Наперегонки

Отойдя от окна и наложив на гостиную чары проветривания, я даю себе немного отдыха и сажусь в кресло. Над комнатой все еще витает аромат духов Марии Инессы – цитрус и древесная нота. Но не просто древесная, а древесной стружки. О духах я знаю много. Я не стал бы парфюмером, и все же эта область и тенденции в ней мне интересны. Так вот – Мария Инесса не просто разбирается в них: она, несомненно, пользуется тем, что еще не модно, но будет модно в следующем сезоне или даже через пару сезонов. Сочетание абсолютного консерватизма и такой же абсолютной дерзости. Нарцисса бы не решилась. А Белла бы однозначно сочла чересчур маггловским. Перечитываю «письмо» Штефана и беру в руки кинжал – смерть скалит зубы. Провожу пальцами по резным складкам ее мантии. Изумительная вещь. Интересно, за сколько Штефан его купил? Или за сколько не купил… И как это вообще происходило? Рынок в Брате открывается, наверное, тогда, когда вампиры уже спят. Или то, что они передвигаются только по ночам – из разряда тех же страшилок, что и про серебро? Интересно, что там у Локхарта по этому поводу? Но сегодня я его читать явно не буду. Кинжал, конечно, хорош. Я все еще зол на Штефана, но не скрою, подарок приятен. А также то, что он как-то там наказал обидчика Ромулу, чтобы мне угодить. Узнать бы еще, что действительно случилось. Но видеть Штефана я сейчас не хочу. И вероятно, еще долго не захочу. Нужно ли мне писать, что подарок принят? И куда это отправлять? В принципе, совы доставляют почту в любое время суток. Это в Хогвартсе их впускают в большой зал в определенные часы. Ах да, у меня же грач. Интересно, если бы Штефан отправлял письма не портключом, то с кем бы? Летучей-мышью вампиром было бы слишком банально? Хочется выпить, но я так и представляю занудливый голос Маршана, который отчитывает меня за вчерашнее. Тем более впереди выпускной. За количество выпивки в танцзале можно быть спокойным. Кладу кинжал в сейф, раздумывая, где устроить тайник, до которого не добраться грязным лапам министерства, и слышу, как меня окликают со стороны камина. У его дальней стенки торчит голова Эйвери. - Северус, - спрашивает он, морщась, - мне не приснилось, что приходил Лорд? - Приходил, - отвечаю. - Вот дерьмо! – восклицает он, и голова исчезает. Не могу с ним не согласиться. Сплошное дерьмо. А между мной и Марией Инессой, кажется, что-то сломалось. Вообще-то я должен радоваться. Пойти с ней на выпускной – это как вылечить все подростковые комплексы и доказать всем все сразу. Впервые я на официальное мероприятие (не считать же квиддич с Роландой), да и не на официальное приду с кем-то. И не просто с кем-то. По Марии Инессе видно, что она высшая знать. Она может материться, как пьяный чернорабочий, на квиддиче, но царственность сквозит в каждом ее движении. Вот в Маленькой Дряни ее нет. В Полине Инессе есть что-то от матери. И в Ромулу. Нет, о нем сейчас нельзя. И в конце концов, Штефан ошибается, Ромулу мне никакой не возлюбленный. Мария Инесса права, я даже не привязался к нему. Иначе бы стал бороться и никогда бы его не отпустил, так ведь? Иначе бы плюнул на все и добивался его сейчас. Но меня в отношении него все устраивает. Я ничего не хочу менять. И единственный, кого я в последнее время пытался добиться… Кстати, об Альбусе. Альбус попросил меня пойти на выпускной, но он не просил приглашать Марию Инессу. Я пригласил ее сам, и она сказала «да». Впрочем, Альбус, я думаю, это предвидел. Но то, что она идет со мной – это в каком-то смысле напоказ. Ибо, конечно, нравы сейчас уже не девятнадцатого века, но с чужими женами ходить на официальные мероприятия еще не совсем принято, если она не родственница, не партнер по бизнесу и не давний друг семьи. И я знаю, что персонал будет сплетничать, и шестикурсники, которых приведут семикурсники, будут сплетничать, и родители и родственники выпускников тоже будут сплетничать, и это, по сути, то, чего я хотел много лет назад. Прийти на свой выпускной со знатной красавицей, вызвать восхищенные