До бесконечности и дальше

Зрелище и впрямь было малоприятное. Впрочем, надо отдать Просперо должное, он старался все делать быстро, сводя страдания пациента к минимуму. Нож, как выяснилось, нужен был ему для того, чтобы расширить рану, облегчая себе доступ к застрявшей внутри пуле. С первым надрезом Маттео застонал, но боль оказалась кратковременной. Движение кисти руки бывшего военного врача было быстрым и точным. Сложнее всего моему парню пришлось во время извлечения пули. Он старался не показывать, как больно ему было, но я видела. Да и почему Маттео не должно было быть больно?! Ведь в его разбитом боку довольно долго копались чьи-то пальцы. Да, да, пулю из тела моего возлюбленного Просперо извлекал руками. Это вам не больница, где все было автоматизировано. И все же военному врачу удалось добиться успеха. Через несколько минут он извлек из раны окровавленную пулю, дав, наконец, пациенту выдохнуть. Да и я сама лишь тогда сообразила, что напрягалась всем телом, когда ему было плохо. И сейчас, не дав себе даже расслабиться, и покрыла мокрое лицо возлюбленного успокаивающими поцелуями. Какая там брезгливость?! Я любила этого человека и готова была принять в себя каждую каплю этого пота, каждую гримасу боли и каждый стон. Все, что угодно, лишь бы он поправился! — Тише, тише, любимый! — зашептала я. — Осталось совсем чуть-чуть! Сейчас тебе перевяжут рану — и все! — Не все, — покачал головой Просперо, услышав мои слова. — Самая сильная боль впереди. — Господи, куда еще сильнее?! — воскликнула я в ужасе. — Сейчас увидите, — отмахнулся бывший военный врач. — Просперо, Вы меня пугаете! — охнула я. — Что Вы собираетесь делать?! Но мужчина, пропустив мой вопрос мимо ушей, подал знак Лауре. Та подала ему еще один нож, только раскаленный докрасна. Видимо, его долго держали в горящем камине. А дальше никто ничего не успел понять. Мгновение — и плоская сторона лезвия оказалась приложенной к ране моего возлюбленного. Крик. Громкий крик. Слишком громкий. И я даже не сумела определить, кому этот самый крик принадлежал. Возможно, всем нам одновременно. Лишь тогда, когда Просперо убрал нож с раны моего парня, крик прекратился. — Что… что Вы сделали?! — дрогнувшим голосом спросил Гастон. — Зачем?! — Это — единственное, что я мог сделать для того, чтобы парень не истек кровью, — развел руками бывший военный врач. — Прижег разорванные сосуды. Тут я обратила внимание на то, что Маттео больше не сжимал мою руку. Более того, он больше, вообще, ее не держал. В ужасе я посмотрела на возлюбленного и громко ахнула. Глаза парня были закрыты, а лицо выражало поразительное умиротворение. — Нет! — закричала я. — Нет! Нет! Любимый! — Эй, сеньорита, спокойно, — осадил меня Просперо. — Смотрите! Он взял с тумбы маленькое зеркало и приставил его к лицу Маттео. Зеркало запотело. — Видите, он дышит, — пояснил бывший военный врач. — Просто потерял сознание от боли. И это даже хорошо. Пусть отдохнет. — Теперь Вы закончили? — вмешался Гастон. — Его жизни больше ничто не угрожает? — Да, мы сейчас смоем кровь, перевяжем рану — и все с ним будет хорошо, — отозвался Просперо. — Ночью может подняться высокая температура. Это нормально. Просто нужно, чтобы кто-нибудь остался с ним ночью, делать холодные компрессы. — Я побуду, — немедленно вызвалась я. — Ты одна не выдержишь всю ночь, — возразил Гастон. — Мне все равно не заснуть, пока он в таком состоянии, — покачала я головой. — Ничего не знаю, — отмахнулся лучший друг моего парня. — Сейчас шесть вечера, так? Я сменю тебя в полночь. Дольше ты не просидишь. И пусть с тобой останется кто-нибудь, кто будет выполнять функцию «подай-принеси». Нужно ведь будет бегать на кухню за холодной водой. — Я останусь, — заявила Дельфи. — А я сменю тебя, когда Гастон сменит Луну, — добавила Хим. На том и порешили. Ужин Лаура накрыла нам в гостиной. Как выяснилось, даже она была предупреждена о моей диете, и получила я бульон с овощами. Это напомнило мне, также, о настойке Антонеллы, которую я тут же и выпила. Маттео, конечно, было не до наших игр, но прием лучше не прекращать. После ужина Просперо побыл с моим возлюбленным, а Лаура показала нам наши комнаты. Что забавно, нас с моим парнем даже здесь положили вместе. Очевидно, Марио был осведомлен о личной жизни крестника куда больше, чем мы с ним думали. Итак, занеся вещи в комнату, я собиралась, было, возвращаться в гостиную, но в дверях столкнулась с Гастоном и Просперо, которые, погрузив все еще бессознательного Маттео на носилки, внесли его в комнату и уложили на кровать. — Я вспомнил, что носилки уже несколько лет стоят у нас в гараже, — пояснил бывший военный врач, поймав мой недоумевающий взгляд. — Ну, мы и решили, что здесь парню будет комфортнее. — Да и ты сможешь отдыхать рядом с ним, — добавил Гастон. — Спасибо вам, — искренне поблагодарила я. — Так, действительно, будет проще. А теперь, Гастон, марш спать. — Я приду в полночь, чтобы дать поспать тебе, — напомнил парень и вышел из комнаты. Прежде, чем последовать за ним, Просперо дотронулся рукой до лба Маттео и со вздохом заметил: — Температура начинает подниматься. Холодные компрессы должны помочь. Если станет совсем плохо, зовите меня. Моя комната на первом этаже третья слева. — Что значит — совсем плохо? — не поняла я. — Если он перестанет дышать, — пояснил бывший военный врач. — Хотя это крайне маловероятно. — Но возможно? — испугалась я. — Все в этой жизни возможно, сеньорита, — пожал плечами мужчина. — Но, повторюсь, процентов девяносто пять, что Ваш молодой человек спокойно откроет завтра глаза. Тут в комнату вошла Дельфи, неся в руках большую миску с водой и кусок бинта. — А вот и Ваша помощница, — засуетился Просперо. — Все, мне пора. Если что, я рядом. И мужчина вышел из комнаты, оставив меня сражаться за жизнь возлюбленного…