До бесконечности и дальше

Каким-то образом нам удалось дотянуть до приезда врачей. Мы прижимали к ране Маттео мокрые полотенца, а Гастон перевернул его на бок, чтобы тот не захлебнулся собственной кровью. Но это все было уже неважно. Главное, что на момент приезда «неотложки» сердце моего парня еще билось. Врачи, к слову, примчались в рекордное время — через пять минут после звонка — и тут же взялись за работу, бесцеремонно вытолкнув из комнаты всех, включая бессознательного злоумышленника. — Наше дело — спасти раненого, — заявил один из медиков, худой мужчина лет сорока трех. — А про то, кто виноват, пусть думает полиция. Две патрульных машины подъехали буквально через пару минут. Из одной, к моему удивлению, выскочил Марио собственной персоной. — Мне сообщили, что на адрес моего крестника вызвали полицию, — сказал он, коротко пожав Гастону руку. — Что здесь случилось? Луна, ты в порядке? Я вздохнула. Мужчина, конечно, думал, что это на меня снова покушались. Вот только как ему объяснить, что, на сей раз, жертвой покушения — намеренно или по ошибке — стал сам его крестник. Но тут меня выручил Гастон, без обиняков заявив: — Сейчас все не так, Марио. Теперь напали на Маттео. Марио судорожно вздохнул. Да уж, друг его крестника умеет сообщать дурные вести! — Где он?! — хрипло спросил шеф полиции. — Он жив?! — Жив, — встряла я, не зав Гастону и рта раскрыть. — Им занимаются врачи. — А того типа, что пытался его убить, я оглушил, — добавил парень, кивком указав на тело преступника. — Вот он. Смерив неподвижную фигуру ледяным взглядом, Марио строго обратился к своим подчиненным: — Ну, чего вы ждете?! В машину его — и в участок. Сразу ко мне в кабинет. Через час я буду там, а через полтора мы уже будем знать все, что нужно. Вид у него при этом был такой, что мне сразу стало понятно, почему именно этого человека считали повелителем допросов. Даже не повышая голоса, крестный моего парня сумел заставить все внутри меня заледенеть от ужаса. На секунду я почувствовала в Марио настоящего головореза, хотя и знала, что на деле он таковым не являлся. — И приведите его в чувство, — продолжал шеф полиции раздавать указания. Он мне нужен в трезвом уме и твердой памяти. — Будет сделано, босс, — отчеканил один из полицейских. — Вы не поедете с нами, в участок? — Нет, — отвечал тот. — Я приеду на такси, как только в подробностях выясню, что здесь случилось, и узнаю, что с моим крестником. — Тогда давайте, Морталини останется здесь и привезет Вас, — предложил другой полицейский. — Этого мы сможем отвезти в участок и на одной машине. На том и порешили. Провод на запястье злоумышленника быстро сменили наручниками, и парня увезли. Мы с Гастоном и Марио спустились в гостиную. Антонелла куда-то отлучилась, да и она все равно ничего не видела. — Итак, — подытожил шеф полиции, усевшись на диван, — что, черт возьми, произошло?! С помощью Гастона, я вкратце рассказала об инциденте. Мужчина потер подбородок и заявил: — Слушайте, я, вообще, ничего не понимаю. Для начала, почему ты, Гастон, сидел под дверью и пытался поговорить с Маттео через нее. Вы что, поссорились? — Строго говоря, это он на меня обиделся, — пояснил тот. — Вот я и пытался извиниться. Понимал, что, действительно, задел его за живое. — Гастон усомнился в искренности чувств Маттео ко мне, — перевела я. — Обвинил его в том, что он со мной только из-за какого-то мифического спора. — Что?! — взвился Марио. — Какого еще спора?! — Вот и Маттео долго не мог понять, о каком таком споре шла речь, — кивнула я. — И так до сих пор не понял. — Пусть не заморачивается, — пробурчал Гастон. — Потому что я уже сам не уверен, что этот спор мне не приснился. — И не удивительно, что мой крестник его не помнит, — развел Марио руками. — Даже если что-то такое и было, то он сказал это по глупости и тут же забыл. Потому что уже тогда он тебя любил, Луна. Я это видел. И Гастон должен был видеть, будь он хорошим другом. — Я хороший друг! — взвился парень. — Да, я тоже видел, что Маттео влюбился в Луну еще тогда, в Канкуне. То, что между ними начнется такая химия, было лишь вопросом времени. И спор, даже если он и был, не имеет никакого значения ни для меня, ни для него, ни для нее. Я даже не помню, на что мы спорили. — Тогда зачем сказал Маттео такие страшные слова? — напустился на него Марио. — Ты же обидел и ранил своего приятеля! — Прошу Вас, Марио! — застонал Гастон, обхватив руками голову. — Не сыпьте мне соль на рану! Говоря откровенно, я сам не понимаю, зачем это сказал! Вот, просто не понимаю! Я злился и обижался на него, но никогда не хотел так обижать! Ни в коей мере. Сам не знаю, что на меня нашло. Может, гнев застелил мне глаза. А может, я просто рехнулся. Одно могу сказать точно: даже в том маловероятном случае, если Маттео меня простит, сам я себя не прощу уже никогда. Тут он поднял на меня взгляд, полный отчаянной мольбы, и спросил: — Луна, вы ведь не поссорились из-за моих слов? Поверь: мой друг тебе обожает! Был спор, или нет — а он полюбил тебя с самой первой встречи, там, в Канкуне. Я задумалась. Может, имело смысл сказать, что мы сильно поругались из-за этого? Проучить парня, чтобы в следующий раз неповадно было? Но нет. Увидев лучшего друга в крови, тот, наверное, был с лихвой наказан. В конце концов, он и так сожалел о своих словах — ни к чему все усугублять. — Нет, не поссорились, — покачала я головой. — Да и с чего вдруг? Если уж на то пошло, полтора года назад идиотом был не только Маттео. Кроме того, я в достаточной степени изучила своего парня, чтобы понять: никакого спора он, действительно, не помнит. Гастон облегченно вздохнул, а Марио мягко тронул меня за плечо и сказал: — А ты еще мудрее, чем я думал, девочка. Может, поэтому Маттео так тебя любит. — Вот уж, что мне точно не свойственно, — так это мудрость! — отмахнулась я. — Но давайте пока прекратим эту бесполезную дискуссию. Хочу напомнить: Маттео там в крови!