Глава 25
1 января 2019 г. в 00:49
Мне никогда не приходилось серьезно отчитываться за свои поступки. Если мама и обращала внимание на то, что я натворила, то все происходило в атмосфере ссор и ругани. Наверное, по этой причине меня напрягало и сильно беспокоило, что первую минуту Тони молча сидел в соседнем кресле и при этом был невероятно спокоен. Вряд ли он пришел сюда, чтобы насладиться тишиной, да? Или ему попросту нечего было сказать, или он не мог собраться с мыслями и начать разговор. Ни один из вариантов мне не нравился, потому что оба как бы намекали, что криков точно не будет. А как показывала практика, если в такой ситуации человек не кричал, он был разочарован, поэтому не считал нужным тратить силы на крики.
— Помолчать пришел? — мои нервы не выдерживали.
— А тебе нечего сказать?
Я сглотнула.
— Нет.
— То есть все, что было у директора, ты объяснить не хочешь? — спросил Тони, его спокойный тон настораживал.
Я непроизвольно задержала дыхание, обдумывая, что ответить. Что ожидал услышать Тони, было не ясно, но он точно пришел с явным намерением узнать от меня какую-то информацию. Только вот что было лучше: отрицать слова директора, при этом не поясняя настоящего положения дел, или просто молча отсиживаться, словно действительно была во всем виновата? Все мое нутро твердило, что первый вариант лучше, но статистика показывала, что вовсе не всегда стоило прислушиваться к внутренним ощущениям.
— Объяснить? — вопросом на вопрос, как и всегда. — Ты думаешь, что я действительно могла на протяжении полугода травить одноклассницу? Так?
Было нечестно с моей стороны использовать такие провокационные вопросы. Этим вопросом я изначально обвиняла Тони, независимо от его ответа. И, когда он ответит «да», что на самом деле логично, это будет выглядеть так, словно он виноват в том, что так подумал. И это было неправильно, потому что я ведь и не давала повода усомниться в словах директора, чтобы выдвигать какие-то претензии.
Тони нахмурился. То ли от того, что я сказала, то ли от того, каким тоном. В любом случае, разговор явно пошел не так, как представлял Тони, да и не так, как это представлялось мне. Пока было не ясно — хорошо это или плохо.
— Нет, конечно. В этот, как ты тогда выразилась, бред никто и не собирался верить. Последние два месяца ты жила с нами у меня на виду, и я точно могу сказать, что ты могла за это время сделать, а что — нет, — голос Тони звучал как-то странно, словно смесь осуждения и сочувствия, от чего было не по себе. — Но если уж ты обвинила меня в недоверии, то стоит заметить, что единственный в этой истории, кто проявил крайнюю степень недоверия — это ты, потому что не рассказала об этом.
Уверена, у меня глаза на лоб полезли. Ничего себе. Он даже и не думал верить в это. Старк, черт возьми, ни секунды не сомневался в том, что я такого не могла сделать.
— Никто не собирался верить? — повторила я его слова. — Ничего, что меня из-за этого отчислить хотят?
— Тебя не отчисляют, — возразил Тони. — Директор в курсе, что последние два месяца ты была паинькой, не беря во внимание тот факт, что ты действительно ударила ту девчонку. Но, учитывая, как это произошло, ты отделаешься отстранением на неделю.
Я продолжала молчать в недоумении, как они могли все узнать. В то, что это резко у Сидни совесть проснулась, верилось мало, точнее вообще не верилось. В раздумьях я не сразу обратила внимание на то, что Тони протянул мне планшет, с которым он вошел в комнату. Минуту я смотрела на него со смесью удивления и страха, после чего дрожащими руками взяла планшет и положила себе на колени. На рабочем столе находился видеофайл, который, видимо, мне надо было просмотреть. Видео включилось, на экране появилась картинка не самого хорошего качества, но со звуком. Я поняла, что там. Руки начали дрожать, голова пошла кругом, и мне вновь стало катастрофически не хватать воздуха. На экране был школьный коридор, и Сидни, нарядная и пьяная, там тоже была. Мое сердце замерло. Когда в кадре появилась очень знакомая фигура в черном платье (ага, знакомая — моя), я тут же выключила видео. Мне было прекрасно известно, что там было дальше, и смотреть мне это не хотелось, а тем более не хотелось, чтобы это повторно услышал Старк.
Можно умереть, пожалуйста?
— Почему сразу запись с камер не посмотрели? — чуть дрогнувшим голосом спросила я, не отрывая взгляд от планшета.
— Потому что они хранятся только десять дней, потом поверх начинается новая запись, — пояснил Тони, и я недоуменно на него посмотрела. — Это не из школы.
— А отку?... — я запнулась, внимательно посмотрела на обычный беленький айпэд в моих руках, и мозаика в моей голове наконец сошлась. — Питер.
— Да.
Еще на каникулах я «засветила» перед ним программу записи с камер, когда показала видео с его участием. Он знал, что как минимум до Рождества программа продолжала записывать и сохранять видео. Это объясняло, почему он сегодня приходил, вел себя странно, «случайно» пролил на меня воду, отправил в ванную, пошел к Тони после визита ко мне. Я усмехнулась. О том, что Питер умнее меня, мне было известно, но о том, что еще и хитрее — нет. И он, благородный, черт возьми, рыцарь, не мог допустить, чтобы меня отчислили за то, что я не делала, поэтому всеми силами пытался найти доказательство моей невиновности. Но у меня впереди будет еще много времени подумать о способе убийства Паркера, а пока у меня были проблемы посерьезнее.
Что делать дальше?
Тони молча сидел и, наверное, ждал от меня хоть какой-нибудь реакции. А что мне надо было делать, если единственное, что мне хотелось — это исчезнуть? А такому меня не научили.
— Ладно, меня не отчисляют, — спокойно констатировала факт я. — Тогда зачем ты пришел?
— А по поводу этого, — Тон указал на планшет в моих руках, — ничего не скажешь?
— А что бы ты хотел услышать? — уточнила я, пытаясь уйти от ответа.
— Я бы хотел, чтобы ты сама мне об этом рассказала, — твердо сказал Старк, хотя и без недовольства. — Чтобы я об этом узнал от тебя, а не из видео, которое притащил Питер. И то без твоего согласия.
