Наперегонки

10-11 июля 1995 года, понедельник-вторник, POV Грегорио Павана Альбус посмеялся бы, будь он вообще в состоянии оценить мою затею. С другой стороны, это ведь не я один, не так ли? Без ведома Господа ни один волос не должен упасть с его головы. Я лишь орудие. И решаю не я. Но изо всех сил спасать того, кому, мягко сказать, вовсе не желаешь спасения, чьего существования ты не хотел бы вовсе… ставить меня в такое положение – я бы счел слишком изощренным издевательством даже для небес. В том случае, если бы не знал, для чего я его спасаю сейчас. Причины, между тем, у меня две. Первая, конечно, Эрнесто… Выходка моего дорогого мальчика привела меня в отчаяние, и, как бы я ни надеялся на пророчество, всегда есть вероятность, что оно может быть истолковано неправильно или исполнится прямо сегодня. К тому же, оно словесное. Ни время, ни место, в которых они с Фелиппе погибнут, нам неизвестны. Мои изыскания в Италии не были напрасными. Хотя и довольно затратными во всех смыслах. Когда Соледад позвала меня «помочь Вильярдо», я не только еще не отдохнул как следует, но и не до конца оправился от шока ночных приключений. Да, мне удалось найти контакт, и в этот раз я отдавал магию добровольно, я мог развернуться и уйти, но я вынужден был идти вперед, становясь все более беспомощным. И невозможно было предсказать, смогут ли хозяева палаццо остановиться вовремя. Диего повезло больше – он «заплатил» охране, и ему не пришлось проходить через строй вампиров, каждый из которых отпивал бы от него по три глотка. Да, я был представителем церковной власти, но это не слишком могло мне помочь. Церковная иерархия предполагает строгое разделение обязанностей и контактов с другими представителями магического мира. Я всего лишь настоятель, даже не епископ, и я нахожусь семью ступенями ниже того, кто обладал бы полномочиями общаться с вампирами, живи вампиры в Испании. Мне благоволят, и, несмотря на мое сомнительное прошлое, у меня есть немало покровителей и «друзей». Благодаря заслугам и связям отца, я получил особое разрешение и вновь был рукоположен, в то время как другому магу с моей биографией была бы дорога только в монахи. И во всем этом процессе мне ни разу не пришлось применять свою силу или пользоваться зельем покрова. Трибунал оправдал меня, и я даже получил некоторые отцовские должности и свое собственное место в Высшем церковном суде, сначала Испании, затем западной Европы и затем западной и восточной Европы. Именно так он называется – Высший магический церковный суд западных и восточных европейских стран и Объединенной Британии. Обязанности судьи отнимают слишком много времени, тем более что суд здесь понятие условное – как его член я не только сижу в жюри, но и участвую в комиссиях по расследованию, и слежу за исполнением наказаний. Это отрывает меня от любимых дел. Все чаще мне приходится закрывать церковь и отправлять прихожан на службу в Мадрид, или просить о мессе других священников, у каждого из которых, в свою очередь, полно собственных забот. Но суд помогает мне обрастать связями (все его остальные члены существенно выше меня по положению), а также безнаказанно совать нос во все уголки церковной, а в тех странах, где католицизм играет существенную роль - и мирской жизни. И если в Британии, например, магов-католиков едва наберется 1,5%, то в Германии их уже четверть от всего магического населения. Во Франции половина, а в Испании и Италии – католики почти все. Власть, которую дает церковь, намного сильнее власти Альбуса. Хотя, вероятно, он отказался бы от нее. Да, Британия играет большую роль в мировой политике, а Альбус в Британии, но это его предел. Он никогда не захочет большего из-за того, что случилось с Арианой. Он так трясется, чтобы самому не стать Темным Лордом, что старательно тормозит решение проблемы с любым из них, только бы не проявлять силу. А в Бога он не верит. С другой стороны, если бы у него была вера, церковь порой предоставляет все условия, чтобы ее потерять. Если ты хочешь посвятить жизнь молитвам и аскезе, это одно дело - в монашество можно идти с любого возраста. Если же ты хочешь делать в церкви карьеру, сюда лучше приходить уже зрелым человеком, когда ты четко представляешь, что