***
Посмотрев прежде всего на меня, Карл направляется к грузовику вслед за моим папашей. Дверцу быстро открывают, впускают в заднюю часть салона Граймса и захлопывают, а я тем временем занимаю место возле отца. Нажимает на педаль газа, машина толкается и мы двигаемся в путь. Открываю окно транспорта, упираясь локтем в образовавшийся проем. Дорогу сопровождает мертвая тишина. Отец пару раз попытался ее нарушить, ложно откашливаясь для привлечения внимания, но на пустые попытки завести простейший разговор никто не откликался, поэтому он придумал кое-что пооригинальнее. — I tried so hard, and got so far… — Ты же не серьезно… — бурный интерес берет верх и я еле сдерживаюсь от того, чтобы промолчать. — Мне было десять. — Но тебе эта группа очень нравилась, — ласково усмехается. — И мне тоже. Мое серьезное лицо посещает ответная улыбка. Я правда поражена, что он до сих пор помнит о подобном. Грузовик останавливается, предполагая покинуть салон. Нога снова ступает туда, куда я клялась больше не возвращаться по своей воле. Карл уверенно шагает за моим стариком, а я медленно перебираю ногами где-то позади. На руках, собранных в кулак, видны пульсирующие вены. Конечно, убедившись, что отец помнит обо мне и моих увлечениях, негативные эмоции как-то ослабли, но все равно противно от одной мысли, что он может устроить, если ему что-то не понравится. Останавливается и вставляет в замочную скважину ключи. Дверь открывается, Карл заходит первым. Отец оставляет биту возле двери и слишком уж ласково отвечает: — Садитесь. Все та же пугающая и тоскливая обстановка, все те же неизменные кресла, в которых так комфортно сидеть. Ничего не изменилось — хотя что ни делается, все к лучшему. Облокачиваюсь о спинку мягкого кресла и томно вздыхаю. — Выкладывайте, детишки, — радушно начинает беседу, усаживаясь поудобнее на свой «трон». Граймс поворачивает голову на меня, вопросительным взглядом заставляет поговорить с папой. — Ты о чем? — Не тупи. Конечно же о ваших делах. Как поживаете, что нового? Недовольно скрещиваю руки на груди, сделав мину поугрюмее, тем самым говорю, что не настроена на разговор. Пусть отвяжется. — Серьезно?! — гневаюсь на отца. — Ради этого ты нас привез сюда? Только зря бензин спустил. — Да ладно, — протягивает он, — хочу всего навсего узнать получше своих любимых подростков. По-твоему, это плохо? Закидываю ногу за ногу и отворачиваюсь, закатив глаза. — Да пошел ты. Пропускает мимо ушей мой посыл и игриво обращается к Карлу. Отдам должное, паренек соблюдает каменное смирение, когда на его месте я бы мир проклинала. — Хочу получше узнать свою доченьку, которую не видел ух уж сколько времени! И Карла… Поднимая слегка голову, Карл вопросительно поднимает брови. — Зачем? — Догадайся, ты же умный. А я скажу, какой ты умный, если сам еще не знаешь. Я-то думал, парень твоего возраста будет слоняться по округе, ничего не делая, и ныть, что остался без выпускного. Как это делает Челси. Но ты отправляешься на задания и… помогаешь моей дочери. И ты наверняка в курсе, что любые действия имеют последствия. Ваши люди сперва ограбили меня, поубивали дохера Спасителей, и ты достаточно умен, чтобы понять, что я не спущу это на тормоза, — прикрывает лицо руками и, не сдерживаясь, хохочет. — Не могу этого сделать. Будто разговариваю с подарком на день рождения. Ты должен снять эту тряпку с лица; хочу посмотреть, что мне подарила бабуля. — Что? — убеждается, что ему не послышалось и медленно качает головой из стороны в сторону. — Нет… Нет, ни за что. — Хочу увидеть того бесстрашного парня, а не ссыкливого щенка. Сними чертов кусок ткани! К тому же, Челси, — переводит на меня свой скользкий взгляд. — Сбегать без предупреждений не очень-то вежливо. Считай, этот малый-герой выручает тебя и отрабатывает твои же грешки. Он еще легко отделался! — Не заставляй его это делать, — спокойно вмешиваюсь, не проявляя ни намека на страх. — Он не обязан. Ему не терпелось вывести меня из душевного равновесия, и у него получилось. Злорадная ухмылка царит на его устах. — Дорогая, зачем нам все эти скандалы? Разве ты не хочешь увидеть своего Ромео без этой херовины? Во всей красе! — поворачивает лицо на Карла, вновь посерьезнев. — Снимай, кому сказал! Я повторять не буду. — Карл… — обращаюсь к нему с каплей