До бесконечности и дальше

Маттео не выпустил меня из рук ни тогда, когда подъехала скорая помощь, ни тогда, когда меня осматривали врачи. Он сам таскал меня на руках и крепко прижимал к себе. Мои ролики, которые тот с меня снял, пока я была без сознания, висели у него на плече. Врачи осмотрели меня и объявили, что, как это ни удивительно, на теле нет никаких следов. Ни единой царапины. Я отделалась испугом. Но Маттео даже тогда не успокоился, поэтому на руках понес меня домой. Да и я была совсем не против. Прижимаясь к любимому, я как будто растворялась в нем. Словно и не было никаких ссор, недопониманий и прочего. Господи, надеюсь, это станет первым шагом к нашему примирению! — Ты собираешься нести меня прямо до порога? — поинтересовалась я, когда мы направлялись к особняку семьи Бенсон. — Более того, хмыкнул итальянец. — Я не успокоюсь, пока не подниму тебя по лестнице и посажу на твою кровать. Но ведь путь неблизкий, а я довольно тяжелая. Ты уверен, что… — Да, уверен. И, кстати, ты совсем не тяжелая, Девочка-Доставка. Либо я, за время пребывания в Оксфорде, стал физически сильнее, либо ты, за это время, похудела. Я давно заметил, еще на тренировках. Ты хоть чем-нибудь питалась, пока меня не было? Я молчала, да и что тут скажешь? Яснее ясного, что сила Маттео здесь ни при чем. Но ведь не говорить же напрямую о том, как я скучала во время его отсутствия и как переживала! — Прости, — смутился мой итальянец, неправильно истолковав мое молчание. — Я понимаю, мы давно расстались, и мне как бы не положено задавать такие вопросы. Это, скорее, прерогатива Симона. Но могу я хотя бы проявить заботу, как твой партнер? Мое сердце сжалось. С каким же отвращением Маттео буквально выплюнул имя моего друга! Его боль, в тот момент, была так очевидна! Нет, я должна успокоить любимого! Ему ведь плохо! — Ну, конечно, ты можешь задавать мне такие вопросы! — воскликнула я. — Вообще, любые вопросы! Хоть мы и не вместе, но я стараюсь расстаться с Симоном. Правда, стараюсь! — Зачем? — с той же болью спросил мой итальянец. — Ведь ты любишь его. Сама писала в том сообщении, помнишь? — Маттео, — хрипло вздохнула я. — Знаю, ты мне не поверишь, но… то сообщение было отправлено тебе по ошибке. Оно предназначалось другому человеку. — Это кому еще?! — хмуро спросил парень. — А ты не понимаешь, Клубничный Мальчик?! — с нежной улыбкой поинтересовалась я. — Симону, конечно же! Я отправляла его ему, но как раз в этот момент пришел учитель. А я заметила ошибку лишь тогда, когда Гастон спросил, что это значит, а Симон кинулся обнимать. И на лице моего друга был такой детский восторг, что у меня язык не повернулся сказать правду. А теперь он ведет себя до тошноты идеально, как будто понимает: я пошлю его подальше при первом неправильном слове! — Ну, да, единственный способ избежать наказания — быть осторожнее с языком, — хмыкнул мой итальянец. — Как в Средневековье. — Но теперь ты хоть немного можешь меня понять? — с надеждой спросила я. — Не знаю. Мне нужно время, Луна! Там, на горе, ты крикнула, что любишь меня, но… — Ты и так это знал. Но не можешь меня простить, и я понимаю. Думай, сколько нужно. За этими разговорами, мы добрались до моего особняка. Пронеся меня через ворота, мой Клубничный мальчик поинтересовался: — Как ты? Ну, теперь, когда вспомнила свои корни? — Если честно, у меня как бы не было ни времени, ни сил для осознания этого, — призналась я. — Почему? — не понял молодой человек. Вот, тогда я решила доказать ему свою любовь. Если Маттео хоть немного мне верит, то