Вавилонская блудница

Откуда берет свои корни гомосексуальность? Частично это объясняет эмбрионология, но ее доказательств недостаточно. Эффект старших братьев, когда вся маскулинная сила достается старшему мальчику в семье, а самый младший становится гомосекуалом, меня не прельщает. Было бы слишком просто сказать: «вот она, аллель гей-генов», слишком просто и безосновательно. Социальный аспект мы пытаемся оправдать физиологией, свое поведение – химией, грехи – человеческой природой. Если перестанем оправдываться, то просто перестанем существовать для других. Чем сильнее познаешь свою сексуальность, тем больше в себе разочаровываешься. Для меня психология отношений стала вторым кошмаром, полирующим мои комплексы до зеркального блеска, кроме детской психологии. Привычные и понятные закономерности разбивались на пугающе точные поведенческие тезисы. Ты такой не из-за своего выбора. Ты никто для биологии и мировой истории. Твой характер вовсе не твой. Есть теория, что гомосексуальность вытекает из скрытого нарциссизма. Человек выбирает себе подобного, потому что других считает недостойными. В теле партнера можно увидеть отражение себя. Поэтому среди геев встречаются и те, кто ненавидит женщин. Другая теория говорит о неприязни к матери. Женское влагалище напоминает им о первородном грехе, об отношениях с мамой, о пропущенном эдиповом комплексе. Эротическую любовь мы познаем очень рано, еще тогда, когда толком не можем дать описание этому чувству. Вместе с нами воспитываются наши грехи, питаясь тем же молоком, засыпая под те же сказки. И везде нас преследует образ матери. Я же воспитывался собственной фантазией. Уже тогда, в годы служения Большой Мамочке, я неосознанно склонялся к гомосексуальной любви. Я обожал женщин, это было моей работой. Я поклонялся им. Очаровательные и желанные, всегда откровенные в своих прихотях клиентки никогда не позволяли мне думать плохо о женщинах. Но в то же время с ними мне не хватало тепла. Я находил покой только на коленях Николаса. В борделях всегда странное отношение к наркотикам. Дилеров в меру прижимают к стенкам, а деньги старательно отмывают через дополнительные услуги типа платных уборных или идиотски фантастических лотерей. Если бы это существовало не только на бумаге, то страшно представить, как легко было бы жить в этом милом щедром мире. В "Эдеме" был только один дилер, свободно торгующий дурью. Он не продавал дельфинов, ведь они только задерживают эрекцию. Мерзостью тоже брезговал, тем более крэк или веселящий газ можно было достать где угодно, а в "Эдеме" богатенькие папики пускались во все тяжкие. Они могли позволить себе настоящий чистый кокаин вместо парафиновой жути, от которой на губах остаются волдыри. Кокаин… дядя Фрейд одобрял его. Наверное, поэтому я решил попробовать. Мне его предложила Лида. Она единственная из клиенток позволяла себе шиковать на деньги мужа, морального импотента. Заказывала самые дорогие номера и приходила всегда со своим алкоголем. Я до сих пор помню этот терпкий блеск вина в гостиничном бокале. Он возбуждал меня куда сильнее полной упругой груди Лиды, куда сильнее ее кошмарно пошлой манеры ругаться во время секса. Я льстил ей, как сам дьявол, а она любила меня за это. – Как поживает муженек? – спросил я, открывая бутылку вина. Я чувствовал, будто прикасаюсь к твердой мужской руке, настолько очевидно было, что Лида тайком умыкнула бутылку из коллекции мужа. – Поживает еще… к сожалению. Каждый день с ним – невыносимая унизительная рутина. Со свадьбы думал, что купил меня. Эти подарки, любые платья и драгоценности взамен на мою покорность. – Разве ты не сама выбрала его? – Отсутствие выбора – это не выбор. Воррик, пойми, у такой глупенькой женщины, как я, просто нет альтернатив. Я могла продаться в "Эдем" для толпы извращенцев или для одного из богатеев. Я выбрала второе. Ну и… я верила в сказки о золушках. – А я верил в сказку о спящей красавице. Воспитывайся я на других историях, может, совестно бы было потакать вам… – Обидно, наверное, быть проститутом? Нет. Кроме жирной старухи у тебя есть я, мое вино и другие голодные красотки. Воррик, ты не хочешь терять преимущества живого вибратора. С тобой обращаются намного мягче, чем с содержанками, – Лида поманила меня пальцем. Я послушно подал ей откупоренную бутыль и опустился на колени. От меня ждали беспрекословной покорности. – Наверняка тебе отсасывают клиентки. Я просто уверена, что хоть одна пытается сделать тебе приятно в ответ. А обо мне думаешь только ты, Воррик, только ты, потому что тебе за это платят. Без денег ты бы не унижался так, верно, котеночек? – она надавила на мою нижнюю губу, заставляя высунуть язык. Я вплотную прижался к бедру Лиды и горячо вздохнул. – Я бы побоялся отбивать у богача его красавицу-жену. Но был бы у меня шанс – я все равно бы стоял перед вами на коленях. Лида, вы настолько свободолюбивая женщина. Один ваш взгляд заводит, внушает гордость. Вы правы, я не человек, я живой вибратор. И я хочу принадлежать вам. Лесть действовала, как катализатор. Лида смеялась, отгибая подол кожаной юбки. Не нужно было больше слов, для того чтобы я начал. Это похоже на искусство. При обыденных, сотни раз повторенных действиях ко мне приходила невероятная страсть. Я играл пылкого мужчину еще когда