Юная Спасительница

— Мы не можем просто ополчиться на них! — А что вы еще предлагаете? Ждать пока Спасители погубят еще десяток наших людей? Рик открывает дверь своего дома. Люди, кричащие друг на друга и рассуждающие на тему войны, успокаиваются. Атмосфера зарождающегося скандала витает в воздухе. Видимо, кипиш то поднимался, то затихал, до тех пор пока в помещение не зашла наша группка. Я и моргнуть не успеваю, как все находящиеся в прихожей начинают коситься на меня. — Что нашли? — девушка с коротко подстриженными каштановыми волосами вскакивает с кресла и настороженно подходит к Граймсу-старшему. На вид ей за тридцать, не больше; кругловатое личико, немаленькие зеленые глаза, обрамленные густыми черными бровями слегка изогнутой формы. Как и остальные, ей не удается скрыть своего презрения ко мне, и выдает ее все. Диапазон эмоций, накрывающий меня со скоростью света, заставляет удивление сменяться злостью, злость — страхом. Конечности немеют, и я не нахожу в себе сил поднять глаза на все эти новые лица. Если я вдруг что-то не так скажу? Что тогда? Меня выгонят? Убьют? Воспользуются связью с отцом и заставят бескорыстно подлизываться к нему, чтобы в какой-то момент он потерял бдительность и Александрия нанесла смертельный удар? Не думаю, что эти люди способны на такое, но что-что, а вышвырнуть из своей «будки» вполне могут. Мне откровенно не хочется возвращаться в Святилище, а уж тем более — опять бродить где-нибудь по лесу одной. Здесь мне не нужно переживать по поводу дальнейшего ночлега, добывания пищи в одиночку, когда это чертовски опасно, или опять натыкаться на мародеров и каннибалов. Нет. Здесь есть кров, который я не желаю терять. Карл замечает мою легкую растерянность и оцепенение. Он отходит от отца, чтобы оказаться поближе ко мне, озаряет этой несносной милой улыбкой, от которой в секунду сносит башню. Граймс опускает голову так, что шляпа закрывает его лицо. — Они тебе не навредят. Я смотрю на Карла так, словно меня чем-то оскорбили. И несмотря на то, что его слова бодрят и успокаивают, это все равно ненадолго: нутром чую, без агрессии поговорить с представителями нескольких общин не удастся. — Знаю, — еле слышно проговариваю в ответ. Если честно, я сама не верю в эти слова. На лбу появляется испарина от волнения. Все присутствующие, в том числе Мишон, Дэрил и Рик, бросают на меня взгляд жалкого зверька, который сражается за жизнь, но все равно понимает, что ему не суждено спастись. Я действительно сейчас чувствую некую беспомощность. — Челси, садись, — просит Рик. Повинуюсь и усаживаюсь в одно из кресел. Я оказываюсь единственной из присутствующих, кто не вынужден стоять. Судорожно сглотнув, уже было приготовляюсь внушать себе, что настал мой час, как вдруг та темноволосая женщина, которая интересовалась находками на вылазке, срывается с места и направляется к выходу. — Мэгги! — окликает ее кто-то из выживших. — Ее отец сукин сын! Он убил Гленна. Что тут обговаривать, его нужно убить! Мэгги яростно оглядывает меня с ног до головы и несносно фыркает. Я вижу ее предосторожность. Ее глаза так и говорят мне: «Если бы не Рик, я бы выплеснула на тебе все то, чему послужил именно твой отец». Но одной лишь мной ее гнев и недружелюбный настрой не