взгляды. Утереть нос Поттеру. Да, я безусловно его утер. В конце концов это из-за меня он теперь мертв, разве нет? Своеобразно я ему отомстил. Уничтожив вместе с ним… даже не знаю, как ее теперь назвать. Человека, который был мне дороже всех? Женщину, которую любил и хотел? Я столько лет не мог признаться себе в этом. И что толку теперь?! Если бы я понял это тогда, поменялось бы что-нибудь? Не вырвалась бы у меня «грязнокровка»? А если бы и поменялось, то кем бы я стал? Ученым, который занимался бы зельями в Праге? В самом крайнем случае другом Лили, которого она бы привела в орден и которому бы все равно никто не доверял, потому что слизеринец, и темные искусства, и бла-бла-бла? Она бы все равно меня не полюбила, даже если бы не было ссоры, не было всего того недоверия пятого курса. Если уж ей нравился такой фанфарон, как Поттер (Мерлин, меня от одной его фамилии тошнит)… И что, ну что она в нем нашла?! Значит, он стоил чего-то? Не могла же она клюнуть на пустышку… Что можно было найти в уроде, который… Я словно бы снова слышу свое умоляющее, растерянное бормотание: «Пожалуйста, нет! Поттер, пожалуйста, не надо!» Интересно, если бы она узнала когда-нибудь, она бы?.. Да что я мелю глупости! Конечно, она бы просто не поверила. Как не поверила, когда я рассказал ей про Люпина. И вот ирония – Эйвери бы поверил, но ему я не мог рассказать, и не потому, что пообещал Дамблдору, а потому что, как я теперь понимаю, Эйвери бы рассказал отцу, а его отец этого бы так не оставил, и я бы столкнулся с обещанными мне Альбусом последствиями. Так что я уже тогда знал, что этого лучше не делать. Как же Альбус ненавидит Слизерин в самом деле. Ради Мерлина, мне было шестнадцать, я столкнулся с оборотнем и чуть не был убит, и Альбус вообще никак мне не помог! Ах ну да, это же было еще и нахождение вне школы после отбоя. Безусловно, страшнейшее прегрешение, за которое исключают. Какой-то слизеринец, да еще увлекающийся темными искусствами, ничего не стоил для него тогда. Сейчас же я ценное приобретение, не так ли? Актив, на который стоит ставить. Но эмоциональной связью с которым можно пренебречь. Я сажусь в кресло, и мистер Квинн вспархивает мне на здоровое плечо. - Альбус – ублюдок, - доверительно сообщаю ему я. - Карр, - соглашается он. Ублюдок. Альбус – ублюдок, повторяю я в каком-то исступленном безумии. Ублюдок. Мистер Квинн перемещается на мое колено и подлезает мне под руку. Какие у него приятно-гладкие перья… Альбус – ублюдок. И я не хочу его видеть. Не хочу его знать. И не хочу для него ничего делать. Ничего. И мне не хочется думать, что Лили на самом деле могла бы поверить, но решила бы, что я заслуживаю. - Каррхх, - тихо говорит мистер Квинн, и легко, не больно тыкается мне клювом в руку. Конечно же, вспышка проходит. Я же свой долг никогда не забуду, куда мне. Так что надо собираться. Более того, надо еще и найти способ прилично выглядеть. Гардероб выдает мне на выбор летний парадный сюртук, в котором я был на выпускном и три года, и пять лет назад, и мантию из черного шелка, отливающего серым – ее я пару раз надевал к Малфоям. Примерка дает мне понимание, как отвратительно я выгляжу и в том, и в другом. И сюртук, и мантия болтаются на мне, как на вешалке, а я даже не заметил, когда успел настолько похудеть. Может быть, Донки сможет это подогнать? Хотя, в общем, и так понятно, что я буду плохо выглядеть в любом случае. Непонятно как придя к идиотскому выводу, что с чистыми волосами это будет смотреться лучше, я со всей тщательностью мою голову. Ну, на несколько часов хватит, наверно. Хотя не то чтобы сильно отличалось. Чтобы отличалось, надо еще волосы защищать при каждой варке, специальные бальзамы, маски потом наносить. Ну уж обойдусь как-нибудь. Альбус меня точно не из-за волос бросил. И остальным тоже, кажется, нет никакого дела до моего внешнего вида. Ну ладно, Мария Инесса что-то там про мои волосы говорила, что я их гублю, но спать со мной ей это почему-то не мешает. Волосы не запахи в конце концов, а очищающие я