Наперегонки

12-14 июля 1995 года, POV Грегорио Павана Кажется, я превратился в камень. Все мое тело сжато, и мне хочется быть где угодно, только не здесь. Ругал Эрнесто, а сам сделал ровно то же самое. Однако, сейчас я даже и ругать себя не могу. Ужас приковал меня к месту, и я не только не могу оттолкнуть Вильямо, но и сказать простое: «Нет». На мое счастье, он останавливается сам. Отступает со стоном досады, и его ощутимая растерянность приводит меня в себя – я отмираю, сознавая, что он, кажется, не собирается брать меня силой. Но тут меня начинает колотить. - Грегори, прости, я… - Вильямо набрасывает на меня согревающие чары. И я тут же оказываюсь в знакомом кресле в световом пятне, под пледом, а Вильямо сует мне в руки бокал глинтвейна и повторяет, словно нашкодивший ученик: – Я сглупил, я больше не буду, прости. «А я тебе говорил, что он не готов», - раздается бархатистый голос в моей голове, и в кресло напротив садится седовласый вампир. Я ожидаю, что он будет меня разглядывать, но он смотрит куда-то мимо. - Но он же… - оправдывается Вильямо. «И это был, - перебивает в моей голове седовласый, - его любовник, которого он любил еще со школы и знал шестьдесят лет. А ты какая-то нежить, которая даже толком флиртовать не умеет. И которая, к тому же, догадалась рассказать ему о прохождении через строй…» - Но он же… «Ты бы еще ему с порога тройничок предложил со мной». На этом моменте у меня сводит ноги. Я горько усмехаюсь – тело защищается, но и это не помогло. Тройничок с вампирами. Тройничок. - Но он же… «Нетерпение молодости, - в «голосе» седовласого явственно звучит отвращение. – Ну пойди потрахай из свиты кого-нибудь. Что, не хочешь? То-то». - Я не трахаю свиту! – с мальчишеским возмущением протестует Вильямо. «Нет, конечно. Ты же у нас истинный аристократ». В голосе явный сарказм. И тут же специально для меня поясняют: «Грегори, он сын торговца рыбой. Сначала отсасывал епископу… - Я вздрагиваю. – Епископу повезло примерно так же, как твоему. Хотя нет, явно меньше. Наш мальчик подождал тридцать пять лет и прогнал его через строй вампиров. И потом еще раз прогнал. И еще». Вильямо с мученическим выражением лица садится в невесть откуда появившееся третье кресло: - И вот зачем ты это сейчас все рассказываешь? Тебе признания, какой ты древний и умный по сравнению со мной, не хватает, или что? «Для того чтобы иметь шанс получить его в постель, нужно, чтобы у него была к тебе симпатия», - терпеливо, как маленькому, объясняет седоволосый. Э-э-э, ничего, что я тут рядом стою? Сижу? И какой симпатии от меня можно ждать после рассказов про епископа? - Он и так будет в моей постели, - огрызается Вильямо. Я проливаю глинтвейн. - Он за этим и пришел сюда, разве нет? И мне нравится его смелость. Он знал, каковы риски, и все равно пришел. «Не смешивай время. Грегори, он сходит по тебе с ума, но даю слово, границу он не перейдет». - Так нечестно! – возмущается Вильямо. – Я же не раскрываю твои секреты! «Что секретного в том, что ты ведешь себя как озабоченный подросток? Иди остынь». Вильямо исчезает вместе с креслом. Интересно, он сам или седовласый его услал? Седовласый лениво потягивает вино. Внезапно я догадываюсь, что он слепой. «Эту драматическую историю я когда-нибудь тебе поведаю», - откликается он. Ну, по крайней мере его можно беспрепятственно разглядывать. Лицо у него властное, и на нем почти нет морщин. Одет он в черный бархат со множеством украшений – серебряные перстни на руках, ожерелье с рубинами на шее. «С кем имею честь?» «Фридрих Сангвини», - отвечает он, и в это мгновение я осознаю, что он один из главных. «Это вас я должен благодарить за Эрнесто?» «Вот что, - говорит он тоном, от которого вдоль моего позвоночника бегут мурашки размером с собаку, - я скажу тебе это