Глава 24
11 ноября 2018 г. в 20:55
Мое состояние смело можно было назвать отвратительным. Мне было сложно даже сидеть, и каждую минуту я боролась, чтобы не упасть от бессилия. Мысли в голове путались, но я пыталась следить за происходящим передо мной. Не так сложно было определить по их редким фразам, что здесь все собрались из-за меня, а точнее из-за того, что я ударила Сидни. Но вот зачем понадобилось отвлекать Тони от его дел, мне было непонятно. Меня можно было как-то наказать и без его присутствия. На кой черт он здесь? Что уж говорить о Пеппер.
Все были слишком серьезны и нахмурены, что меня еще больше напрягало и нервировало. Судя по всему, все случившееся они обсудили без меня и, кажется, даже не собирались слушать мое версию произошедшего. Неплохие такие перспективы.
— Вероника, как и положено, отстраняется от занятий до следующего понедельника, — сказал директор, не вставая из-за своего стола.
— Всего неделя? — возмущенно воскликнула мать Сидни. — Да ее следовало вообще отчислить, мистер Морита. Разве можно таким ученикам тут учиться? Мы все в равных условиях.
Родители Сидни были настроены очень решительно, особенно ее мама, смотрящая на меня так презрительно, словно я серийный маньяк. И хотя для меня это не сулило ничего хорошего, у меня нашлись силы, чтобы признать, что у Сидни были любящие родители. Ее маме было плевать, кто перед ней, она была готова пойти против всех ради своего ребенка. Любые другие, мне кажется, потеряли бы весь запал при виде Старка, способного их по стеночке размазать и в прямом, и в переносном смысле. Жаль только в реальности он так не сделает.
— Я ее просто легонько ударила, — вяло пробормотала я, не понимая, с чего такой сыр-бор. Ученики каждый день в школе дрались, а они именно в этот раз из этого событие века сделали. Сидни к тому же первая меня ударила, пусть слабо и в плечо, но это не мои проблемы. Она первая применила физическую силу.
— Вы посмотрите на нее! — воскликнула миссис Моррисон, возмущаясь. Меня все так утомляло, что казалось, я упаду со стула в ближайшие несколько минут.
— Миссис Моррисон, успокойтесь, — миролюбиво предложил мистер Морита и обратился ко мне. — Вероника, то, что ты ее ударила, естественно, плохо, но мы бы не стали вызывать ваших родителей, если бы это была обычная драка на эмоциях. Если бы это был единичный случай, если бы вы просто поругались, мы бы ограничились нестрогим наказанием. Но это другой случай.
Мне стало нечем дышать. О чем он говорил? Сидни не могла рассказать правду о нашей ссоре хотя бы потому, что являлась ее зачинщиком. Мне хотелось оттянуть ворот кофты, чтобы дать воздуху попасть в легкие, но у нее был широкий вырез, и оттягивать было попросту нечего. Я провела рукой по шее, чтобы понять, что ее стягивало, и ничего не обнаружила. Но мне катастрофически не хватало воздуха, словно меня кто-то душил.
— Вероника, в нашей школе нет места противозаконным деяниям и травле учеников.
Я недоуменно вскинула брови. Он, черт возьми, о чем вообще? Я точно туда попала?
— С чего вы взяли?...
— Вероника, послушай, — перебил меня директор. — Мы читали твое личное дело, и ничего запредельно плохого там не было, поэтому были только рады, когда ты стала меньше прогуливать и лучше учится. И показатели в нашей школе у тебя были лучше, чем в предыдущей. Но, учитывая контингент школы «Абервуд», нас вовсе не удивило то, что в личном деле не оказалось и половины из того, что должно было там быть.
Я пока мало что понимала, но меня сильно напрягало, что все молчали, просто соглашаясь со словами директора.
— В такой ситуации мне пришлось связаться с заместителем директора твоей прошлой школы и узнать о тебе много не самой приятной информации.
Я все еще не понимала, зачем все это надо было, но уже понимала, что мне конец. Заместитель директора мисс Уолт меня терпеть не могла, а грехов из прошлой школы у меня было предостаточно, чтобы закрыть меня на домашний арест до скончания веков. Я опустила взгляд на руки, потому что знала, что будет стыдно.