Тони был прав, когда сказал, что самое большое недоверие в этой истории проявила именно я. Но не могла я иначе. У меня никогда не было возможности доверять людям, привычка все держать в себе и не делиться переживаниями даже в самые сложные моменты засела у меня с детства. И как не старайся, от нее не избавиться. Мне всегда казалось, что людям не до моих проблем, а любое мое откровение могут только высмеять или использовать против меня. Да и у большинства проблемы куда посерьезнее моих, чтобы доставать людей такими мелочами.
И снова то же — ну не говорить же сейчас все это Старку? Он же даже не за этим пришел.
— Думаю, это сейчас не важно, — пробормотала я. — Зачем ты пришел?
Тони мой ответ не понравился.
— Хорошо, раз так, не будем обсуждать эту тему, — его согласие меня насторожило, и я сильнее сжала планшет в руках. — Поговорим о другом.
— О чем? — уточнила я, подозревая, что мне и это не понравится. Впрочем, в данной ситуации мне вообще ничего не могло понравиться.
— Ты включи следующую запись, — Тони кивнул на мои руки. — Если, конечно, ты планшет не сломала.
Я бросила на него недовольный взгляд, но хватку ослабила. Включая следующую видеозапись, я уже предполагала, что увижу на экране. И верно! Включилось именно то видео, которое еще недавно на перемене мне показывал Питер и которое я так старательно пыталась удалить. Не было смысла его смотреть полностью, поэтому выключила его я даже раньше, чем на экране вместо трясущейся земли появилась нормальная картина происходящего.
— Неоднократное присутствие на сомнительных вечеринках с наркотиками, курение на территории школы, хамство учителям, прогулы каждые два дня, нарушение школьных правил, конфликты с педагогами, — процитировал Тони список моих недавно оглашенных проступков и указал на планшет. — И в завершение — вот это. Вижу, ты сразу поняла, о чем речь.
Он, несомненно, заметил, как рано я отключила воспроизведение.
— Да. И не вижу смысла это, — я приподняла планшет вверх, — обсуждать.
— Вот как, а я-то пришел как раз, чтобы это и обсудить, — Тони сложил руки на груди. — И тебя не смущает, что только на одном этом видео ты нарушила несколько законов? Или то, что ты могла насмерть разбиться, упав с этой рухляди? Что это, черт подери, опасно? Чем ты думала, когда это делала?
— Соглашусь, не самый разумный поступок, — мирно продолжила я, надеясь быстро закончить этот разговор. — Как и все, о чем тебе там наговорили. Это плохо, незаконно и делать так не надо было. Мне это известно, не переживай. Но все это тебя не касается.
Тони удивленно поднял брови и перевел на меня вопросительный взгляд.
— Что значит «не касается»? — полюбопытствовал Тони, сощурив глаза.
— То и значит, — решительно ответила я, правда, при этом не поднимая взгляда. — Это все в прошлом. Даже этот последний случай с колесом произошел еще в октябре, за пару дней до аварии. Остальное — еще раньше, тогда, когда я спокойно и мирно жила с мамой по ее правилам и делала ровно то, что мне разрешала она. Так что да, тебя это не касается.
— Вот значит как? — возмущенно воскликнул Тони. — Знаешь, что бы ты себе там не думала, я вообще-то твой отец, и все, что происходит в твоей жизни, меня касается.
— Ага, все, что происходит после… — я на секунду задумалась, — после двадцать второго октября того года, тебя касается. До этого тебя в моей жизни не было.
Тони вопросительно поднял бровь. Я замялась.
— Не подумай, это не обвинение или упрек, а простая констатация факта, — зачем-то оправдывалась я. — Просто ты не можешь знать, как я до этого жила, что мне мама разрешала, а что — нет. Может быть, тогда такие поступки были для меня обыденностью?
— Сейчас… — начал Тони, но я перебила.
— Какая разница, что сейчас? — воскликнула я, перебив. — Знай я тогда, что потом мне придется жить с тираном, помешанном на контроле, а за каждым моим шагом будет следить не менее деспотичный охранник, я бы трижды подумала, прежде чем лезть на это гребанное колесо или делать вообще что-либо. Но, уж извини, даром предвидения не обладаю, тогда такое и в страшном сне присниться не могло.
— Тиран, помешанный на контроле? — возмущенно переспросил Тони, и мои глаза непроизвольно закатились. Интересно, а остальное он слышал или перестал обращать внимание после этой фразы?
— Хорошо, погорячилась, но остальное — сущая правда! — не сдавалась я, надеясь донести до него свои мысли, хотя и сомневалась, что он мог понять. — Так что ты не можешь меня за это ругать. Но не волнуйся, нам еще полтора года вместе жить, я успею что-нибудь натворить, и ты вдоволь наорешься, отыгрывая роль родителя.
— Думаешь, мне накричать на тебя надо? — устало уточнил Тони, впрочем, не нуждаясь в ответе. — Если бы я хотел, я бы уже накричал. Ты хоть сама понимаешь, что эта выходка могла бы стать для тебя последней? Одно неверное движение или ржавая перекладина, и ты труп. Ты и так тогда чуть не погибла. Этого ты не понимаешь?
— Понимаю. И сама не в восторге от того, что тогда делала, но изменить ничего не могу и выслушивать от тебя нотации не буду. Так что предлагаю закрыть эту тему, она явно исчерпала себя.
— А мне так не кажется, — спокойно возразил Тони, несмотря на все то, что я сказала. — То, что сообщила та мадам из твоей старой школы, это все? Больше ничего не может случайно всплыть из той части жизни, которая якобы не касается меня?
— Думаю, все, что могло вскрыться, мисс Уолт рассказала. Она бы точно ничего не стала утаивать, — я уже более расслабленно крутила планшет в руках, ожидая, что больше никаких вопросов не будет. — Так что можно закрыть эту тему. Это все?
— Нет, еще один вопрос, — сегодня Тони просто поражал своей выдержкой. — Где ты была в прошлую пятницу, двенадцатого января, когда должна была быть в школе?