обходятся. Оборачивается к Рику и принимается тыкать тому в грудь указательным пальцем, впадая в самую что ни на есть настоящую истерику. — Ты просто позволил этой девчонке остаться здесь, когда знаешь, кто ее отец! Хорошо, что вы видите в ней сущего ангелочка, но вот когда она примкнет к Спасителям, вы запоете по-другому! — Она знает Нигана лучше всех нас! — рявкает Рик. — И если вас не устраивает что-то, идите воюйте против чертовых Спасителей сами, и пусть их сраный лидер убьет вас! Что, не очень-то хороший конец? А это то, что будет, если вы продолжите указывать мне, что да к чему! Дрожь в голосе старшего Граймса не пропадает даже, когда Спасителей нет рядом и поводов для беспокойства тоже. Рик подносит руки к лицу и ими потирает налитые свинцом глаза. После того, как он не сдержался, все в мгновение ока затыкают рты и начинают противиться внутренним желаниям самовыразиться; показать, насколько они недовольны своим статусом, бездействием и лидерскими умениями Рика. Только и делают, что сопровождают каждый его шаг пронзительным взглядом и скромно наблюдают за его безмолвным и задумчивым хождением влево-вправо. Стараюсь боковым зрением разглядеть Карла и его эмоции, и он это замечает. Моя неприметность растворяется в воздухе. Карл резко поворачивается и я опускаю голову, делая вид, что мимолетно оглядываюсь. Сейчас Карл не осмеливается возражать взбешенному отцу и помалкивает, жалостно взирая на меня. Он будто просит прощение за свою слабость в данный момент. За то, что не может заступиться. Но за него это делает кое-кто другой. — Челси оказывает нам незаменимую услугу. Она согласилась помочь нам, несмотря на то, что воюем мы против ее отца, — отчеканивает Аарон. — Мы должны дать ей шанс и время, чтобы проявить себя. — Она уже проявила себя, Аарон! — отзывается Рик. — Не то чтобы я питаю к ней особую ненависть, но доверять настолько глобальные задания ей… — переводит взгляд на меня, потирая переносицу. Глаза Рика красные, словно песком туда сыпануло, а движения вялые, размазанные. Его голос становится осипшим. Язык отсохнет, если заикнусь и пререкнусь. Сейчас действительно неподходящий момент возражать и стоять на своем. Дверь со скрипом открывается. Назревающий по второму кругу конфликт угасает, когда в дом входит тот самый мужчина, которого я впервые заприметила у ворот с Диксоном и Риком. — Если Королевство согласится объединиться, считайте, Хиллтоп тоже на вашей стороне! — радушно восклицает он. Я устремляю взгляд на очередного незнакомца. — Кто ты, черт возьми, такой? — интересуюсь я. Мужчина приветливо улыбается и издает что-то наподобие смешка. — Пол Ровиа. Но друзья зовут меня Иисусом. — И почему же тебя так прозвали? — Я спас жизнь многим. — Иисус переводит взгляд на остальных присутствующих, осматривая каждого, но при этом чаще и дольше, чем на остальных, задерживает внимание на Рике и Мэгги. — Если выехать сейчас, то успеем вернуться обратно до заката. — Иезекииль не откажет в помощи, — подмечает темнокожая женщина по имени Мишон. — Всем будет выгоднее объединить усилия против Спасителей, чем воевать по отдельности. Я пытаюсь вдохнуть, но ощущение, что в легких не воздух, а камни. Так тяжело дышать, и вызвано это даже не нервозностью, а нечто иным.