— Неоднократное присутствие на сомнительных вечеринках с наркотиками, курение на территории школы, постоянный прессинг и травля одноклассников, прогулы каждые два дня, хамство по отношению к педагогам и нарушение школьных правил. И это только часть из того, что мне сообщила мисс Уолт.
У меня не было сил поднять взгляд. Если бы я сказала, что это все до смеха утрировано, мне бы все равно не поверили. Правда была не на моей стороне, да и какая тут правда, ведь все эти претензии были небезосновательны. В прошлой школе я не была ангелом, даже близко не стояла рядом.
— Половину первого семестра ты, Вероника, также регулярно прогуливала уроки, иногда хамила учителям и отказалась посещать уроки истории из-за конфликта с учительницей. Но мы пошли на встречу и разрешили конфликт с учителем, потому что считали, что каждый подросток может ошибиться и вспылить. Но, как оказалось, ты и при учебе в нашей школе продолжала заниматься противозаконными деяниями и травлей одноклассников.
Я удивленно вскинула брови и посмотрела на директора. Что-что? Мне не сложно было покаяться во всех своих прошлых грехах, но ведь ничего такого в этой школе не было. Последние полгода я была относительной паинькой, да и травлей учеников никогда не занималась — это полное вранье.
— К этому относится и драка с Сидни, — заключил мистер Морита.
— Что за бред? — воскликнула я, вскочив со стула. Мне показалось, что Сидни заметно вздрогнула.
— Во-первых, веди себя спокойно, Вероника, — попросил директор, но обратно я не села. — А, во-вторых, у меня нет причин в этом сомневаться, зато есть много доказательств правдивости слов Сидни. Если Сидни лжет, и ничего такого с твоей стороны не было, то объясни, почему ты ее ударила.
Я уверенно открыла рот и так же быстро его закрыла.
Сказать, почему я это сделала? Мне надо было сейчас при всех сказать, что ударила ее, потому что сорвалась? Потому что не смогла спокойно отреагировать на правду о том, что никогда не нужна была своим родителям? Признать, что слабая, неуверенная в себе и никому не нужная? Что меня действительно задевало такое отношение?
Я метнула быстрый взгляд на Тони и поняла, что он ждал от меня хотя бы каких-то слов. Мне было страшно представить, о чем он думал. Мой взгляд упал на Сидни; на ее лице не дрогнул ни единый мускул, но в глазах читались все эмоции. Она была умнее, чем мне казалось, и, видимо, умнее меня. Она понимала и даже была уверена, что я не скажу правду, не смогу сказать вслух все те слова, что она тогда наговорила, и признать, что они правдивы. И она была права — не смогу.
Я опустила уязвленный взгляд в пол и сделала полшага назад — мне было нечего возразить. И хотя мне не хватило смелости поднять голову, перед глазами так и стояли удовлетворенное лицо миссис Моррисон и осуждающий взгляд директора. Что было с Тони и Пеппер, мне не хотелось даже думать. Особенно Пеппер.
Своим поведением я фактически признала, что все только что сказанное директором — правда.
— Что и требовалось доказать! — воскликнула миссис Моррисон. Мне запредельно хотелось, чтобы она заткнулась.
— И стоит обратить внимание на еще один инцидент с твоим участием, Вероника, — сказал мистер Морита, и я наконец подняла взгляд, но смотрела только прямо. Директор что-то нажимал на клавиатуре, после чего повернул экран внутрь кабинета, чтобы все видели происходящее на нем. А на экране началось видео — уже по первым кадрам мне стало понятно, что это то самое видео, которое я пыталась от всех скрыть. Видео, где я в компании Флэша в не самом трезвом виде залезла на Чертово колесо в заброшенном парке аттракционов.
Это был крах.
Я опустила взгляд вниз и принялась сверлить ногти на руках. Голова шла кругом, и мне уже не было понятно от температуры это или от происходящего вокруг.
— Пока мисс Ардмор, как я уже сказал, отстраняется от занятий на неделю. А что с ней будет дальше и продолжит ли она обучение в это школе, мы с вами еще обсудим. А пока…
Я больше не слушала. Меня хотели отчислить. Вот за это вранье меня собирались отчислить.
