Да, она считала каждую минуточку.
Лиза сидела на кровати, поджав ноги, и ждала, что рыжий зайдет в комнату. Пусть он будет пьяный в хлам, неспособный ходить и членораздельно разговаривать, только бы он пришел в номер и завалился спать рядом. Живой и здоровый. Она не знала, что делать. Куда звонить, кому писать, кого звать на помощь? Чувство вины заглушило здравый разум, девушка устала ждать, прожигая мыслями себя изнутри. Внутренний голос шептал ей, что это русая виновата: это она полезла в душу парня, это она потеребила старые, вечно гноящиеся раны, это она заставила его голос дрожать от кома в глотке. Каждая минута давила на нее, заставляя все больше вжаться в спинку кровати. Она же почти не знает его. Но чувствовала боль, которой пропитана каждая фраза, срывающаяся с его уст. Девушка судорожно пыталась придумать хоть какой-то план. Вспомнить, исчезал ли парень так на долго за время их знакомства. Исчезал. Во время их первого интервью. Тогда русая не обратила на это внимание, она была занята в своей комнате написанием его биографии. Тогда она слышала, как тяжелыми шагами рыжий спускался вниз со второго этажа. Как хватал ключи от машины, лежащие на тумбочке у входной двери. Как звонил Юлику и просил помощи. Вот и спасение ее. Юлик. Это единственное звено между ними, Кашин говорил, что они хорошие друзья, значит, он должен знать, что с писателем происходит и часто ли с ним такое. Все это время биограф не выпускала из рук телефон, вечно смотря на часы. Неред разблокировала экран и зашла в диалог с Онешко. Он был оффлайн, что и не удивительно. В Санкт-Петербурге сейчас около восьми часов утра, чертовы часовые пояса. Но это был ее последний шанс.Елизавета Неред 17:45 Юль, привет. Елизавета Неред 17:45 Ответь, пожалуйста, быстрее. Елизавета Неред 17:45 Кашин ушел двенадцать часов назад и так и не вернулся. Так часто бывает?
Теперь ей оставалось только молиться, чтобы он проснулся и ответил. Или же отлип от какой-то бабы и ответил своей подруге. Минуты тянулись еще медленнее, чем раньше. С каждой секундой слезы стекали по бархатным щекам, оставляя неприятный соленый путь, и жжение в глазах. Неред смотрела на экран телефона, словно заклинала его, и Юлик все-таки зашел и стал что-то печатать. Юлий Онешко 17:58 Лиз, он часто так делает. Юлий Онешко 17:58 Только не ищи его, прошу. Он сам придет. Юлий Онешко 17:59 Успокойся, Лиза. Все хорошо. Там, на другом полушарии, парень разбивал в кровь руку. Он знал, что это случится, и так легко отпустил их. Он знал, что Кашин опять начнет употреблять, потому что ему больно. На что надеялся брюнет? На то, что Лиза его остановит? Или на то, что Данил так уйдет с головой на написание нового «шедевра», что забудь про эту дрянь? А ведь это он его подсадил. Когда писателю было плохо, Юлий показал ему сказочный мир наркоты. Это он его испортил. Но теперь это уже не важно. Сейчас важна Лиза, которая сидит в номере и трясется от страха за этого уебка. А что, если он сейчас завалится в номер и причинит ей вред? А что, если он сейчас лежит где-то, дергаясь в предсмертных конвульсиях? Так много «а что, если…».***
Свет ярко слепил глаза, от чего Кашину пришлось проснуться. А еще от сырости. И от пса, который тянул его за рукав кофты. Парень был весь мокрый, это и не удивительно, он уснул в луже в одной из подворотен. Кажется, что его даже стошнило пару раз, судя по состоянии кофты и неприятном привкусу во рту. «Ты думал, что уже упал на дно? Но снизу постучались, жалкий ты ублюдок» — прозвучало в его голове — «Но ты хоть не додумался пойти в номер к Лизе. Браво, Кашин!». Перед глазами все плывет и качается, Данил даже встать не может: он сразу падает в лужи. Рыжий все также лежал на асфальте и смотрел на небо, судя по которому уже был вечер. Все, о чем сейчас мечтал Кашин, ограничивалось едой, душем и свежей одеждой. Около года он прожигает свою жизнь, но еще никогда не падал так низко. Наркотики лишь на время помогают избавиться от проблем, а на следующий день они возвращаются, прибавив к себе еще несколько десятков бед. В висках бил молот, а ноги предательски подкашивались, стараясь уронить своего хозяина. Как оказалось, подворотня, где «переночевал» писатель, находилась недалеко от отеля. Как же он надеется, что Лиза спит или ушла куда-то, не дожидаясь его. Кашин больше чем уверен в этом. Или парень просто себя успокаивает? Он знал, что не хочет появляться перед своим биографом в таком обличии. Она не должна была знать о его зависимости, которую он наконец-то признал. Данила не хотел, чтобы Лиза переживала за него. А тем более боялась его. Он выглядел настолько плохо, что его даже не хотели пускать на порог отеля, не то, что в номер, но после предоставления ключа его пропустили. Каждый этаж приближал его к чистоте и уюту. Парень как можно тише, на случай если русая все-таки спит, открыл дверь. На постели сидела девушка и тихо всхлипывала. У Лизы не было больше сил плакать, она, кажется, пару раз едва ли не потеряла сознание от обессиливания. Шорох со стороны входной двери заставил ее устало взглянуть, чтобы увидеть там всего лишь уборщицу или мальчика, что искал своих родителей. Но там стоит Кашин. Помятый, грязный и совершенно несчастный. Девушка подлетает в кровати, пару раз даже