В окно мягко светят последние лучи заходящего солнца, и наши фигуры отбрасывают темные тени. Я, долго не мигая, гляжу в угол, где на шкафу красуется поваренная книга. В коричневой обложке и красных ремешках она как бы вопит, чтобы ее заметили. Отец никогда не увлекался готовкой. Эта книга выглядит совершенно новой, будто к ней не то чтобы не прикасались, а хранили в благонадежном укрытии. — Прежде, чем я покину твою комнату, мне важно знать, к чему все это было, — зрачки лениво перебираются в сторону, на отца, выковыривающего из выпечки ассорти. — Ты мог спокойно поручить нам с Карлом несложное задание, продолжить ломать Дэрила всеми этими пытками с камерой… Значит ли это, что у тебя на уме замысел с большим размахом? — слегка прогибаюсь в спине, закидываю голову на спинку стула и взглядом обвиваю потолок. После недолгих размышлений с фальшивой пораженностью выдаю: — Определенно.
В глазах застывают неприметные слезинки, которые я мигом смахиваю. Все, что закрадывается в черепушку — мысль об очередном побеге, истошном расставании с отцом; этого человека я искала месяцами, годами ждала нашей встречи, пока не погребла его вместе с мечтами. А потом, к своему же недоумению, нашла живым, в рассвете сил. И теперь придется снова исчезнуть из жизней друг друга.
Отец не знает о том, что прескоро наши пути разойдутся. Зычно бьющееся сердце резко млеет, и отъюстировать его помогает громоподобный окрик папы:
— Ох, блять, Челл, да ты чертов прорицатель! — поглядывает на протирающего столешницы Карла, который на раскатистый вопль лишь дрогнет и усерднее трет одну точку, словно в попытах подслушать и не выдать себя. — Знаешь ли, нянькой я подрабатываю, вот и решил присмотреть за двумя неопытными тинейджерами.
Времени пускать шпильки нет, как и желания. Я спокойно отнимаю у отца тарелку с лакомством и бросаю в рот выколупанные орехи и сухофрукты. В этот момент, когда на зубах похрустывает миндаль, ловлю себя на параноидальной мысли: «А вдруг Карл услышит?» Лоуренс, угомонись, тебе нечего скрывать. Тогда почему ты боишься, что этот придурошный вынюхает, о чем вы шепчетесь? — А если опустить сарказм? — изможденно отзываюсь.
— Я так не умею, но попытаюсь, — недовольно воззираясь на отнятую тарелку и заглядывая мне в рот, отец бубнит под нос: «Хрен с ним, я не голоден». Посматривает на Карла и произносит несколько слов: — Челли, дорогая… сначала ты защищаешь этого парня. Потом, как настоящая оторва, валишь за ним аж в другую общину, зная о наказании. Вы с Карлом неплохо общаетесь, и мне правда хочется понять, что же между вами творится.
— Какая-то херовая методика узнать нас поближе… — Не соглашусь. Понаблюдав со стороны, я пришел к выводу, что вы слишком тесно общаетесь как для недавно подружившихся детишек.
— Только не заводи шарманку о чувствах. Между прочим, ты не позволяешь мне общаться со своими людьми — не удивительно, что твоя дочь так много времени проводит с единственным знакомым ей сверстником. — Твоя «дружеская» привязанность к Карлу сделает тебе больно. Попомни мои слова, когда увидишь его с какой-нибудь другой девчонкой.
