправа. Интересно, как бы к этому отнесся Альбус? Вчера он поставил благо многих выше блага одного, но не уверен, что это нечто большее, чем желание оправдать меня, чтобы не чувствовать себя отвратительно из-за того, что он связался со мной… Мария Инесса толкает калитку: - Перестань думать, горе. Пойдем есть. Домой я возвращаюсь около двух. С магией что-то непонятное – я чувствую ее толчками, но совершенно не могу на нее положиться. С вопросами об артефактах это однозначно к Люциусу. Конечно, мне пора в Малфой-мэнор. Кажется, я теперь вечно полон каких-то предчувствий, куда и когда мне нужно попасть. Впрочем, может, это и не предчувствие, а всего лишь здравый смысл, который говорит мне о том, что то, что я делаю сейчас – бегаю от своих обязанностей, – отвратительно. В гостиной неожиданно пусто. Ну то есть, конечно, кто еще мог тут быть, но я почему-то ждал Альбуса. Когда мы с Эрнесто вышли из гнезда, его на улице не было – должно быть, Мария Инесса сказала ему, что все в порядке. Я не подумал ее спросить, счел это само собой разумеющимся. А теперь… Мои размышления прерывает тихое карканье. Сначала я подскакиваю, потом кидаю второй раз Хоменум ревелло, потом соображаю, что карканье донеслось из кухни. Ну Альбус, ну шутник. На столе в кухне стоит клетка, и в ней сидит крупный … ворон? Не то чтобы я хорошо разбирался в птицах, но кто еще это может быть. Черные перья отливают фиолетовым. Дверца клетки открыта, но попытки вылететь он не делает. Очень смешно. Я просил сову, вот мне и дарят «сову». Рядом письмо. «Грача зовут мистер Квинн. Можешь смело доверять ему любую почту. Мистер Квинн любит, когда дверца клетки открыта, питается мясом, рыбой, овощами, творогом, более подробный список в приложении, и любит, когда к нему обращаются полным именем. Выпускай его, когда уходишь из дома. Уверен, вы друг другу придетесь по душе». Да уж. Как ни не хотел я связываться с питомцем, но Альбус же всегда сделает все по-своему. Вот что бы ему было не одобрить мой запрос на школьную сову? Камином переношусь в клинику Хенрика. Берилл все еще там; правда, уже не дежурит – спит за столом в одном из кабинетов. - Я не могла пойти домой, - говорит она, когда я ее бужу. – Не могла сказать маме, что он… и что я все еще… Она его очень любит, знаешь?.. - Леонардо? – догадываюсь я. Она кивает. – Эрнесто дома, - сообщаю. - И он не? - К моему величайшему прискорбию, даже не потрепан. - Он никогда не умел справляться с болью, - замечает она. - Но они оба были добры ко мне. И Эрнесто никогда не смеялся над моими чувствами. – Она опоминается: - Северус, ты устал! Тебе надо немедленно лечь! Я постелю тебе у Хенрика! Кажется, я официально прощен. Однако вместо комнат Хенрика я отправляюсь к Мораг. Ночные визиты несколько не в моих привычках, и я бы и вправду с удовольствием лег даже не то что в комнатах Хенрика, а прямо там, где спала Берилл, но меня ждут. Портключ переносит меня в сад, и тут же на деревьях вокруг вспыхивают белым светом гирлянды. Мораг, появившись в дверях, вглядывается в мое лицо, потом пропускает в дом. Призывает графин с наливкой. Сажусь, стараясь не показать, что стоять уже не могу. - Больше никого к нему не посылай. Мораг застывает с рюмкой в руке: - Было еще хуже, чем я предполагала? - Скажем так – выкачивание магии было наименьшей неприятностью. - То есть он в отношении просителя совершает вещи, которые тянут на Азкабан? Нет, я, конечно, подозревала, что он отмороженнный, но кажется, он вконец охамел… - Посредники в любом случае совершают много вещей, которые тянут на Азкабан. Он предусмотрел почти все. - Почти? – уточняет Мораг. И улыбается: - Ричард говорил, что ты из любой ситуации выкрутишься. На этом месте я понимаю, как сильно она волновалась. - Ты мне не обязана ничем, - говорю. - Я обязана Ричарду, - возражает. – А это почти одно и то