Что будет дальше? Мне казалось, я не выйду из этого кабинета, даже с места не сдвинусь, буду так стоять и смотреть на руки вечно. И почему-то такая судьба привлекала меня куда больше, чем перспектива выйти из кабинета, потому что за его пределами придется объясняться с Пеппер и Тони. А я не хотела этого делать, даже больше — я попросту не могла это сделать.
Мне вдруг захотелось расплакаться от собственной никчемности и беспомощности. Сидни капитально подставила меня, я даже не заметила этого, а теперь из-за необоснованных страхов я никогда не смогу рассказать правду. Но я не плакала, ведь слезы можно было смело плюсовать к собственной никчемности. Буду молчать. Молчание — это хорошая тактика?
Перед глазами мелькали черные пятна, голова шла кругом, и я слабо понимала, что происходит. Очнулась я только тогда, когда Тони молча вышел из кабинета, за ним вышла и Пеппер. И хотя мне не было сказано ни одного слова, я послушно последовала за ними.
В машине я прижалась к двери, чтобы меня не было видно в зеркало заднего вида, закрыла глаза и попыталась ни о чем не думать. Но получалось плохо. По состоянию Тони сложно было сказать, что он думал по поводу произошедшего. Он не был зол, как ожидалось, он просто был напряжен и мрачен. Пеппер от него недалеко ушла, разве что она явно переживала больше.
За всю дорогу не было произнесено ни одного слова.
Выходя из машины, я старалась не смотреть им в глаза, боясь увидеть в них осуждение и разочарование. Уж лучше бы накричали, наказали, сделали хоть что-нибудь.
— Иди в комнату, — голос Тони был мрачен.
Я даже не думала спорить, просто пошла к себе.
Они разочарованы. Как бы плохо они обо мне не думали, не ожидали, что я могла целенаправленно травить одноклассницу, а в итоге еще и ударить ее просто так. Учитывая, чего про меня наговорил до этого директор, все сходилось. И этот бред я сама подтвердила своим молчанием. Во мне разочаровались даже те, кто никогда не возлагал на меня никаких надежд.
В комнате я скинула обувь, бросила портфель куда-то на пол и заперлась в ванной. Мой взгляд зацепился за зеркало. На стену повесили новое зеркало взамен старому, которое было разбито мной еще до Рождества. В этот раз у меня не было никакого желания что-то или кого-то бить. Я подошла ближе и посмотрела на свое отражение. Бледное лицо с желтоватым отливом, затравленный взгляд, потрескавшиеся губы. Это была настоящая я. Никчемная, жалкая, абсолютно бесполезная и безвольная дура с явными психическими отклонениями и абсолютным неумением справляться с проблемами.
Отвратительно.
— Ненавижу… — мой голос хрипел. — Ненавижу!
Отражение в зеркале противно нахмурило брови и стало только хуже. Я портила людям жизнь одним своим существованием. Мне стоило тогда умереть под завалами вместо мамы. Так бы было лучше. Я бы перестала тяготить маму и не создавала проблем Тони. Мое рождение — главная ошибка. По щеке медленно потекла слеза, затем еще одна, и через пару секунд лицо оказалось залито слезами.
Слабачка!
Я медленно опустилась на пол, облокотилась на стену и прижала колени к себе. Почему со мной всегда одни проблемы? Почему все, кто меня знают, мучились, общаясь со мной? Конечно, я не заслуживала любви. Как ко мне можно было хорошо относиться? Таких, как я, не любили, их презирали и ненавидели.
Я резкими, грубыми движениями стерла слезы с лица. Мама права — ноют только слабаки. И почему я всегда оказывалась в их числе?
Из ванной я решилась выйти только спустя полчаса, когда, пытаясь не смотреть в зеркало, умыла лицо, и краснота глаз немного спала. Голова кружилась, стоять было тяжело, и я из последних сил переоделась и легла в кровать. Мне было холодно и меня трясло. Но морально мне было еще хуже.
