Мир за гранью

Первым, как всегда, было Небо. Просто однажды Наруто поймал себя на мысли: «веду себя как идиот», – и ощутил необъяснимую ностальгию. В другой раз эмоции отошли на второй план, и он спокойно просчитал, куда будет бить нукенин, и как уклониться, чтобы обернуть все его приёмы против него. Наверное, так себя чувствовали Саске или Шикамару, но для Наруто это ощущение было в новинку. И оно окрыляло. Дальнейшие мысли слились в размышления на тему собственной крутости, но это ощущение холодной ясности сознания возникало ещё не раз. Потом всё пошло кувырком, нападения, Акацуки, ушедший к Орочимару Саске, вынужденный уход самого Наруто… Наблюдая за тем, как Джирайя пытается клеить девушек, он вдруг хмыкнул и подумал, что они с Шамалом два сапога – пара. И только несколько минут спустя задумался, что не знает никакого Шамала. Хотя стоило только попытаться, и в голове представал образ мужчины, почему-то в медицинском халате и с москитами. Последнее вообще вводило в ступор. «Что за фигня?!» – удивился сам себе Наруто, но он слишком привык не обращать внимания на странные мелочи, поэтому очень быстро забыл об этом. Но образ эро-санина отныне был прочно связан с образом какого-то меднина. Следующая странная мысль появилась в тот миг, когда он снова уговаривал Джирайю научить его крутым дзюцу: «А что бы сказал Реборн, если я так же потребовал его научить меня? Думаю, очень скоро я бы об этом пожалел… Куда более эффективный метод, чем отмазки Джирайи...» Не обращать внимания на собственные необъяснимые воспоминания и выводы было сложно, но Наруто справлялся, потому что единственная попытка поговорить с эро-санином о самих по себе возникающих странных мыслях привела к лекции о половом воспитании. И к тому, что мечты о Сакуре вдруг сменяются мечтами о какой-то Киоко, а потом искренним восхищением и уважением к какой-то Хару, он тоже почти привык. Три образа накладывались в его голове один на другой, и скоро Наруто начал сомневаться, кого же из них он выдумал? Потому что если так подумать о Киоко он знал больше, чем о своей сокоманднице Сакуре, а о Хару знал даже больше, чем о Киоко. И если задуматься, то чувства, испытываемые к Харуно, не шли ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал по отношению Киоко (которая никогда его не била, даже если стоило). Хару же почему-то воспринималась как друг, соратник, как человек, на которого можно положиться, тот, кто безусловно прикроет спину. Все эти громкие слова должны были относиться к Сакуре, с которой они много пережили вместе, но не к тем, кого он в жизни никогда не видел. «Почему она так дорога мне?» – спросил себя Наруто и внезапно получил ошеломляющий ответ: «Потому что она моя жена». Вспоминать самому, без поддержки и подсказок было сложно, но забыть о таком – невозможно. А Узумаки мог быть очень упрям, если хотел. И однажды, во время урока Джирайи провалившись в свой внутренний мир, в чёрной воде он увидел не своё отражение, а лицо человека, чем-то похожего на Четвёртого Хокаге. «Кто ты?» «Я – это ты. Но я помню прошлую жизнь, а ты нет. Наша память была запечатана вместе с Лисом. Примешь ли ты её – только твоё решение». Наруто никогда не бежал от опасностей. Наруто коснулся воды, а ощутил холодную руку взрослого мужчины с золотыми глазами. «Я в тебе не сомневался». Пламя плясало по воде, не затухая, Пламя глодало стены внутреннего лабиринта, разрушая его, Пламя и чакра сливались в нечто новое, спаивая в одно целое и два сознания. В клетке выл и ярился Лис, не понимавший, что происходит. И когда все барьеры внутри его разума были стёрты, Наруто – Тсунаёши – ощутил то знакомое чувство ясности сознания и привычный - непривычный восторг от выстраивающихся в голове связей. Словно мир разложили по полочкам, и стало намного яснее то, что раньше казалось странным: чувства, эмоции, поступки. Опыт и знания Тсунаёши позволяли понять и оценить прежних знакомых, для Узумаки вдруг открылся многогранный мир человеческих отношений, и больше никогда не будет просто, не будет деления только на врагов и друзей, и даже Орочимару стал намного понятнее. Хотя это не значило, что для него приемлемы были поступки санина. Сила воли и бесстрашие Наруто сплелись с чувством ответственности Савады, буквально вбитой ему Реборном, подкрепляя верность долгу и друзьям искренним желанием взять на себя ответственность за целую организацию профессиональных убийц – то, с чем Тсуна так и не смирился в прошлой жизни. Неизменным, одним на двоих, осталось желание сделать этот мир... чище. Говорят, одна голова хорошо, а две лучше. Что ж, у Наруто-Тсунаёши теперь была возможность оценить ситуацию с нескольких точек зрения. Он открыл глаза, по-новому глядя на окружающий мир, и улыбнулся не широкой улыбкой-оскалом Наруто, а мягко, обезоруживающе. – Что ж, посмотрим, что мы можем изменить.