Я замерла, и планшет тихо упал на мои колени. Неужели ему и это сказали? Я почти не помнила, что ему обо мне говорили, и, видимо, эту информацию пропустила мимо ушей. Черт, Хэппи и Питеру, наверное, досталось за то, что не досмотрели за мной. Вот это большая подстава от меня. К счастью, Питер хотя бы не знал, где я все-таки была все это время. Или — к сожалению, не знал? Возможно, это информация могла бы его выгородить.
— А ты у Питера не спрашивал? — вопросом на вопрос, мое любимое.
— Спрашивал, — недовольно ответил Тони, я напряглась. — Он извинился, но ничего не сказал, только посоветовал спрашивать об этом напрямую у тебя. Но я что-то сомневаюсь, что он просто случайно не заметил твое отсутствие. Видимо, ты переманила его на свою сторону, да?
Несмотря на некрасивую ситуацию и не радужные перспективы я улыбнулась. И хотя было понятно, что для самого Питера, раз уж он не знал точного местонахождения, выгодно было именно молчать, но все равно было странно и неожиданно, что он отказался что-то говорить самому Тони, который, насколько мне известно, для Питера чуть ли не идол. Не ожидала.
Только вот было немного обидно, что в первую очередь Тони спросил у Питера, где я была, а уже потом обратился с этим вопросом ко мне. Но, с другой стороны, учитывая мою манеру общаться, вполне логично узнать ответ заранее. Все нормально, обижаться не на что.
— Нет никаких сторон! — возразила я и протерла маленькое пятнышко на экране планшета рукой, отчего оно стало только больше. — А Питер просто держит свое слово.
— И где ты была?
Я замолчала, пытаясь собраться с мыслями. Сказать или не сказать? В любой другой момент я бы даже не думала, потому что вариант «не сказать» очевиден, но не в этот момент. Сегодня Тони, в отличие от меня, проявлял чудеса спокойствия и благоразумия и нормально реагировал на все, что я говорила и отказывалась говорить. Другого нормального случая, чтобы сказать об этом, могло и не представиться. А сказать надо было, потому что иначе Хэппи и Питеру достанется вдвое больше.
— Я ходила на кладбище, — выдавила я, с небывалым интересом рассматривая кисти рук, которые в этот момент показались мне костлявыми и больными. — У мамы был день рождения, и я решила, что хотя бы в этот день должна туда пойти.
Я не отводила взгляда от рук, не видела реакцию Тони, а он ничего не говорил. Молчал. Я горько усмехнулась — теперь не одной мне неловко. А, впрочем, что можно было сказать в такой ситуации? Чья-то жалость или утешение мне точно не нужны были.
— Почему сразу об этом не сказала? — голос Тони был напряжен, я же наоборот стала чересчур расслабленной.
— А смысл? — у меня на самом деле не было существенных аргументов и причин, которые звучали бы не как подростковая истерика.
— А в том, чтобы сбегать из школы и от Хэппи, смысл был?
От этого разговора у меня начала болеть голова, и мне стало сложно формулировать свои мысли. Когда же это закончится? Надеюсь, с Пеппер мне потом объясняться не придется? Второй такой разговор я не пережила бы.
— У меня была причина не говорить, — протянула я.
— Какая? — Тони заинтересованно посмотрел на меня.
— Не хотела. Понимай, как хочешь, но я просто не хотела об этом говорить.
Я выдохнула, ожидая реакции Тони. Это не тот ответ, который он ожидал услышать, верно? Меня бы такой ответ не удовлетворил, но что поделать, я не могла внятно объяснить большую часть своих поступков. А даже самые мои логичные поступки часто вызывали недоумение у людей, хотя мне казалось, что причины моего поведения лежали перед их носами. Но мое восприятие мира частенько слишком кардинально отличались от восприятия других людей.
— Вероника, ты же понимаешь, что, вот так вот общаясь, мы ничего не добьемся, — Тони все никак не хотел заканчивать разговор. — Я пытаюсь тебя понять, но ты упорно этому сопротивляешься.
Мне нечего было сказать. Возможно, это было моей главной проблемой — я сама не могла себя понять. Парадокс. Я хотела быть счастливой, но делала вещи, которые расстраивали и меня, и мое окружение. Я никогда не нравилась себе, но мне нравилось то, как я воспринимала некоторые вещи. Я твердила, что мне плевать, но переживала из-за каждого пустяка, даже не стоящего моего внимания. Я жаждала внимания от людей, но в страхе отвергала его, и замыкалась в себе каждый раз, когда сталкивалась с ним. Все ужасно противоречиво. Если даже мне не под силу в себе разобраться, то вряд ли кто-то еще мог бы это сделать. Эгоистка до мозга костей.
Я продолжала молча сверлить взглядом руки — нельзя же такое вслух признавать.
— Не будешь говорить? Прекрасно. Это ведь именно то, о чем я только что тебя попросил, — съязвил Тони, которого, видимо, окончательно достало мое поведение. — Хорошо. Я пойду, но не думай, что на этом все. Мы еще вернемся к этому разговору. И я надеюсь, что ты хотя бы немного изменишь свое поведение, иначе мы никогда не сдвинемся с мертвой точки.
Тони встал с кресла, и я подняла на него взгляд. Меня еще кое-что интересовало, но мне было страшно задавать какие-либо вопросы, потому что после этого разговора Тони вполне мог меня послать. И его нельзя было бы за это осудить, все вполне заслужено.
— Тони! — окликнула я, когда тот уже открыл дверь. — А Хэппи и Питер? Им же ничего не будет за то, что не уследили за мной, да? Это же я виновата, они ничего не делали.
Тони усмехнулся.
— О, так ты признаешь, что виновата? — Я показала ему язык. — Ничего им не будет.
Я кивнула, и Тони вышел.
Вот и произошло то, чего я так боялась.
Я встала с кресла, подошла к кровати и, раскинув руки, со всей силы плюхнулась на нее. По моему лицу расплылась довольная улыбка, которую я никак не могла убрать. Тони видел, что вывело меня тогда из себя, но меня почему-то это ни капли не беспокоило.
Все хорошо.