же. – Она хмурится: - Что за заклинание они применили? Я описываю в деталях то, что испытал. - Это похоже на Ловушку демонов. Они встречаются в заброшках. Считается, что их создали демоны воздуха. И самые сильные артефакты этой серии вытягивают не только магию, но и жизнь. Отвратительное зрелище. Но эти ловушки невозможно отделить от здания. Я никогда не слышала, чтобы такие ловушки были в современных домах. Усмехаюсь: - Вот теперь слышишь. Как эту Ловушку демонов нейтрализовать? - Не попадать туда в первую очередь. Еще можно разрушить здание, тогда чары, скорее всего, падут, а ловушка рухнет. Но это будет делать тот, кто остался снаружи ловушки. Возвращаюсь домой, гадая, прорвал ли я ловушку сам, или все же ее сняли еще раньше, еще когда меня подтаскивали к этому уроду, или же я кого-то вырубил, кто ее держал. Просыпаюсь в гостиной на полу. Упал с дивана. А положил меня туда, похоже, Донки. Потому что я отрубился, когда сел в кресло. Не сразу понимаю, откуда доносится страшный скрежет, от которого закладывает уши. Потом соображаю, что это мистер Квинн сидит на краю стола и каркает на меня. Похоже, он не только сова, но и будильник. И тут понимаю, что в стекло кто-то колотится. А вот это уже реальная сова, и она от Маркуса. Он пишет, что готов принять меня в шесть. Завещание Ричарда читают в четыре. Сейчас десять, и у меня весь день впереди. Выспавшимся я себя не чувствую, но дел слишком много. Подкрепившись остатками кукурузной каши, аппарирую к озеру. На берегу ничего не изменилось, кроме того, что запах стал еще тошнотворнее. Минут двадцать хожу вдоль кромки воды и выкликаю попеременно то Цитрона, то Марина, ежесекундно сожалея, что не догадался захватить какой-нибудь мятный бальзам. И даже привыкнуть к вони не получается. Как будто как только я привыкаю, она усиливается. Наконец, когда я уже готов на дерево лезть, из озера вылезает сонный и злой Марин. - Восстанавливается он еще, в субботу приходи. Вечером! – кричит он, погружаясь обратно в воду. Я аппарирую, чувствуя себя при этом так, что лучше бы я этого не делал, в Малфой-мэнор. На мое счастье, Лорда опять нет. Люциус пересказывает последние новости, а я гадаю, как мне осуществить то, что я задумал. И Лорд опять вызывал Эйвери. С этим должно быть проще, конечно, но… вот именно, что возможны самые разные «но». А вот вопрос про Стоборо-грин мне удается ввернуть чрезвычайно ловко. - А, это наше замечательное молодое поколение, - улыбается Люциус, – во главе которого Теренс Хиггс. - Вот как? А молодому поколению случайно не объяснили, что оно таким образом сейчас может только подставить своего господина? - Действительно, повелитель был слегка недоволен, - безмятежно отмечает Люциус. Уходя из Малфой-мэнора, я гадаю – «слегка недоволен» означает, что он не против поменять политику и открыто объявить о своем возвращении, или он считает, что Фадж настолько в него сейчас не верит, что под его носом можно делать все, что угодно? А вот то, что внимание Лорда они на себя обратили, это однозначно. Наверняка того и добивались. Плохо то, что Люциус не знает, кто в шайке Хиггса состоит. Их там семь человек, и я так понял из дальнейшего разговора, что метку получили все. Я, конечно, и от Хиггса бы этого не ожидал, если бы не знал историю с Блейзом. Флинт наверняка там тоже. И стоило отцам их спасать?! Пытаюсь убедить себя, что они сами определили свою судьбу, но получается не особо. Слишком хорошо помню, как сам пытался выслужиться перед повелителем, как сам был на седьмом небе от счастья после принятия клейма. Сколько времени пройдет, прежде чем они поймут, в какое вляпались дерьмо? Впрочем, некоторые понять не успеют – их убьют раньше, а некоторым это придется по вкусу. Люциус сказал, что два дня назад в мэнор заходили братец и сестра Кэрроу. Вот точно две особи, не блещущие интеллектом. А