один раз. Я хотел бы убить тебя, но не буду». «И что же вас останавливает?» «Хороший вопрос. Предлагаю выбрать между глупостью и осторожностью». «Убить – вы имеете в виду выпить кровь?» «Если бы я хотел выпить кровь, я бы так и сказал». Он исчезает, но появляется Вильямо. - Жуть берет, да? Вообще-то он нормальный. - Зачем я тебе? – спрашиваю. – Ты собираешь коллекцию людей или что? - Я хочу, чтобы ты забыл его. «Он его не забудет, - снова Фридрих, хотя поблизости его нет. И вдруг его голос становится сердитым: - Не смей меня жалеть! И не смей передо мной выслуживаться!» У меня идет кругом голова. Вильямо хочет, чтобы я забыл Альбуса? Зачем?! «У него низкая самооценка, - шутит Фридрих. – Вообразил себя героем-любовником, а ты ему с ходу отказываешь». Нет, должно быть что-то еще. «Конечно», - насмешливо отвечает Фридрих. Невозможно что-то скрыть от них. «А кто-то недавно жаловался, что ему тяжело врать…» Отвратительно. «Не могу не согласиться». Его бокал пропадает со стола. Я оглядываюсь. Но за пределами светового пятна не видно ничего, кроме ровной серой тени. «Зачем я вам нужен?» - спрашиваю я. Меня понемногу отпускает. «Еще один, - вздыхает Фридрих, - это уж слишком». Еще один что? «У вас, людей, извечная проблема – вы считаете себя ненужными сами по себе. Вам кажется, что вы нужны только пока у вас есть красота, сила, деньги или власть». - Можно подумать, мы с тобой будем нужны кому-то, если наша власть падет! - фыркает Вильямо. «Ну, она не падет, - насмешливо заверяет Фридрих. – И твоя власть для меня ничего не значит, а красоты твоей я вообще не вижу, но ты же мне нужен». - Ну, я умен. И я предлагаю оригинальные решения. - Например, притащить сюда Грегори и пугать его, - настоящий голос у Фридриха хриплый, но все такой же насмешливый. Вильямо заметно тушуется. - Грегори, не держи его на коротком поводке долго, а то он запьет. Как это у магглов называется? Новое слово, недавно появилось. «Френдзона»? Запой у вампиров? Мне представляются десятки тел обескровленных магглов на земле. «Ну, не все так критично. Есть же соглашение. Но если он в запое, это вынуждает свиту сидеть на голодном пайке. И она, мягко скажем, недовольна». - Это было только однажды с похмелья, - слабо протестует Вильямо. «Однажды?» - насмешливо переспрашивает Фридрих. - Ну, пару раз. «Восемь раз за последние четыре года, - отрезает тот. – Ты бы еще их попросил шеи подставить!» Вильямо морщится: - Это невкусно. «А когда ты крыс и рыб потрошил с голодухи, это вкусно было?» - Фу-у-у. И вправду, зачем Фридрих его дразнит и выставляет в таком свете? «Затем, чтобы ты проникся к нему, Грегори, и пожалел его». А Фридрих сваха, ага. «Я не в восторге, если мои союзники… как бы это сказать? Едут крышей от недотраха». Самый главный. Фридрих – самый главный. «Грегори, ты сам видишь, ему просто необходим любовник». «С моими желаниями тут никто не считается?» - Но ты же хочешь! – восклицает Вильямо. От его напора меня снова охватывает страх. Руки слабеют. Я не должен так реагировать. Не должен. Но я не могу ничего с собой поделать. Это сила, во много раз превосходящая мою. И Фридрих сказал мне, что хочет меня убить… «Хочу, но не кажется ли тебе, что если бы я собирался это сделать, ты бы уже был мертв?». «Я перешел вам дорогу, и…» - Кончайте молоть ерунду! - перебивает Вильямо. «Грегори, - говорит Фридрих, - встань и дай ему по яйцам. Я разрешаю». Естественно, я принимаю это за шутку. «Встань и дай ему по яйцам». Вильямо закрывает лицо рукой. - Ну бей давай уже, - говорит он. - Зачем? – недоумеваю я. - Я не собираюсь делать ничего подобного! «А жаль. Но ты все-таки встань и сделай». «Это попытка наложить вампирский империус?» «Нет, это дружеская просьба. Он заслужил. И мы на ты». «Я не буду!» «А надо!» Это