накладывать не забываю. Ну, как правило. Иной раз ингредиенты так воняют, что, пока не закончишь процесс, убирать запахи все равно бесполезно. Ну а потом так устанешь, что очищающие это последнее, о чем будешь думать. Тем не менее Люциус, который в свое время читал мне лекции на тему: «Как завоевывать друзей» с подразделом, что запахи должны стоять на первом месте, до сих пор на что-то претендует. А духи он тогда – на мой выпускной – тоже принес. Не знаю, уж зачем ему это все понадобилось. Я уже тогда в тусовке будущих пожирателей увяз со всеми потрохами. И если с Люциусом старался держаться, по крайней мере притворялся, что держусь на равных, то уж Лорду точно в рот смотрел. Великое дело, мать его. Придуркам вроде меня в подростковом возрасте обязательно нужны вожди, и отличить правду от лжи мы не в состоянии. Что мы имеем после выпуска? Большой мир, в котором мы жить не умеем и законы которого соблюдать нас никто не учил. И страх перед магглами. По большому счету, мы даже пункт статута «одеваться как магглы при выходе в маггловский мир» выполнить не в состоянии. И это я сейчас не о подростках говорю. Альбус рассказывал мне, что творилось в дни после исчезновения Лорда. Эти идиоты от радости совсем страх потеряли и колдовали на глазах у магглов вовсю. И если взрослые таковы, то дети и подавно. Флинт, я считаю, сейчас чудом удержался. Цепляется за вину перед отцом, а вот когда он устанет от нее, дальше что? Лучший друг понятно где, руководства никакого, мечты похерены. Но вообще, какое дело мне до этого? Ученик он был так себе. Перебивался с Удовлетворительно на Слабо. Больше было Удовлетворительно, правда. Поэтому даже Минерва заинтересовалась, когда он съехал сначала на Слабо, а потом и до Тролля дело дошло. Не то чтобы ей обычно было дело до моих студентов даже как заместителю директора, а про Флинта она говорила, что для трансфигурации у него совсем нет воображения. Но Флинт был сильным капитаном, и ее, конечно, беспокоило, что он остается еще на год. Итак, о Люциусе. Не знаю и знать не хочу, почему он пришел тогда в нашу спальню. Выпускные балы он посещал со времени, как унаследовал должность попечителя от Абраксаса, и до момента, пока его два года назад с нее не поперли, но в нашей спальне ему делать было, конечно, нечего. Тогда оставался примерно час до начала торжеств, я сидел над грудой обоссанных и растерзанных в лоскутки рубашек, мантий и брюк – это случилось, пока я был в душе, ну и мы все прекрасно понимаем, кто за это был ответствен, а Эйвери суетился надо мной, предлагая обратиться за помощью к девочкам, чтобы они помогли трансфигурировать для меня его мантию и костюм. Девочкам в тот момент только и было что до меня, конечно. А я, естественно, злился на Поттера, но в то же время думал, как убедить Эйвери, что мне этот выпускной вообще не сдался. Максимум чего мне хотелось – погулять в полном одиночестве по Хогвартсу, попрощаться с замком, который мне был так важен, и в который, я был уверен, я никогда не вернусь… и уж точно не лицезреть Лили в обществе Поттера и его торжествующие ухмылки. И не попасть в очередную засаду. Потому что, если уж они до спальни добрались, то что меня могло ждать дальше… Их и раньше-то ничто не сдерживало, а теперь, без угрозы отработок и исключения, они чувствовали себя в полном праве творить, что хотят. Но тут внезапно появился Люциус, окинул картину величественным взором, велел ждать, ушел и через десять минут вернулся с полным праздничным костюмом и эльфийкой, которая быстро все пригнала по мне. Выпускной все равно получился отвратным, потому что ничто не могло исправить то, что счастливая Лили танцевала с Поттером, но одет я был роскошно, что ни говори. Может быть, даже немного чересчур. Кружевные манжеты, костюм, одна ткань которого, наверное, стоит столько, сколько пара моих зарплат. Нарцисса еще потом что-то сделала с моими волосами и кожей, что я даже самому себе казался меньшим уродом, чем всегда. Среди ее чар были отражающие, так что когда Блэк попытался