именно ты хочешь сделать. И циничным – чтобы уметь закрывать глаза на количество и качество порока, который обличается церковью как страшный грех, внутри церкви. Еще лучше быть некрасивым – потому что это, кажется, самый верный способ избежать сомнительных предложений. И не только предложений. Я знал о некоторых случаях подчинения, которые остались не только безнаказанными, но даже и не расследованными. Ирония состоит в том, что я не смог избежать домогательств, даже будучи членом Трибунала по сексуальным преступлениям. А ведь я подбираюсь к восьмому десятку и, кажется, должен был потерять в привлекательности. Споры о том, нужно ли соблюдать целибат, ведутся еще со средних веков, и, хотя самого меня в виду особого статуса это не касается, я, безусловно, горячий сторонник его отмены. Для доступа к вампирам мне нужен был контакт в Италии. Но действовать следовало осторожно. Я не мог всем и каждому рассказывать о том, что случилось. В глазах одних поступок Эрнесто бросил бы тень на мою репутацию, что в условиях грядущей войны было недопустимо, в глазах других – дал бы дорогу к более вольному обращению со мной. А контакт я мог все равно не получить. И я не мог рисковать, применяя силу. С ее помощью на ходу можно создать только кратковременную связь. Но для этого нужны концентрация и уверенность. Я же был одновременно в состоянии крайней тревоги и заторможенности после сердечного лекарства. Я не мог толком наложить даже Конфундус, не то что Обливиэйт. Меня всегда смешили предположения Снейпа, что я направо и налево создаю связи через секс. За всю жизнь, если не считать того самого дня, я имел только четверых партнеров. И уж конечно, мне в голову не приходило подчинять их столь гнусным образом. Я вздрагиваю от отвращения от одной мысли об этом. И о том, что это грязное, мерзкое отродье, которое, видимо, судит меня по себе, посмело думать обо мне так. Да, признаюсь, я чуть было не воспользовался связью, чтобы внушить Марии Инессе, что лучше будет, если она оставит свои мысли о борьбе с этим мерзким человеком. Но мой дар логического убеждения достаточно силен, чтобы не доводить до подобных крайностей. Я, как и прежде, стараюсь не применять свою силу и вообще силу там, где это возможно. Я не столь щепетилен, как Альбус, но тем не менее разделяю множество его идей. Мысль же о сексуальной связи, о физической близости без любви, без всякого душевного влечения к человеку, без нежности к нему и желания ему добра, приводит меня в ужас. Равно как и мысль, что я в своей жизни вновь могу попасть в такие обстоятельства, когда мне придется отдавать себя недобровольно. Тем не менее мой страх за Эрнесто был так силен, что я на несколько мгновений всерьез задумался, нет мог ли кто-нибудь дать мне контакт с вампирами в обмен на определенного рода услуги с моей стороны. Когда я обдумывал эту, столь страшную для меня, идею, при воспоминании о некоторых весьма откровенных взглядах или прикосновениях у меня сводило живот. Порой я не мог понять, как могут этих людей не останавливать мой сан, возраст или положение. Но в глубине души я знал ответ – они сделали свою карьеру определенным образом и полагали, что и другие идут тем же путем. Они полагали, что этот путь был естественным для меня. Смогу ли я обуздать свой гнев когда-нибудь… В Чехии было по-другому. Два молодых священника, которые делали недвусмысленные намеки, не в счет. Они не обладали властью и просто хотели развлечься. От них не исходило опасности. А предложения сверху не поступали, поскольку влияние монсиньора было так велико, что никто во всей епархии, к которой он формально даже никак не относился, не осмеливался переступать границы. Мне понадобилось больше четверти века, чтобы осознать, что история моего «падения» была намеренной попыткой пошатнуть его власть, а не случайной прихотью развратной тетушки, ненавидевшей свою племянницу. Однако сам монсиньор никогда не говорил мне об этом, лишь сожалел, что я оставил все попытки добиться чего-то на церковном поприще. После скандала со мной его отозвали обратно в Рим, он принял это абсолютно спокойно. «Жизнь везде – такая, как то, что у тебя на душе, Грегори. Куда бы Господь ни направлял нас – там наше место». Надо