По моей просьбе Пятница опустила жалюзи на окнах, и в комнате стало темно. В это мгновение мне стало так грустно, обидно и одиноко. Я всегда оставалась одна наедине со своими проблемами. И впервые мне захотелось, чтобы рядом кто-то был, обнял меня, и мне бы стало спокойней. Но в то же время я понимала, что приди сейчас сюда кто-нибудь, я бы и на метр к себе не подпустила, а уж обнять меня никому бы даже под дулом пистолета не позволила. И только твердила бы, что все в порядке и я справлюсь сама. Как всегда.
Но я все же поддалась мгновенному порыву и позвонила единственному человеку, которого я близко подпускала к себе — Эндрю. Мне не было известно, на уроках ли он или еще где пропадает, поэтому не было уверенности, что он ответит.
Но он ответил. Как всегда.
Сначала удивился неожиданному звонку, ведь мы общались электронными письмами, потом опомнился и обрадовался. Разговор завязался, но мне кажется, Эндрю чувствовал, что у меня не было настроения, хотя я ничего не сказала про случившееся. А я на самом деле была в отчаяние. Разговор получился меланхоличным, немного грустным, пропитанным нотками ностальгии. От этого еще больше захотелось расплакаться.
— Тебе когда-нибудь казалось, что ты потерялся в жизни? — тихо пробормотала я, совсем расклеившись. — Что все фонари на пути померкли, и ты не знаешь, как идти вперед?
Эндрю печально вздохнул, видимо, оценив всю тяжесть и запущенность моей ситуации.
— Такое бывает, — сказал он, и в его голосе не было ни капли жалости или пренебрежения. — В такие моменты нужно просто остановиться и позвать на помощь, чтобы кто-нибудь провел дальше.
Звать на помощь? Как легко это было бы, будь на моем месте кто-нибудь другой. Кто-нибудь, кто не боялся показаться слабым, кто не отвергал эту же помощь со словами «справлюсь сама», кто не создавал окружающим проблемы одним своим существованием. Каждая моя самостоятельная попытка что-то сделать заканчивалась полным провалом.
— Я зову, — все так же тихо говорила я. — Но это не помогает.
— Потому что звать нужно живых, а не мертвых, — Эндрю не сомневался с ответом. — Нельзя идти вперед по старой дорожке, отчаянно цепляясь за людей, которым больше нет места в твоей жизни.
Я молчала. Эндрю всегда знал, что делать и как правильно поступать. Будь я как Эндрю, таким же открытым веселым человеком, который умел решать, а не создавать проблемы, быстро бы нашла общий язык с Тони. Таким бы ребенком Тони гордился, а не испытывал разочарование. Но я — это лишь я.
— Почему ты не спрашиваешь, что случилось?
— Если бы ты хотела, то рассказала. Не хочу тебя заставлять, — Эндрю пытался говорить бодро, чтобы не расстраивать меня. — Судя по твоему траурному тону, желание говорить у тебя отсутствует. Если захочешь, расскажешь потом.
— Спасибо! — Я не уточняла, за что — он поймет.
— Всегда пожалуйста, — глухо отозвался Эндрю. — Тебе лучше поспать.
— Хорошо, — послушно согласилась я, чувствуя, что организму действительно нужен был отдых. — Пока?
— Пока.
Эндрю не отключался, и мне пришлось самой нажать «отбой». И хотя рядом его не было, мне стало на сотую долю легче. Мне почему-то казалось, что сегодня ко мне никто не придет, поэтому я спокойно завернулась в одеяло и почти сразу задремала.
Очнулась я в девять вечера, посмотрела на часы и попыталась заснуть дальше. Только вот остальная ночь, начиная с девяти, проходила крайне неспокойно. Я металась из стороны в сторону, в голове постоянно путались странные несвязанные мысли, я не могла понять, где я и что происходило. У меня был бред. У меня не было сил даже просто поднять руки, тело стало словно железо, а я не просто не понимала, что нужно было дотянуться до тумбы и выпить таблетку. Я металась их стороны в сторону, умирала от слабости, но ничего не могла поделать.
Успокоилась все только под утро. Организм был измотанный и уставший, поэтому сон пришел сразу же.
