До бесконечности и дальше

Но тут Гастон, похоже, сем понял, что сказал, и поспешно воскликнул: — О, боже, Маттео, прости! Я не хотел! Конечно, этот спор давно не имеет для тебя никакого значения, и… — Да о чем ты, вообще?! — воскликнул его лучший друг. — Какой еще спор?! Не помню я ничего такого! — Конечно, не помнишь, потому что он для тебя никогда ничего не значил. Луна нравилась тебе с самого начала, и ты очень любишь ее сейчас. Но помнишь, Когда она только переехала сюда? Ты еще всячески отрицал свои чувства к ней. — Дурак был, — пробурчал Маттео, — вот и отрицал. Но спора никакого все равно не помню, хоть убей. — Ну, и правильно, нечего эти глупости вспоминать, — отмахнулся Гастон. — Главное, что сейчас вы вместе и любите друг друга. А по какой причине ты начал с ней общаться — не суть важно. — Ты сам себя слышишь, приятель?! Я начал общаться с Луной, потому что уже тогда, наверное, любил ее! Может, не так сильно, как сейчас, но, поверь: то, что я, пожалуй, и мог ляпнуть тебе по глупости, не имело для меня ровным счетом никакого значения! А ты мне про какой-то там мифический спор втираешь! — Ну, прости, брат! Сам не знал, что несу! Конечно, ты любишь ее и всегда любил, вне зависимости от каких-либо споров! — Да знаешь ли ты, безмозглый идиот, что вчера я умер тысячью смертей, когда тот урод направил на Луну пистолет?! Что я стал перед ней, готовый принять пулю на себя, лишь бы только с ней ничего не случилось?! — Маттео, послушай… — Нет, это ты послушай! Думаешь, что знаешь меня лучше, чем я сам себя знаю?! А вот черта с два! Ты понятия не имеешь, как я люблю Луну, и что она для меня значит! Да, изначально я до смерти боялся этих чувств, поэтому всячески их отрицал! Но мне казалось, ты знаешь меня в достаточной степени, чтобы понять: я лгал. Причем, лгал и тебе, и самому себе. Я всегда ее любил, и это чувство со временем только крепло. А знаешь, почему я не помню никакого спора? Потому что для меня это, вообще, ничего не значит. Наверное, я сказал тебе это в один из тех моментов, когда мысленно был на другой планете, думая о том, чем Луна так меня зачаровала. Право же, Гастон, не ожидал от тебя такой откровенной глупости! — Маттео, братишка… — Хватит! Больше ничего не желаю слышать! Сначала ты обижаешься, прекрасно зная, что я тоже сделал все ради спасения Хим. А теперь еще и говоришь мне про какой-то спор, также, прекрасно зная, каким я тогда был идиотом. Все! Довольно! Видеть тебя не могу! С этими словами, мой парень шагнул за шкафчики, где, будучи в полном шоке, сидела я. У меня в груди горел самый настоящий пожар. Все хорошо! Он не помнит никакого спора и общаться со мной начал не ради него, а потому, что я, действительно, ему нравилась! И как только можно было усомниться в искренности его чувств?! После всех поступков, после всех поцелуев и после вчерашней ночи?! Нет, Маттео любил и любит меня. Абсолютно точно. — Прости, любимая, — смутился он, замерев под моим взглядом. — Я забыл, что ты здесь. Если у меня и было какое-то сомнение в искренности парня, то при этих словах, и оно растаяло. Он забыл о том, что я все слышала, а значит, говорил именно то, что чувствовал. Не то, что я хотела бы услышать. Тут через плечо Маттео заглянул Гастон. Заглянул, охнул, побледнел, как полотно, и поспешно забормотал: — Боже, Луна, прости! Ты не думай, он, действительно, тебя любит! Черт, да этот спор… — Исчезни! — прорычал мой возлюбленный, обернувшись на мгновение к лучшему другу. — Просто исчезни! Наверное, во