Наперегонки

10 июля 1995 года, понедельник, вечер (продолжение) Дышать получилось не сразу. Казалось, кто-то со всего размаху ударил ее в грудь. Несколько раз она даже подумала, что умрет – сердечная наследственность все-таки. Строки из дневника Ники беспорядочно выстреливали в голове, словно дремоносные бобы, брошенные в костер. Потом в груди начала подниматься ярость. Несколько мгновений Эухения Виктория всерьез думала, не отпустить ли, потом представила, как пламя пожирает монастырь со всеми, кто окажется здесь, затем расплескивается по горам и долинам. На долю мгновения перед глазами мелькнула выжженная ферма. Они заслужили, да. Люди, но не драконы, которых она лишила дома. Пришел на ум страдающий Сириус. А ведь ему досталось совсем чуть-чуть… Нет, они этого не заслуживали. Никто не заслуживал. Она обхватила себя руками, все еще задыхаясь и одновременно пытаясь задавить ярость. Ярость не давилась. Эухения Виктория вспомнила высокого и худого как жердь дона Себастьяна и круглолицую донну Флору – их дом ведь попадет под удар одним из первых - и перестала дышать… Придя в себя, она обнаружила, что сидит на полу. Сначала ей показалось, что она попала под пресс – Ромулу однажды брал ее в Тортосу: там по его заказу делали кирпичи. Потом она сообразила, что кирпичному прессу в комнатах настоятеля монастыря взяться просто неоткуда, а тяжеленная конструкция, клонящая ее к полу – кресло Грегори, которое она, падая, опрокинула на себя. Сдвинув его, Эухения Виктория трясущимися руками дотянулась до маленького столика: на нем на стопке молитвенников громоздился графин с водой. Половину она выпила, половину опрокинула на себя, но в голове немного прояснилось и ей наконец удалось подняться. Цепляясь за мебель, она кое-как добралась до шкафов в противоположной части кабинета – они располагались по обе стороны двери, которая вела в личные комнаты настоятеля. Шкафы, как и все бюро и столы, обычно запирались собственным заклинанием Грегори: на дверцах со стеклянными вставками даже не было ручек. Разбить стекла тоже было невозможно. Эухения Виктория знала это слишком хорошо, ведь семья Вильярдо прожила в доме настоятеля несколько лет – те самые годы, которые Мария Инесса провела в ссылке. Надеясь на маленькое чудо, Эухения Виктория все же поманила дверцу, и та с тихим скрипом отворилась. На одной из полок стояли несколько флаконов с зельями, приготовленными Эухенио. Эухения Виктория выпила сваренное по бабушкиному рецепту восстанавливающее, которое про себя называла «оживляющее», потом несколько мгновений колебалась между бодрящим и успокоительным, и выбрала успокоительное. Грегори считает, что ей нужно контролировать магию. Грегори ведь дурного не скажет, верно? Не прошло и нескольких мгновений, как ей действительно полегчало, но что было еще лучше – Эухения Виктория разглядела на вытертом ковре около шкафа свою палочку: должно быть, та выпала и отлетела в сторону, когда Эухению Викторию вынесло из камина. После успокоительного все представало в совершенно ином свете. Эухения Виктория удивилась, отчего она так разволновалась – ведь она не раз и сама думала про Гжегожа, и разговаривала о нем с Максом или Хуаном Антонио, например. Или вот с Фернандо. А может быть, и гребень на самом деле не его, а просто похож? В конце концов, у гребня Гжегожа два зубца были отломаны… Она вернулась к столу и взяла гребень в руку: нет, это точно был тот самый, она помнила эту царапину с левой стороны. Память матери… Он должен был любить Нику, подумала Эухения Виктория, чувствуя ужасную горечь. Он заложил этот гребень, чтобы быть с Никой. Он не мог этого сделать, если не хотел с ней быть. Она разрыдалась самым позорным образом, прижимая гребень к себе – сначала к груди, а потом к губам. Она любила Гжегожа, и ничего не могла с этим поделать. Все это глупости, что что-то там отболело, и она примирилась. Одна вещица, как напоминание о нем, и все ломается. Все ломается. «Я сломанная, - подумала Эухения Виктория. – Сломанная игрушка. Я