***
Утро началось в двенадцать дня с того, что я выпила две таблетки и поняла, что заниматься самолечением без советов врача — плохо. Вообще, я с опаской относилась к большому количеству таблеток. У меня с детства засело в голове, что если пить лекарство часто, то организм к нему привыкнет, и оно перестанет действовать. В детстве я была не самым умным ребенок, поэтому тут же решила, что в таком случае я умру, ведь лечить меня будет нечем. И хотя теперь мне уже не четыре и даже не пять, таблетки я принимала только в редких случаях.
А это не тот случай.
Но чувствовать себя так, словно по мне поезд проехался, а потом вернулся и проехался еще раз, мне не хотелось. Хватало того, что я была морально измотана, быть еще и физически уязвленной нельзя было. А таблетки действовали, потому что буквально через полчаса я чувствовала себя наилучшим образом. Вру. Чувствовала я себя так себе, но лучше, чем было. А это уже прогресс.
В двадцать минут первого в комнату постучали. Я напряглась. Еще никогда стук в дверь не вызывал у меня такого ужаса и паники. Стоило признать, что я боялась разговора с Тони и уже тем более с Пеппер. Что мне могут сказать? Что мне лучше перекантоваться ближайшие два года в интернате? Что я самое ужасное, что с ними случалось за последние несколько лет жизни?
— Пятница? — тихо позвала я дрогнувшим голосом. — Кто там?
— Питер Паркер, мисс.
Я перевела удивленный взгляд на дверь. Уж этого точно не ожидалось. Я быстро соскочила с кровати, посмотрела на себя в зеркало, убедившись, что для больной выглядела приемлемо, и села за стол. Окинув комнату взглядом, я заметила, что вокруг творился полный бардак. Вчера мне было не до уборки комнаты, поэтому сегодня утром она выглядела паршиво. Ладно, возможно, на этом фоне хотя бы сама я выглядела не так убого.
— Проходи, — громко сказала я и чуть не закашлялась.
Дверь медленно открылась, и в комнату вошел Питер. Он с интересом осмотрел окружающий бардак и остановил взгляд на мне. К сожалению, понять, о чем он думал, мне было не по силам. Но кое-что я точно знала: ему было не по себе. А вот чего точно не знала — это зачем он пришел.
— Это я, — зачем-то уточнил он.
— Заметила, — мне даже не потребовалось прикладывать усилия, чтобы усмехнуться. Питер каким-то невероятным образом поднял мне настроение, просто придя сюда. Если бы он еще ничего не говорил о вчерашнем происшествии, было бы прекрасно. Но мне было понятно, что больше у него не было причин, чтобы прийти сюда. Вряд ли он хотел обсудить контрольную по истории.
— Ну да, — Питер сел на ближайший к нему стул. — Ты как?
— Относительно, — пробормотала я.
— Это не ответ.
— А что ты хочешь услышать в ответ? — с поддельным интересом спросила я. — Я простыла, отвратительно себя чувствую, а вокруг все думают, что я лицемерка с крайне интересным хобби — просто так травить окружающих в частности мою одноклассницу.
— Вероника, никто так не думает, — возразил Питер, впрочем, не так уж уверенно. — Я знаю, что хотя ты ее и ударила, но сделала это совсем по иным причинам.
— Слышал наш разговор тогда? — сглотнув, спросила я, нервно перебирая бумажки на столе.
— Нет, не слышал, иначе давно бы все рассказал, хочешь ты этого или нет, — честно ответил Питер, пытаясь поймать мой взгляд. — Но я знаю, что ты никогда бы такого не сказала. Только не могу понять, почему ты не скажешь об этом? Что такого там произошло? Тебя отчислить могут, а ты ничего не говоришь.
Ответом было молчание. Никогда в жизни не смогу признаться в том, что слабая. Никогда.
— А какая разница? — протянула я. — Я сказала, что все это бред. Если бы у кого-нибудь была бы хоть доля сомнения, мне бы поверили.
— Мистер Морита все это делает только из-за родителей Сидни. Не важно, верит ли он тебе или нет, он все равно тебя накажет только для того, чтобы не было большого скандала. Флэш — вот кто действительно травит учеников, но никому нет дела, потому что еще ни один ученик не пожаловался. Если бы хоть что-то сказала, а не молчала, то директор бы… — Питер нахмурился и замолчал. — Подожди, ты думаешь, мистер Старк в это поверил?
