Не так страшен черт, как его малютки

      Немного моментов из детства Вероники. Необязательно к прочтению.       Виктория уже третий час ломала голову в попытке преподнести самое неинтересное и пресное в ее жизни интервью как нечто, стоящее внимание читателей журнала, в котором работала. Это была ее предпоследняя статья перед тем, как руководство решит, кто же из команды журналистов достоин повышения. Если эти две последние статьи не понравятся главному редактору, Виктории можно было даже не надеяться на то, что выберут ее. А в ее планах должность главного редактора должна была быть у нее в руках уже в ближайшие несколько лет.       — Мама, мама, — из гостиной донесся звонкий голос дочери, и Виктория пожалела, что не закрыла дверь в комнату. Несомненно, Вероника, чересчур умная, по мнению Виктории, для трехлетнего ребенка, сейчас же прибежит в комнату и будет мешать сосредоточиться, что и так получалось неважно.       Буквально через минуту в комнату вошла маленькая худенькая девочка, с листом в руке и довольным лицом. Ее темные волосы были затянуты в высокий пушистый хвост, а зеленые глазки с восторгом смотрели на маму.       — Мама, я нарисовала, — девочка вмиг запрыгнула на диван и положила бумажный лист на клавиатуру ноутбука, что только больше разозлило маму.       Виктория, еле сдерживаясь, чтобы не накричать и не прогнать дочь, попыталась оценить рисунок. На белом листе было всего два человека, не сложно было догадаться, что Вероника изобразила себя и маму. Виктория присмотрелась и с удивлением отметила, что для трехлетнего ребенка Вероника неплохо ее нарисовала — были заметны длинные блестящие волосы, изумрудный цвет глаз, красивая фигура и даже черты лица были ровными и гладкими, хотя и совершенно непохожими на лицо Виктории. Даже одежду девочка постаралась нарисовать красивую, видно, срисовывала с какой-то фотографии. Все портила только одна деталь — сама Вероника. Себя она явно не старалась рисовать, Виктории пришлось хорошенько присмотреться, чтобы вообще понять, что это точно человек, а уж тем более девочка.       — Тебе нравится?       Услышав голос дочери где-то сбоку, Виктория отвлеклась от рисунка. Она отдала лист обратно девочке и тихонько похлопала ее по спинке, чтобы та слезла с дивана. Вероника послушно встала и в ожидании уставилась на маму большими зелеными глазами.       — Да, неплохо получилось, правда могло быть и лучше, — ответила Виктория, всегда придерживающаяся мнения, что критика только подталкивает человека двигаться вперед. — Хотя, если убрать с рисунка тебя, то действительно хорошо.       — Убрать?       — Да, — пробормотала Виктория, возвращаясь к статье. — Без тебя все было бы хорошо.       Вероника опустила задумчивый взгляд на рисунок. Она не понимала, как такое могло быть, поэтому отчаянно пыталась понять, что надо было сделать, чтобы маме понравилось. Она ведь так старалась, потратила много времени, чтобы мама получилась такой же красивой, как в жизни. Она не все понимала, но кое-что в ее детской головке отложилось навсегда — без нее все было бы хорошо.              ***              За окном было темно, время близилось к десяти часам, но Вероника не спала. В эту смену работала добрая воспитательница, которая разрешила девочке поиграть с Лией, последним оставшимся ребенком. Это была пятница, детей забирали на выходные, чтобы провести время всей семьей. Но Вероника оставалась на этих выходных в детском саду, ее забирали только в том случае, если приезжали Лейхи, чтобы взять Веронику куда-нибудь с собой погулять, а потом отвозили к Виктории. Сама она почти никогда не забирала дочь, поэтому даже выходные ребенку приходилось проводить в детском саду. Чаще всего в одиночестве.       — Почему тебя еще не забрали? — спросила Вероника, сидя рядом с Лией. Она рисовала рыбок в аквариуме, и по качеству рисунка можно было понять, что она сильно устала и желание рисовать уже давно пропало.       — Мама в командировке, — Лия еле выговорила слово, к тому же пропустив там несколько букв. — Она приедет только ночью. Меня заберет папа, он полицейский, поэтому работает до ночи. Он герой, ловит преступников.       Вероника отложила карандаш. У нее была только мама, но, возможно, если бы у нее был папа, он бы находил время, чтобы забирать ее из сада на выходные, раз уж мама не могла это делать. Только ей об этом никогда не узнать.       