что, проверка? Дурацкий розыгрыш? «Просто встань и сделай это! - настойчиво повторяет Фридрих. – Со всей силы». Если я ударю его, это будет разрешение ему на то, чтобы что-то сделать со мной? «Нет, - отвечает Фридрих. – Даю слово, что ты здесь неприкосновенен». - Давай уже! – говорит Вильямо. Я встаю, понимая, что не просто так они просят меня с такой настойчивостью. И может быть, Вильямо не почувствует боли? Он же вампир, в конце концов, не человек. - Ну же, - говорит Вильямо, вставая, когда я подхожу к нему. «Со всей силы», - напоминает Фридрих. - Ну, если тебе так хочется… - я задираю мантию и, закрыв глаза, бью его коленом в пах. Вильямо сгибается пополам и, хватая ртом воздух, падает на пол. Вампиры все-таки чувствуют боль, оказывается. Минуты через две ему наконец удается произнести первые слова. Не могу сказать, что чувствую раскаяние. Скорее безразличие. - Ебаный в рот. Сын путаны дочери путаны! - бормочет Вильямо. – Чтоб тебе… - он обрывает себя, со стоном перекатываясь по полу. Потом изрекает: - Да чтоб у тебя не стояло никогда. Как же подло! Садится на пол и снова сгибается со стоном и проклятиями. Отирает слезы на глазах. Не знал, что вампиры плачут. «Ты о них, к сожалению, не знаешь слишком многого», - замечает Фридрих. Вильямо опять разражается руганью. Надо будет пересмотреть воспоминание - столько интересных выражений. - Я тебе список составлю, - бормочет Вильямо. – Только не делай так больше никогда. - Тогда какого гриндилоу?! Он только отмахивается. «И это у вампиров еще ускоренная регенерация. А у высших она идет еще быстрее». Я возвращаюсь к своему креслу и наблюдаю, как Вильямо приходит в себя. «Отпустило?» - интересуется Фридрих, когда тот поднимается. - Да, спасибо. «А тебе полегчало, Грегори?» А это интересно… Как грамотно Фридрих перенаправил мой страх в действие и вернул мне власть над ситуацией и над всеми подобными ситуациями в будущем. Если Вильямо полезет в следующий раз, у меня уже будет опыт, как справляться с ним. А сам он крепко подумает, прежде чем ко мне лезть. Постойте-ка. В будущем? Значит ли это, что я собираюсь здесь бывать? - Конечно, собираешься, - фыркает Вильямо и со стоном оседает в кресло. К нему подлетает крошечный золоченый кубок. «На, выпей кровушки», - говорит Фридрих. Вильямо с наслаждением, смакуя, выпивает ее в пять маленьких глотков. На его лице написано блаженство. - Вот, кровь сексуальной телочки – это вам не какой-нибудь адренохром. Я беру свой бокал, чтобы не кривиться от отвращения. - Это сейчас, а как ты будешь меня целовать потом… Действительно озабоченный подросток. «Он старается, - заверяет Фридрих. – А ты теперь знаешь, что делать». «Зачем вам я?» - переспрашиваю. Ответа на вопрос, почему он хочет убить меня, мне, видимо, не дождаться. - Да тут одна заварушка намечается, - начинает Вильямо, - а ты в тесной связи с тем, кто в оке бури. Ну конечно. Им нужен Альбус. Как я сразу не догадался?! «Если бы мне нужен был Альбус, я бы пошел к Альбусу», - доносится до меня раздраженная мысль Фридриха. «Мы не лезем в разборки людей», - продолжает он с пренебрежением. Ну да, ну да. Ему, наверное, скучно, думаю я. А наши разборки кажутся мелкими с точки зрения вечности, но все равно можно развлечься. «Выдай ему учебник Локхарта, что ли», - с досадой отвечает на это Фридрих. - Сам возьмет, - кривится от боли Вильямо. Что-то у него регенерация совсем не ускоренная… «Это ты так хорошо бьешь». «Так зачем?..» «Ты сначала найди то, что нужно найти». «А что это?» «Мы тебе не провидцы», - откликается Фридрих с еле уловимой досадой. - Это там, где тебя «убили», - бормочет Вильямо. – Ох, лучше бы тебя там действительно убили. Сукин ты сын! Меня словно черт толкает под руку. «Что, не хочешь меня больше?» - издевательски спрашиваю я. И тут же