Я просто накрутила себя и довела свою паранойю до невозможного уровня. А на деле все оказалось так просто. И хотя разговор был напряженным, и Тони ушел недовольным, я все равно чувствовала себя такой расслабленной и удовлетворенной. Оказалось, что на то, из-за чего было столько переживаний, даже не обратили внимание. Их интересовало другое. Все, что мне надо было сделать — поговорить, а не придумывать себе несуществующие проблемы и переживать из-за них. Впрочем, это в моем стиле.
И Питер. Я обещала себе подумать над методом его убийства, но у меня нет никакого желания ни думать, ни убивать Питера. И пусть он сделал то, что мне бы не хотелось, да и без моего ведома, но, в целом, все получилось хорошо. Питер хотел как лучше, все и получилось так. Хотя бы в этот раз я постараюсь не создавать себе проблемы на пустом месте. Хотя стоило бы объяснить ему, что не стоило совать свой нос не в свои дела. Но опять-таки вряд ли его это остановит в следующий раз.
Буквально через пару часов ко мне зашла Пеппер, и, что странно, говорить с ней я боялась даже больше, чем с Тони. Даже когда знала, что все мои страхи были на пустом месте и никто ни в чем меня обвинять не собирался. Пеппер ведь наверняка посмотрела то видео и, как человек внимательный и чуткий по сравнению с Тони, обратила внимание на то, по какой причине я вышла из себя. Уверена, теперь она думала, что я несчастный закомплексованный ребенок, внутри желающий родительской любви и переживающий из-за смерти матери. Ага, хрен там. Как бы оно ни было на самом деле, думать обо мне так никому не надо.
— Вероника, надо поговорить, — с этими словами Пеппер села на край кровати, на которой в полулежащем положении была я. Мне не надо было говорить. Можно просто сделать вид, что ничего не было? Мы с мамой так и жили — делали вид, что ничего плохого и оскорбительного по отношению друг к другу не делали. Это здорово облегчало жизнь, как мне казалось, по крайней мере.
— Я уже поговорила с Тони, если ты об этом, — сразу же выдала я, надеясь избежать разговора. — Насчет того видео с Чертовым колесом и всего, что про меня говорили, по поводу того прогула тоже. Все, что могла, я уже сказала. Более подробной информации у меня нет.
— Я не об этом, Вероника, — Пеппер окинула меня понимающим взглядом, от чего я еще больше растерялась.
— Уже второй раз это слышу, — пробормотала я себе под нос. Только, когда это говорил Старк, он как раз таки имел в виду озвученные мной темы. А что тогда хотела Пеппер?
— Я хотела поговорить насчет твоей одноклассницы.
— Это же бред! — уверенно перебила я, так как знала от Тони, что они по этому поводу думали. — В эту ересь даже не было смысла верить, разве не так? Зачем об этом говорить?
— Конечно, Вероника, — тут же согласилась Пеппер, при этом настолько спокойно, словно понимала и ожидала такую реакцию. Это-то и беспокоило. — Но я видела запись с камер и видела, что повлекло за собой такое твое поведение.
Я не поднимала взгляд. Черт. Расслабилась из-за того, что Тони не стал приставать с этим видео, и даже не подумала о проницательной Пеппер. Она хотела поговорить со мной о моей реакции на слова о маме и интернате. Проблема заключалась в том, что я этого не хотела, как бы нечестно это не было по отношению к Пеппер. В такие моменты хотелось, чтобы вернулась та самая Пеппер, которую я по ошибке хотела в стервы записать.
Но я не собиралась об этом говорить.
— Пеппер, я просто слишком много выпила, — с нотками извинения и стыда заговорила я. — Из-за этого состояния на каждую ерунду так реагировала, а Сидни меня особенно бесила, вот так и получилось. Я была слишком пьяна и не совсем следила за своими действиями. И ненавижу, когда меня трогают, а Сидни перешла границы дозволенного.
— Вероника…
— Пеппер, мне стыдно, я все поняла и приняла. Давай не будем, а? — умоляюще протянула я. — Я на самом деле не так часто пью и не люблю обсуждать потом свои пьяные выходки. Мне и так неприятно это вспоминать. Закроем тему, а?
Моя просьба, основанная на лжи (пила я нередко), звучала убого и совсем не убедительно. Но ничего другого в мое голову не пришло, приходилось оперировать тем, что имелось. Пеппер же не чудовище, чтобы доставать меня неприятными разговорами. По крайней мере, я искренне на это надеялась.
Пеппер хотя и была не удовлетворена, но не стала продолжать разговор. Просто с усталым вздохом уточнила, как я, и после моего вялого ответа ушла. Оставалось надеяться, что хотя бы не обиделась. Мне было знакомо много людей, которые обижались, если кто-то не хотел поговорить с ними, так сказать, по душам. Причем обижались чаще всего на меня.
***
Как бы радостно мне не было днем, вечером мне хотелось умереть. И я была как никогда близка к цели. Температура поднялась аж до 102,2 градусов, и морально, и физически я была убита. Таблетка не помогла, а пить еще я не рискнула — и так норму превысила. Единственное, что мне оставалось — это нацепить самую теплую одежду, закутаться в груду одеял и постараться заснуть, что было почти нереальной задачей. Очень хотелось провалиться в сон, но пульсирующая боль в голове и озноб не давали этому случиться.
Мне было плохо.
Следующие несколько дней прошли в одном и том же режиме: я спала и мучилась с высокой температурой по очереди. Изредка мне становилось лучше, но в такие моменты я не рисковала выходить из комнаты и просто пялилась в ноутбук, пересматривая знакомые фильмы. Меня никто не беспокоил, но мне это было только на руку.
Из комнаты я вышла только на четвертый день нахождения дома. Мне стало лучше, поэтому я решила показаться людям, чтобы все были в курсе, что я все еще была жива. Но, как оказалось, это было зря. В столовой было пусто. Если никто не посещал завтрак и ужин, то неудивительно, что они не заметили моего отсутствия. Или им просто не до меня. Мне это было только на руку.
Сидеть одной в столовой смысла не было, ведь есть я не собиралась, поэтому решила, что подожду еще пару минут и, если никто не придет, уйду. Хотя меня и отстранили от занятий на неделю, я была обязана изучить материал, который в школе прошли без меня, и сделать домашнее задание. А наш учитель права требует, чтобы каждый ученик, болел ли он или был отстранен, сделал задание и послал его ему на электронную почту. Поэтому мне еще предстояло написать SWOT-анализ личности и ответить на двадцать два вопроса, который учитель скинул каждому на электронку. Отдохнуть от школы не получалось, даже если ты был отстранен.