сломалась не тогда, когда сумасшедшие сестрица или тетушка хотели меня убить. Я сломалась, когда он влюбил меня в себя и сбежал. Но зачем? Зачем? Ника-то понятно. Она ненавидела меня за то, что я отняла у нее отца, и хотела отнять у меня все чужими руками. Но он же захотел что-то такое со мной сделать задолго до того?.. Неужели при первом знакомстве он так возненавидел меня, что поставил себе эту цель? Хотел своровать деньги? Но ведь можно было это сделать и тихо, любым другим способом… Он ведь убил свою репутацию. Полюбил Нику с первого взгляда и понял, что мой позор и ужас будет лучшим подарком к их союзу? Но почему он ее оставил тогда? Он же не из тех, кто сдается. Он прет к своим целям, как взрывопотам в брачный сезон. Или он спал, спал с ней, и все это время любил, а потом сбежал, и у них есть деньги, и вдруг в одну минуту разлюбил? Да нет, это полный бред». Гжегож был слишком цельной натурой, чтобы такое выкинуть. И чары поиска. Он ведь настроил их совсем перед тем, как исчезнуть. Это похоже на то, как если бы у него был какой-то другой план, не такой очевидный и тупой, как… Да, ужасно тупой. А может, это не чары поиска? Может, это вообще что-то ужасное? Что если, настроившись на них, она попадет в ловушку? Или он просто устал от капризов Ники, и потому сбежал? Может, она попросила что-то еще невыполнимое, и он понял, что слишком много разрушил? Но нет, это глупо, он ведь потом давал какие-то гадкие интервью… Или он все-таки виделся потом с Никой, решил вернуть ее, и она снова заставила его что-то такое делать? Но как гребень оказался у Грегори? Или Грегори и был человеком, который ему дал денег под залог гребня? Он ведь считал Гжегожа «достойным молодым человеком»… Эухения Виктория открыла ящик, как будто могла там найти ответы на все свои многочисленные вопросы, но внутри были только «пустые» тетради и молитвенник. Она уже закрывала его, когда обнаружила между тетрадками и стенкой сложенный вдвое листок пергамента. Это оказалась записка на немецком языке. «Я не смог отследить судьбу сапфира и рубина и заменил их сравнимой по стоимости шпинелью, - гласила она. - Устроит ли это вас? Или мне продолжить поиски, которые, я в этом убежден, ни к чему не приведут? Вы знаете, что я ни для кого другого не взялся бы за такое. Преданный вам Клаус». Эухения Виктория перечитала записку четыре раза, но так ничего и не поняла. Речь шла о гребне? Она снова взяла его в руки и внимательно осмотрела его. Крепления красного и синего камней выглядели ничуть не менее старыми, чем зеленого и оранжевого, и уж конечно, сапфир от шпинели она отличить не могла. Засунув гребень обратно, она задумалась, как бы половчее спросить Грегори. Это совсем не дело, что она шарила в его кабинете и читала чужое письмо. И какое ей и вправду дело до того, что стало с гребнем человека, который ее предал и опозорил? Зачем ей что-то об этом знать? У нее полно других дел! Эухения Виктория встала и пошла к двери кабинета. Однако ее ждал неприятный сюрприз – с палочкой дверь тоже было не открыть. Помыкавшись, она стала судорожно вспоминать Сонорус, который ей встречался в учебнике по чарам, но вместо усиления голоса наоборот убавила его до писка. Отсмеявшись, она задумалась, не придется ли ей спать на ковре, как в камине раздался шум, и из него, сделав затейливый пируэт и шлепнувшись в итоге на колени, вылетел Диего. Эухения Виктория помогла ему подняться. Вид у него был очень бледный и он еле стоял на ногах. - Мы сходили к вампирам, - пояснил он таким тоном, как будто это все объясняло. Эухения Виктория несколько мгновений смотрела на него с недоумением, а потом ее пронзила догадка. - Они пили твою кровь? – ужаснулась она и невольно отступила назад. - Пропуск за вход, - со смешком подтвердил Диего. – Грегори дал мне кровевосстанавливающее и отправил сюда спать и ждать его. Дальше они согласились разговаривать только с ним одним. Кровь это что! – они с ней отбирают и магию. Сомневаюсь, что и он будет в состоянии колдовать, когда