подпалить мне волосы, подпалил свои, да так, что проходил половину выпускного с головой, перевязанной платком на пиратский манер. Ну и конечно Люциус припер тогда духи. Что ж, запах был по крайней мере сносный, помнится, даже Мелоди Райт внезапно позвала меня танцевать. Не будь она со Слизерина, я бы искал подвох, но Люциус, стоявший в нескольких шагах от меня, кивнул тогда, и я пошел. Танцевать я выучился еще летом после четвертого курса. Лили настояла. Ходили слухи, что на следующий год будет бал. Потом, когда я уже стал преподавать, меня по поводу этих слухов чуть не каждый год дети допрашивали. Помимо выпускных, балы в Хогвартсе бывали очень редко, примерно раз в пятнадцать лет. Ну а теперь и выпускные в Ярком переулке. Не могу сказать, что скучал по ним. Но с моим теперешним внешним видом, к сожалению, тоже надо что-то делать. Очень хочется разбить зеркало, но не поможет. Несколько минут гордость во мне борется с идеей, что я не могу не выполнить просьбу Альбуса. Помимо того, что я обещал ему «все, что угодно», я не могу не соглашаться, что у всего, ну ладно, почти у всего, что он делает, есть резон. А составить в таком виде пару Марии Инессе… Нет никаких сомнений, что она заслуживает большего. Люциусу, к счастью, долго объяснять не нужно. Ну, или к несчастью. - Будешь должен мне… поцелуй, - говорит он со своей фирменной улыбочкой. - Ты мне должен куда больше, так что возьму как частичную оплату счета. - С тобой никогда не было легко, - кривит губы. И царственно взмахивает, приглашая вглубь дома. – Мимси! Я много в каких помещениях мэнора был. И благодаря нашим пьянкам с Люциусом, и благодаря тому, что следил за здоровьем Нарциссы во время беременности. И роскошную гардеробную свою Люциус мне тоже демонстрировал. И даже как-то я ему сам, не очень вменяемому после буйной ночи, помогал собираться в министерство. Десятки мантий, шубы, под сотню костюмов, десятки пар туфель и шкатулки с драгоценностями и между шкафами со всех сторон зеркала во весь рост – все это как будто пытается тебя подавить, как только ты тут оказываешься. И вот барочные потолки с позолоченной лепниной и нимфами ему в гардеробной зачем? Когда мы оказываемся здесь, Люциус указывает на одно из двух глубоких кресел, сам прохаживается вдоль шкафов. - Так, это, это и это. Ну, чего же ты ждешь? Раздевайся. - Отвернись. - Куда бы я ни отвернулся, здесь всюду зеркала, - хмыкает он. - Тогда выйди. - Ты полагаешь, что я чего-то там не видел? Я чувствую, как краска бросается мне в лицо. - Так тебя устроит? – он закрывает глаза рукой. Какие же изящные у него кисти… - Монах! Мимси, то ли сестра, то ли жена Дампси, повторяет за ним, прикрыв глаза ладошками. Я наскоро переодеваюсь, то и дело оглядываясь. Люциус издает смешки. Что он имел в виду под «чего он там не видел»? Когда раны лечил после рейдов? Но так, чтобы я сознание терял, такое было всего пару раз, и я не припомню, чтоб там был Люциус. В тот раз, когда меня на мой выпускной собирали, я в халате был. Люциус мне его сам же и подарил еще на Рождество на первом курсе, и я без него потом не ходил по спальне никогда. А переодевался я вроде за шторами. Когда пьянствовали, не было же ничего непристойного? Девочек Люциус при мне не приводил… Может, когда Лили замуж вышла, а он меня к себе привел? Неужели посмел?.. Мне становится как-то очень нехорошо. - Ночь на Белтайн, помнишь? – усмехается. А вот это да, действительно. Я и забыл. Единственный раз, когда я поддался всеобщему идиотизму, и мы с Эйвери и Мальсибером купались голыми. Значит, Люциус подглядывал. - Не знал, что ты заделался вуайеристом. - Ну, я же должен знать о том, что происходит у меня в имении. - Да неужели? - У Мальсибера был за мной должок. Ах вот как. Надеюсь, Лорд разрешит мне проклясть Мальсибера, когда вытащит эту жирную мразь из тюрьмы. - Ты так оберегаешь свою тощую задницу, Северус… - А ты так стремишься добраться до моей некрасивой тощей задницы, что я начинаю подозревать тебя в размягчении мозга. - Ну, у тебя есть другие