До него дошло, что я имела в виду.
— Да, — не колеблясь, ответила я. — То, что он был недоволен, невооруженным взглядом можно было видеть. И сейчас, — я развела руками, — никто не пришел ругать меня или пытаться что-то выяснить, поговорить там. Видимо, Тони не может понять, почему вместо нормального ребенка ему досталось такое разочарование, как я. И вряд ли у него есть желание со мной говорить.
Питер выглядел удивленным и немного недовольным после моих слов. А разве это неправда? Все, что говорил директор про мое поведение в бывшей школе — это прошлое, то, что не касалось Старка. А его должно было волновать только то, что происходило непосредственно при жизни с ним. А это как раз драка с Сидни и то, что я ее прессинговала по словам самой Сидни и директора, что, естественно, было враньем. Но если Старк был разочарован, значит, он в это поверил. Почему же еще он тогда мог быть таким мрачным?
Питер какое-то время молчал, а я старательно смотрела куда угодно, только не на него. Мне казалось, что он мог по одному только моему взгляду узнать все, о чем я думала. Питер знал о происходящем в школе больше, чем любой другой в этом доме: он присутствовал, когда у нас с Сидни была словесная перепалка, соответственно, знал, по какому поводу мы ссорились. Еще пара зацепок и он обо всем догадается. Возможно, уже догадался и просто хотел получить признание вслух лично от меня.
— Ты слишком плохо думаешь о мистере Старке, — наконец сказал Питер, покачав головой.
— А ты — слишком хорошо.
Мы вновь замолчали. Конечно, какие еще могли сейчас быть темы для разговора, кроме этого чертова происшествия? Все, что я делала — это создавала проблемы для других людей. Зачем Питер вообще пришел? Не лез бы не в свое дело, целее был бы. Даже он, человек, который не имел никакого ко мне отношения, теперь был вынужден разгребать мои проблемы.
— Я попью? — Питер указал на бутылку воды на столе рядом со мной. Я кивнула, понимая, что теперь придется выйти из комнаты, чтобы налить еще воды. Ее я пила, когда была сильно голодна — это уже выработанная годами привычка. Вода заглушала голод.
Питер подошел к столу, а я отчаянно искала, за что можно было зацепиться взглядом, чтобы не смотреть на него. На глаза попался лист, на который я выписывала даты, когда заучивала их для контрольной по истории. Уж лучше бы не ходила тогда в школу. Вот так за один день могло все пойти под откос.
И тут Питер каким-то невиданным образом пролил на меня воду. Я подскочила со стула, ошарашенным взглядом впиваясь в спокойного Паркера. Когда это он стал таким неаккуратным? Быстро оценив ущерб, я пришла к выводу, что все не так уж плохо — просто вся моя футболка оказалась мокрой.
— Извини! — в голосе Питера не было ни капли сожаления, а во взгляде не было вины. Он издевался?
— Ладно, — пробормотала я, чисто физически не способная на ссоры. — По крайней мере, на меня пролился не кипяток.
— Холодная вода ничем не лучше, — уверенно заявил Питер, поставив на стол бутылку, из которой так и не попил. — Переоденься, иначе еще хуже сделаешь.
Я мысленно согласилась и полезла в шкаф за новой футболкой. И хотя я могла достать первую попавшуюся, мне пришлось долго рыться, потому что Питер следил за каждым моим действием, что сильно нервировало. В итоге я даже не обратила внимания, что выхватила из шкафа.
— Эм, Питер, я как бы не прочь вывести наши отношения на новый уровень, но может быть, ты все-таки выйдешь, чтобы я переоделась?
По какой-то причине Питер замялся и явно не хотел выходить. Неужто реально хотел посмотреть, как я переодевалась? Нет, это же Питер. Боялся кого-нибудь встретить в коридоре? Так он же, кажется, фанател от Мстителей. В чем проблема?
— Может, лучше ты в ванную зайдешь? — Питер указал на дверь позади меня, которая вела в ванную комнату. В принципе, логично — мне туда зайти проще, чем ему выйти в коридор. Только все равно что-то меня настораживало. Нет, серьезно уже в параноика превратилась.