вернется. - Лишь бы нашел мне летучего пороха. - Порох должен быть в кладовке за вашими старыми комнатами. Только отпирай ее сама. Диего вытащил записную книжку с чернильным карандашом и набросал рисунок заклинания. - Это чары рода Павана, - пояснил он. – На них тут все заперто. Но каждая дверь на разное количество петель. И обрати внимание, что наклон тоже может быть разным, но всегда должен быть очень точным. Если не получилось, начинай сначала. Чары казались слишком мудреными, но Эухения Виктория, видимо, так уже хотела наружу, что, к ее собственному удивлению, у нее все получилось довольно быстро. - Только Грегори не говори, - смущенно попросил Диего, когда дверь открылась. – Он меня убьет. - Не скажу, - торжественно пообещала Эухения Виктория. – Скажу, что ты ее открыл. Диего махнул рукой и скрылся в комнатах настоятеля. Эухения Виктория спустилась в кладовку, набрала в шкатулку пороха и по дороге на всякий случай заглянула в крохотную гостиную, в которой тоже был камин. Действительно, порох кончился и здесь. Эухения Виктория заполнила плетеную корзиночку и присела на продавленный ситцевый диванчик. Кроме него в комнате помещались только два больших кресла, обитых бархатом уже непонятно какого цвета. Здесь они когда-то собирались зимними вечерами. Двенадцать лет назад, а кажется, что целую вечность. Совсем другая жизнь. Мама была далеко, это правда, и было страшно, и тревожно за нее, но они были все вместе (по крайней мере, до того, как Полину Инессу забрали Майерсы), ну и за исключением Хуана Антонио, который был в Дурмштранге. В спальнях не было камина и было сыро, в библиотеку младших пускали только под строгим надзором, Ромулу после занятий вечно сидел у брата Хесуса, и Полина Инесса, Эухения Виктория и Макс играли в гостиной втроем. Между креслами с утра строили замок, населяли его куклами и солдатиками. Бои устраивали преимущественно между камином и диваном, но один полк обязательно был в засаде под окном, другой на окне (окно обозначало холм). Полки неприятеля, за которого все играли по очереди, стояли в засаде на кресле и за диваном. К вечеру боевые действия сворачивали и замок в двух больших коробках отправлялся в кладовку, кукол уносили в спальню, укладывали – греть постель. Первой из старших в гостиную приходила Берилл (днем она занималась с учителями в библиотеке, а потом там же делала уроки), следом появлялись Эрнесто и Ромулу. И в ожидании ужина, который, из-за занятости и монахов-поваров, и Грегори (монастырь тогда был действующим), бывал довольно поздно, все грелись у огня и болтали обо всем на свете. Больше всего рассказов было у Эрнесто - он ими был просто битком набит. Он тогда уже получал высшее колдомедицинское образование, а еще помогал отцу, да и Хенрик иногда брал его на практику в свою клинику и в клинику Карла. Но дело было даже не в этом. Эрнесто, как никто другой из них, умел и слушать, и вовлекать в разговор всех остальных. Даже Берилл расшевеливалась в его присутствии. И почему-то, когда об этом расспрашивал Эрнесто, рассказывать о том, как шли дела в выдуманном королевстве, вовсе не казалось таким глупым. А он еще и сюжеты подкидывал, про разные исторические события им рассказывал или из истории семьи что-нибудь. И, пожалуй, тогда ей вообще казалось, что не было человека добрее его. Не папа, Грегори и Эрнесто, а Эрнесто, и только потом далеко от него все остальные. А ведь он к тому времени уже закончил колледж, и, выходит, уже пережил весь тот ужас, и все равно еще какое-то время оставался таким чудесным и внимательным. А потом как-то сразу началось. Должно быть, после того, как мама вернулась. Это было еще до того, как они покинули Фуэнте Сольяду. Замок уже разваливался – отсутствие мамы сказалось на нем как-то совсем плохо, но Вильярдо все еще пытались жить там. Все еще прыгали в озеро по утрам из окон библиотеки, все еще устраивали по будням пикники под соснами и играли в прятки и «войнушку» в зарослях на другом берегу, а в праздники накрывали столы во