достоинства. - Несомненно. Что теперь? Люциус окидывает меня оценивающим взглядом с головы до ног, и, судя по всему, остается доволен. - Мимси. - Мимси сейчас все сделает, хозяин. На этот раз костюм еще дороже, кружево теперь и по воротнику, а в кружеве жемчуг. Мантия из очень тонкой ткани, но с отделкой из меха и черного жемчуга по рукавам. От мантии я хочу отказаться, но Люциус качает головой. - Даже если ты повесишь ее на руку, уже эффект. Эльфийка встает на кресло с иголкой и ниткой в руке и колдует, даже не дотягиваясь до меня. - Морки, - командует Люциус. У моих коленей материализуется еще один эльф. И выглядит он как-то очень молодо. И для эльфа странновато. Да, он в застиранной наволочке, как и все остальные эльфы Люциуса, но вид у него такой, словно ему только наушников с музыкой не хватает. - Морки слушает хозяина, сэр! - Посмотри на туфли номер 12. Через десять минут туфли мистера Северуса должны выглядеть точно так же и чтобы хватило до десять утра, скажем. - Иееееееее! – разражается Морки воплем восторга. – Морки все сделает, сэр. Туфли с моих ног пропадают. Люциус театрально прикрывает лицо ладонью: - Это новое поколение эльфов… А я пускаюсь в максимально идиотские и неуместные рассуждения: - Меня всегда интересовало, почему эльфов одевают в наволочки. Ведь на них неприятно смотреть. И то, как одеваются слуги – это показатель того, как устроен дом, в котором они служат. - Ты считаешь, что мне нужны какие-то показатели? – вскидывается Люциус. – Мне, Малфою?! Они не слуги, они рабы! И я не собираюсь тратить на них ни кнатом больше! А если тебе неприятно что-то в моем доме… Не знаю, почему я решаю, что припереть его к зеркалу и поцеловать – сначала в губы, а потом в шею - лучший способ его заткнуть. Однако это срабатывает. Люциус запрокидывает голову и протяжно и почти беззвучно стонет, когда я прихватываю губами нежную кожу. Потом сердито отодвигает меня: - Это единственное, что тебя извиняет! Потирая шею, отходит к столику, на котором стоят шкатулки, и, порывшись в них, извлекает какую-то драгоценность. Подходит ко мне и, коротко поцеловав в губы, что-то делает с моим воротником, а потом разворачивает к зеркалу. Драгоценностью оказывается брошь с изумрудом величиной с перепелиной яйцо. - Отдашь… потом. Это еще от Малфуа, - говорит. – Не смей ее терять. - Не слишком ли? - Не слишком, - отрезает он. Потом накладывает какие-то чары внешности. Волосы взлетели и опали волнами. Тени под глазами исчезли. Кожа стала белее и ровнее. Мерлин, а даже и ничего… - Я аппарирую вместе с тобой, чтобы подправить чары на месте. Пока можешь выпить со мной чаю. - С удовольствием выпью чаю с тобой, Люциус, - отвечаю ему в тон. Еще бы успокоиться. - Остальных любовников ты тоже драгоценностями совращал? - А у меня были любовники? – с неожиданной злобой спрашивает он. Меня словно холодной водой окатило. То есть Рэнделл у него, что, первый был?.. Кажется, я больший идиот, чем я думал. Люциус никогда, ни с одним мужчиной не был добровольно. Это осознание несколько ошеломляет меня. - И ты не хочешь отомстить? – спрашиваю. - А что это даст? Поменяет как-то то, что этот урод?!. Его уже целая толпа перепробовала, - говорит с брезгливостью, - ему все равно. Почему-то я понимаю, что дело не в этом. Люциус все еще его боится. - Я могу пойти с тобой. - Вот только тебя там и не хватало! Я не собираюсь приближаться к этому уроду! – рычит он. - Хоть бы его кто-нибудь прибил! Мне хочется взять его за руку и погладить ладонь, но я удерживаю себя. Спать с Люциусом - последнее дело! Еще и Лорд если узнает, ничего хорошего из этого не выйдет. Вот чай – да. Это то, что сейчас в самый раз. В конце концов, Лорд с утра был в мэноре и в хорошем настроении. Может быть, еще какие-нибудь новости узнаю. На середине пути вниз Люциус стремительно оборачивается: - И будь добр, выдели на следующей неделе время, чтобы мы заказали тебе соответствующую одежду. Один из лучших людей повелителя не должен выглядеть как… - Оборванец? Он морщится: - Школьный