упав, но во время схватившись за стены, к Дане. В его голубых глазах читается сожаление и страх: — Данечка, мой хороший, что случилось? — русая оглядывала его с ног до головы. — Я тебя ждала. Тринадцать часов, шестнадцать минут и пятьдесят три секунды, — слезы снова катились градом по ее щекам. — Прости, я не… — парень запнулся. — Я не хотел, чтобы ты переживала и плакала. Прости, прошу. — Где ты был? Я сходила с ума от мысли, что ты что-то с собой сделаешь, — парень прижал маленькое всхлипывающее тельце к себе. Он лишь как мантру повторял «прости, прости, прости». Данил был в душе, стараясь смыть с себя всю грязь, но получалось только отмыть её с наружи, а внутри все так же скреблись кошки, раздирая всю душу и сердце. Он снова причиняет боль. Только теперь новому, совершенно чистому существу. А ведь Онешко предупреждал, что убьет его, если тот хоть на шаг приблизится к Лизе. Она ждала его, считала секунды, переживала. А он…а он слабый и жалкий, ему было плевать на девушку, главное — это он и его боль, а то, что он порождает смуту в юной душе, его мало волновало. Сколько ей? Лет двадцать, двадцать один? Она еще совсем маленькая и наивная девочка. Слушает его с открытым ртом, ловя каждое слово. Парень протер зеркало от белой пелены, что появилась благодаря пару. Кашин давно перестал узнавать в отражении себя. Раньше голубые глаза были светлыми и чистыми, казалось, что это озера. А теперь же они мутные, словно болото. Все тоже самое и в его душе. Чистое и светлое сменилось на мрачное и мутное. На щеке писателя виднелась ссадина — скорее всего, получил, когда был под ЛСД. Под глазами были уже иссиня-черные круги, а некогда яркие веснушки бледными точками напоминали больше шрамы. Искусанные и кровоточащие губы были поджаты. Руки слегка подрагивали, а тело его с каждым разом становилось все легче и легче. Он довел себя до этого сам. Сам загнал себя в угол и добивал ногами.ты плачешь в подушку, потому что ты немощен ты восхищаешься, но проклинаешь всё на свете и хочется сделать с собою страшные вещи; и страшно думать, кем будут твои же родные дети.
Пока Кашин был в душе, Лиза отписалась Юлику, что все хорошо и парень вернулся домой. Она еще не знала, что Онешко готов разбить лицо своему другу прям в аэропорту Санкт-Петербурга. Дверь ванной отворилась, и из нее, ели переставляя ноги, вышел молодой человек, чей взгляд пал на Неред, закутанную в одеяло и откусывающую печенье. Уютная и веселая, о слезах теперь свидетельствовали лишь красные слегка опухшие глаза. Кашин снова провел параллель между ней и Лерой. Она была такой же невинной и счастливой. Только он проебался. А теперь он не допустит этого. За жизнь он впускал немного людей в своей мир, и Лиза стала еще одним человеком, с которым он хотел делиться своими мыслями. Только надо ли это ей? Кашин аккуратно присел на край кровати и попытался заглянуть в каре-зеленые глаза, чтобы увидеть там ответ на ее вопрос. И он увидел искру, которая загорелась, когда он только вошел в комнату: — Лизк, я тебе, — он нервно сглотнул, а русая подняла голову, чтобы видеть парня. — Рассказать кое-что должен. Только давай договоримся, что ты не начнешь орать и истерить, ладушки? — рыжий грустно улыбнулся, а Лиза неуверенно кивнула в знак согласия. — Это была причина твоего исчезновения? — теперь же кивнул в ответ ей писатель. — После того, как я начал ощущать пустоту, мне предложили аналог яркости мира. Наркотики. Парню, у которого умерла от передоза девушка, предложили наркоту, не видишь ли ты здесь иронию? И я принял их, — Данил тер ладони. — И вчера, я ушел за новой дозой. Меня это никак не оправдывает, я знаю. Ничтожество. Я не достоин жизни . — У меня тоже была зависимость, — еле слышно произнесла Неред. — Я понимаю, что ты чувствуешь, — в глазах парня появился немой вопрос. — Мы не идеальные, правда? Я переехала в СПб только, чтобы забыть весь тот ужас. Два года терапии, и вот я теперь здоровый человек, — русая потянула свою руку к рукам Дани. — Если ты не можешь с этим справиться, то тебе нужна помощь специалистов. Это я тебе говорю как бывшая наркоманка, — девушка еле заметно ухмыльнулась лишь в знак того, что не будет орать и гнобить парня за его слабость. Она и сама знает как это быть «на игле». — Я бы никогда не подумал о тебе такого, Лиза, — Кашин взял ее маленькие ручки в свои и аккуратно поглаживал их бархатную кожу. — Теперь понятно, почему Юля так боялся нашего знакомства. Он боится, что я испорчу тебя и сломаю. — А что, если нет? Ты не можешь сломать то, что было сломано до тебя другими, разве не так? — писатель сел на кровать с ногами, тем самым подвинувшись ближе к своему биографу. — А давай наоборот? Ты меня будешь исправлять? Как сломанную игрушку, — Данила приобнял Неред за плечи, а эта раскрыла одеяло, приглашая к себе «в домик» парня. — Тем более, что ты уже начала это делать. После тяжелого дня хочется спать, а у этой пары тяжелыми были последние лет так двадцать. Они оба уснули сидя под одеялом, забыв уже про подушечную стену и прочие договоры. Сегодня им снились яркие сны, куда ярче, чем лучший трип от наркотиков. А эти двое знали, что это такое.эта холодная осень нас раскидала врозь, и батареи не греют, давай же греться в икее, давай читать Есенина по губам