мне не было и восемнадцати. Колени Лиды задрожали, когда я коснулся ее белья языком. Наше напряжение все нарастало. Лида вдруг засмеялась и выплеснула бутылку себе на грудь. Весь яркий неповторимый букет итальянского вина будто пропитал воздух вокруг меня. Мужская уверенность на мгновение сменилась робостью подростка. Мой выдуманный образ опытного любовника рассыпался, как карточный домик, потому что Лида хотела видеть неудачу. – Что ты встал? Слизывай… Котеночек… Я хрипло мурлыкнул, подыгрывая Лиде. Пары вина ударили мне в голову, потому я перестал ощущать себя человеком. Во мне говорил зверь без принципов и мыслей, во мне говорила только похоть. Пошлая роскошь, сладковатый вкус кожи Лиды и ее женское тепло отпечатывались в моей памяти смазанными яркими картинами. Слизывая вино, как котенок, я мурлыкал и почти рычал. Член выпирал из штанов, а Лида будто и не замечала этого, издеваясь над моей покорностью. Я принялся вылизывать ее. Моя страсть становилась все более глубокой и отчужденной, на фоне звериной похоти старалась сама моя личность. Захлебываясь собственной жадностью, я ласкал Лиду, но не находил удовлетворения в ее стонах. Когда-то они звучали для меня прекрасной музыкой, однако статус элитного жиголо быстро стер напыщенную позолоту романтичности. В дикой спешке, когда дыхание Лиды было прерывистым и громким, я разорвал упаковку презерватива. Неприятный запах заводского дешевого латекса привел меня в чувство, из-за него развелись дурманные винные пары. Я уже готовился войти, но Лида остановила меня. – Нет, нет, мальчик. Не сегодня. Я хочу представлять, будто ты последний мужчина на земле. Я хочу мучить тебя… Принимая эту капризность, я наклонился к ступням Лиды и поцеловал ее пальчики. Та расхохоталась и потрепала меня по волосам. – Хороший котик. Но сегодня из особой оплаты у меня только сухое молоко для тебя. Ты умеешь хорошо просить награду своим ротиком? Мм? Мур... Эти ужимки злили меня. В те моменты Лида будто притворялась трансвеститом Лолой, превращаясь в гротескную опустившуюся актрису. Пошло и мерзко звучал ее искусственно завышенный голос и это гортанное мурлыкание. – Желание хозяйки превыше всего. Для меня удовольствие служить вам именно так, Лида… Скучающим жестом она прижала меня к своему животу и грубо столкнула ниже. В какой-то момент секс стал для нее погоней за оргазмами, а не за ощущениями. Такое поведение вполне логично для богатой содержанки. Что хорошего может быть в совокуплениях без любви? Только деньги. Оргазмы – низкосортная плата другого рода. К концу развлечений Лиды у меня сильно болела уздечка языка, и сводило скулы. Я улыбался как-то неестественно, челюсти будто онемели. Естественно, ее это ужасно веселило. – Можешь поделиться с кем-нибудь из дружков. Первосортная кока, – она протянула прозрачный пакет с белым порошком. Я слишком хорошо знал, что это такое. – Не откажусь, но для меня это первый раз. Даже страшно подумать, что со мной будет… – Для меня это преображение мира. Он такой заумный и логичный, а эта штука сносит все твои представления к чертям. Ты сможешь видеть радиоволны, слушать цвета. Все вокруг станет теплой лечебницей для таких опустившихся идиотов, как мы. Мягкие стены, персонал в стиле поп-арта, их мозговые волны вокруг с нотами послевоенных песен… попробуй. Тебе должно понравиться, я же не… – Знаю, это даже не трава. Каннабис курил Гоген, поэтому в его работах столько умиротворения. А вот Тулузу Лотреку повезло меньше, он стал абсентовым алкоголиком. И умер от сифилиса в 36 лет. Сальвадор Дали употреблял героин, но и с кокаином у него были весьма теплые связи… – Напомни мне его картины. Что-то там о слонах? – полупьяным голосом проворковала Лида, допивая остатки вина прямо из бутылки. – О слонах? Я бы сказал… о женщинах. Из-за сложных отношений с отцом, он сильно привязался к матери, особенно остро пережил ее смерть. Вот так рождаются психопаты и гении, с уверенностью, что их мать – ангел, а отец – сам Сатана… Лида прикрыла глаза, жестом заставляя меня продолжать. От слов о матери у меня в горле пересохло, но я не хотел портить эту внезапно накатившую горечь сладким вином. – Психика Дали была травмирована не только его отцом, но и многочисленными анатомическими атласами по венерологии. Видя гнойные шанкры на женских гениталиях, он убеждался, что женщины прекрасны, но грязны. Дали был бисексуалом, но с его единственной женщиной он практиковал только взаимную мастурбацию. Одна из его картин так и называется – "Великий мастурбатор". – Все они психи… Мне хочется верить, что ты даже со своей гипермо… гипер… гиперпаматью, в общем… не такой жуткий тип, как этот художник. – Я продлю время. Вам нужно отоспаться. Эти лекции так утомительны, хах… – Просто искусство – не женское дело. Я поцеловал Лиду в губы. Фантомная горечь во рту только усилилась. Я окончательно протрезвел, но от этого мое положение было еще более незавидным. Я хотел забыть все. Бесполезно скрывать пакет кокаина, когда из одежды на тебе только обтягивающие брюки с карманами, доверху наполненными кондомами. Я просто прижимал пакет к груди, пока спускался в подвал. Белый порошок приобрел серо-синий цвет в тусклом освещении "нижнего Эдема". Он стал совсем как тени бродвейских актрис с их одинаковыми дымными взглядами.