дворе. И даже праздник урожая был. И они все забирались в огромные чаны, и давили виноград ногами. Эухения Виктория улыбнулась, вспоминая. Тогда к ним уже привезли Инес, но никаких ужасов еще не было. И Ника и Эухенио были тоже слишком маленькие. Праздник урожая начался с утра пятницы и кончился утром в понедельник. И это было какое-то безмятежное, безудержное веселье. Большая часть земель к тому времени была распродана, и дела шли уже совсем нехорошо, но всем казалось, что раз баронесса вернулась, все пойдет иначе. Так прямо и говорили, Эухения Виктория сама слышала: «Уж теперь-то все будет по-другому!». Народу на празднике была целая толпа. Работники с виноградников, из винодельни, с драконьей фермы (в то время, помимо Руфалдо и Чарли, за драконами ухаживали еще пять человек, но потом, когда денег не стало, их, конечно, пришлось уволить), с огородов (огороды тоже потом продали). И все с семьями и с детьми. И кроме них, но уже во второй половине дня, когда виноград в чанах, выставленных с утра, передавливали, - актеры, музыканты, особенно Эухении Виктории нравился гитарист, и Эрнесто потом несколько раз брал ее с собой в Барселону, где тот играл на маггловской площади. Эрнесто катал малышню на драконах. Несколько приглашенных танцовщиц танцевали фламенко, и Мария Инесса вместе с ними. Какая-то старуха, страшная лицом, но гибкая телом, показывала движения всем желающим. А к ночи были фейерверки над озером. Под утро понедельника они уплыли с Эрнесто и Берилл на лодке так далеко, что по берегам озера закончился лес. Эухения Виктория дремала, положив голову Эрнесто на колени, а Берилл, щуря воспаленные после бессонной ночи глаза, тихим мелодичным голосом пересказывала книгу про укрощение магических животных. И Эрнесто вдруг прервал ее вопросом: «Каждое животное можно укротить?» «Каждое магическое существо можно укротить! - убежденно отвечала Берилл. – Даже демонов укрощают!» «А человека? Всякого?» Кажется, Берилл на этом месте задумалась. Эухении Виктории очень хотелось услышать ответ, но спать хотелось еще больше, и она успела подумать только о том, где же сейчас Макс и что она ужасно счастлива, и заснула. Первый скандал случился примерно через месяц. Эрнесто кричал на мать в библиотеке, кричал так сильно, что слышно было и в кухне, где девочки доедали свой скудный завтрак. Замок, доживавший последние недели, отчетливо вибрировал, и Эухения Виктория вздрагивала каждый раз, когда Эрнесто произносил особо грубое слово. Следующий срыв был через несколько месяцев, уже в Толедо. В тот раз Эрнесто, прежде чем вылететь из столовой, опрокинул стол и оставил семью без ужина. Больше он, однако, такого не повторял. Уж кто и как с ним поговорил – это (по крайней мере, для Эухении Виктории) осталось неизвестным. У Эрнесто не было привычки извиняться или объясняться. Он просто делал вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Тем не менее столами он после того раза не швырялся. Матери иногда устраивал истерику, это да. Иногда цеплялся к Ромулу. По отношению к ней, Эухении Виктории, до прошлого года грубости себе не позволял. Впрочем, ей и пары раз хватило, спасибо, больше не надо. С другой стороны, не согласилась бы она терпеть его грубость снова и снова, только бы знать, что с ним все в порядке? Эухения Виктория приложила руки к мокрым щекам. - Будет щипать, - раздался такой знакомый голос от двери. В проеме стоял Фернандо. Эухения Виктория перевела взгляд на руки в разводах летучего пороха. - Задери голову, - велел он. Она запрокинула лицо, и Фернандо щедро полил его наколдованной водой, оттирая следы пороха кружевным платком с вышитыми инициалами. - Щиплет? Эухения Виктория проморгалась: - Немного. Выживу. Ты, конечно, здесь не просто так? Фернандо развел огонь в камине, сел рядом с Эухенией Викторией и кинул очищающие на пышные белые рукава, перевитые серо-зеленой нитью. - Рита нашла меня и рассказала, что тут у вас творится. Я устроил свой поиск и получил безрезультатный результат. - И что