— Попомни мои слова, — невнятно кривляю отца за его же спиной. — О какой любви идет речь, если все, что забивается в уголки разума — выживание. Рука с опаской касается простреленного плеча. Ноль реакции на некогда обжигающее касание, которое становится напористее. Плавно перевожу руку на затылок, прохожусь пальцами вдоль всей длины волос. Они отрасли, доходят мне чуть ниже плеч. Но все равно не такие длинные, как в детстве. Если бы мама была здесь, она бы меня завалила вопросами, зачем я их подстригла: «у тебя ведь такие красивые волосы были!» — Я это сделала, чтобы выжить, мам, — отвечаю живой у себя в воображении маме. — Я не знала тогда наверняка, доживу ли до такого возраста, но я хотя бы попыталась. И дожила. А ты хотя бы пробовала?! Я продолжаю вглядываться в зеркало, в котором вижу у себя за спиной силуэт матери. Размытый и нечеткий — последний раз я ее видела чуть ли не восемь лет назад. Я не очень помню, как она выглядела, но некоторые ее черты я запомнила: большие впалые карие глаза, обрамленные глубокими темными мешками под ними и изломленными тонкими черными бровями, нависающими над ними, как у злодеев на иллюстрациях ко всем детским книгам. Или овальное лицо; я запомнила то, что мне самой досталось от нее. И хоть у мамы у самой короткая стрижка, она никогда бы не одобрила такую у меня. Я бы и сама не одобрила. Мне было жаль стричь их, в каком бы запущенном состоянии они ни были. Но ради выживания мне пришлось избавиться от обузы. Может, мама тоже думала, что своей смертью она лишает нас обузы? Я никогда этого никому не рассказывала. Абсолютно никому. Маме поставили диагноз рак легких третьей степени, когда мне было 6. Тогда я не знала, что это такое. В разговоры родителей не влезала и уж точно не понимала, почему отец кричит на маму из-за того, что она принимает экстренную дозу морфина. Черт, да я даже выговорить это слово не могла. Когда она превратилась, я обнаружила лежащие на диване возле нее две совершенно пустые пачки морфина. Тогда я обратила внимание на ее губы и их уголки, которые пошелушились настолько, что местами виднелись кровоподтеки; зрачки были сужены... Это был передоз. Я была очень зла, опечалена и не понимала, почему она сдалась... У нее была маленькая дочь, которая нуждалась в ней больше всех на свете. Я была так зла, что без раздумий взяла нож. Я знала, что это больше не мама и раз это монстр... я могу выплеснуть боль на нем. Я не могу простить ей этого. Я не простила ей этого до сих пор. Не простила того, что она меня бросила, да еще и таким образом. Пачки я спрятала и не проронила ни слова о них. Не знаю, почему меня так волновало, что папа узнает, но я просто не хотела, чтобы он до конца своих дней жил с этим фактом. Может, я боялась, что он подумает, что это из-за него она сдалась; из-за того, что он был ужасным мужем и изменял, а маме приходилось стряхивать волосы других женщин с кровати, и тогда бы он тоже покончил с собой. Не знаю. Я не помню, что у меня тогда было на уме. Но помню, что я поклялась себе никогда ему об этом не сообщать. Грохот в дверь, от которого я невольно прикрываю грудь. Почему-то сомнений не возникает, что это он. Я вихрем снимаю с плечиков футболку и на ходу просовываю голову в нее. Поднимаю подбородок, затягивая молнию куртки. Ноги чуть ли в узел не завязываются. Дуайт распахивает дверь первее, чем я дотрагиваюсь до ручки. Замечая, как я в спешке наряжаюсь и оправляю тряпье, он смущенно улыбается. — Извини, что отвлекаю, но на горизонте вот-вот появятся твои друзья. Более подходящего момента быть не может. — Я готова, — на секунду замираю и смотрю в пол, пытаюсь вспомнить, а с чего же начались водные процедуры: — Решила перед побегом принять душ. Никогда не знаешь, когда подвернется случай. К тому же, это расслабляет. — Не сомневаюсь, — скептически косится на меня, и по его мимике ясно, что он обеспокоен более насущными делами, нежели обсуждением моего дня. Кровавое зарево