внезапно понимаю, что мне страшно услышать - да, не хочет. Вильямо только бросает на меня тоскливый взгляд. «Что, вторую порцию?» - участливо спрашивает Фридрих. «Нет, хватит. А то занаркоманю». «Значит, кровь невинных нехороша?» - А то сам не знаешь… Я, конечно, слышал эту теорию, но возможности проверить, правдива ли она, у меня не было. «И не надо», - откликается Фридрих. Интересно, почему он не здесь. На эту мысль ответа не приходит, и мы с Вильямо какое-то время сидим в тишине. Он тянет вино из своего бокала, я из своего. «Стоп, - прерывает Фридрих. – Это еще не там. Грегори, что ты потерял в большом замке, когда был ребенком?» В большом замке? Ребенком я из всех больших замков был, кажется, только в Хогвартсе. В Фуэнте Сольяда мы, конечно, бывали, но большим замок баронов де Ведья-и-Медоре точно не назовешь. «Понятия не имею». «Я тоже». - Ты потерял – тебе и искать, - бурчит Вильямо. Логично. В большом замке, значит? - И там, где тебя убили, тоже. Это одно и то же. - Что именно искать??? – взрываюсь я. - Ох, вот это ты зря, - морщится Вильямо. Я не сразу понимаю, что Фридрих молчит. - Ты бы еще ему в ухо орал… «Так он где?» - Теперь уже не знаю. И вообще тебе пора домой. Меня накрывает темнотой. - Ну забавный же он? - спрашивает Вильямо где-то далеко. «Я вам что, зверушка?!» Мне никто не отвечает. Тьма рассеивается, и я опять оказываюсь у мельничного камня. Вот как они это делают?! Бросаю быстрый взгляд на небо. Что-то смущает меня. Слишком темно. А ведь должно уже светать. Неужели я провел во дворце стрегони сутки?! Поднимаюсь к себе и на подступах к кабинету вдруг слышу голос Диего – он сообщает, что они собрались на Сан-Фермин и не хочу ли я тоже отвлечься. И что Фелиппе, наверное, приведет Эрнесто. Что?! - Благодарю, но вся эта история и так потрепала мне нервы. У меня нет никакого желания видеть этого неблагодарного, - отвечает другой голос. Мой собственный. Я слишком хорошо знаю, как он звучит для других, по многочисленному пересмотру воспоминаний в думоотводе. Да и диалог этот имел место всего несколько часов назад. Вдруг я вспоминаю, что после ухода Диего выходил во двор «дышать», и едва успеваю стать невидимым и прижаться к дверям библиотеки. Потом вхожу в свой кабинет. На часах – 10.12. Интересно. Значит, вот что-то имел в виду Фридрих под «не смешивай время». Никогда даже не слышал о таких способностях у людей. Издаю смешок. И когда я успел причислить Вильямо к людям? Локхарта почитать, говорите?.. Альбус мне много про него рассказывал. В лицах. Было забавно. Несколько мгновений я грущу о прежних временах. Потом мимо меня проносится я из прошлого. Я наблюдаю, как он сердито строчит письмо, потом, вернувшись из совятни, комом запуливает мантию в угол спальни и, настроив чары будильника, ложится в постель. Как мы можем существовать одновременно? Непостижимо. Но хотя бы магия дома меня пропускает, и то хорошо. И прошлый я меня совсем не чувствует… В Памплону я успеваю, когда Вильярдо только что вышли из дворца. Позже мы с Эрнесто сидим на руинах старого моста через Аргу. В небе над нами взрываются фейерверки. Задрав голову, я рассматриваю стремительный балет то ли на гиппогрифах, то ли на гигантских фламинго. - Твое сердце… Мне жаль, - говорит Эрнесто. - У кого ты действительно должен просить прощения, так это у Ромулу. И не смей осыпать его насмешками! Я задумываюсь, лучше ли ему узнать об этом от меня. То, что он узнает об этом, нет никакого сомнения. В доме Вильярдо удержать что-либо в секрете практически невозможно. Да и сам Ромулу… Это раньше он секретничал по углам о своей влюбленности в «маггла». А о последнем «приключении», напившись, рассказывал всем подряд. - Но он же сам, никто его не заставлял… Значит, знает уже. И более того – не придает