Ради приличия я поковырялась в салате, отделила все ингредиенты друг от друга, сложила их в маленькие кучки и создала впечатление, что это кто-то ел. Правда, ел это кто-то явно ненормальный. Потом отодвинула тарелку и взяла себе чай. Насколько мне известно, при болезни советовали пить горячий чай. Так это или нет, но я в любом случае от чая не отказалась бы.
Не прошло и пары минут, как дверь в столовую открылась, и вошел Тони. Я быстро метнула взгляд в его сторону и вернулась к распитию любимого напитка. Только что-то мне показалось в нем странным, словно что-то изменилось внешне. Может быть, все-таки показалось? Его несколько дней видно не было. Я повернула голову в его сторону и внимательно всмотрелась, пытаясь понять, что было не так. Практически сразу Тони заметил мой взгляд и вопросительно поднял бровь. Я ничего не сказала, но и взгляд не убрала. И тут меня озарило — на груди Тони был железный пятиугольник, такой же как когда-то реактор.
— Что это? — спросила я, почему-то уверенная, что Старк понимал, о чем я.
Тони уперся напряженным взглядом в стол, словно этот вопрос ему уже задавали, и ничего хорошего от этого не было. Еще немного и я бы могла пожалеть, что спросила.
— Энергореактор, генерирующий наночастицы.
Я никогда настолько глубоко не изучала физику, но была уверена, что конкретно эта информация относилась к физике, и общий смысл, кажется, уловила. И он мне не совсем понравился. Я была на девяносто девять процентов уверена, что уже давно видела в новостях, что Тони Старк смог избавиться от реактора в груди. А это значило, что он мог спокойно жить без него. Так зачем ему снова нужен был реактор, да еще и такой усовершенствованный?
— То есть теперь, — медленно начала я, пытаясь не запутаться в собственных мыслях, — костюм будет собираться из наночастиц прямо на тебе.
— Да, — Тони ответил спокойно, но мне казалось, что он действительно не хотел мне это говорить. И я не могла понять почему.
— Зачем? — не удержалась я, хотя и понимала, что желательно было остановиться и прекратить задавать вопросы. Тони явно не был от этого в восторге, а злить его без повода не в моих интересах.
— Ты, кажется, уже поела, — заметил Тони, кивнув на отодвинутую чашку. — Уверен, у тебя много более важных дел, чем болтать со мной. Можешь идти.
Он точно не хотел об этом говорить. Впрочем, это было очевидно с самого начала разговора. Я пару секунд смотрела в стол, решая, стоило ли продолжать, а потом встала и вышла из столовой. Не хотел — не надо. Навязываться не собиралась, делать мне больше нечего. Нечего.
В общем-то, это действительно было не мое дело, да и привычки лезть к изобретениям Тони у меня никогда не было. Если он хотел проводить над собой эксперименты, то пусть проводит. Мне-то что до этого? Даже техническая сторона вопроса, учитывая мою стойкую неприязнь к физике, меня ни капли не привлекала. Только мне все равно что-то не давало покоя и заставляло вновь и вновь прокручивать в голове один вопрос — зачем? Он прекрасно жил без реактора уже несколько лет, если я не ошибалась. Что заставило его вновь прибегнуть к реактору, да еще и насколько усовершенствованному? На ум пришли только две предполагаемые причины: проблемы со здоровьем, из-за которых он больше не мог жить без реактора в груди, а наночастицы были лишь полезным дополнением, или приближающая угроза, которая требовала иметь усовершенствованный костюм, а реактор в груди был лишь способом всегда иметь неограниченное количество наночастиц при себе. И что мне надо было думать? Последнее время нашей дорогой планете и Нью-Йорку в частности ничего не угрожало, но и сильных изменений в здоровье Тони мной не было замечено. Хотя о чем вообще речь — что я вообще могла заметить со своей-то наблюдательностью и внимательностью?
И почему вообще меня это волновало?
Было ясно почему, только признавать это было как-то непривычно. В обоих предполагаемых мной вариантах очевидно было одно — опасность угрожала именно Тони. Если здоровье, то и так ясно почему, а если угроза миру, то не надо было быть гадалкой, чтобы понять, кто именно тут же помчится жертвовать собой ради остальных. И мне почему-то было так тревожно от этих мыслей.
В комнате я с грохотом упала на кровать и раскинула руки в стороны. Попытки мысленно разобраться в ситуации привели к возникновению еще большего количества вопросов. Наверное, думать — это все-таки не мое. Тут надо было или в лоб спрашивать, или забить. Второй вариант был наиболее привлекателен, но почему-то казался невозможным. Если уж что-то засело мне в голову, вряд ли получиться про это забыть. Но, как уже было выяснено, спрашивать об этом у Тони бесполезно. И что-то мне подсказывало, что никто в этом доме мне на этот вопрос не сможет дать ответ.
Даже Питер, если вообще что-либо об этом знал, никогда не расскажет.
Меня здесь вообще не воспринимали как человека, который тоже должен что-то знать. Можно было, конечно, попробовать узнать что-то у Пеппер, но эта попытка заранее обречена на провал. Пеппер никогда не болтала ничего лишнего. Если захочет, чтобы я знала, отправит к Тони, чтобы тот сам рассказал, даже если сам он этого не хотел. Она почему-то была уверена, что всю важную информацию мне надо узнавать от Тони, потому что он мой биологический отец и это якобы должно нас сблизить. Ага, сейчас. Это просто плохие попытки создать иллюзию семьи и нормальных отношений между ее членами. Ключевое слово — иллюзия.
Я приподняла голову и посмотрела на два кресла в конце комнаты, вспоминая наш недавний разговор. Даже его нельзя было назвать откровенным и честным, хотя я говорила удивительно много правды. И как бы мне не хотелось это признавать, вина в этом лежала только на мне. Не получалось у меня говорить с людьми открыто, высказывать, что у меня на душе. Мне проще было сидеть в коконе, чтобы никто не знал, что я думала или чувствовала. Это создавало ощущение защищенности и безопасности, а главное — иллюзию контроля. Мне казалось, что если про меня никто ничего не знал, то отношения между мной и людьми в большей степени контролировались мной. Только со временем это перешло в паранойю, ведь я попросту стала бояться говорить с людьми о себе в страхе потерять призрачную надежду на контроль.