теперь? - Теперь будем ждать новостей с разных концов. Когда сто человек делают одно и то же, у них в конечном итоге не может не получиться. Они его найдут. - Да, вот только когда и какого они его найдут? Живого или мертвого? Или… ни то ни другое… - Для ни того ни другого есть зелье, между прочим. Срок, в который можно его применить, зависит от того, какой вампир укусил и какая у него сила, но не меньше двенадцати часов. От двенадцати до семидесяти двух. Само зелье несложное, но для него нужны кровь вампира и земля с могилы вампира. Любого. Знаешь, как найти вампира? - Нет. - Голого девственника на рассвете посадить на белую лошадь и пустить вдоль кладбища. - Ты не шутишь? – изумилась Эухения Виктория. - Нет. Не шучу. - Ой блядь. - Совершенно с тобой согласен. Она представила, как обрадует родных. В особенности одного. Найти бы его еще. С другой стороны, хоть какая-то надежда. - Он не всегда был таким долбаебом, ты знаешь? И он всегда помогал нам учиться. Всем, у кого были трудности. Как успевал только? Он задавал образец. На него все равнялись, и Ромулу, и Макс. Я не удивлюсь, если и Эухенио тоже. Это Эрнесто настоял на том, чтобы я занялась в первую очередь техникой безопасности, когда я стала варить зелья. Он дрессировал меня, пока у меня не стал получаться весь учебник Хольма. Он будил меня ночью и спрашивал заклинания, чтобы я научилась быстро реагировать. А Хольм же на немецком. Я не знала немецкий, и он учил нас немецкому. Вовлек Макса в игру, чтобы все шло быстрее. А Полине Инессе искал книги по предсказаниям и искусству во всех библиотеках и в маггловских магазинах, где бывал. Ромулу – маггловские книги и альбомы по архитектуре. - Иногда боль так велика, что человек не может ее выразить иначе, - философски заметил Фернандо. - А моя боль? – вскинулась Эухения Виктория. - Почему я стараюсь выражать ее так, чтобы не приносить боли никому другому? Родителям, в первую очередь… Тебя не было на собрании. Сколько маме пришлось пережить стыда и унижения из-за него! - Нормы стыда меняются от поколения к поколению, - возразил Фернандо. – А в двадцатом веке мир меняется особенно стремительно. Уверен, твоему деду было очень стыдно за сестру сквиба. И не сомневаюсь, что он сыграл определенную роль в попытках спасти семейную честь, то есть убить ее. - Неужели дедушка мог так поступить? Ведь он вызвал на дуэль Алехандро Теодора, чтобы защитить бабушку Миранду. - Это история, рассказанная победителем. А кто знает, что произошло на самом деле? Судя по тому, что я знаю о вашей семье, Сицилия Изабелла была очень мягкой женщиной. Вероятно, она повлияла на своего мужа и его характер изменился в лучшую сторону. Впрочем, возможно, он его продолжал проявлять. Вспомни, два его сына сбежали из семьи, а один даже из рода. - То есть ты оправдываешь Эрнесто? – уточнила Эухения Виктория. - Более того, я уверен, что и Грегори его оправдывает. - Это оттого, что Эрнесто считает себя неправильным? - Это оттого, что Эрнесто считает себя неправильным, - подтвердил Фернандо. - А Ромулу? Он из-за этого захотел все забыть? – спросила Эухения Виктория, и тут же вспомнила, что Фернандо эту историю не знает. - А я? Иногда мне кажется, что Гжегож наказал меня так за то, что я чувствую к тебе. - Ну, зачем что-то Гжегож делал – это, вероятно, известно одному Гжегожу. Эухения Виктория потерла пальцами запястье – там, где были когда-то помолвочные чары. - Ты знаешь, что такое поисковые чары, которые вплетаются в помолвочные? Какого они цвета? - Розовые и зеленые, если память не подводит. Я видел их только у моей кузины. Они отличаются от обычных поисковых чар. - Посмотри, - она вытянула руку. Фернандо неторопливо исследовал ее, вытягивая даже ощутимо для нее, нитку за ниткой: - Пока не вижу ничего, кроме вассальных чар и чар поиска. Снять? Эухения Виктория подумала. - Нет, - решительно сказала она. - Понимаю, - по губам Фернандо скользнула усмешка. - Только ты предупреди, прежде чем отправишься к нему. - Ты думаешь, он мне что-то сделает? - Он