было попросить его стать крестным Джулиуса, но я не осмелился. Из атеиста Патрика крестный, прямо скажем, не вышел. Возможно, если бы монсиньор оставался в моей жизни, все вышло бы по-другому. Я не вернулся бы в аврорат, не сошелся бы с Альбусом, и тех самых суток не случилось бы. Но гадать, как оно могло быть – неблагодарнейшее из всех занятий. Хотел бы я однажды проснуться смирившимся… Или не хотел бы? Но именно Он направит мою руку однажды, не так ли? «Мне отмщение, и аз воздам». А в том, что я делаю сейчас, нет греха. Обдумав ситуацию с Эрнесто, я для начала отправился к одному из благоволящих мне членов суда; к другому, более демократичному, но благоговеющему перед аристократией контакту, отправил с письмом Диего. Первого я не застал, второй не смог или не захотел мне помочь, и я выяснил только местоположение клуба. За час я побывал у семи человек, но все без толку. Архиепископ Толедский отослал меня в Рим к своему кузену кардиналу, но кардинал был в Америке и чтобы узнать, где именно в Америке, нужно было опять производить розыски. Взвыв от бессилия, я вернулся в Испанию и наудачу, понимая, что, вероятно, ничего не добьюсь, но сгублю карьеру, сунулся к мадридскому архиепископу. Архиепископ, занявший свое место в прошлом году на исходе века жизни, возненавидел меня, вероятно, еще до рождения: мой отец перешел ему дорогу как минимум трижды – когда получил монастырь, когда я получил монастырь вместо сына архиепископа, и когда сам архиепископ вынужден был ждать своего места тридцать лет, потому что его обошел протеже отца. Перед тем, как отправиться к нему, я помолился в часовне, и это если и не сильно успокоило меня, то несколько прочистило мне мозги. Я заявился к архиепископу с такой уверенностью, что он, вероятно опешив от моей наглости, выдал мне адрес нужного итальянца, на прощание запоздало предупредив, что ожидает от меня услуги. В контексте отношений с ним это могло быть что угодно. Я не стал разбираться и, соединившись на этом этапе с Диего, аппарировал в резиденцию итальянского епископа. Крепкий старик-священник, которому было далеко за сотню, принял нас благосклонно, а вот контакт с вампирами дать отказался наотрез. - Ради вашего же блага. Вы не понимаете, куда ввязались. Стрегони вам не в помощь, они стоят особняком, а вот разозлиться за то, что вы хотите их использовать для контакта с недружественным кланом, могут. - Но ведь меня не убьют и не обратят, не так ли? – возразил я. - Это исключено! – согласился он. – Стрегони чтут правила и развоплощают своих же, кто осмеливается их преступить. - Тогда в чем же опасность? - И не просите! – не уступил епископ. – Я для Адалиано сделаю многое, но к стрегони вас не отправлю. Тут, к моему большому удивлению, Диего наложил Конфундус, но и это не помогло. Епископ очень рвался нам помочь, но его помощь, по его мнению, заключалась в непредоставлении контакта. При этом, чем стрегони плохи, он так и не смог объяснить. Зато охотно объяснил, что если Эрнесто убьют, то его душа быстрее очистится и попадет в рай. А с таким грехом мальчику жить не стоит. Обычно мне удается сдерживать гнев, и я удержался от того, чтобы его ударить, но, вероятно, все было написано на моем лице. - Дорогой синьор, вы еще слишком молоды, чтобы понимать, что для души мальчика лучше, - со всей доброжелательностью сообщил епископ. Я заскрежетал зубами. Диего наложил Империус, но и он сработал с тем же эффектом. Епископ подчинялся нам, но по доброте душевной и в меру своих страхов боялся за нас и за душу Эрнесто. Заподозрив, что он притворяется, я велел ему совершить несколько не совсем приглядных движений. О своей душе он заботиться не стал и принялся выполнять мой приказ с видимым удовольствием, переспрашивая, так ли угодно господину. Пришлось остановить его. Даже если он и притворялся, я не мог позволить ему зайти дальше. Набросив на него сонные чары, Диего аккуратно уложил его на кресло. - Ну уж Круцио я применять не буду, - пробормотал он, будто я заставлял его это делать. Я вздрогнул, хотя, впрочем, должен был перестать удивляться еще на Империусе. Диего был единственным сыном герцога Авилара, скончавшегося в возрасте примерно двухсот лет. Семейство Авилар множеством