учитель. - Ну, вряд ли повелитель от меня потребует блистать на балах. И я, если ты не заметил, и есть школьный учитель. - Которому давно пора стать директором! - В прошлый раз твоя затея не слишком-то удалась. - В этот раз удастся. Ну, в том, что Люциус взял прямой курс на отстранение Альбуса, я не сомневался. Мы входим в малую столовую, где уже накрыто на двоих. А Люциус никаких команд еще не давал, между прочим. Или дал еще тогда, когда шел меня встречать? Или эльфы команды из воздуха ловят? - Поспорим насчет Дамблдора? – подначиваю я. - Полагаешь, Дамблдор сможет мне помешать? С поддержкой министерства? – уточняет Люциус, сделав приличный глоток огневиски. Я ограничиваюсь чаем. - Если юные дарования и дальше будут устраивать рейды, министерство, думаю, быстро сообразит, что к чему. - Юные дарования. - Мне кажется, я слышу скрип зубов. - Что, еще что-нибудь произошло? - Ты считаешь, мне мало? – вскидывается Люциус, расплескивая огневиски. – И повелитель сегодня поинтересовался, когда вернутся Нарцисса и Драко. Как ты думаешь, Северус, сможет Драко пройти мимо факта, что в подвале у нас пропавший аврор? И как много мне ему придется объяснять? И сможет ли он не растрепать в школе, лопаясь от гордости… Я перехватываю его запястье. - Не нам ставить под сомнение решения повелителя. Уверен, что эта сомнительная ситуация разрешится до прибытия Драко, а также в том, что у него достанет сообразительности понять все происходящее правильно. И в любом случае в Хогвартсе я всегда рядом. Люциус затихает, то ли ошеломленный покровительственным обращением, то ли успокоенный обещанием присмотреть за его гиперчувствительным сыном. Вопрос, что захочет сделать из этого сына Лорд. Ну и как ему помешать до того, как он это «что» из него сделает. - Повелитель не говорил, когда появится в следующий раз? - У тебя есть новости для него? - Ничего стоящего. Но возможно, к следующему разу будут. Дамблдор может захотеть поговорить со мной в любой момент. Он, знаешь ли, расписания не придерживается. Поступает, как ему взбредает в голову. Иногда мне кажется, что он уже в маразме. - Для маразма рановато. А все эти его мерзкие ужимки… Когда тебе испортили костюм, он назвал это «шалостями мальчиков», ебучий старый козел. Кажется, лицо опять горит. Люциус говорил с Альбусом обо мне! А ведь Альбус никогда и словом об этом не обмолвился. Очередное подтверждение того, какой же он говнюк. - И что бы ты сделал, интересно? – спрашиваю тихо. - Доказательств все равно не было никаких. - Ну, если бы Эйвери, умник, не очистил бы твою одежду, превращенную в хлам, от мочи, то мы, конечно, имели бы все доказательства. Кроме того, мы же знаем, что существуют и другие способы. - Применять веритассерум при таком мелком обвинении никто не будет. Ну и доказал бы ты, что это они, и что? Им бы максимум грозил штраф за порчу вещей. А уж сколько удовольствия получили бы гриффиндурки во главе с Минервой. Так и представляю себе передовицу в «Пророке» - про обоссанного слизеринца. - Поскольку это было уже после официального окончания школы, в их личные дела были бы внесены соответствующие записи. - Никто из них не собирался идти работать в министерство, знаешь ли. Или ты пытался поставить вопрос о некомпетентности Дамблдлора? – прозреваю наконец я. Как же мерзко. Но вполне в духе Люциуса, конечно. Но неужели он рассчитывал свалить Альбуса с помощью такой мелочи? - Не пытался, а поставил. И о воспитании оборотня в стенах школы и о том, как Блэк отправил тебя к нему и как Дамблдор это замял, - Люциус комкает салфетку и бросает на стол, - сообщил попечителям тоже. А вот про Блэка я к тому моменту рассказывал только Лорду… - Дай угадаю, что произошло? Попечители рассмеялись тебе в лицо? - Северус, ну что же ты меня так недооцениваешь? Подобного по отношению к Малфоям никто бы не посмел себе позволить. Нет, меня сделали председателем попечительского совета и согласились с тем, что оборотней в школе впредь быть не должно, а также, что контролировать финансирование школы