заката обязует подсуетиться, и Дуайт, вскидывая бровями, наклоняет голову в сторону дверного проема. Да уж, недвусмысленный намек. Перекатом с пятки на носок, продвигаюсь к выходу из жилья. Жаль, его покидать: в конечном итоге, декор и уют пришлись мне по вкусу. В отличие от здешних обитателей. Дуайт закрывает за нами дверь и оглядывается по сторонам. — Клетку я оставил открытой. Одну схему аванпостов передал Рику, вторая по-прежнему у тебя? Киваю и удосуживаюсь экспонировать свернутый в несколько раз рулон бумаги. Не сбивая шагу, я перевожу дыхание и беспокою Дуайта вопросом: — Если что-то пойдет не по плану и все останутся целы, отец обязательно поднимет тему открытой клетки. Ты придумал… кхм, так называемый алгоритм действий? — Нет. И не собираюсь. Я очень надеюсь, что именно сегодня вся эта каша и закончится. Притормаживает. Дуайт потирает выпуклый лоб и наконец проговаривает: — На месте. Стягивает липкий от грязи полог, прикрывающий решетину клетки. За прутьями показывается чумазое лицо Дэрила. — Где Карл?! — грянет сердитость, к которой подоспевает румянец обурения. Я уже промышляю вцепиться в Дуайта и начать выпытывать, какого черта он все не обустроил, как обещал. В нескольких метрах от меня показывается фигура со шляпой. — Я тоже скучал, — выпаливает бесцветным голосом Граймс-младший. — Правда? Молча соглашается. Как по команде мы с Карлом поднимаем глаза на Дуайта, шипящего, как жир на сковороде: — Я еле уговорил Нигана отпустить Карла. Сказал, что мне нужна помощь в прибирании… Так что не облажайтесь и действуйте по плану: пользуетесь пожарной лестницей, взбираетесь на ящи… — Хорошо-хорошо, — обрываю того и притопываю ощетинившимся шелупенью сапогом. — У нас нет времени на формальности, поэтому… — затихаю. Как же давно я не говорила этого, тем более искренне. — Спасибо, Дуайт. Правда, спасибо. Почтительно кланяет головой. Какое-то время Дуайт глядит на скважину в двери решетки и, как бы вспомнив анекдот, слабо улыбается под нос. — Удачи вам.***
В животе возникает тошнотворное чувство. Не знаю, то ли предощущение поражения, то ли мысли о войне. Но что-то непонятное выбивает из колеи. Колит, причиняет боль, и чем дальше по коридору мы идем, тем сильнее дискомфорт. Пол усыпан осыпавшейся штукатуркой, как снег. Почти ползком добравшись до лестницы, Дэрил осторожно спускается вниз. Дергает ручку изо всех сил, заторможено оглядывается на пыльные ботинки, поднимает медленно голову на дверь… — Ты же говорила, что будет открыто, — тихо подмечает он, не прекращая попыток сломать рукоять. Никто не спешит прибегать к мерам превентивности и искать другой путь. Конечно, от выхода идет длинный коридор, неизвестно куда ведущий. Есть шанс, что там тоже есть пути для отступления, а вот гарантии — нет. Как мне удается отследить, дорожка данного коридора плавно переходит в три отдельных прохода. И хрен бы меня осенил, какой куда ведет. Висящий на стене тускло-желтый огрызок карты привлекает мое внимание. Это схема этажей. — На этаже ниже есть еще два выхода, один из которых выводит в рассадник. Второй, по-видимому, выведет к расположенному загону со скотом, но он может пригодиться в случае ЧП. — Очень надеюсь, что эта информация нам ни к чему, — сурово отчеканивает Карл. Дэрил, чье сердце наверняка готово выскочить из груди, судорожно глотает воздух и коцает пальцами щелку. — Черт подери, этот сученыш нас обманул! — спешит выругаться Диксон. — Я ему… С глухим щелчком кто-то оттягивает затвор. Мы нерасторопно поворачивается на звук. — Энди?! Волосы юноши взлохмачены. Из-под накинутого сверху плаща виднеются только шея и голова. Пистолет дергается у него в руках от пробиваемой тело дрожжи. Между нами словно разверзается земля, когда парень идет в наступление, а мы не можем оружие достать: малейшее движение и он выстрелит. На миг закрываю глаза, глубоко дышу. Когда снова открываю их, все вокруг как застывает. И я больше засматриваюсь на тон кожи