противолегиллименторский артефакт Люциус достал у Горбина, и Горбин говорил ему, что уже такие продавал. Около трех я оказываюсь на Гриммо. К Блэку, к сожалению, с выздоровлением главного его достоинства возвратилась и способность нести хуйню. - А мы как раз о тебе говорили, Сопливус, - говорит он, поигрывая палочкой, когда я вхожу в гостиную. На диване с чашкой чая сидит Люпин. – Рем вот утверждает, что ты сможешь продать кинжал как можно выгоднее, а я утверждаю, что ты сможешь нас обворовать и присвоить себе большую часть его стоимости. - Сири! - одергивает его Люпин. - Ну же, Сопливус, рассуди, кто из нас прав. - Как же ты невыносимо скучен, Блэк. – Отдаю Люпину ключ. После мотания по горкам Гринготтса все еще тошнит. - Тебе повезло, что я уже продал его сегодня. Потому что после твоего высера я бы однозначно не стал связываться с такой неблагодарной шавкой. Контракт, засвидетельствованный гоблином, в ячейке. Номер ячейки на ключе. В лаборатории проверяю… ну, что-нибудь проверяю… Маленькой Дряни сегодня не видно. В журнале записей ее рукой с воскресенья так и нет. Только заметки Блэка – мы его обязали отчитываться, сколько раз в день у него бывают срывы. На одной из стоек нахожу коробку с чаем и печенье. Почему бы и нет? Сажусь с чашкой в кресло. Как же я устал этим летом! А ведь еще и середины июля нет. Прикрываю глаза. Но отдых мой тут же накрывается, ибо приходит Люпин. - Можно мне тоже чаю? – спрашивает. - Как хочешь, - отвечаю. Жарко. Даже выгонять его лень. - Ты… не обращай внимания на Сириуса, - говорит. - Вот только твоей заботы мне еще не хватало! - Забота нужна каждому, Северус, - мягко возражает он. - У тебя есть более подходящий объект для заботы, - огрызаюсь. - Ты имел дело с вампирами, - замечает. Чуть не подпрыгиваю: - А это-то тут причем?! Драккл раздери этого оборотня. Я и забыл, что вампиров они особо чувствуют. - Я в твою личную жизнь не лезу, Люпин. Какого лешего ты лезешь в мою?! - Личная жизнь с вампиром? – выгибает бровь. Убью. - Посмеешь сказать Блэку – отравлю. Он смеется: - Я тебе не верю, Северус. Ты бы давно меня отравил, если бы хотел. Ну не урод? Но я тоже хорош. Уничтожаю остатки чая в чашке и дизаппарирую. Он тихо смеется мне вслед. Точно урод! От завещания Ричарда я ничего особого не жду, я почему-то был уверен, что все, за исключением какой-нибудь пары артефактов и пары милых вещиц, которые, по мнению Ричарда, могли бы напоминать мне о нем, все достанется Берилл. Поэтому, когда чтение подходит к середине, я сижу совершенно ошеломленный. Он все поделил на двоих. Дом над туннелем - на двоих (я и не знал, что он Ричарду принадлежал, а он, оказывается, его выкупил из залога), дом его матери в деревушке в Йоркшире - на двоих, дом его отца в Йорке тоже на двоих. Кроме того, еще, оказывается, есть приличный кусок земли в Оксфордшире, недалеко от Уффингтонской лошади. - От бабушки по отцу достался, - шепчет Берилл. Кажется, для нее сюрпризов никаких нет. - В случае желания одного из наследников продать свою половину собственности, он обязан предложить выкупить ее второму наследнику, - разъясняет завещание Паркер, сверкающий лысиной волшебник лет пятидесяти. Деньги тоже на двоих. У меня уходит несколько минут, чтобы осознать, какую сумму он мне оставил. Потому что я, кажется, почти богат. В масштабах Люциуса это была бы, конечно, капля в море. Но для меня 420 тысяч галлеонов очень внушительная сумма. И какого хрена я продал кинжал с утра? Так не хотелось с ним расставаться, но заставил себя – и так уже затянул. Теперь уже, конечно, не отыграешь назад. Если мне захочется выкупить, Паркинсон взвинтит цену вдвое или втрое. С ним, конечно, можно иметь дело, но он не благотворитель, а делец. А тратить сразу четверть новообретенного богатства на прихоть – верх отсутствия здравого смысла. Откуда вообще у Ричарда столько