буду я лично. И предложили перенести выпускной за пределы Хогвартса, чтобы в замке больше не происходило подобной мерзости. - То есть, как я и предполагал, прокатили, - констатирую. - И, значит, это благодаря тебе я получаю такую мизерную зарплату? - Твоя зарплата, - фыркает он, - была бы на пятьдесят галлеонов меньше, если бы не я. - Ах вот как?! А тебе не приходило в голову, что я мог бы обойтись и без твоей благотворительности? - Мне приходило в голову, что ты мог бы поблагодарить меня, - самодовольно говорит Люциус. – За зарплату. - И за разглашение моих личных тайн, которые тебя не касались никоим образом! Бокал с водой, который я держу в руке, разлетается на мелкие осколки. Реакция Люциуса – почти мгновенная. Я не успеваю встать, а он уже нависает надо мной, залечивая мелкие порезы на лице и руках. - Чудом в глаза не попал, идиот! – шипит. – Тридцать пять лет человеку! Мог бы уже научиться себя контролировать! – Впивается мне в губу поцелуем-укусом. И когда я дергаюсь, чтобы отстраниться, тут же сам отстраняется и залечивает укус тоже. Бросает палочку на стол и опускается в кресло. Проводит рукой по волосам, хватается за шею, отводит волосы назад. Мистер Великолепие. - Не смей меня обвинять! - продолжает сердито. - Я никогда не называю имен в таких деликатных ситуациях. А на Слизерине подобного происходить не должно. - Ну разумеется. Я со всеми деликатными ситуациями, как ты выразился, до того, как ты этим озаботился, разбирался сам. Интересно, где ты был, когда Поттер мне руки на первом курсе сломал? Ах да, ту девчонку из Рэйвенкло трахал. И вдруг появляешься перед выпускным, чтобы решать все мои проблемы. Сказочная, мать его, фея! - Ну, в конечном итоге с твоими руками ничего не случилось! И ты со своими деликатными ситуациями действительно сам прекрасно разбирался. И ты мне не жаловался! - Ну еще бы я жаловался! - В этом и проблема, Северус! Ты, может быть, не помнишь, но ты ведь ни слова не сказал про то, кто разбил тебе руки. Ни Помфри, ни Эйвери, ни мне. - Ну, Эйвери я, положим, сказал. - Но не мне, Северус. Ты так стремился доказать, что можешь терпеть боль. Так изображал из себя мученика-стоика! - Ну а то ты не знал, кто мне руки сломал! Ты меня за идиота держишь, Люциус?! Думаешь, я не помню, как ты примчался в лазарет вместе с этой девицей, которая висла на тебе, и она тут же тебя уволокла обратно? Мне надо было тебя потом выслеживать, чтобы пожаловаться? Это так делается? И что бы ты сделал, если бы я пожаловался? Это всегда было слово четверых против слова одного меня. А от Помфри я получил только, как я смею лгать и наговаривать на такого замечательного мальчика. У нее четыре года заняло обнаружить, что не такой уж он замечательный. - Когда я стал попечителем, то регулярно спрашивал Слагхорна о том, не обижают ли тебя, и он говорил мне, что все в порядке, - продолжает Люциус, не слушая меня. - Откуда я мог знать, что на самом деле происходило, если мне никто не сообщал?!. Ты даже про оборотня мне не удосужился рассказать. А я, если ты не заметил, относился к своим обязанностям попечителя чрезвычайно серьезно. Меня разбирает смех. Это мне говорит человек, который напустил василиска на всех магглокровных студентов. - Что касается того, почему я тогда пришел к тебе… повелитель просил приглядеть за особо ценным кадром. Так что можешь предъявить – сколько лет прошло? восемнадцать? – претензии ему. Надо же. - Непременно предъявлю, Люциус, непременно… В Ярком переулке мы оказываемся в щели между домами, на противоположной стороне от танцзала и за два здания до него. Люциус в последний раз критически оглядывает меня. Делает еле заметное движение палочкой. - Все в порядке. Можешь идти, - говорит. - Спасибо, - искренне благодарю я. Делаю шаг в сторону переулка и оглядываюсь: - Люц, ты же понимаешь, что мы никогда… - Я знаю, Северус. - Он делает шаг ко мне. – Чтобы мы «когда», нужно было родиться в другом времени и других обстоятельствах. – Он поднимает руку в перчатке и легко касается моих губ. – Иди.