ветвей сплеталось с семейством Толедо, которое еще в девятнадцатом веке гордилось своими представителями на темной стороне. Ничего удивительного, что единственного наследника чистокровного семейства выучили защищаться и добиваться своих целей любым способом. А у меня было о чем подумать и кроме Диего. Я слышал версию, что под Империусом человек не пойдет против своих природных склонностей, но о таком эффекте, как у епископа, не слышал и не читал никогда. Мы были в одном шаге от победы, но поделать было ничего нельзя. Я не чувствовал себя в силах, но в самом деле – не пытать же. А что, если и под пытками этот добрый, святой человек будет думать о нас? Чувствовал я себя плохо, но кажется, больше ничего не оставалось. Я оборотился к Диего с намерением взять у него клятву. - Если ты хочешь применить сейчас свои способности, - отвечал тот, - то сейчас самое время. Я вздрогнул. - Да-да, я о них знаю. Я давал клятву, что никогда никому не расскажу о них, - продолжил Диего. - И ты не боишься меня? – спросил я. Он покачал головой: - Я верю в твою разумность и вижу, как ты любишь мою семью. А на все остальное – воля Бога. Пообещав себе разобраться с этим потом, я разбудил епископа и, рискнув и выпив бодрящего и отчаянно надеясь, что Диего сможет в одиночку продолжить наш крестовый поход в случае, если я отключусь, худо-бедно установил связь. Старик облился слезами от отчаяния, что его новообретенные господа могут пострадать, но на этот раз контакт все-таки выдал. Заобливиэйтив его и отменив все подчиняющие, мы отправились ко входу в дворец стрегони. После того как Диего отпустили, меня проводили в огромный зал с колоннами. Потолок терялся где-то высоко над головой, и я не видел ни одного источника света. Нельзя сказать, что темнота была полной, но пугающей – однозначно. Я сообразил, что мне нужно дойти до конца зала, но по каждую сторону от моей дороги стояло с дюжину совсем юно выглядящих вампиров. Черные одеяния их, увешанные золотыми и серебряными цепями брюки и что-то вроде сюртука, были из разных тканей – бархата, кожи, шелка, но одного покроя. Вампиры были одинаково коротко стрижены и даже их лица казались одинаковыми. Однако мне сразу же стало не до разглядываний: меня любезно попросили обнажить шею. В любом случае я чувствовал себя так, словно меня попросили раздеться полностью. В их движениях не было чувственности, издевки или неуважения. Вероятно, это и в самом деле была рутинная плата за вход, но пока я шел через строй, мне не переставало казаться, что это всего лишь извращенная форма секса. Стараясь отвлечь себя, я придумывал разнообразные ругательства, которые выскажу Эрнесто по его возвращении. Примерно к середине строя я стал ощутимо слабеть и уже раз десять подумал, насколько старик-епископ был прав, а я нет. На седьмой паре вампиров я понял, что мне надо уходить, иначе я не выдержу. «Они не убивают! Это же стрегони бенефици. Они защищают людей от других вампиров», - одернул я себя и, сделав паузу, судорожно попытался высчитать объем крови, который они уже отпили. Три глотка это около двух жидких унций, следовательно, даже меньше пинты! Вампиры терпеливо ждали, в одинаковых позах, заложив руки за спину. Я напомнил себе, что при ранениях терял и больше, а уж сколько крови вылилось из меня тогда… Самочувствия, однако, это не прибавило. На меня накатило удушье. «Это ложная тревога. Из тебя уходит магия, поэтому тебе кажется, что настал конец света», - насмешничал я. Но издевательства над собой тоже не работали. Пол шатался под ногами, а потолок, казалось, нависал прямо над головой. Перед глазами давно уже все плыло. После зубов пятнадцатого вампира стало так плохо, что я почти перестал соображать, что происходит и где я нахожусь. Внезапно вампиры отхлынули, и я практически упал на руки тому, кто оказался рядом со мной. Стрегони был высок, худ, «молод» и красив. На смуглом узком лице выделялись огромные оливковые глаза. Его длинные русые волосы были зачесаны назад и собраны в хвост. Одет он был в простую черную мантию без единого украшения, но по тому, как быстро и почтительно расступились другие вампиры, стало ясно, что он занимает в их иерархии высокое место. - Вильямо Стрегони, - представился