тебе уже все сделал! - фыркнул тот. - Еще бы понять, что именно и зачем именно, - пробормотала она. Но Фернандо явно не собирался помогать ей в этом вопросе. Эухения Виктория в мельчайших подробностях пересказала то, что творилось на собрании. - Господи, мне даже вымыться захотелось. Какие они мерзкие все! Каждый, буквально каждый в чем-нибудь да замешан! Я думала, что глава рода должен назначать наказание. А так получается – если не скрыл, то несешь наказание только тогда? - Вот поэтому тебе рано вмешиваться в дела рода. Мария Инесса любит род, и знает, как управлять и кому что говорить, а ты его только судишь. Ты сходила только на одно собрание, и уже в конфликте со всеми. Ты в конфликте с ценностями этих людей. А представь, что это мини-государство, что ты его глава, а они твое войско? И тебе его скоро вести на битву. А угроза, что министерство перейдет под знамена темных магов, скажу я тебе, вполне реальная. - И всем придется выбирать сторону, или выходить из рода? - Да, всем придется выбирать сторону. - Меня убивает, что она сейчас все это не ради Эрнесто сделала. - Почему же не ради Эрнесто? Ты всерьез считаешь, что она его не любит? – мягко спросил Фернандо. - Я… не знаю. - Ты не мать, - вздохнул он. - Но она им тоже не настоящая мать! - Она замуж за твоего отца вышла, чтобы быть их матерью. Даже я это знаю, а я вам посторонний человек. И она убьет за них. Но сейчас ей надо знать, кто вместе с ней пойдет за него убивать. И кто вместе с ней пойдет убивать потом. - Да уж, не быть мне главой рода, - пробормотала Эухения Виктория. – Я бы никогда так не смогла. - Сейчас – нет, - спокойно согласился Фернандо. - Если мой сын в опасности, хладнокровно преследовать свои цели? Никогда. - Но именно это и делает Марию Инессу великой женщиной – что она умеет думать и о вас, и обо всех. Именно поэтому заменить ее не так-то легко. Потому что она думает на много лет вперед. И потому что она способна скрывать полученную информацию и потом вот так походя показать свою силу. - Да уж, pissing contest она однозначно выиграла. Они оба засмеялись, и на душе у Эухении Виктории стало чуточку теплее. - А что она имела в виду, когда сказала, почему отец Марты их не сдал? - А ты как думаешь? - Она его убила быстрее, чем он смог это сделать? Фернандо не ответил. - Что ж, по крайней мере, я теперь знаю, почему Марта хочет меня убить. И почему мама подарила мне замок, когда дядя Фелиппе вернул его ей. - Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. - Да и так все ясно. Эухения Виктория рассказала ему про Карвахаля. Фернандо вздохнул. - Ты меня, конечно, не послушаешь, - сказал он. – Но я все же попрошу тебя: не вступай в игры с ним. Он намного опаснее твоей матери или крестного твоего братца. Он опытный интриган, и таких, как ты, привык есть на завтрак, даже не на обед. Эухения Виктория засмеялась. - Во-о-от! Вот в этом вся ты! – возмутился Фернандо. – Ты всегда все делаешь по-своему! - А по чьему же я должна делать? Меня вот с детства учили, что у каждого порядочного волшебника должно быть свое мнение. - Порядочного? А кто такой порядочный волшебник, по-твоему? Эухения Виктория смутилась: - Ну не знаю. Он не врет? - То есть ни одного порядочного вокруг нет? Ведь каждый из нас что-нибудь да скрывает. - Честный? Благородный? - Что такое «честный», Эухения Виктория? Вот мы честь твоей семьи отстаиваем. Делает ли это нас «честными»? - Кто-то, кто не ворует? Не предает? Ну вот Франсиско де Галата, например. Я вспомнила, что это мамин дальний кузен, которого бабушка Сицилия Изабелла брала на воспитание. А как он маме отплатил?! Составил заговор, чтоб кучу народа из рода увести. - Ну, может, если такой народ из рода уйдет, будет и лучше. Когда в детстве играешь игрушечными солдатиками, там все просто – они все тебе подчиняются. Взрослые солдатики если тебя на поле боя предадут и сбегут… - он аж зубами скрипнул от злости. Но тут же поменял тему: - А если знать историю твоей семьи и де Галата, то уже вопрос, кто