Я ушла в ванную комнату и переоделась. Взгляд упал на зеркало: футболка висела на мне, как на вешалке. Неужели велика? Не помню, чтобы покупала сильно большие вещи. Списав все на свою забывчивость и рассеянность, я вышла из ванной. Питер стоял у дверей и покорно меня дожидался, хотя и выглядел так, словно хотел быстрее уйти. Неудивительно, впрочем.
— Ладно, вижу, ты не в настроении, пойду тогда, — Питер быстро вышел за дверь. — Пока.
— Пока, — пробормотала я уже закрытой двери. И вот чего он приходил? Проверить, не умерла ли?
Голова кружилась и стоять было тяжело. Я села на край кровати, пытаясь собрать мысли воедино. Своим приходом Питер только больше меня запутал, а в голове и так был полный бардак. Как и в комнате, кстати. Надо бы убраться.
— Пятница, — обратилась я спустя минут пять после ухода Питера. — Паркер же ушел из дома?
— Нет, мисс Ардмор, — послушно отозвался искусственный интеллект. — Выход мистера Паркера из здания зафиксирован не был.
— А где он тогда? — с опаской уточнила я. Пожалуйста, пусть только не идет к Старку.
— Не могу ответить, мисс.
Я разочарованно выдохнула. Вряд ли, конечно, Питер пошел куда-нибудь-либо в этом доме, кроме как к Тони, но оставалась микроскопическая надежда, что он заблудился, встретил кого-нибудь или его похитили инопланетяне. Хоть что-нибудь, только не Старк. Надоело чувствовать себя каким-то проектом Питера, который он должен был выполнить, чтобы добиться расположения Старка. Обидно понимать, что его интересовало мое состояние только потому, что потом он сможет донести эту информацию до Тони. Я уже лучше узнала Питера, и мне хотелось верить, что он это делал не по этой причине.
Я села в кресло в самой дальней части комнаты. Здесь их почему-то стояло два, хотя мне казалось, что хватило бы и одного. Это же комната для гостей? Хотя вряд ли на базе ЩИТа бывали гости — это не самое популярное место отдыха. Но это комната явно не принадлежала кому-то из Мстителей или… Стоп. Так Мстители все еще были или они распались? Могли ли вообще быть Мстители без Капитана Америки, если он был якобы был их главным? Что вообще делали Мстители, если на нас больше никто не нападал? А если Мстители раскололись и воевали друг с другом, получается, что Мстители защищали нас от… Мстителей?
Я тряхнула головой. Кажется, таблетки действовали не так хорошо, потому что в голове был какой-то бред. Или это уже мой личный бред, не относящийся к болезни? В любом случае, надо будет как-нибудь поискать в интернете информацию о Мстителях. Мне казалось, что когда-то я уже собиралась это делать. Но что поделать, при массе свободного времени мне вечно некогда этим заняться.
Я устало потерла виски и вспомнила про шкатулку, которую забрала из квартиры. Мне все ещё было интересно, что такого могла хранить мама в шкатулке на замке. Мама такие не любила, да и если бы приобретала, то какую-нибудь золотую сверкающую в бриллиантах, а не деревяшку какую-нибудь. На самом деле лазить по чужим вещам нельзя, но я никогда не отличалась соблюдением правил хорошего тона, а мама не была мне прям уж чужим человеком. Тем более все ее вещи по наследству передались мне, так что имела право. В общем, тысяча и одно оправдание я себе придумала, поэтому смело достала шкатулку.
В первую очередь я отметила, что шкатулка оказалась очень старой. Нет, выглядела она красиво, но по мелким деталям можно было определить, что она если и не намного старше меня, то, как минимум, моя ровесница. По размеру была большая, чтобы назвать ее шкатулочкой, но не настолько, чтобы называть коробкой. В общем, среднего размера.
С открытием шкатулки возникли небольшие проблемы — ключ не вставлялся. Точнее просто не вставился с первого раза, и со второго, и с третьего. Я уже ненароком подумала, что где-то ошиблась, и ключ был не от этого. Но тут все оказалось проще — стоило мне наконец посмотреть в отверстие и сверить его с ключом, так все сразу сошлось. Типичная для меня ситуация — флешка в компьютер у меня тоже не с первого раза правильно вставляется.