он, предлагая руку. Голос его был голосом молодого человека лет тридцати пяти, приятный и ровный. Свернув за колонны, мы оказались в квадрате тусклого света, где стояли два кресла с подушками и между ними - высокий маленький столик, на котором помещались только две бутылки и два бокала вина. Усадив меня, вампир положил руку на мою шею и сделал несколько ласкающих движений вверх и вниз. Я только теперь осознал, что весь в крови. И что пока вампиры пили меня, я не испытывал боли. - Когда мы пьем кровь, мы можем впрыскивать мощное обезболивающее. Приношу извинения за недоброе приветствие. Но враждебные нам кланы используют союзников-людей, и мы не можем впускать сюда незнакомого человека, даже если он говорит, что пришел от друга. Но необходимости причинять боль нет. На этом месте я вспомнил, что мы с Диего сделали с этим самым «другом». Стрегони убрал руку от моей шеи - как раз вовремя, чтобы я не успел возбудиться – и, переместив ее на мое плечо, сжал его. - Вам не стоит беспокоиться об этом грехе, – усмехнулся он, отойдя к столу. - Могу я называть вас Грегори? Или вы предпочитаете «сеньор Павана»? Честно говоря, в этот момент я был готов согласиться на собачью кличку. Стрегони поднес мне бокал. Я машинально отпил. Вино было обычным, человеческим. - Моего щенка зовут Ардо, - поделился стрегони. – Значит, Грегори. На «ты»? – спросил он так просто и естественно, как будто мы были людьми одного круга, встретившимися, чтобы убить время. – Твоя магия полностью вернется через два дня. Внезапно я понял, почему епископ так боялся его. В нем была сила. Такая огромная, что хотелось упасть на колени и целовать его руки или подол. Я никогда не встречался с такой силой, какая была в нем. Куда было до нее Альбусу или, тем более, Тому. Может быть, можно было сравнить эту силу с силой Хогвартса или другой древней твердыни. Он мог раздавить меня одним щелчком. Непонятно, почему ему понадобилось гнать меня через строй. - Я не горжусь тем, что случилось, - заявил он раздраженно. – Но я не в состоянии чувствовать каждого, кто приходит к нам. И я не знаю, - признался он вдруг, - чего ждать от твоей магии. Он боялся, что я подчиню его?! - Твоя магия, - продолжил он, - может приносить высшее наслаждение, а может уничтожать. Я же не мог знать, что именно ты применишь ко мне и защищен я от нее или нет. Я сидел с открытым от удивления ртом. Меня признавали равным?.. Я был угрозой столь древнему и могущественному существу? Или он был еще молод и неопытен, и только недавно стал управлять… чем, кстати? Небольшой группой вампиров? Кланом? - Ради бога, Грегори! – вспыхнул он, расплескав вино. – Да, я глава всей общины стрегони, и мне четыреста лет. Ты сам не знаешь своих возможностей. Равно как и я их не знаю. Я почувствовал тебя уже тогда, когда Бенедетто укусил тебя. Бенедетто – прекрасное имя для вампира. Вильямо издал смешок и снова расплескал вино. - Но ты слишком закрыт, - в его тон снова вернулось раздражение, - и я не знал, чего от тебя ждать. Я не мог ожидать, что столь сильный маг заявился к нам лишь для того, чтобы выручить мальчишку, который в ненависти к себе решил поиграть на землях Дорави. Не все представители церкви нас жалуют, а некоторые даже пытаются убить. - Я не знал, что вам угрожает церковь. - Мы – клан совершенных убийц, Грегори. И периодически мы порождаем себе подобных. Конечно, она нам будет угрожать. До того, как все изменится… - он не договорил. Что изменится? Вампиры захватят власть? - Не мели ерунды. Мы вообще бы жили отдельно, если бы нам не требовалась кровь. Это вы, люди, страдаете своими идиотскими амбициями, не сочетающимися с реальностью. Мы же прекрасно умеем развлекать себя сами. - Но ведь церкви выгодно вас иметь? - Ей выгодно нас иметь, когда появляются те, кого можем уничтожить только мы. А в остальное время, - он махнул рукой. Я подумал о епископе. - Рад, что ты избавлен от предрассудков, - слегка нахмурился Вильямо. - Я приведу тебе Сангвини. Приходи завтра в два ночи. Если почувствуешь необходимость прийти, - добавил он. - А?.. - Ну разумеется, высшего. В его манере раздражаться было что-то мальчишеское. Трогательное? Вампир трогателен? Он фыркнул: - Ну спасибо! И добавил, тщетно пытаясь