Энди. Кажется, что я смотрю на вылитую из мрамора статую. Энди резко останавливается, весь бледный и как неживой. Так же резко он ступает вперед и приказывает нам убрать руки за головы. Он приближается, и я наконец рассматриваю отпечатавшийся на коже слепок зубов. — Тебя укусили… Поэтому ты сказал, что я была права? — Нет, Челси. Я это сказал, чтобы замять ссору. Знаешь ли, мне не нужны недоразумения ни с тобой, ни с твоим отцом. Вот я и подумал, чем не грех исчерпать конфликт? А потом я подслушал краем уха ваш с Дуайтом разговор и понял… Понял, что от вашего побега будет всем только хуже! Тебя одной хватит, чтобы столько невинных погибло! Как тогда, когда ты не контролировала эмоции и убила ходячего! — Ты безумец! Сейчас на улице твои люди ведут переговоры с объединением трех общин, а тебя волнует отстрел чертовых ходячих! Ты облажался, Энди, когда решил, что препятствие нашему побегу, упасет всех от уймы смертей! — Нет… Я не могу повлиять на исход этих переговоров. Не в таком состоянии. Но помешать трем безоружным смельчакам — вполне. «Доставать оружие — не вариант. Мы на мушке и, если кто дернется, все пойдет по наклонной». — Ты ведь на дух не переносишь пролитие крови. — Никто не собирается вас убивать. Но мой поступок обеспечит всем спокойную жизнь. Спасители приняли меня… Я им благодарен, и какие бы убеждения у них не были, они хотя бы не убивают из злости! Благодарность Спасителям вызывает какой-то слабый отклик в памяти. Помню, как сама сперва оправдывала их, отца. Потому что только недавно к ним попала и не имела предостаточно сведений. Закрываю глаза и расслабляюсь, прежде чем вновь напрячь связки: — Твою мать, ты серьезно? Естественно, Спасители не убивают из злости — они или ломают волю людей, или убивают непокорных и оправдывают это крайней нуждой! Мстить за убийство ходячего… И ладно еще мне, но в чем провинились эти двое?! — Они ничем не отличаются от тебя! — пошатываясь, кривит губы. — Считают, что выше законов природы и способны менять этот мир под себя. Полный решительности Дэрил опережает прямолинейность Карла. Делает выпад вперед и замирает, когда прицел оказывается на лбу. На его морщинистом лице проступают капли пота, взгляд далеко не тупой, как когда люди творят необдуманные вещи — он все обдумал. Но действовать не решается. — Да этого хера уже лихорадит после тактильной близости с ходячим, — огрызается он и болезненно морщится. Энди показательно нажимает курок, и Дэрил нехотя отступает. — Это из-за них меня укусили… На той вылазке этот пацан сунулся в дерьмо, из которого я его достал! Тот ходячий, что на тебя напал… Он должен был укусить тебя, а не меня! Карл поглядывает на Дэрила, приспуская тяжелое веко. Он будто готов принять свою судьбу и умереть, хоть и продолжает безмолвно держаться в строю. Откуда-то издалека, по-видимому, с улицы, доносятся щелчки, наталкивающие на идею. Человек всегда выделяет несколько центров интереса, а пустоты между ними заполняет «упаковочным материалом», который пробегает вполглаза. И даже если не щелкать пальцами прямо перед носом, люди переводят внимание, как прожектор. — Думаешь, мы стали такими на ровном месте? Нет, обстоятельства вынуждают нас быть жестокими. Мы бы сами не прочь обойтись без убийств, но оглянись! Прямо сейчас защитник морали в роли тебя угрожает нам пушкой. Этот мир уже не тот, и мы должны бороться за выживание. Ходячие — угроза для нас и наших близких. И если массовое убийство этих тварей способно уберечь мою семью, я прямо сейчас выйду в поле, кишащее ими, и разорву их голыми руками. Энди застывает в ступоре, а в голове вмиг всплывает схема коридора. Я обследовала Святилище не так хорошо, как малыш Ди, но внезапно мне кажется, что я знаю территорию лучше кого-либо. Ноги сами ведут меня. Крепко ухватываюсь за предплечье Карла. Не кричу, но произношу весьма отчетливо: — Бежим! Не оглядываясь, сворачиваем за угол. И еще один. Каждый поворот являет моим глазам