значения. Чудовищно. - Эрнесто, - я образую воздушный пузырь, чтобы приглушить шум фейерверков и восторги толпы на берегу, и говорю как можно медленнее и отчетливее. – То, что ты готов пожертвовать здоровьем и даже жизнью Ромулу для удовлетворения своих сиюминутных нужд, это давно понятно… - Я обещал тебе, - вспыхивает он, - что я больше никогда не поставлю его жизнь под угрозу, и я держу слово! Он сам виноват, что… - Ой ли? Представь себе, что кто-то, кого ты любишь, Эдоардо или Фелиппе отправился бы к вампирам… Ты не отправился бы за ними? Не сделал бы все возможное, чтобы спасти их? Он опускает голову: - Я не знаю. Если бы я был зол, я мог бы и не сразу пойти… упустить время. - Но пошел бы. А Ромулу? Не пошел бы? - Рисковать жизнью, не знаю… Но если бы это было просто переспать, то это нефиг делать. - А если бы для тебя это было не «просто переспать», если бы это сломало тебя? - Но его же не сломает? – спрашивает он. Наконец в его голосе тревога. - А ты сам как думаешь? Он погружается в себя. Я разглядываю битву на слонах в небе. Что-то сегодня все довольно однообразно. Перед этим колесницы были. Слоны сменяются деревьями и цветами. Потом гигантской акулой, которая летит на толпу. Оттуда доносятся визг и хохот, когда акула вновь взмывает в небо. - Снейп меня избил, знаешь? – говорит Эрнесто. - Дома у Фелиппе. Прямо на его глазах. - И он прав. - Я знаю. - Непонятно только, почему Снейпа, постороннего нашей семье человека, бывшего любовника Фелиппе, благополучие Фелиппе заботит больше, чем его текущего любовника. - Я не умею заботиться, ты же знаешь. - Ты врач, Эрнесто. Ты априори умеешь заботиться. Другое дело – почему ты готов заботиться о ком угодно, только не о своих? Мою тираду прерывает рев восторга и хохот Эрнесто. Перевожу взгляд на небо – а там гигантская голая красотка, призывно проводящая длинными пальцами между расставленных ног, в окружении человека, гоблина, эльфа и еще каких-то странных существ. Эх и попадет же кому-то… - Во дают, - смеется Эрнесто. Лекция, как я понимаю, окончена. В четверг я возвращаюсь в монастырь около полуночи. Два дня срочной сессии суда и «все же понимают, что нельзя допустить расследование в отношении таких-то и таких-то номеров в этом списке?» Я говорил Марии Инессе, что надо действовать совершенно иначе. Расследования относительно священников в Европе все в компетенции церкви. Аврорат и специальные отделы полиции за эту черту не перейдут. Я сажусь за стол, наливаю себе воды и перебираю в памяти отдельные детали. Представитель Венгрии был очень недоволен. Такой же дурак-энтузиаст. Совсем незрелый еще – пятьдесят лет. Видимо, тоже рвался искать справедливости, полагал, что, получив власть, сможет что-то исправить. Смириться он не сможет, а перенаправить эту энергию гнева кроме меня, некому. Надо прибрать его к рукам как можно скорее. Но как же я устал! На этой драматической ноте из камина вылетает Альбус. И сходу набрасывается на меня с обвинениями. - Это ты! Ты что-то сделал с ним! – кричит, почти обезумев от ярости. Я не сразу понимаю, что речь идет о Снейпе. Потом меня охватывает чувство досады. - Он умер? Окаменел? - Он пропал! - Пропал? Тоже мне дело! Трахается, поди, с кем-нибудь. Кто у него там, водяной демон? - Если бы трахался, я бы знал! – орет Альбус. Параноик. Столько контроля на одном человеке, тем более даже не на действующем любовнике, а на бывшем. - Это ты что-то сделал? – он вглядывается в мое лицо, нависая над столом. Вглядывается, как будто, если бы я был при делах, я бы ему показал это. - Я слишком хорошо тебя знаю, Грегори! Слишком! - Кто тебе об этом сказал? Он падает в кресло, вытирая пот со лба. Борода у него всклокочена, роба перепачкана и видок так себе. Посылаю ему стакан воды: он пьет так жадно, будто мучился от жажды