И сейчас, когда Тони отказался говорить со мной об истинных причинах своего поступка, он сделал то же, что сделала я. Отгородился. Это было честно — если я не шла на контакт, он тем более не был обязан это делать. Возможно, в этот раз он точно понял, что со мной бесполезно пытаться наладить отношения. Возможно, в этот раз ему так нужно было. Возможно, он просто решил в отместку поступать в точности как я. В любом случае, мы с ним всегда друг другу ничего не говорили или как минимум недоговаривали. А это было неправильно, не так ли?
Я решительно спрыгнула с кровати и остановилась у двери.
— Пятница, где Тони?
— Мистер Старк находится в лаборатории.
Все было бы замечательно, если бы я знала, где находилась его лаборатория. Впрочем, мне казалось, что я уже лучше стала ориентироваться в этом доме, и даже мой топографический кретинизм мне не помешает. Еще бы не передумать по пути.
Я была слишком уверена в себе, когда думала, что разобралась в устройстве штаба. Мне следовало выучить карту этого дома, пригодилось бы. Благо Пятница меня пожалела и до самой двери лаборатории скидывала мне сообщения, куда поворачивать. Сообщения были потому, что я не хотела, чтобы это случайно кто-то услышал. В общем, вновь взыграла моя паранойя.
Перед дверью мне пришлось остановиться. Я нерешительно занесла руку, чтобы постучаться, и замерла. Мне все еще казалось, что стоило развернуться и уйти, как делала всегда в таких ситуациях. Разговаривать — это не мое, а у Тони, по-моему, с этим дела обстояли не лучше. Я была уверена, что поступала правильно, но не знала, что именно надо было делать после того, как зайду. Учитывая мое умение все портить, даже с благими намерениями я налажаю.
Собрав всю свою силу воли, которая с легкостью поместилась в малюсенький кулачок, я все же робко постучала. Ничего не произошло, но мое состояние от этого стало только хуже. Вскоре Пятница сообщила, что мне было разрешено пройти внутрь, и я приоткрыла дверь. Тони сидел за столом, пил что-то из кружки (возможно, это был даже не алкоголь) и высматривал что-то в экранах на столе. И как он успевал смотреть за всеми данными на экранах?
— Не занят? — Вопрос был риторический, потому что меня уже впустили, но надо же было с чего-то начать.
— Что-то хотела? — спросил Тони, буквально на пару секунд переведя взгляд на меня и тут же вернув его обратно к экрану. И как начинать в такой обстановке? И этот странный вопрос. Хотела ли я что-то? Нет, черт возьми, просто так тут гуляла, свежим воздухом дышала, я же часто так делала, практически каждый день.
Я прошла вперед, особо не заостряя внимания на окружающую обстановку, и села за стол так, чтобы быть почти напротив Тони. Сам же Старк все так же не отрывался от, видимо, очень интересных данных, выведенных на экраны перед ним. К нему тут дочь пришла, которая не часто так делала, мог бы заметить. Мне и так неловко до дрожи в руках.
— Я решила все свои очень важные дела и теперь свободна.
Как всегда, нормально начать не смогла. Все какими-то окольными путями, чтобы в итоге все равно как лавиной свалиться к нужной теме. Тони, наконец, перевел на меня недоуменный взгляд и вопросительно поднял брови.
— В столовой ты сказал, что у меня много более важных дел и мне лучше идти, — невозмутимо напомнила я, хотя внутри все горело. — Так вот, я все сделала, и теперь у меня много времени, чтобы поболтать с тобой. Так расскажешь, зачем тебе реактор, от которого ты уже давно избавился?
Взгляд Тони стал понимающим и более веселым, хотя я не находила в этой ситуации ничего смешного. Но Тони, видимо, имел другое мнение. И, мне кажется, я догадывалась, о чем он думал. Но мне было известно, куда шла.
— Поговорить захотелось? — усмехнулся Тони, хотя тон его был вовсе не веселым. — Удивительно. Когда я к тебе пришел, ты была явно не настроена говорить. Или это желание появляется только в том случае, когда говорят не о тебе?
Я отвела взгляд в стол, закусив губу. Справедливо. И ожидаемо.
— Была не в настроении, — пробормотала я, поднимая уверенный, надеюсь, взгляд. — А теперь вот готова поговорить.
— Хм, — неопределенно хмыкнул Тони, заинтересованно смотря на меня. — Хорошо, начинай. Расскажи, например, почему же ты все-таки не рассказала про кладбище, а устроила этот цирк с побегом из школы? Теперь же у тебя есть настроение говорить об этом.
По тону и интонациям легко можно было определить, что обиделся Тони на меня за тот разговор не хило. Видимо, сегодня он не собирался мне ничего говорить, пока не услышит ответы на все вопросы, которые его тогда интересовали. Будет даже не удивительно, если в конце он так и не ответит на мой. Просто в отместку.
Но надо было ожидать такой поворот событий.
— Я не хотела говорить вам с Пеппер, потому что не знала, как вы отреагируете, — уверенно начала я, поднимая взгляд, но не смотря Старку в глаза. — Что бы вы сделали? Отвезли бы на кладбище, возможно, оставили бы одну, но не факт. И все бы это сопровождалось бы выражением сочувствия и взглядами, полными жалости. Спасибо, но мне этого не надо. Мне надо было побыть наедине с собой в тот день, причем настолько, чтобы вокруг не было этих сочувствующих взглядов, которые только лишний раз напоминали бы обо всем. К чему эти лишние сопли, лицемерие и неловкость? Всем же было только проще от того, что об этом никто не знал. Разве не так?
Я посмотрела Тони в глаза, но увидела ровным счетом ничего. Его взгляд был серьезным, но я не могла даже предположить, о чем он думал. И от этого становилось только страшнее, появилось тяжелое предвкушение чего-то опасного и неприятного. Ведь страшно было не сказать правду, а услышать реакцию на эту правду. Молчание Тони меня медленно убивало, но при этом я отчаянно желала, чтобы он ничего не говорил.