жалости в голосе. — Ты не обязан, если не хочешь. Папа смеется. — Извини, но он обязан! Обязан за то, что я его не убил до сих пор, не отрубил ему руку, и уж тем более, если хочешь знать, он обязан мне за то, что я все еще держу Александрию в целости и сохранности. Так что, парень, не медли. — Но… — Помолчи, Челси, — на этот раз успокаивать меня решает Карл. Он не слушает; понимает, что спорить с моим отцом не даст никаких плодов. С тяжелым дыханием заводит руки за голову, постепенно разматывая слой за слоем… Кладет повязку рядом с собой, на сиденье, но по-прежнему ничего не видно — челка закрывает пол лица. — Убери волосы с лица. Покажи. Отец в самом рассвете энтузиазма, он словно ребенок, которому купили долгожданную игрушку или сладость. Карл задирает челку и черт… Зрелище не из приятнейших. Так непривычно видеть что-то подобное… Особенно, когда у всех твоих знакомых есть два глаза. — Боже, это отвратительно! — заостряет взгляд на шраме, вмиг заткнувшись и изучая его. — Не удивительно, что ты это прячешь. Ты сам-то видел? В зеркало смотрел? До чертиков противно! Видно глазницу. Можно потрогать? Ой да ладно, хочу потрогать. Граймс вновь опускает голову. Слышатся всхлипы, слезы катятся по его щекам, маленькие капельки падают на пол. — Прости… — еле слышно извиняется отец. Он никогда еще не извинялся не перед кем, кроме меня и мамы, отчего на лице застывает шокированное выражение. — Так легко иногда забыть, что вы еще дети. Челси, прости, что тебе довелось это увидеть. Это было не круто. Не выдерживаю и набираюсь смелости, чтобы дать отпор. — Ты назвал его уродом! — гляжу на Карла, удостоверившись, что с ним все в порядке и продолжаю: — Я не собираюсь торчать здесь ни секунды дольше! Мы уходим. — Челси… — Отвали! — поджимаю губы пуще обычного, подхожу к Карлу и хватаю его за рукава рубашки. — Вставай, отщепенец! Мы возвращаемся в Александрию. Карл вскакивает на ноги и упорно отказывается показывать мне лицо, опуская его, словно ишак. — Люблю в тебе бунтарский дух! Такая неукротимая! Такая дикая! Независимая! — перепады тона действуют на меня в качестве главной мотивации. Я уже было действительно подумала, что ему не все равно на меня. — Как такая сильная и непокорная личность может шляться со слабыми? Как насчет примыкания к Спасителям? Ты видела, на что мы способны! Мы сильны, Челси. Так выбирай: я разрушу общину, заодно убью Рика, твоего нового дружка Карла, и других, оставив тебя ни с чем. Или ты можешь отдаться своей жалкой и гнилой душонкой делу всей жизни! Можешь стать одной из Спасителей! Стать властной и могущественной дамой! А после того, как я уйду в отставку, сможешь занять мое место лидера. Разве не прекрасно условие? — Может, тебе стоит выпрыгнуть из окна, чтобы мы не пристрелили тебя?! — огрызается Карл. — Чтобы ты не узнал, какие мы опасные. Никто до сих пор не решался возразить моему отцу, а Карл прям-таки вызывает у меня сейчас восторг и интерес к собственной персоне. — Карл, идем. Нам нужно вернуться в Александрию до захода солнца, — утыкаюсь взглядом в пол, словно чувствую, что поступаю неправильно. Упавшие на лицо копна черных, как уголь, волос закрывают обзор на мои слезы. — Мне будет плевать, если ты сдохнешь. Ты получишь то, что заслужил. — Ух ты, блять! Давненько я так не смеялся. Понимаю, жестокое убийство того китайца, рыжего черта и дамочки не лучшее начало нашей маленькой дружбы, — не успеваю возразить, как отец пересекает разделявшее нас расстояние и снова ухватывается за мое лицо. — Но… — голос предательски дрогнул, когда в мыслях снова и снова мелькают размахи битой. — Челси, дорогая, я не тешу себя надеждами, что мы станем открыто беседовать обо всем на свете, будто давние подружки, но если мне что-то не нравится — страдают люди. Увы, но в мире действует правило, что сильные всегда превосходят слабых, и пора бы тебе выбрать, на чьей ты стороне. А пока… сели обратно в кресла! Сжимаю кулаки так, что хрустят костяшки пальцев, но повиноваться не думаю. Подбородок Карла вызывающе вздернут, а крепко стиснутые зубы выдают напряжение. Сложно поверить, что после всего произошедшего он спокойно берет себя в руки. На него в один момент навалилась целая куча дерьма, а он виду не подает, что озабочен этим. — Не заставляйте меня еще раз все