***

— Я видела двух выживших, — не отставая от отца, принимаюсь перезаряжать пистолет.

Мой старик дал его мне, чтобы во время расчистки города, я могла, если что, прикрыть ему спину, хотя толком не объяснил, как пользоваться. Разве что основу: «Прицелься и жми на курок».

— Не могу поверить, что ты доверил мне огнестрел.

Отец оглядывается на меня. Усталость от хронического недосыпа беспокоит нас обоих с той самой поры, когда мамы не стало, но на лице отца отразилась потеря сильнее и заметнее.

— Эти гандоны заполонили, кажется, весь город. Нужно, чтобы у тебя была возможность обороняться, поэтому оружие надо найти подходящее. Поищем тебе какой-нибудь нож, что ли.

— Но придется еще научиться управляться с ним, — закусываю нижнюю губу и протираю оружие.

Идем вдоль дороги. Асфальт раскалывается; хорошо прорисовываются очертания пробивающихся сквозь него ростков и цветов. Зеленый мох спадает с крыш домов, и его высота достигает метра, может, полтора.

Кругом разбитые машины, некоторые сведены в одну кучу, из-за чего закрывают проход. Дороги в прямом смысле слова разваливаются, кругом разруха и хаос, обрывы, которые образованы тем, что большинство дорог в городе разваливается и никто их не отстраивает.

Спрыгнув с бугорка, торчащего в земле, я весело и бодро следую за папой, который не подает виду, что его очень раздражает мое на удивление хорошее настроение.

— Помнишь, как я готовилась к контрольным? Недосыпала ночей, готовясь к ним, повторяя один и тот же материал по сотому кругу… Тогда было так тяжело просыпаться, а сейчас я вообще забыла, что такое кровать. Не говоря о том, как в ней спится…

— Челси, пожалуйста, помолчи! — папа опрокидывает на меня свирепый взгляд.

Закатив глаза, угукаю в ответ.

Дует прохладный ветерок. На мне одна майка да джинсы, можно сказать, одета легко. Отец замечает, что становится весьма неуютно: погода портится, спрятаться в этих руинах вряд ли выйдет.

—Накинь, — скидывает с плеч зимнюю темно-зеленую куртку и протягивает ее мне.

Пусть сейчас не зима, а в столь теплой одежке будет жарковато, все же лучше, чем мерзнуть. Я принимаю «дар» отца и благодарю его за это.

Впереди пробка. Сборище ржавеющего на солнце (и вообще при различных погодных условиях) металла перекрывает полностью дорогу и путь вперед. Единственный способ перебраться через ограду — залезть на нее и вскарабкиваться на капоты автомобилей и грузовиков. Загвоздка в том, что это небезопасно: ходячие, а также засады бандитов, которые поселились в городе и атакуют всех, кого встретят.

— Никуда не суйся, — выхватывая из-за пазухи пистолет, папа шагает к завалу. — Если увидешь кого-нибудь, то быстро прячься!

— Хорошо. Прятаться, если кого-либо застану… Ясно!

***

Даже не верится, что это происходило со мной. Когда мы были почти у цели — взобрались на вершину грузовика — в поле зрения появились мародеры. Я держалась поближе к папе, но когда мы спрыгнули с транспортного средства, оказавшись по другую сторону ограды, нас застала врасплох еще одна часть бандюганов. Папа жертвовал собой, чтобы я спаслась. Он принял на себя все удары и отвлек от меня внимание, чтобы я незаметно пробежала через засаду. — Может, мне удастся договориться с отцом, — перебиваю разговор старших. — Может, у моего старика все еще осталась капелька справедливости и добродушия. Может, не все еще потеряно? Разъяренная Мэгги прожигает во мне дыру взглядом. — Ты в своем уме?! — восклицает она. — Если бы это кто-то и мог сделать, то сделал бы. Хотя сомневаюсь, что ты знаешь о том, насколько твой отец говнюк… Выдохнув, опускаю голову. Мэгги чертовски зла, и не только на моего отца, но и на меня. Не думаю, что смогу доказать ей что-то словами, если не покажу в дальнейшем себя. — Можете считать, что я поехавшая, потому что будете правы, — спокойным тоном произношу. — Это не изменит того, что я хочу верить в доброту отца. Ему многое пришлось пережить и… Это оставило след. — Мы все многое пережили! — огрызается Рик. — Мы все видели, как близкие нам люди умирают, и все мы сломлены. Карл не стесняется положить руку мне на плечо и начать шептать успокаивающие слова. Скидываю его руку. — Все нормально, Карл. Все замолкают. — Если эта девка умеет драться, она нам пригодится, — в разговор вмешивается Диксон. — Я ей тоже не очень доверяю. За этой чертовкой нужен глаз да глаз, но если она поможет нам, я готов переосмыслить все. Дэрил наверняка не рад тому, что придется срабатываться с очередной спиногрызкой. — Не воспринимай это как мою доброту, малая, — обращается ко мне он. — Ты нужна нам потому, что можешь помочь с войной. Рик смотрит на сына. — Что думаешь? — голос Рика становится чересчур спокойным. Карл окидывает отца провинившимся взглядом, будто говоря: «Да, я знаю, что это плохая идея и все эту дуреху недолюбливают, но я хочу отличиться и быть не таким». — Нельзя же всем не доверять. — Он прав, — подает голос Иисус. — Она пока ничего серьезного не сделала. Нервно сглотнув, застаю Рика за размышлениями. Он, похоже, в замешательстве. — Это значит… — Ты можешь помочь нам в войне, Челси, — вердикт сопровождается тяжелым вздохом. Похоже на то, что Граймсу действительно сложно смириться с тем, что я остаюсь. — Мы доверимся тебе.