— Почему ты не могла тогда об этом сказать? Просто прийти и все объяснить?
— Это было бы странно, не находишь? Да и мой воспаленный мозг решил, что лучше всего, если об этом просто не будут знать, — уверенно призналась я, поняв, что отчитывать меня тут не собирались. — И все было бы прекрасно, если бы директор не нажаловался.
— Ага, кроме того, что ты в любом случае солгала, — строго заметил Тони.
— Ложь во благо? — вопросительно протянула я, натянув искусственную улыбку.
— Так не пойдет, — Тони покачал головой и хотел что-то добавить, но я перебила.
— Постараюсь больше не врать, — выпалила я и тут же уточнила: — Но заметь, я сказала «постараюсь». Возможно, не получится. Что-то еще?
Мне стало немного легче от того, что в чем-то я уже призналась и даже не получила за это. И главное — Тони действительно пытался понять, а не осуждать или ругать за глупые мысли и не менее глупые поступки. Это не могло не радовать.
— Почему не рассказала про ту девчонку? — спросил Тони, практически не раздумывая. — Не столько про саму драку, сколько про весь конфликт. Если бы сразу рассказала, ничего бы этого не было. Зачем было молчать? И ведь смогла всех убедить, что твой отец — Хэппи.
Я удивленно вскинула брови — он и об этом узнал. Интересно, от кого же? У меня был только один вариант, тот самый, который любил все рассказывать Тони и летать на паутине по городу среди многоэтажек. Впрочем, это знание мне никак не могло помочь, потому что, независимо от источника информации, мне надо было ее пояснить.
— Не сочла нужным всем об этом рассказывать, — пробормотала я. — Это ситуация — мелочь, которая не так уж сильно портила мне жизнь. Зачем доставать с этим тебя? У всех вас проблемы куда больше и серьезнее по сравнению с моими мелкими проблемками, которые уж точно не стоили вашего внимания. Это ерунда, а не проблема.
Тони внимательно смотрел на меня, пока я говорила. Мне становилось не по себе, потому что, черт возьми, мне было непривычно, что меня действительно слушали. Если и случались со мной моменты откровений, когда мне было не страшно сказать вслух свои мысли, то зачастую по-настоящему меня не слышали. Слушали и пропускали мимо ушей все, что было сказано, даже не пытаясь понять. Но я была уверена, что Тони меня сейчас действительно слышал.
— Неправильно так думать, Вероника, — серьезно начал Тони, продолжая на меня смотреть. — Ты не должна обесценивать свои проблемы, какими бы мелкими они тебе не казались. Не стоит пытаться справиться со всем одной, твои проблемы не менее значительны, чем проблемы окружающих.
Я перевела взгляд на свои пальцы, которые тревожно крутили кольцо на среднем пальце левой руки. То, что сказал Тони, было неожиданно. Совсем неожиданно. Я привыкла, что мои проблемы — это только мои проблемы, которые решить должна была только я, не отвлекая никого от действительно важных дел. И внезапно услышать от Старка, что так не должно быть, странно и… приятно? Не знаю, наверное. Скорее всего, всем было приятно, если их проблемы волновали других людей. Только я совершенно не знала, как на это реагировать.
— Я вполне могла решить все сама, — я все же решила перечить. — И у меня почти получилось, если бы не эта непредвиденная ситуация. Всему виной моя несдержанность, что на словах, что на действиях. Поверь, школьные конфликты между двумя неуравновешенными подростками — это не то, на что стоило обращать внимание. Такое частенько случается в школах. И у меня вполне хватает сил, чтобы самой с этим справляться. Просто Сидни вышла за рамки, когда решила вовлечь во все родителей.
— С тобой бесполезно по этому поводу говорить, да? — усмехнулся Тони. — Ты всегда будешь твердить, что все можешь сама.
Я выдохнула, почувствовав, что напряжение спало.
— Ну, с этим-то точно могла справиться сама, — только и пробормотала я. — Разве это плохо? Может быть, я просто очень сильно стремлюсь к самостоятельности, — мне не хотелось быть обузой, если говорить совсем честно. Но, уверена, Тони такой ответ не понравился бы. — Это все?
Тони вздохнул и посмотрел на экран перед собой. Или его утомлял разговор, или его утомляла моя беспросветная глупость. Или невозможная упорность. Было из чего выбирать — раздражающих вещей во мне было неисчисляемое множество.
— Почти. Меня это, конечно, не касается, — передразнил меня Тони, — но мне действительно интересно послушать про твои вечеринки с наркотиками, курение на территории школы и вечные прогулы.
Я не смогла сдержаться и закатила глаза, услышав все это. К счастью, судя по тому, как спокойно Тони об этом говорил, он не особо-то верил во все эти россказни. Вот и правильно.
— Да, вечеринки были и на них присутствовали наркотики, — честно призналась я. — Но и так понятно, что если кто-то притащил на вечеринку наркоту, это не значит, что все обязательно должны ее попробовать. К тому же наркотики зачастую были легкими, так баловство.
Я надеялась, что Тони не станет придираться к словам. Уверена, он тоже понимал, что даже словосочетание «легкие наркотики» — это оксюморон. Что уж говорить о том, что официально в медицине нет разделения наркотиков на легкие и тяжелые. Но надо же было мне как-то смягчить рассказ, помимо того, что я и так о многом умалчивала.
— Курение на территории школы — это вообще глупое обвинение, — уверенно заявила я. — У нас в школе было неофициально место, куда все на перемене шли курить. И так как в моей компании почти все курили, я, чтобы не было скучно одной в школе, шла с ними туда же. Но я никогда не курила на постоянной основе — каюсь, пробовала, но мне, как говорится, не зашло.
Тони не перебивал и даже выглядел вполне спокойно, несмотря на то, что я рассказывала. А мне было легко говорить, потому что мнение мое не изменилось — это все было в прошлом и его не касалось.
