До бесконечности и дальше

— Что?! — пораженно вскричали Ям и Нина в один голос. — Ну, я же говорила: ты его не бросишь! — фыркнула Хим. Дело было утром, в школе. Родители сначала не хотели меня пускать, но я заверила их, что прекрасно себя чувствую, хоть это и было не совсем так. Тошнота отступила, но, стоило мне подумать о выходке Симона, как желудок снова сводило мучительным спазмом. Кроме того, грудь жгло нестерпимой болью от того, что мне не удалось воссоединиться с любимым. Но я все же решила пойти в школу. И дело было совсем не в жажде знаний. Просто мне нужно обсудить всю эту ситуацию с подругами, а в «Джем энд Роллер» отловить Гастона и попробовать, с его помощью, воздействовать на Маттео. По крайней мере, я должна выяснить, почему его друга так обидели мои отношения с Симоном. Ведь он уехал, не оставляя за мной никаких обязательств. И, между прочим, у меня тоже нет гарантий того, что он сам не заводил никаких интрижек в Англии. Так что теперь мы с девочками сидели в кабинете тригонометрии, обсуждая ситуацию. Ям и Нина пришли в ярость, узнав о выходке Симона. А последняя еще и самодовольно улыбнулась со словами: — Что и требовалось доказать. Ты не смогла перенести его прикосновение. — Ну, да. Ты была права, признаю, огрызнулась я. — Но напоминать мне об этом совсем не обязательно! — Прости, — улыбнулась моя подруга. — Но, если вспомнить, как ты со мной спорила… Я не ответила, да и что тут скажешь? Переоценила свои возможности. Не смогла стерпеть прикосновение губ Симона. Маттео был для меня единственным, клянусь богом, я совсем не против. Но для начала нужно решить одну проблему. — Не знаю, как убедить его в том, что предательства, с моей стороны, не было, — призналась я. — А его не было? — изогнула бровь Хим. — Луна, Мы ведь вчера все обсудили. Предательство было, и еще какое. — Думаю, нужно поговорить об этом с Гастоном, — вмешалась Ям. — Он — лучший друг Маттео, и должен знать, что его так обидело. — Да, ты права, — согласилась Нина. — Кроме того, вчера, увидев, что наш итальянец, в полном расстройстве чувств, убежал с роллердрома, Гастон бросился следом, забыв даже со мной попрощаться. Больше я не видела ни одного, ни второго. — Зато я видела, — добавила Ям. — Через час, в парке. Мы с Рамиро как раз пошли там прогуляться. Маттео сидел на скамейке, обхватив руками голову, а Гастон держал руку на его плече, как будто пытался безмолвно поддержать, но не находя слов. — Да это и понятно, — заметила Хим. — Что тут можно сказать? Тем более, он не в курсе всей ситуации. Гастон — честный и ответственный молодой человек. Он понимает, что за свои слова нужно отвечать, поэтому не станет ни в чем уверять Маттео, пока сам не разберется. И, я думаю, сегодня он сам к тебе подойдет, Луна, чтобы спросить о происходящем. — Или попытается выяснить через Нину, что более вероятно, — заявила Ям. Хим расхохоталась. — По-моему, ты путаешь Гастона с Рамиро! Лучший друг Маттео никогда не сплетничал и терпеть не может, когда этим занимаются другие. Нет, девочки, он сразу все спросит у самой Луны. — Да, — согласилась я. — Но, как вы думаете, возможно ли… не знаю… как-то… повлиять на Маттео через его лучшего друга? — Вот уж вряд ли, — покачала головой Нина. — Мы, конечно, можем привлечь Гастона на свою сторону. Тем не менее, он, в первую очередь, друг. Друг до мозга костей. Его задача — поддерживать и подбадривать Маттео в трудную минуту, да и просто быть рядом с ним. Он не станет ни в чем его убеждать и передавать чьи-то слова. К тому же, наш итальянец не относится к тому типу людей, которыми можно манипулировать. Он не станет слушать никого, включая своего лучшего друга. У него своя голова на плечах и свое сердце в груди. И все равно я попробую, — упорствовала я. — Попытка — не пытка. Если Гастон не согласится поговорить с Маттео, советом он, по крайней мере, поможет. — Я даже знаю, что он скажет, — елейным голосом ответила Хим. — Что-нибудь вроде: «брось сначала Симона, а уже потом лезь к моему другу». И это, опуская все возможные ругательства. — Эй! — возмутилась Нина. — Гастон не ругается! — Знаешь, в такой ситуации, мат появился бы даже в твоем лексиконе, — захихикала Медина. Вспомнив, как сама моя подруга поминала черта, а пару раз — и чью-то мать, я не могла с ней не согласиться. А хуже всего, пожалуй, что во всем этом я виновата сама… — Очень смешно, — огрызнулась Нина. — Но меня волнует немного другое. — Это что же? — удивилась Ям. — Я переживаю за самого Гастона, — призналась моя подруга. — Как я уже сказала, он — друг от Бога, поэтому будет воспринимать боль Маттео, как свою собственную. Вообще, самое страшное в жизни — это видеть страдания близкого человека и сознавать, что ты ничем не можешь помочь ему. — Да и самому Маттео не легче, — вздохнула Хим. — Мы все знаем, как он любит Луну, и как ревнует ее к Симону. — Не только к Симону, — со смехом заметила Ям. — Вы видели его реакцию на Себастьяна? — Еще бы! — хмыкнул ее лучшая подруга. — Весь Роллердром видел. Я молчала, чувствуя себя, в высшей степени, отвратительно. Ведь во всем была моя вина. Из-за меня будет страдать Гастон. И из-за меня уже страдает мой самый любимый на свете человек. Страшное ощущение. Просто страшное. Я чувствую себя какой-то девушкой легкого поведения. Ну, кто меня просил начинать эти нелепые отношения с Симоном, которые изначально были обречены на провал?! Как я могла не понять, что из этого не выйдет ничего хорошего?! А теперь все просто ужасно! Я не могу бросить Симона, потому что тогда он сбежит в Мексику. И не могу помириться с Маттео, потому что официально встречаюсь с Симоном. Все плохо! Все очень плохо! И в этом виновата я одна. Честное слово, никогда не испытывала к себе такой жуткой ненависти! Я должна была с самого начала отказать своему другу. Ведь понимала, что люблю другого, и это никогда не изменится! Но нет. Я придумала какую-то нелепую философию с отсутствием взаимной любви, как таковой, и бросилась в объятия Симона. А теперь из-за моей глупости страдает единственный человек, которого я люблю больше собственной жизни. Интересно, а может ли быть что-то еще страшнее?