взгляде его была такая холодная ярость, что Гастон тут же стушевался. Он быстро переобулся и поспешил покинуть раздевалку. Маттео снова посмотрел на меня, но теперь в его глазах появился страх. Он до смерти боялся, что я не поверю в его чувства и уйду. Глупый, глупый мой мальчик! Я, молча, подошла к возлюбленному, взяла его за ворот рубашки и крепко поцеловала в губы. Тот замер, но потом плечи его заметно расслабились, и он ответил на поцелуй с такой горячностью, что оторвал меня от пола. Некоторое время мы просто самозабвенно целовались. Я чувствовала, как внутри зарождается то самое сладкое томление, которое возникало вчера. И теперь мне стало понятно, как это называется: желание. Я снова хотела оказаться с любимым в постели. Хотела, чтобы он был во мне. И, судя по эрекции парня, упершейся мне в бедро, это желание было очень даже взаимным. Мы прильнули вдруг к другу крепче, но тут послышалось чье-то ехидное: — Кхе-кхе! С сожалением мы прервали свое занятие и одновременно посмотрели туда, откуда исходил звук. Возле перегородки, весело ухмыляясь, стоял Рамиро, а из-за его плеча выглядывала Ям. — Ребят, — прохихикал парень, — я, конечно, все понимаю, но шли бы вы в более уединенное место. А то у меня такое ощущение, что одним поцелуем вы уже не ограничитесь. Только разврата нам здесь не хватало. Невольно рассмеявшись, мы с Маттео все же взяли свои вещи и рука об руку покинули «Джем энд Роллер». Правда, уже за углом парень снова прижал меня к себе и утопил в головокружительном поцелуе. Наши языки встретились, дыхание стало прерывистым. Мы прильнули друг к другу так, словно желая слиться воедино. Впрочем, это и так уже произошло. Мы стали одним целым задолго до того, как начали встречаться официально, и, тем более, до вчерашней ночи. — Господи, как же я тебя люблю! — выдохнул Маттео, когда наши губы разъединились. — Так сильно, что меня это даже пугает! И я никому никогда не позволю сомневаться в искренности моих чувств к тебе! — Я тоже очень-очень люблю тебя! — прошептала я в ответ. — Но скажи мне одну вещь. Только честно. — Луна, я всегда честен с тобой! Что ты хочешь знать? — Ты, действительно, не помнишь того спора с Гастоном? Да, именно это меня заинтересовало. Я понимала, что Маттео меня любит. Понимала, что взаимное притяжение возникло между нами еще в Канкуне. Но мне хотелось знать, не солгал ли мой парень своему лучшему другу только ради того, чтобы я услышала, как мало для него значил этот спор. — Ну, разумеется, я сказал правду, — отвечал Маттео. — А знаешь, почему мне так трудно вспомнить, спорили мы с Гастоном или нет? — Наверное, потому, что это было давно, — предположила я, чувствуя, как счастье наполняет меня до краев. — Нет, Девочка-Доставка, — покачал головой мой возлюбленный. — Правда в том, что я запоминаю только по-настоящему важные вещи. Например, нашу первую встречу, то, как я вытащил тебя из бассейна, и вообще, каждую минуту с тобой. Каждый разговор, каждую улыбку, каждый танец, каждое объятие и каждый поцелуй! О, господи! Он помнит! Помнит то же самое, что и я! Боже, я сейчас умру от счастья! Больше всего мне теперь хотелось уединиться с ним на ближайшей горизонтальной поверхности. Черт, да я бы отдалась ему прямо здесь, на асфальте! Но вряд ли мы были готовы к таким экспериментам, поэтому я шепнула: — Пойдем домой! Кажется, меня сейчас на части разорвет! — Меня тоже, — выдохнул Маттео мне в губы. — Только забежим по дороге в аптеку. Думаю, нам еще рано становиться родителями!