***

Солнце перестает слепить в глаза, медленно заходя за горизонт. Выйдя из машины, вдыхаю запах свежего воздуха. Наконец-то я покидаю салон авто, в котором было душно и тесно из-за такого спонтанного расклада обстоятельств. Потуже затянув рукава толстовки, которые повязаны на моей талии, чтобы удержать саму часть одежды, я ехидно ухмыляюсь и зову Дэрила: — Эй, Диксон, как там поживает должок? — сразу вспоминается, как я вынудила его сыграть в камень-ножницы-бумага, и все для того, чтобы повыпендриваться перед остальными. — Я же обещала, что хоть изойду на говно, но одолею тебя, — сжимаю кулаки и, словно змея, которая кидается на жертву, выкидываю сжатую руку вперед. По-кошачьи ухмыляюсь и стремлюсь вызвать улыбку на этом угрюмом лице. И у меня здорово получается! Слабая улыбка появляется на губах Диксона, который усердно ее скрывает. — Слышь, малая, не зазнавайся. Дам я тебе пострелять, только не доставай, — Дэрил торопится выравняться с Риком и идти с ним на однои уровне. Появляется Карл. С дурацкой на губах улыбкой он подходит ко мне. — Ну что, дурында, ты так и не дорассказала о той вылазке. Собачья дверца? — А что рассказывать-то? — любопытствуюсь я. — Пролезла через вентиляцию и… — Дверь дома оказалась заперта снаружи. Собачья дверца? Это точно для тебя! Перевожу взгляд на Карла и толкаю того в грудь. — Эй! Не смешно. — Да брось. Обижаться на правду нет смысла. — Закройся. Это было лишь раз, и то, я была очень напугана. Мне тогда было тринадцать. В этом возрасте я сама по себе была пуглива и пребывание в среде зараженных заставляло кровь бурлить. Я обыскивала абсолютно все дома, как бы страшно мне ни было. И вот, в одном из них было закрыто на замок, а ключей у меня не было; я не могла позволить себе не проверить помещение, потому что преданно верила, что как раз-таки закрытые помещения содержат в себе горы резервов. Вентиляционный проход был настолько узким, что будь я хоть немного потолще, и просто напросто не пролезла бы. Внутри мне удалось найти целый склад патронов и консервированных персиков! Однако потом объявились владельцы этого добра и мне пришлось мчаться куда подальше. В качестве места, чтобы ненадолго спрятаться, я выбрала соседний дом, но и там тоже было закрыто. Зато собачья дверца присутствовала, которой я и воспользовалась. Королевство представляет из себя территорию, которая обнесена стеной из вагончиков-бытовок и пенобетонных блоков; зона ворот дополнительно забаррикадирована автобусами, и средняя высота стены, по-видимому, около двух метров. Около ворот заметны стражи и… рыцари? Облачены они все в своеобразные доспехи — футбольную защиту. В принципе, сомневаться в средневековой идеологии не доводится, так как помимо огнестрельного оружия стражи вооружены пиками и секирами. Они просят всю нашу группу сдать огнестрельное оружие, и меня просьба не обходит стороной. — Не понимаю, в чем смысл. Неужели проживают здесь одни параноики? Эй, придурок, не думал остаться? Карл натягивает улыбку до ушей. — Хочешь по секрету скажу? Это место давно плачет по тебе, дурында, — сводит брови на переносице, рукой показывает мне за спину и через смех проговаривает: — Смотри-ка, лошади! Мы подходим к загону, где пасутся два здоровых и крепких жеребца. Красивые, длинные, густые хвосты и гребешки. Какие же лошади ухоженные! Никак не могу намиловаться этими животными. Никогда раньше не видела лошадей, разве что на картинках и фотографиях. — Когда-нибудь ездила? — интересуется у меня Карл. — Я жила в окраинах Атланты, так что можешь называть меня