Дверь с тихим скрипом открылась, и в комнату вошел высокий мужчина в полицейской форме. Он выглядел большим и сильным, точно герой. Лия бросила свое занятие и побежала прямо на руки к отцу. Она тут же забыла про свою усталость и принялась быстро щебетать обо всем на свете, а мужчина внимательно слушал и улыбался.       — Пап, пап, а еще меня Жак обижал, — пожаловалась она. — Я ему сказала, что расскажу папе, и он отстал. Но он все равно меня успел один раз дернуть за хвост.       — Я обязательно разберусь, милая, — ответил мужчина. — Поговорю с этим Жаком, а если надо будет и с его родителями. Он больше не посмеет обижать мою дочь.       Вероника наблюдала со стороны. Ее Жак тоже пытался обижать, только у нее не было никого, кем бы она могла пригрозить. Она просто сама ударила его в ответ и пообещала, что если он пожалуется воспитателю, то выкинет его в окно. Больше Жак к ней не подходил.       Мужчина с Лией на руках вышел из комнаты, воспитатель пошла их проводить. Теперь Вероника точно была одна в группе на все выходные. Она стала медленно убирать со стола карандаши и листы, на одном из них был нарисован полицейский. Все знали, что Лия очень гордилась своим отцом, которого считала настоящим защитником.       Веронике не была свойственна зависть, но тогда она страшно завидовала. Такой отец был ее мечтой. Она часто представляла перед сном, что у нее был отец, добрый и умный, и обязательно полицейский или солдат — в общем, герой, чтобы Вероника могла им гордиться, чтобы чувствовала себя защищенной. Она представляла, как могла бы вечером так же запрыгнуть к нему на руки, или сесть на колени, или просто обнять, а потом рассказать, как провела день, а отец бы с интересом ее слушал. Она бы не стала жаловаться на кого-то, она могла себя защитить, ей было бы достаточно просто чувствовать себя под защитой, чувствовать себя кому-то нужной и любимой.       Вероника убрала все со стола и ушла в спальную комнату. Ей предстояло расстелить одну из двадцати детских кроватей и лечь спать. Это были лишь несбыточные мечты, ведь правду она уже узнала — она отцу была не нужна. Впрочем, уже в пятилетнем возрасте стали появляться мысли, что и маме она не нужна была.              ***              В телевизоре крутили новости о Тони Старке, вовсю играла группа AC/DC, а под все это с дивана на диван прыгала Вероника с маской Железного Человека на лице и пластмассовыми кругами, поминающими реактор, в руках. В силу своего шестилетнего возраста она мало понимала в том, как и что должно было работать, но ей было весело. Около получаса назад Лейхи завезли ее домой после прогулки по Торговому центру, где все витрины были забиты подобными игрушками. И хотя мистер Лейхи был почему-то против, Шерил купила Эндрю и Веронике парочку вещей, чтобы те успокоились и были довольны.       Веронике нравилось. Ей вообще нравилось все, что происходило рядом с Эндрю. К тому же быть героем — это круто. Она тоже могла бы стать героем, она уже год занималась единоборствами. И она была умной — так говорила учительница по математике. По телевизору сказали, что Тони Старк тоже умел драться и был умным. Она на него похожа, несомненно. Вероника была уверена, что смогла бы стать таким, как он.       Вероника услышала хлопок двери, и вскоре в комнату зашла мама. Девочка тут же спрыгнула с дивана и выключила громкую музыку. Она ничего не сделала, но видела, что мама уже была недовольна. И ее взор был направлен именно на дочь.       — Что это такое? — Виктория отложила сумку на столик и быстро пересекла комнату, остановившись перед дочерью.       Вероника испуганно завертела головой. Она не наводила беспорядок, все было убрано, несмотря на игры; она знала, что маме не нравилось, когда она разбрасывала вещи во время игры. Вероника играла аккуратно, чтобы не расстраивать маму.       — Это что? — Виктория сняла с дочери игрушечную маску и посмотрела ей в глаза. — Зачем ты это надела?       — Купили, — тихо пробормотала Вероника, чувствуя неизгладимую вину, хоть и не понимала, что плохого сделала. — Мы играли, это было весело.       — Никогда это не надевай, не покупай и не проси купить, — Виктория заметила в руке маленький, светящийся голубым цветом круг, который Вероника крепко сжимала, и резко вырвала его из рук дочери. — Сейчас же выброшу.       — Но это как у Железного Человека, он же герой, — сказала Вероника, удивленная реакцией мамы. — Хочу быть, как он.       Виктория замерла. Она хотела уйти, но вместо этого нагнулась, чтобы бы быть на уровне с Вероникой.       — Тебе стоит постараться, чтобы не быть, как он, — уверенно сказала Виктория, смотря в глаза ребенка. — В нем нет ничего хорошего. Он самовлюбленный, наглый эгоист, который хочет привлечь к себе как можно больше внимания. В этом весь его героизм. Это не пример для подражания, милая, совсем не он. Не играй с этими игрушками, не подражай ему, он этого не заслуживает. Поняла?       Вероника кивнула и протянула маме руку со вторым игрушечным реактором. Виктория удовлетворенно улыбнулась.              ***              Вероника лежала с плотно закрытыми глазами в кровати, хотя засыпать не собиралась. Но она предпочла закрыть глаза, словно в любой момент могла зайти соседка, чтоб проверить, спала она или нет. Но Веронике было восемь лет, и она была уже взрослой, чтобы понять, что двадцать пятого декабря даже соседке было не до нее. Хотя свои обязанности та выполнила — как и попросили, зашла вечером проверить, легла ли Вероника спать, и пошла праздновать Рождество в кругу своей семьи. Вероника же отмечала этот праздник в одиночестве, лежа в темноте в своей постели. Она знала, что завтра утром, в отличие от многих счастливых детей, да и взрослых, она подарки не получит. В Санта Клауса она никогда не верила, мама рассказала, что это выдумка для детей, как только Вероника научилась выговаривать это имя.       И в чудеса Вероника не верила.       Но Рождество — это особенный праздник, когда даже взрослые надеялись на что-то волшебное и чудесное. И Вероника надеялась, мало в это верила, но надеялась. Если чуду и произойти, то когда, как не в Рождественскую ночь?       Без пяти двенадцать Вероника тихо встала с кровати и вышла из комнаты. Она подошла к большому окну в гостиной, откуда было видно чистое ночное небо и соседские окна, украшенные к празднику гирляндами и большими искусственными снежинками. Скоро должно было пробить двенадцать, и Вероника готовилась загадать желание. Если и не получится, не сбудется, никто не узнает. Только у Вероники будет еще на одну причину больше, чтобы не верить в сказки.       Вероника стала поближе к окну и затаила дыхание. Время приближалось.       А что загадывать? Что она хотела?       Хотела хоть раз отметить Рождество в кругу семьи? Нет, он был бы похож на ее Дни рождения, когда мама устраивала праздник для себя, а не для нее. Скучные разговоры, сухие поздравления от незнакомых людей и постоянные обсуждения самой Вероники. Вечные разговоры о том, хороша ли она или плоха для ребенка своих лет, оправдывала ли чужие ожидания, стоило ли возлагать на нее надежды. И много вопросов в ее сторону, на которые надо было ответить, чтобы не казаться плохим ребенком, но ответить правильно, так, чтобы ответ удовлетворил маму. Нет, она больше не собиралась праздновать даже свои Дни рождения.       Хотела настоящую семью? Но ее семья — это мама, самая настоящая и реальная. А представить Викторию в обычной обстановке, милую и ласковую, такую, какой должна быть настоящая любящая мать, было сложно. Воплотить такое в реальность было вообще невозможно. А другой семьи Веронике не хотелось, она любила маму и не хотела вместо нее другую. А без мамы настоящей семьи не получилось бы.       Хотела загадать отца? Нет, точно не это. Вероника, несомненно, и сейчас бы не отказалась от того, чтобы рядом был тот, кто ее любил бы и всегда мог защитить. Но это сказки, просто глупые мечты, которые никогда не станут правдой. Мама сказала, что Вероника не нужна была ее отцу. Он бы точно не был ей рад, не защищал бы ее и уже тем более не любил. Даже в своем возрасте Вероника понимала, что если он отказался от нее тогда, то не был бы рад и сейчас.       Двенадцать. Вероника закрыла глаза, загадала желание и быстро убежала в комнату, чтобы нырнуть под одеяло и наконец-то отдохнуть. Она расслабилась и постаралась уснуть с мыслями, что единственное, что она хотела — чтобы ее хоть кто-нибудь искренне любил.