честнее. Сицилия Изабелла герцога Толедского из-под венца со своей подругой, Дианой Перес Мехия, увела, а Диана Перес Мехия впоследствии стала сеньорой де Галата. И есть большая вероятность, Эухения Виктория, что Диана была беременна на тот момент. Эухения Виктория некоторое время молча переваривала новость: - То есть он может оказаться старшим мужчиной рода, если… - Он может оказаться старшим мужчиной рода и герцогом Толедским впоследствии, если твоему деду захочется его признать. Вот видишь, тебе это не нравится. А ведь это было бы справедливо. Значит ли это, что у тебя ни чести, ни благородства? - Видимо, нет. Это ужасно. Как мало, выходит, на свете хороших людей. - Если шапочку судьи надеть, то конечно, будет мало, - буркнул Фернандо. Она задумалась. - Это должны быть такие люди, которые стараются не причинять боли другим. Полина Инесса, например, однозначно хорошая. И Эухенио. Он сейчас злится, но только потому, что ему самому больно. И Амелин-Эвель. И Диего. И бабушка Миранда. И Грегори. - Ну, Диего я близко не знаю, а Амелин-Эвель вообще не знаю. Что касается остальных. Полина Инесса хорошая, но из того, что я знаю, она, во-первых, помогла вашему темному Вильярдо убить восемь человек. Во-вторых, она бросила своего жениха, Бернардо, а вытаскивать его из кабаков и выхаживать после того, как он решил погулять по холодной воде, пришлось моему брату. На этом месте Эухения Виктория поразилась двум вещам. Тому, как много о семье треплется Макс, и тому, что у Фернандо, оказывается, есть еще и брат. - Ты интересуешься только собой, Эухения Виктория. Естественно, такая мелочь, как жизнь других людей, проходит мимо тебя, - ответил Фернандо на невысказанный вопрос. - Это неправда! Я… - Далее Грегори, - перебил тот жестко. – Он был аврором, который участвовал в боевых операциях, и несомненно убивал противника неоднократно. Он также входит в высший церковный суд, но о том, что они делают, это ты у него сама спросишь. Бабушка Миранда убивает животных, живые существа, которые хотят жить. Далее… Эухенио. Никогда не поверю, что он не знал, что творится в голове у его сестры и какие планы она строила. - Но это потому, что он ее любит! - Вот именно! Мы любим одних против других. И это нормально. Для де Галата всегда важнее будут его семья и его друзья. Для Полины Инессы семья и род всегда будут важнее интересов магов за пределами рода. В конечно итоге, имеет значение только то, кого ты соберешь вокруг себя. Мы все для кого-то хорошие, для кого-то плохие. Мы все одинаковые. - А те, против кого вы в воскресенье?.. - А они, Эухения Виктория, представь себе, тоже хорошие для своих. Матери, у которой умер любимый сын, сестре, у которой умер любимый брат, плевать, хороший он или плохой. Любящей дочери, отца которой убивают на ее руках… Он оборвал себя, но и так было ясно, кого он имеет в виду. - Значит, мы тоже темные? Мама, я, дедушка? - Темные… - Фернандо усмехнулся. – Представь, что жизнь это шахматы. Ты играешь то за белых, то за черных, то атакуешь, то защищаешься, в начале игры все стоят строго на своих клеточках, но потом все перемешивается… И ты никогда не знаешь, кто победит. - Наверное. - А иногда ты с самого начала уже в проигрыше, и тогда имеют значение только те мгновения, которые ты проводишь на середине доски. – Он встал. – Я пришлю рецепт. Советую тебе отправиться в замок, потому что сейчас туда будут стекаться все новости. «И потому что Эухенио здесь нет», - осталось невысказанным. Фернандо поцеловал ее в лоб и ушел. Эухения Виктория вспомнила, что не уточнила про зеркало. Но с другой стороны, все и так ясно. Если Эрнесто умрет, ритуал отложится на неопределенное время. Эрнесто умрет… Она сердито вытерла слезы. Ну нет, они этого не допустят! Главное, найти его. И главное сейчас – сварить это чертово зелье. А потом, когда уже все кончится, она будет разбираться, кто для нее плохой, кто хороший, и как оно вообще все в жизни устроено. Эухения Виктория зачерпнула летучего пороха и отправилась домой.