картину, еще более жуткую, чем предыдущую. Черная мохнатая плесень покрывает участки стен возле окон. Разбросанные пачки сигарет напоминают о том, что здесь частенько бывает Шерри. Я заметила, когда ей нужно покурить, она выбирает именно лестничную площадку. Унылое место, однако. Зато безлюдное. Спотыкаясь и оступаясь, как слепцы, мы пробираемся к развилке. — Тут нужно направо! — Лоу… — начинает Дэрил, когда резкие возгласы раздаются со спины. Почти у ног Диксона прилетает предупредительная пуля. Отрикошетивший патрон лишь прибавляет нам уверенности. Особенно Дэрилу, отпирающему Карла за угол. Еще один выстрел приходится в стену, в метре от Диксона. Припугнутый Дэрил секундно прижимает ладонь к лопатке и продолжает путь. Очередной выстрел пересекает все мои попытки достать огнестрел. Занести руку под куртку, футболку, нащупать кобуру и вытянуть из нее пистолет… Потные руки скользят. Я заметно отстаю от напарников. — Лоуренс, не отставай! — выпаливает Диксон и замедляет темп. Не уверена, куда этот поворот ведет, но знаю точно, что Энди не хватит на нас всех. И если придется выбирать между заключенными и дочерью самого Нигана; той самой, которой он хочет отомстить; той самой, которая сейчас легкая цель… Ринусь в противоположную сторону, и когда я это делаю, у меня вырывается неконтролируемый возглас ужаса. На мгновение в голове появляется поток панических мыслей, необъяснимым образом затягивающих. Нервозность перерастает в паранойю. Страх, достигший апогея, способствует моей неиссякаемой выносливости. Наконец набредаю на дверь. В рассадник успели вторгнуться заросли кустов и молодых деревьев. Выйдя на долгожданный воздух, я пытаюсь понять, откуда доносится властный голос отца. «Мне не хочется пихать своих людей под пулю, Рик. Но ты не оставляешь мне выбора». Звуки стрельбы. Мои брови взмывают вверх от ужаса. В следующее мгновение по телу пробегает табун мурашек. Большая неестественно холодная, как у трупа, ладонь закрывает мне рот. Вторая рука ложится на живот. Меня заталкивают обратно в помещение, пол уходит из-под ног, все это происходит настолько резко, что я не успеваю противостоять противнику. Отлетев на метр от заветного выхода, пусть и ведущего не в нужном направлении, я ударяюсь головой о почти расхераченную плитку и с ужасом вскрикиваю. Тупая боль не дает раскрыть глаза и собраться с мыслями. Меня берут за лодыжку и по полу тянут в обратную сторону. На секунду мне удается поднять голову, и все, чтобы заметить «проплывающий» обрез. Кое-как хватаюсь за его ствол. Посиневшие губы Энди что-то бормочут, и я едва ли разбираю слова: — Плевать я хотел на тех оболтусов. Дочь Нигана должна оставаться рядом с отцом! У него точно бред. Пляшущие перед глазами блики света не прекращают пламенное танго даже при закрытых веках. Устремляю кровожадный взгляд на затылок юноши, планируя как бы снести ему темя. Когда вдруг рука Энди подтягивает мое тело еще чуть вперед. Рука вздрагивает, и со свистом пуля попадает юноше ниже правой лопатки. Скрючившись от боли, он выпускает мою ногу из плена, а я не тороплюсь подвестись. Затылок чертовски болит и я молюсь, чтобы это было не сотрясение мозга. Чуть расширенные глаза Энди смотрят на меня. Заходится сухим кашлем, из горла плещется кровь, которую он усердно сплевывает. Подхожу к валящемуся с ног парню и наношу ему мощный удар по коленной чашечке. Не сдаваясь, он выставляет перед собой руки, переносит опору только на них и из внутреннего кармана плаща вытаскивает Маузер. — Давай же, убей меня, как их всех. Вы монстры, которые не знают пощады, — с грохотом валится на пол, как если бы он был изрешеченный пулями. На пол мягко падают капли крови, и я лениво изучаю Энди. Скукоженная от боли я выбиваю из его рук пистолет. Полной грудью вдыхаю запах крови и сдерживаю рвотные позывы. — Как же ты меня доконал. Грянет оглушительный выстрел. Вытекающая из дыры в груди кровь просачивается на пол. Ноги и руки трупа какое-то