Когда ключ провернулся два раза, послышался характерный звук, сообщающий, что механизм сработал и шкатулка была открыта. Я аккуратно подняла крышку и… почувствовала легкое разочарование. Конечно, я не ожидала увидеть все сокровища мира или какой-то важный компромат на маму, но и просто непонятный несвязанный хлам там увидеть было неожиданно. Какая-то бумажка, фотки, цепочка, кольцо, еще бумажки… Для меня это было ничего не значимыми вещами. Быстро пробежав взглядом по предметам, стало понятно, что мне, черт возьми, ничего не было понятно.
Первым делом я вытащила кольцо, как самый маленький предмет, и померила его на свои пальцы. Кольцо было великовато, хотя у нас с мамой был примерно одинаковый размер, насколько мне известно. Само кольцо было из золота, а посередине находился зеленый камешек. Я в таких драгоценностях понимала очень мало и из всех камней зеленого цвета вспомнила только изумруд, но совсем не была уверена, что это он. Впрочем, ничего сверхзначительного в кольце не было, поэтому оно на время отправилось в сторонку.
Дальше я решила достать фотографии. На первом фото мама была очень молодой и стояла на фоне башен-близнецов. Видимо, это фото было сделано в первые дни приезда в Америку. А на втором фото был ребенок и, судя по знакомой обстановке позади и большим зеленющим глазам, это была я. Мне было года полтора-два, тот возраст, когда дети уже умеют ходить и даже что-то говорить, но при этом еще не обладают особой индивидуальностью и очень похожи друг на друга. Фото было обычным — я стояла посреди комнаты в милой одежке и, чуть задрав голову, большими круглыми глазами смотрела вверх, видимо, пребывая в шоке от наставленной на меня камеры.
И зачем мама это хранила здесь? Ей было неприятно на это смотреть, поэтому она убрала фото от глаз подальше, чтобы лишний раз не натыкаться? Тогда зачем вообще надо было меня фоткать, а тем более распечатывать это фото? Это все также отошло в сторону.
Цепочка. Она выгодно отличалась от всего остального, потому что сразу было видно, что положили ее туда недавно, относительно других вещей. Она была из белого золота, как мне показалось, а кулон был выполнен в форме непонятной для меня загогулины, но зато внутри было вставлено два сверкающих камушка, которые, уверена, стоили немалых денег. Это мне ни о чем не говорило.
Следующей я вынула из шкатулки сложенный вчетверо лист бумаги, скорее даже листик, потому что в разложенном виде он был даже меньше тетрадного листа. Но в настоящий шок меня привело содержимое листа. Это был чек на приличную (но не столь большую) сумму денег от, черт возьми, Тони Старка. Все несколько раз было перепроверено. Но зачем Тони выписал маме чек на такую сумму и почему мама им так и не воспользовалась? Вот это было действительно интересно. Только вот думать о Тони было как-то грустно, потому что сразу вспоминалось то, что произошло вчера в школе. Большой вопрос: успею ли я спросить про этот чек до того, как меня отправят куда подальше из этого дома?
В дверь постучали, и я резко вскинула голову, из-за чего почувствовала в висках пульсирующую боль. Вероятность того, что это вернулся Питер, была ничтожно мала. А это значит, что настало время, которого я так боялась — пришел кто-то другой, чтобы поговорить, точнее сказать, что такому ужасному ребенку никто не рад и поэтому меня отсюда выпиливают.
Я быстро запихнула все вещи обратно в шкатулку, ключ убрала в карман штанов, а саму шкатулку убрала за кресло, где ее не было видно. И хотя за это время я пыталась прийти в себя и собраться с мыслями, мне очень сложно было даже просто сказать «ага», разрешая войти. Мне кажется, мое сердце по-настоящему остановилось, когда в комнату вошел Тони. Он медленно пересек помещение и сел во второе кресло, рядом с моим. Он был серьезен, напряжен и почему-то держал в руках планшет. Прекрасное начало.