— Травля одноклассников — полный бред. С большинством я была в хороших отношениях, а другие слишком много о себе думали. Я просто ставила их на место и то только тогда, когда они лезли конкретно ко мне. Но из-за моей любви к личному пространству и неумения попридержать язык я часто переходила границы, впрочем, не так уж сильно. По поводу прогулов и конфликтов с учителями — признаю и каюсь, правда. У меня было слишком обостренное чувство справедливости по отношению ко мне и моим друзьям и нежелание ходить на неинтересные предметы. А мисс Уолт меня терпеть не может, поэтому все ее слова — одно большое преувеличение.
— Почему этого не было в личном деле? И в полицию вас никто не забирал? — поинтересовался Тони, который, видимо, примерно таких ответов от меня и ждал. В любом случае, он был практически не удивлен и продолжал пялиться в компьютер.
— Забирали, — созналась я. — Просто у моего друга, с которым мы чаще всего попадали в такие ситуации, отец то ли политик, то ли еще кто-то. В общем, ему было крайне не выгодно для своей репутации иметь сына с такими пометками в личном деле. А там чаще всего проще было полностью замять дело, чем доказывать, что именно его сын к этому не имел никакого отношения. Поэтому чисты были все из нашей компании.
Тони отвлекся от своих диаграмм и снова полностью повернулся ко мне.
— Так если все было так хорошо, почему ты больше не хочешь там учиться?
Я напряглась — вопрос был неожиданным. И Старку, черт возьми, действительно было интересно.
— Мы с мамой переехали, — пояснила я, — и за год я поняла, что не могу каждый день так далеко ездить.
Старк посмотрел на меня, как на идиотку.
— Вероника, у меня нет проблем с памятью. Еще недавно я предлагал тебе вновь туда перейти, но что ты сказала? Я напомню — ты сказала, что просто так не стала бы оттуда уходить. Так в чем была проблема?
Я сглотнула. И что он пристал с этим? Будто бы ему было интересно слушать про школьную жизнь шестнадцатилетнего подростка. Правда, если этот шестнадцатилетний подросток его дочь, то вполне возможно. Все-таки мне никогда не понять, что творилось у него в голове.
— Просто поняла, что мне перестала нравиться такая жизнь, — почти не соврала. — Просто резко поняла, что перешла границы собственных убеждений, что не было хорошо. Мне показалось, что перейти в новую школу — хорошее начало для новой жизни.
Тони молча смотрел на меня, словно сомневался в моем ответе. А что не так? Полная правда, просто без лишних подробностей. Ему же неважно было знать, как я пришла к такому выводу.
— А про колесо поговорить не хочешь?
Вопросы у Тони никак не заканчивались, хотя я уже устала отвечать. Слишком много правды для одного раза — лимит давно был исчерпан. Мне действительно в моральном плане тяжело было говорить столько правдивой информации о своей жизни.
— А что там говорить? Я еще в прошлый раз все ясно сказала, — равнодушно пробормотала я. — Моя самонадеянность никуда не делась даже с переходом в другую школу. И это, кстати, никак не меняет ситуацию. Я все еще считаю, что не обязана была тебе об этом говорить и тем более за это отчитываться.
— Значит, это все еще меня не касается?
— Вообще, да, — мне почему-то стало неловко. — Но я обещаю, что постараюсь не вляпываться в такие… ситуации.
— Постараюсь? — возмутился Тони и сложил руки на груди. — То есть, возможно, не получится, да?
Я сжала губы от недовольства. Он использовал мои слова против меня уже в какой раз. Как он вообще умудрялся запоминать все, что я говорила? Видимо, в его присутствии лучше молчать. Целее буду.
— Я не могу пообещать, что такого больше не будет, потому что… — я запнулась, не зная, какой аргумент привести, — потому что это я! Даже у меня не всегда получается объяснить свои поступки, а предугадать и предотвратить тем более. Так что обещать не буду, но честно постараюсь не убиться. И вообще, до шестнадцати лет я же как-то дожила.
— Интересно, как? С твоей-то везучестью и умением вляпываться во все, что можно, — издевательски протянул Тони.
— Не преувеличивай, я вполне состоятельна и адекватна, — протянула я, возмущенная таким описанием, но тут же сдулась, — наверное.
— А еще очень уверенная в себе, — не упустил момента Старк.
— Вернемся к началу, — сменила тему я, пока не посыпалась новая волна сарказма. — Зачем тебе реактор?
Тут-то в Тони и поубавилось энтузиазма. Он чуть отвернулся от меня и больше не смотрел в глаза.
— Зачем тебе это знать? — спросил он. — Меньше знаешь, крепче спишь.
— Не в этом случае, — он не отделается от меня.
— А как в этом? — усмехнулся Тони, заинтересованно оглядывая меня.
— Меньше знаешь, больше накручиваешь, — уверенно заявила я. — Так что там с реактором?
Когда знаешь, что от тебя теперь ничего не потребуют, становится легче доставать с вопросами других. Я была максимально откровенна, отвечая на вопросы Тони, что случалось со мной крайне редко, почти никогда. И общаться теперь было несомненно легче, словно тяжелый груз прошлого на моих плечах наконец-то исчез. Но я знала, что это обман — скоро я буду ругать себя за излишнюю разговорчивость. Но это потом, потому что теперь пришла очередь Старка отвечать. Тони какое-то время молчал, а потом резко выпрямился на стуле, словно придумал идеальный ответ. Это и напрягало — придумал.
— В этом нет ничего необычного, — заявил он. — В мире, знаешь ли, много опасностей. А теперь, помимо всего прочего, мне надо защитить и тебя. В любой момент времени. Реактор — это всего лишь мера необходимости. Рано или поздно к этому бы все и пришло.
Я подняла бровь, скептически смотря на Тони. Верилось мало: он или врал, или недоговаривал. Мне даже не угрожала никакая опасность, чтобы меня так сильно защищать. Так и знала, что не скажет он реального положения дел. Правда, доказательств его вранья или хотя бы убедительно звучащих аргументов у меня не было.
— Тебе не кажется, что звучит неубедительно? — все также скептически уточнила я.
— Учитывая, как безответственно ты относишься к собственной жизни, нет, не кажется. Ты просто не в состоянии правильно оценить окружающую обстановку и понять всю серьезность ситуации.
— Тогда ясно.
Так завуалированно меня дурой еще никто не обзывал.