деревенщиной, — боязливо кладу ладошку на нос лошади и провожу вдоль него дважды, но стоит животному фыркнуть, как я бегом убираю руку. Карл, созерцая это, лыбится. — Я никогда вообще не видела лошадей. Разве что на фотографиях. Они… такие странные. Карл гладит лошадь и чешет ей за ушком. Кажется, он забывает о моем существовании и полностью отдается лошади. — Погладь, — советует он мне. Отказываюсь от заманчивого предложения, посмеиваясь в ответ: — Ты еще поцелуй ее. Карл смотрит на меня исподлобья, после чего посылает лошади воздушный поцелуй. Порой мне сложно уловить ход его мыслей. Не то чтобы он воспринял это всерьез, но его каменное выражение лица настраивает чуть на иной лад: будто он принял эти слова близко к сердцу. Однако уверена, что он, как всегда, рассмеется и попытается меня подколоть. — Ревнуешь к лошади? Не реагирую на подкол; я уже привыкла к тому, что Карл тот еще приколист. — Рик! — раздается женский голос. Мы с Карлом в унисон оборачиваемся и видим женщину с короткими седыми волосами. — Это Кэрол, — говорит мне Карл. На время о лошадях и верховой езде доводится забыть. Карл тащит меня за собой. Кэрол щурится и бросает на меня пронзительный взгляд. — Это и есть его дочь? — изумляясь, спрашивает Кэрол. Судя по тону, ей успели доложить на меня и то, какая же я яркая персона (в плохом смысле слова, конечно). Рик кивает и заводит руку мне за спину, подталкивая в центр собранной толпы. Все пристально смотрят на меня. — Она только на первый взгляд кажется спокойной, — подмечает он. — До тех пор, пока не откроет рот. Кэрол выглядит так, словно в любую секунду разобьется на крупицы. Она кидает взгляд на меня, затем — Рика и группу, оставляя гадать, чем вызвана эта кручина. Затем она приглашает нас в здание школы. В самом центре стоит трон, на котором сидит мужчина — король Иезекииль. Жители Королевства называют его «ваше величество», и судя по всему, король действительно любим ими. Тут даже разбираться в людях не надо, чтобы понять это. Ручной тигр придает образу короля загадочность и превосходство, и не только из-за того, что возникают вопросы по типу: «Откуда в такое время можно приволочь тигра?» или «Как его можно приручить?» Сия картина элементарно завораживает и вызывает восхищение, показывая короля сильным и независимым, как какой-нибудь хищный зверь. Сначала разговор шел о сути приезда и Спасителях, но как только Рик разогнался и рассказал о моем попадании в Александрию, король заинтересовался. На лице появляется улыбка при разговоре с королем Иезекиилем. Тем временем, как все называют меня занозой в заднице, он же предпочитает просто «принцесса», чем несказанно смущает. — Как, собственно, принцесса поживает? Чем раньше занималась? Какие увлечения были? От такого странного и неожиданного вопроса чувствую табун мурашек. Ощущение, что он пытается узнать меня получше, дабы понять, с кем имеет дело; создает впечатление, что ему взаправду интересна я, а на деле — узнает слабости и какие качества во мне преобладают. — Все в порядке, — этот голос кажется мне столь настойчивым, что непроизвольно вспоминается властный голос папы. Слегка содрогаюсь, побаиваясь даже мыслей об обозленном отце. Далеко все зашло, раз я начинаю пугаться собственных фантазий. — Разве мое прошлое имеет значение? Рик вновь присоединяется к разговору весьма неожиданно. — Имеет. Можно ли тебе верить, особенно после той сладкой лжи? — Пап, — на удивление хриплый голос Карла раздается после слов Рика. Карл явно не хочет, чтобы его отец постоянно вспоминал тот случай. — Не стоит так