время дергаются. Завершать дело я не собираюсь — оставлю-ка Спасителям сюрприз. Ставлю обрез на предохранитель, а затем, словно передумав, кладу его рядом с телом. Оглядываюсь по сторонам и оцениваю шансы нагнать упущенных реднека и придурошного. — Дьявол! Чтоб тебя, Энди… — прикладываю ладонь к горящему затылку и следую в противоположную сторону. Толкаю дверь и вылетаю на улицу. Воздух на поле битвы кажется мне нечистым в сравнении с помещением: кругом витает запах смерти и крови. И этот запах сильнее обычного. Из открытых ворот напористо шагают ходячие, постепенно заполняя территорию общины. Со стороны леса и Святилища полыхают огни выстрелов. И только Спасители, по-видимому, пытаются отстреливать мертвецов. Люди из содружества лишний раз мечутся за деревьями и стенами, чтобы не попасть под пулю и не отвлекать ходячих от главной цели. В происходящем бедламе тяжело разобрать, где кто. Перебраться через стену без обещанных Дуайтом ящиков не смогу, разве что под стенами ограждения идти. Отбегаю чуть в сторону и меня окружает мини-орда мертвецов. Из оружия у меня только огнестрел, но ничего — я мастер импровизации. Ходячие медленные, еле перебирают гнилыми конечностями, и даже на расстоянии вытянутой руки не могут уцепиться за меня. Подхожу к крайнему ходячему и располагаю пятерню пальцев у него на затылке, а вторую — на воротнике дырявой рубахи. Оттаскиваю его от толпы. Засранец куражится, размахивает руками и грозно рычит, и все равно слишком не проворен, чтобы высвободиться. Оказавшись у самой стены посильнее обхватываю шею упыря, тяну на себя и ударяю головой о бетонную плиту. Этого оказывается недостаточно, чтобы пробить череп и задеть мозг. Повторив попытку еще раз с гораздо большим усилием, тело сползает по стене, выставляя на всеобщее обозрение мозг. Поворачиваю голову назад. Толпа мертвецов не отступила; никакие звуки стрельбы не отвлекают их от примеченной добычи. Не медля, запускаю руки в разбитую черепную коробку, обмазываюсь как следует его кровью и быстро накидываю поверх косухи снятую окровавленную рубашку. Поморщив от столь несносного смрада нос, ковыляю к толпе. Еще секунду назад гарчавшие, как собаки, мертвецы ни капли не смущаются моему преображению. Впредь движутся в мою сторону, словно не потеряли из виду жертву, однако стоит мне приблизиться вплотную и прожаться в тесном проходе между ними, как камень с души падает. Становится достаточно отойти еще на сантиметр и ходячие, потеряв былую цель, ковыляют к месту стрельбы. Глазами выискиваю знакомые фигуры Диксона и Карла. И ни с того ни с сего по телу разливается тепло. Кто-то хватает меня за волосы, а чтобы лишний раз не орала, зажимает рот. Дрожу, руки невольно тянутся к голове и нащупывают что-то, за что бы ухватиться. Звук пронизывающий воздух, как нить иглу… Такой тонкий и еле уловимый, но когда я оказываюсь вновь свободна, не обратить внимание на произошедшее не выходит. Один из Спасителей лежит на земле, а из его рта торчит тонкий обломок металлической фурнитуры. Этот черт подобрался ко мне со спины. Стремлюсь унять дрожь и нормализовать дыхание, но ничего не помогает, пока наконец не вижу заведомое… Дэрил вырывает застрявший обломок из ротовой полости трупа и вооружается им. Через терния разглядеть Диксона в теми мне удается приметить кровоподтек вокруг глаза и разбитую губу. — Поднимайся, малая! — командует он и дает мне руку. Я принимаю помощь и спешу поблагодарить своего героя: — Спасибо. Где остальные? Где Карл?! — на последнем предложении интонация неосознанно меняется; голос грубеет и становится обеспокоеннее. Они же выбежали вместе. Дэрил не отвечает. Берет мою руку в свою и тащит куда-то вперед, пробиваясь через толпы ходячих. Он отводит меня за здание оружейной. Притаившись, выглядывает из-за угла и возвращается к нашему разговору: — Когда ты дала нам возможность сбежать, появились Спасители — видимо, ненадолго решили укрыться внутри, — двое из них