в пустыне неделю. - Так это не твоих рук дело? – говорит уже спокойнее. - И как, ты полагаешь, я буду его убивать, если я Вильярдо и он тоже? - Но спровоцировать тебе его ничего не мешает, не так ли? - Спасибо за идею! Мне это еще не приходило в голову! Альбус молча прикрывает лицо рукой. Пытается, видимо, настроиться на чары. - Может, он у Тома? – предполагаю я второе по очевидности. - Исключено. Он должен оставлять мне послание, если отправится туда. - Но Том ведь мог прийти к нему домой? - За домом есть наблюдение. - Ну разумеется. Но Том мог аппарировать к нему по метке? Альбус бледнеет, хотя куда уж больше. Призываю успокоительное и пою его как маленького. - Он найдется, вот увидишь, - говорю уверенно. Еще бы – мне предсказали, что у меня получится воплотить задуманное. С мертвым Снейпом это как бы несколько невозможно. Моя убежденность действует на Альбуса. Он кивает, встает и отправляется к камину. Вот как всегда, ни извини, ни спасибо. Френдзона... Емкое, однако, слово... Но как же он меня волнует. Досадно от его манипуляций, горько от отвержения, но как бьется сердце при его появлении… За что мне это? И почему бы Снейпу и не сдохнуть в конце концов? Как хорошо было бы, если бы суд божий свершился бы без моей помощи… Может, тогда Альбус… Но нет, он бы взял молодого любовника и точно так же не ценил бы его и продолжал бы страдать по Снейпу. Возвращаюсь за стол и пытаюсь сосредоточиться на воспоминаниях. Неизвестно, будет ли у меня время спокойно подумать в ближайшие дни. К стрегони, как я понимаю, пока я не отыщу потерянное, лучше не приходить. Что же я потерял дважды? Да еще первый раз в Хогвартсе? Было ли это что-то связанное с моим состоянием или вещественное? В Хогвартсе со мной и близко не происходило ничего такого, что я испытал потом. Семью я потерял до Хогвартса, а после Малфой-мэнора, наоборот, обрел Вильярдо. Если я после Малфой-мэнора потерял Альбуса, то ведь в Хогвартсе я его не терял. Уверенность? В Хогвартсе у меня было полно уверенности. А из вещественного… Я думаю достаточно долго, но единственное, что приходит в голову – мамин талисман. Она со мной и не попрощалась толком, но гладкую стекляшку в руку торопливо сунула. Талисман лежал на дне моего сундучка в старом носке, и в какой-то момент я осознал, что его нет. Но моим сокурсникам было не под силу взломать наложенные на сундук чары, да и не интересовал я их нисколько, так что решил, что сам нечаянно вытряхнул вместе с другими вещами, а кто-нибудь из домовиков подобрал и выбросил как мусор. Царапнуло, конечно – маминого у меня больше ничего не было, даже из белья с поставленными ею метками я давно вырос, но все же стекляшка и стекляшка, невелика потеря. А точно ли невелика? А что если, - меня бросает в пот, - это был еще один Глаз Бога? Один – вот уж преглупейшая трата, но позабавился я знатно! - я отдал Хенрику для своей игры со Снейпом, второй – Гжегожу. Могло ли так совпасть, что в нашей семье был еще и третий? Но если так, то… нет, я, конечно, пытаюсь сейчас натянуть сову на бладжер, но если на мгновение допустить, что это Том обыскивал мои вещи и взял Глаз, то тогда все встает на свои места. Я же убил его там в парадном зале Малфой-мэнора, убил Авадой, и его шарахнуло о камин, и он лежал на полу, и я был так уверен сколько-то мгновений, что он мертв. Да, Альбус рассказал мне о хоркруксах, но из хоркруксов воскресают не так, не за одну минуту, а так, как Том пытался воскреснуть не раз и воскрес в этом году. Я выключил все артефакты, но Глаз Бога невозможно выключить, он на кровной добровольной жертве, мастер делал их для своих сыновей-наследников. Неужели? Неужели это все так и было? Но если хоть на минуту, хоть на секунду допустить, что все так и было, то тогда что? Для меня это означает что?!