скрыть смущение: - Будто ты вампира не видел. - Видел. Дважды. Когда мне было 14 лет, - Слагхорн тогда взял меня и Тома на чемпионат по зельям болеть за Хогвартс и познакомил со своими приятелями. – И потом, когда… - я запнулся, - упокаивал. - Вряд ли его можно считать разумной формой жизни. Мне жаль, что я не могу отправиться с тобой к Сангвини прямо сейчас. Мы можем появляться на землях Сангвини только когда идет охота. А к нам они приходят сами. - Делаете черную работу? - Делаем то, что умеем лучше всех. - Я полагал, вы вообще не ладите с Сангвини. Он с веселым фырканьем скосил глаза в сторону, указывая за колонны: - Они не ладят. Ты так любишь этого мальчика… Хотел бы я сказать тебе, что с ним, но я вижу только тебя. Он отпил еще вина. Я последовал его примеру. И вдруг сообразил, что он же видит все. Видит весь мой план. Я снова почувствовал себя раздетым. - Я бы хотел тебя раздеть, - кивнул Вильямо, поднимая бокал. – Но ты к этому совсем не готов. И да, - он подмигнул, - раньше они посетителей действительно трахали. Но я против варварства. Меня запоздало тряхнуло. - Сейчас они могут найти себе любое количество любовников и любовниц. У маггловской молодежи мы популярны. И заподозрить, что мы реально существуем, никому и в голову не придет. - Неудивительно, что церковь вас не любит, - пробормотал я, в ужасе от того, что могло меня на самом деле ждать здесь. - Мы крещены, но обетов не давали, - резко сказал он. - Что касается твоего намерения, - внезапно оказалось, что он стоит передо мной и снова держит руку на моем плече, - не торопись и надейся на Господа. Но найди то, чего в доме своем не знаешь, вот мой совет. Я не успел ответить, когда все завертелось перед моими глазами, и я вдруг обнаружил себя сидящим на плитах во дворе собственного монастыря, у мельничного камня, не понимая, не привиделось ли мне то, что только что произошло. Я вспомнил об укусах и, положив руку на шею, почувствовал под пальцами свежие шрамы. Что это было? Как он смог отправить меня сюда? Или вампиры так сильно покусали меня в том зале, что встреча с Вильямо потом мне приснилась? Я не мог найти ответа на этот вопрос. Мне впервые за все это время пришло в голову, что Альбус, вероятно, тоже мог бы найти контакт с вампирами через свои связи в восточной Европе. В любом случае, сначала следовало отправиться в замок. Поднявшись в кабинет, я взглянул на часы и обнаружил, что потерял несколько часов. Преодолев искушение разбудить Диего – он все равно мог рассказать о произошедшем только до момента, когда отправился сюда, я переместился в Фуэнте Сольяда. Марии Инессы не было, но Мартина поведала мне все неутешительные новости. А также о том, что затеяла наша молодежь. Возможно, будь я в более трезвом состоянии, я бы это не одобрил, но к этому моменту я так сильно устал, что ощущал только безразличие. Я чувствовал его и тогда, когда, решив прилечь в библиотеке, наткнулся там на Ромулу. Он проснулся и, морщась от головной боли, стал торопливо пересказывать, что с ним случилось, отслеживая мою реакцию. - Ты меня презираешь? – спросил он, когда я сел в кресло напротив и прикрыл глаза. - Я чуть не сделал того же, - усмехнулся я, и это было все, на что меня хватило: я уснул. Потом меня разбудила Мария Инесса, и мы как раз обсуждали письмо к Альбусу, как вдруг появилась Эухения Виктория. Когда к вечеру Соледад прибежала просить о помощи, это показалось мне достойным продолжением ночной феерии. Я догадывался, что приключения Снейпа могут быть связаны с поиском контакта с вампирами. Естественно, нам всем было на руку, чтобы контакт был получен как можно скорее, кто бы его ни достал. Я подсказал девочкам, что Вильярдо - маг воды. Я опасался, что они обратят внимание на неуклюжесть этого момента, но все прошло как по маслу. После того как мы закончили, я попросил Соледад помочь мне добраться до часовни. Оставшись один, я бросился на колени и возблагодарил Бога за избавление Снейпа из ловушки. Моя вторая причина… Стрегони, хотя я и не был до конца уверен, что действительно видел его, сказал, чтобы я «надеялся на Господа». И это могло означать только одно – Господь разрешал мне стать его орудием, разрешал мне сделать то, что я так давно хотел.