схватили Карла и повели куда-то на улицу. Я еле отбился от оставшихся двух уебков, побежал за Карлом, но в хаосе мне хер удалось его найти, — несколько секунд молчит, наблюдая за моим лицом. Секунды томительных ожиданий хоть какой-то моей реакции перетекают в минуту, и Диксон не выдерживает. Он первый говорит: — Извини, что не помогли. С души воротит, когда вижу, как Дэрил изо всех сил пытается извиниться. Конечно, выдавить из себя «извини, Лоуренс» для него трудно, и я ему оказываю услугу, когда перебиваю: — Все в порядке. Я сделала это по своей воле. Есть предложения, где искать Карла? — Давай для начала встретимся с нашими, а там узнаем, не добрался ли твой дружок до них первее? Не высовывайся и держись поближе ко мне, усекла? Дэрил выбегает вперед и сбивает надвигающихся на нас ходячих, расчищая дорогу к воротам. Не стоя без дела, занимаюсь упырями позади Диксона, прикрывая его со спины. Раздается громкий и властный голос отца: — Бегите, черт возьми, к воротам и перекройте их! Он и небольшая группа Спасителей, в состав которых входит Дуайт и Юджин, стоят у входа на завод. Головы просунуты в тряпья, испачканные кишками ходячих. Я не одна догадалась до этого. Мертвецов этак четверо, и все они чертовски медленно надвигаются на нас. Помчавшись к одному из них, наношу удар по коленной чашечке упыря, отчего тот ошеломлен и валится на землю. Пользуюсь старой техникой: поваленному ходячему сношу голову с плеч, раздавив ее подошвой обуви. Работающим автоматам и дробовикам аккомпанируют наше с Дэрилом хриплое дыхание, а также рыки ходячих, что вместе только добавляет колоритности кровавой картине. Справа друг за другом идут еще двое ходячих. В голове созревает план. Прикусив губу, с разбегу налетаю на того, что спереди, я толкаю упыря назад. Он теряет равновесие и валится на своего дружка, сбивая того с ног. Дэрил справляется со своими ходячими и смотрит на меня. — В порядке? Получает от меня одобрительный кивок головой. Где-то неподалеку, в одном из домов, вспыхивает яркое пламя. Раздается чей-то протяжный крик, но обрывается так же внезапно быстро, как и прозвучал. Ходячих так много, что Спасители даже не справляются с ними. — Дэрил! — из ниоткуда появляется Мэгги у самих ворот, нервно дышащая и держащая в руках пистолет. Жестом она подзывает нас к себе. — Быстрее! Грин разворачивается, когда видит нас и убегает чуть поглубже в лес. Мы за ней следом. Здесь нас ожидают все: Иезекииль, Кэрол, Мишон, Иисус… Все, кроме Рика и Карла. — Рик побежал искать Карла, — на выдохе выкрикивает Мишон. — Нужно найти их! Готовая ринуться обратно, разворачиваюсь. Дэрил обхватывает меня со спины, останавливает и прижимает к себе. — Ценю твою непреклонность и целеустремленность, но одна ты не пойдешь. — Будете отстреливать ходячих со входу, — командует Мэгги. — Челси знает Святилище получше нас, поэтому пойдет с нами. — С нами? — переспрашиваю. — Ты тоже идешь? — Ходячих и Спасителей слишком много, а вторые еще и вооружены. Будет правильнее, если Хиллтоп и Королевство расчистят дорогу, а мы бесшумно проберемся через толпу. Оглядываю свои обмазанные кровью ходячего руки и ноги, а после поднимаю глаза на Мэгги. — Предлагаешь поступить так же? Безмолвно кивает, и по ее команде все занимают свои позиции. Дэрил ловко захватывает одного из ходячих, убивает его и вспарывает тому живот. Они с Мэгги дружно наносят внутренности твари на оголенные участки кожи. А я тем временем скидываю с себя провонявшую рубашку. Поворачиваюсь к Дэрилу спиной; для профилактики он повторно маскирует меня, нанося кровь на те участки, что я сама не могла закрыть: затылок, шея… вдобавок, ему со стороны виднее, где бы еще пригодилось немного «гримма». — Давайте побыстрее закончим с этим, а то разит нереально, — шепотом произносит Мэгги. Все кругом полыхает. Десяток вооруженных Спасителей подбегает к ходячим, пытаясь расчистить дорогу к воротам. В то же время они целятся в наших людей, но все