обходиться с молодой принцессой, — Иезекииль снова заставляет меня покраснеть, целуя тыльную сторону ладони. — Скорее, Спасительницей, — едко подмечает Рик. Стоит мужчинам влиться в беседу по головы, как они и вовсе забывают про меня. Подходит Карл. На его лице легкая улыбка, от которой сложно отвести взгляд. — Принцесса ты наша, — в глазах искрятся звезды, и это очень притягательно. — Принцесса-дурында… По-моему, звучит прекрасно. Усмехаюсь со столь глупой шутки и отмахиваюсь. — Ну, я хотя бы принцесса, а кто-то, как ты, всего лишь болван, живущий в моем царстве. Карл обнажает зубы в улыбке. — Хорошая шутка. Стараюсь унять дрожь в ногах, когда Рик обращается ко мне. — Допустим, мы доверимся тебе. И что с того? Как ты поможешь нам в войне? Как ты себе это представляешь? Все былые срывы Рика по сравнению с этим — ничто. Он сжимает руки до побеления, стискивает зубы и злобно скрежещет ими. — Эм… Поговорю с ним? — сама же восторгаюсь этой мысли. Честно говоря, плана у меня изначально не было. Скорее, малое представление о том, как бы хотелось, чтобы все прошло. Все глядят на меня как на сумасшедшую, и неудивительно: звучит идея абсурдно. — Завтра приедет папа, и мы решим, как быть дальше. Рик томно проговаривает. — У меня есть идея получше. У твоего отца есть рация, — подходит ближе. По тону могу сказать, что Рик настроен всерьез. Он не собирается слушать остальных. Нет. Решение сейчас за ним, и тот, кто осмелится возразить — несдобрует. — Ты, Челси, заполучишь эту рацию и сразу же свяжешься с нами. Ты будешь докладывать нам обо всем, что будет происходить в Святилище. Обо всех планах отца. В этот момент я просто ощущаю что-то неладное. Будто заранее предчувствую, что этот вывод не приведет ни к чему хорошему. В груди раздаются сильные стуки: биение сердца ускорилось. Еще чуть-чуть и оно выскочит. Принимаюсь разглядывать остальных выживших и словно дожидаюсь, что они предложат идею получше. Но нет. Предвзятость александрийцев и невозмутимость остальных берут свое. Все сходятся на мысли, что Рик прав. — Вы серьезно?! — так негодую с вынесенного вердикта, что из ушей едва ли пар не дымится. — Вы не можете заставить меня так рисковать! А вдруг папа раскусит план? — Мы тебя привели, поставили на ноги, а теперь, будь добра, окажи услугу и помоги нам в борьбе с твоим же отцом! Меня словно разрывает в клочья. Каждая клеточка тела ноет о сводящей с ума боли. Такое ощущение, что меня предают. Не ожидала, что эти люди заставят меня сделать что-то подобное. Смысла отстаивать свою точку зрения нет, так что доводится согласиться с мнением большинства. Киваю головой, и все расходятся. Рик тяжело вздыхает, а затем удаляется вместе с остальными выжившими. Остаются только Иезекииль, Карл и парочка «рыцарей» Королевства. Карл с жалостью во взгляде смотрит на меня, но не решается и слова выпалить. Его зрачки бегают: то на мне остановятся, то на полу. — Карл… — испуганно протягиваю я. — Ты тоже считаешь, что мною можно так просто воспользоваться? Как очередным ресурсом? Карл ничего не отвечает. Он лишь окончательно опускает взгляд, качает головой и бубнит что-то про себя. — Прости, Челси, — произносит напоследок и уходит. Опустошенная я остаюсь стоять одна среди малознакомых людей. Король Иезекииль встает с трона и подходит ко мне. — Им просто нужно время. Сейчас война, все в ужасе и устали… Сейчас им нужно обвинить кого-то во всех бедах. Но потом, когда все это закончится, они поймут свою неправоту. С легкой обеспокоенностью в голосе я отвечаю королю: — Очень на это надеюсь.