денег… Хотя, впрочем, если бы я не тратил деньги на книги, за пятнадцать лет половину этого точно бы смог накопить. - Когда изведешь все наследство на справочники, за добавкой не приходи, - словно подслушав мои мысли, усмехается Берилл. - В сундуках женская одежда и аксессуары отходят Берилл Вирхинии Брэндон, мужская одежда и мужские защитные амулеты – Северусу Тобиасу Снейпу, - продолжает Паркер. – В случае продажи артефактов деньги, вырученные за них, должны быть поделены поровну. В случае, если одна сторона не хочет продавать артефакт, она имеет право выкупить долю другой стороны. - Будем продавать артефакты, Снейп, - смеется Берилл. – Разбогатеем. Смеется. Реагирую молниеносно. Встать, сделать шаг к ней, зажать подбородок, влить успокоительное. Паркер предусмотрительно выходит. Ну, когда-то же она должна была сорваться, почему не сейчас. К Флинту я опаздываю почти на час – надо было доставить Берилл домой. Ввиду того, что магия самым противным образом подводит – «Ночным рыцарем» до деревни (все нелестные слова, сказанные об этой поездке Берилл, пропускаем мимо ушей), потом, через полчаса, «Ночным рыцарем» из деревни до дома Флинта. Не сомневаюсь, что цвет лица у меня зеленый, но Флинту не портрет с меня писать. Флинт живет в усадьбе под Саутгемптоном. «Рыцарь» высаживает меня у распахнутых белых ворот, до дома от них всего ярдов двадцать, и такое ощущение, что здесь никаких особых чар. Дохожу до крыльца и вхожу в дом, ни слуг (а я помню, что у Флинтов они были), ни домовиков не видно. Флинт, в брюках и жилетке, и в муке, до странности напоминающий отца, хоть он и выше его минимум на голову, стоит, склонившись над столом, и раскладывает по большой карте круглые серые камешки. Когда я писал ему, то упомянул «щекотливое дело». Едва я делаю пару шагов к нему, как он, не поворачиваясь ко мне и не поднимая головы, говорит: - Если вы пришли предлагать метку, профессор, можете сразу отправляться ко всем хуям. Я решение не изменю. Занятой человек, что с него взять. - Удивительно, - замечаю осторожно. – После всего, что вы сделали, я полагал, что вы первый… - Я знаю, что я сделал! – выплевывает он со злостью. – И я до конца жизни это буду отрабатывать! Отец пожертвовал своей жизнью не для того, чтобы я ее просирал. Все? Диалог окончен? Интересно он за год научился говорить. Впрочем, идиотом он не был никогда. Учиться не хотел – было дело. - И с чего же вы решили, что я буду предлагать вам метку? – спрашиваю. - Теренс сказал, вы частый гость в Малфой-мэноре. Ну конечно, типичный слизеринец. Метку не приму, не предлагайте, но зная, что Темный Лорд вернулся и где он находится, я, разумеется, об этом никуда не сообщу. Впрочем, расположение ставки всегда было секретом Полишинеля. - Так что вам надо, профессор? – он кладет на карту очередной камешек. - Я полагал, что вы сможете мне сообщить адрес мисс Уэсли… - Миссис. Кэмпбелл, - машинально поправляет он. Он наконец поворачивается ко мне, и я вижу, что он выправил зубы. - Если вы не по поводу метки… Профессор, поужинаете со мной? «Ночной рыцарь», кажется, мое персональное проклятие. Надеюсь, моя затея выгорит, и Лессу это все как следует аукнется. На этот раз я дал адрес бывшего дома Эвансов – не то чтобы я помнил в Коукворте много адресов, и, выйдя из автобуса, я падаю на колени и даже не забочусь уже о насмешках кондуктора, который желает мне всего хорошего, потому что меня отчаянно выворачивает свежесъеденным фазаном. А дома меня, оказывается, ждет Альбус. Читает, сидя в кресле, вечерний «Пророк». - Позволь полюбопытствовать, где ты был? – спрашивает. - Любовался новыми зубами Маркуса Флинта. Падаю на диван и, привалившись к спинке, закрываю глаза. - Том тебя к нему послал? - Что? А. Нет. Это исключительно моя собственная инициатива. - Вот как. И как же поживает Маркус? - Бросил квиддич, считает, что