эти слова вызовут у него хоть какую-то реакцию. В идеале, конечно, они заставят его меня поцеловать. Но уж на это я и не надеялась. Вынудить бы его хотя бы остановиться! — Потому что, — выдохнула я, — из моей жизни пропал кое-кто, чье присутствие было для меня куда важнее моих корней и каких-то старых семейных загадок! Мой любимый, действительно, остановился и выдохнул: — Я идиот! — Почему? — шепотом спросила я, будучи в плену его прекрасных глаз. — Мне следовало с самого начала разобраться, а не принимать скоропалительных решений, — заявил итальянец. — Если бы я не уехал, ты не связалась бы с Симоном. — Но и не поняла бы, насколько мне дорог ты! — выдохнула я. — Не будем жалеть о прошлом. Лучше попробуем изменить будущее. Поцелуй меня, пожалуйста! Судя по всему, моего возлюбленного захватили те же невероятные чары, что и меня. По крайней мере, он послушно потянулся ко мне. Я подалась навстречу, теряя ориентацию в пространстве. Какая разница, где мы находимся, и сколько людей может нас увидеть?! Все эти люди там, далеко. А Маттео так… близко. Он обратился для меня в то единственное, что было настоящим в этом бессмысленном круговороте жизни! Только бы покрепче держаться за него! А любимый защитит меня ото всех других напастей! Но мгновение прошло. До поцелуя оставались считанные миллиметры, когда парень вдруг дернулся и выпрямился со словами: — Нет! Нет! — Почему? — охнула я. — Я не могу, — с болью в голосе отвечал Маттео. — Просто не могу так поступить с тобой и… Симоном. Он пошел дальше. Наваждение расселялось, но мне все еще отчаянно хотелось почувствовать губы любимого человека. И неважно, что дальше! — Я ведь пояснила тебе, что он для меня ничего не значит! — воскликнула я. — Пусть так, — заявил мой итальянец. — Но формально ты все еще встречаешься с ним. И, если я поцелую тебя сейчас, с твоей стороны, это будет называться изменой. А я не хочу, чтобы ты даже на шаг приближалась к подобной грязи. Открой дверь. Мы подошли к парадному входу в особняк, и я послушно повернула ручку. В гостиной сидели папа и дедушка. Ну, вот! Только этого не хватало! Увидев нас, Мигель Валенте немедленно всполошился и позвал жену. Однако Маттео никому меня не отдал до тех пор, пока не донес до комнаты и не опустил на кровать. Он хотел сразу уйти, но я схватила его за руку, не отпуская. Нет! Только не сейчас! Не тогда, когда мы так близки к примирению! Мои родители минут двадцать прыгали вокруг. Конечно, правды мы не могли им рассказать. Я солгала, что упала в парке, а Маттео мне помог. Но чета Валенте почему-то окинула его презрительными взглядами. Странно. Что мой возлюбленный им сделал? Наконец, родители все же оставили нас одних. — Прости, — заметила я. — Они так враждебно тебя восприняли… — Ничего страшного, — покачал головой парень. — Это нормально. С тобой точно все в порядке? — Да, да, все хорошо. За исключением того, что тот, кого я люблю, отказался меня поцеловать. Маттео замер. Губы его дрогнули, а в глазах появилось огромное, прекрасное и светлое чувство. Сердце мое запело. Он любит! Он тоже любит меня! Этот взгляд был красноречивее самого романтичного признания. Но тут глаза парня омрачила какая-то мысль, губы сжались в тонкую линию, а лицо снова сделалось непроницаемым. Выпутавшись из моих рук, он поднялся и заявил: — Хочешь правду, Луна? Мне противно представить, что ты вот так же держишь за руку, обнимаешь и целуешь Симона. И так будет до тех пор, пока вы вместе! — Маттео! — воскликнула я. Но смысл моей жизни уже выскочил за дверь и был таков…