безуспешно. Хиллтоп и Королевство умело уворачиваются от выстрелов, прячась за большими и непробиваемыми стенами общины. — Их тут нет, — еле слышно говорю я. — Они, наверное, спрятались, иначе бы отец их уже давно нашел и разодрал на части… это так, образно говорю. Ходячих становится все меньше. Спасителям, может, и стоит это огромных усилий, однако медленные и непроворные мертвецы мгновенно попадают под шальные пули и толпа постепенно рассасывается. Прячась за ходячими впереди, мы пытаемся незамеченными пройти к ближайшему дому. Однако передние два ряда ходячих уже уложены. Ряд, благодаря которому мы все еще живы и не замечены, неспеша ослабевает. Стоит стать в промежутке между двумя ходячими, как вдруг, словно назло, Спасители собираются выстрелить. В этот же момент приходится схватить одного из близстоящих мертвецов и заскочить ему за спину. Забегаем в один из складов для проверки. Темно — дальше носа не видно. Единственным источником какого-никакого света становится дверная скважина, через которую пробивается лунный свет. Дэрил и Мэгги, не отрывая глаз от выхода, делают шаг назад. Тем временем на стеллажах сбоку я ищу фонарь или каганец и натыкаюсь на старый канделябр. «Сколько же тут старья. Они притащили это прямиком из девятнадцатого века или со свалки?» — Стойте смирно, не то пристрелим! К голове приставляют дуло огнестрела и я не смею больше пошевелиться. «Очередная западня». Я уже не чувствую ни страха, ни разочарования. Разве что задаюсь вопросом, какого хрена эти двое прячутся на складе, а не помогают остальным отбиваться. — Это его дочь… Секунду помолчав, второй голос командует: — Бросить оружие! Мы повинуемся. На пол падает пара пистолетов и арматура. — Так-то. Нужно привести Нигану его дочь. — А с ними что делать? — Приведем и их, а он уже решит. Стук. Один Спаситель валится на пол. Из головы сочится кровь. В эту же секунду второй шокированный Спаситель, припустивший винтовку, также теряет равновесие. Позади тел стоит вооруженный ломом Рик, а рядом с ним — Карл с настольной лампой. Улыбка накрывает мои губы. Делаю им шаг навстречу. Губы Карла так же расплываются в усмешке. — От тебя несет за километр, дурында. — Я хотела тебя обнять, придурошный, но уже что-то не хочу. — Слава Богу! — радостно восклицает он, и мы оба заливаемся смехом. Наши взгляды падают на больно уж уповатых Рика, Дэрила и Мэгги. Но улыбки моментально спадают с их лиц. — Пора выбираться! Пресловутый запашок мертвечины разносится повсюду. «Благовоние» усиливается, когда мы цепочкой пробираемся через толпу. Рик ведет нас за собой, за ним — Карл и я, Мэгги и замыкающий змейку Диксон. Грохот летящих патронов. Как только мы очутились в вонючей толпе, сбавляем убийственный темп. Нужно быть как можно скрытнее. Спасители уже не могут отстреливаться; патроны не бесконечные, в отличие от ходячих. Это я, конечно, утрирую, но ощущение, что мертвецов не убавляется. Пригнувшись, сворачиваем налево и направо, направо и снова налево. Уворачиваться от пуль, оглядываясь по сторонам, лишает возможности все детально разглядеть, но от ушей не укрывается возглас отца: — Отступаем! На долю секунды оборачиваюсь, чтобы отметить, что даже сейчас папа расталкивает людей и лезет вперед; даже тогда, когда медленные и нерасторопные ходячие — единственная нависшая угроза. Общины уже проходили в укрытия, что неудивительно: ходячих так много, что различить, не толь это притаился Спаситель, нетоль ходячий, невмоготу. Крепко заплющиваю глаза, чтобы сдержать слезы. Хватка усиливается. Повернутый ко мне Карл заглядывает мне в глаза и тихим ласковым голосом произносит: — Все позади, Челл.***
Наконец можно передохнуть. Все располагаются на земных кочках. — Мы хоть и оторвались, но это еще не конец, — проговаривает Иезекииль. — И что же делать? — интересуется Кэрол. — Ниган еще вернется. — Вот что, — протягиваю схему аванпостов, которую мне дал Дуайт. — Будем мало помалу истреблять этих уродов.