разжевывать! Немедленно занимайте места, иначе Люсиль разозлится!.. Гнев Люсиль страшнее всего. Из-за неожиданного перехода на крик голос отца сипнет. Напуганные его грубостью мы начинаем сотрясаться от каждого шороха. Не буду таить, что чертовски встревожена, как и Карл, поэтому никто не находит сил упрекнуть отца в чем-либо. Отец внимательно изучает Карла. Наверное, с целью найти еще слабые точки. Он спесиво расхаживает по всей комнате и вертит в руках биту, затем бросает на нас короткие взгляды и возвращается к «интересному» занятию. — Спой мне песню, — медленно оборачивается на изумленного Карла и драматично вздыхает, произнося: «Давай же! Хочу, чтобы ты спел». Я не меньше удивляюсь услышанному. Не может быть, он шутит… но дальше намерения проясняются. Смысла заступаться за Карла нет: папа сумеет заставить его сделать это, найдет способ добиться своего. Причмокнув, сдерживаю едкое словцо. — Ничего не приходит на ум, — неуверенно проговаривает Карл, чем вызывает бурную реакцию отца. — Да брось! Со мной шутки плохи… что тебе пела мать? Или отец включал в машине? Давай, я хочу это услышать! Молча наблюдаю за тем, как Карл шепотом проклинает этот день, моего отца и саму меня, но решаю не встревать. — Парень, — спесивым голосом окликает Карла мой старик. — Твой отец убил моих людей, а я, в свою очередь, дал задачу: «Или расплачиваетесь, или нехер выставлять меня тираном». Я рад. Нет, серьезно. Мне нравится мое положение: вы уссыкаетесь только при виде моих людей, и это называется запугиванием… ну, или внушением! Как вам удобнее. Челси, ты сильна! Ты хоть представляешь, что я могу дать, если ты встанешь на сторону Спасителей? Я свою любимую дочурку поощрю всем, чем смогу! Ничего не отвечаю. Внезапно раздается тихий голос Карла, напевающий: — Ты мое солнце. — Дальше. — Единственно солнце. Приносишь мне счастье, когда небо в тучах. Отец проходит в центр комнаты и крутит биту из стороны в сторону, пока не замахивается ею и не разрезает воздух. От этого Карл содрогается и останавливается. — Юноша, не отвлекайся на меня! — последний раз разрезав воздух, подходит к Карлу и прям-таки заглядывает тому в душу. — Неплохо… Люсиль любит, когда ей поют. Наверное даже больше, чем крушить мозги. Странно, да?.. Небось мать тебе это напевала. И где же она сейчас? Карл сомневается в ответе. Да и вообще он чертовски нервничает: лицо вспотевшее, конечности трясутся, коленки дрожат. — Мне пришлось застрелить ее перед тем, как она… — Вот почему ты будущий серийный убийца! — обрывает того на полуслове, а затем театрально разводит руками. — Кстати, это пример того, как доставать. Ладно, пора снова наведаться к Рику, а то он явно соскучился.***
Отец отходит ненадолго, чтобы поговорить с Дуайтом. Мы с Карлом погружены в салон грузовика. Никто не смеет заговорить. — Все те слова — не правда. Пойми, ему надо схватиться за живое. Нравится управлять нами как марионетками, но мы не куклы. Он чувствует поражение. Чувствует, что если не вскарабкается на поверхность благодаря нам и нашим комплексам — застрянет на дне. Ты не урод. Граймс смотрит на меня исподлобья. Такой беспокойный и сломанный взгляд, что мне становится его жалко. — Я же знаю, что урод! Я даже в повязке не могу на себя в зеркало посмотреть. — Об этом и толкую! Он пользуется твоей неуверенностью. А теперь, прошу, повяжи повязку и не выпендривайся! Тебе же с ней удобнее, — протягиваю кусок ткани, но быстро убираю в сторону, когда дрожащей рукой Карл тянется за ним. — Хрен с ним, сама завяжу! — постановляю, принимаясь за дело. — Не то еще минут двадцать будешь с какой-то тряпкой возиться. — А ты не боишься увидеть этот кошмар вновь? — наклоняет слегка вперед голову. Копошась в довольно густой шевелюре Карла, надеваю полотно и бережно наматываю на шрам. — Это не кошмар… Знаешь, ты даже без глаза умудряешься выглядеть великолепно. Карл наигранно усмехается, поправляет шляпу и, сощурившись, спрашивает: — Шутишь? Если да — плохо выходит. — С чего бы?! — так негодую с его интонации и недоверия, что не боюсь заглянуть в глаза и продолжить: — Просто я действительно восхищаюсь тобой и твоей… храбростью. Это, в любом случае, затуманивает любые внешние изъяны. — Ты так флиртуешь? — Нет, — отрываюсь от бинта. — Стараюсь загладить вину, ничего больше.