должен продолжать дело отца, и охуительно несчастен. И нет, он не собирается принимать метку. Ее достаточно народу приняло и без него. - Северус, - Альбус откладывает газету, и я почему-то понимаю, что его тон не сулит мне ничего хорошего, - нам надо поговорить. - А может, завтра? Голова раскалывается, - делаю жалкую попытку. - Нет, - пресекает он ее жестко, - сейчас. – Потом встает и начинает расхаживать по комнате: - Северус, ты утверждаешь права на меня, это понятно. По каким-то причинам тебе важно знать, как я к тебе отношусь. Но я не могу позволить тебе так рисковать нашим положением. Я принял решение стереть воспоминания о том, что было между нами. Прошу тебя уважать это мое решение. Что-о-о?! Я так ошеломлен, что вскакиваю и, перепутав направление, падаю обратно. Мерлин, только не второй раз! Нет! - Нет-нет-нет, Альбус, пожалуйста, не делай этого, ты не можешь так со мной поступить! - Позволь мне самому решать, что я могу и не могу, Северус! Я уже обо всем договорился с Бабайди – он владеет соответствующими заклинаниями. - Это из-за Штефана? – догадываюсь я. – Альбус, я клянусь, я больше никогда… - Северус, это не из-за Штефана. Исключительно из-за твоей несдержанности, благодаря которой все поставлено под угрозу. Я долго терпел... – он делает шаг на середину комнаты. - Да ты просто трус! – ору я, бросаясь к нему и хватая за робу. – Ты утверждаешь, что гриффиндорцы храбрее слизеринцев! Ну же, докажи, что это так! Он дизаппарирует, вырвав заклинанием подол из моих рук. Нет-нет-нет-нет. Нет, он не может, не может так поступить! - Антон! – вырывается у меня жалобное. – Антон! – Сажусь на стол, роняя гребаную вазочку с гребаными незабудками. Проходит минуты две, и в комнату стремительно влетает летучая мышь. Шлепается об пол и превращается в… Это Штефан, да. И он в черном бархате, и весь увешан серебром – в массивные украшения на груди вставлены рубины. На голове серебряная корона с рубинами. На пальцах перстни – тоже рубины и серебро. Знатоки вампиров бы здорово посмеялись. Объяснить ничего не успеваю. Штефан делает шаг ко мне и берет за подбородок. Глаза у него жесткие, и пальцы тоже жесткие – от нежности, с которой он гладил меня по губам вчера вечером, нет и следа. - Ты ведешь себя как маленький ребенок, - говорит, и меня от его спокойного, даже чуть небрежного тона, прошибает дрожь. Мне впервые по-настоящему страшно рядом с ним. – Я тебе говорил: придешь, когда захочешь. Не используй меня, - продолжает он. - У тебя для этого твой демон есть. А в следующую секунду он выпускает клыки. Я не успеваю двинуться. Ни пошевелиться. Ничего. Доли секунды хватает – он впивается мне в плечо, моментом прокусывая мантию. Я истошно кричу. Боль нечеловеческая, такое ощущение, что каждый кусочек моего тела в месте укуса разрывается на крошечные полоски. Раньше я думал, что самое страшное это Круциатус, но Круциатус и рядом не лежал. Под Круциатусом мне порой даже удается не кричать, но этот крик сейчас совершенно невозможно сдерживать. Он заполняет во мне все, все мое прошлое, настоящее и будущее. И я не могу ни оттолкнуть Штефана, ни двинуться – он держит намертво. Я слышал рассказы о силе вампиров, и вот она, во всей красе. Наконец он отстраняется, болезненно морщась от крика. А меня, кажется, парализовало. Кровь из плеча выливается толчками, и я никак не могу этому помешать. Он наклоняется, и я понимаю, что все, что он уже не сдержит себя сейчас, но Штефан лишь целует меня в место укуса, пачкая губы в крови, и она останавливается. И боль неожиданно становится слабее. По крайней мере настолько, что я наконец могу замолчать. - Не играй со мной, - говорит он тихо и, обернувшись летучей мышью, уносится прочь. Я наконец отмираю, хватаюсь за плечо – под пальцами кровь, и боль снова возвращается. Добредаю до дивана и падаю на него. Я один.