It was always you

Этой ночью Минхён спит крепко и без снов, что можно считать за чудо, учитывая его привычный режим сна. Однако он всё равно просыпается буквально от шёпота. — Такие милые, правда? Находясь в полусне, он не может распознать голос, поэтому приоткрывает один глаз, щурясь от пробивающихся сквозь занавески солнечных лучей. На то, чтобы сфокусировать зрение, уходит несколько секунд, за которые в разговор вступает кто-то ещё. — Фотографируй скорее, не видишь, Марк просыпается. Всё, что ему удаётся сделать перед тем, как он видит свет вспышки, — распознать преступников. Это Юта и Джехён, непривычно бодрые как для раннего утра, радостно хихикающие и уже, похоже, убегающие. Накамото громким шёпотом говорит напоследок: «Завтрак готов!» и даже практически тихо закрывает за собой дверь. Минхён вздыхает, откидываясь обратно на подушку. Перед глазами появляется чужое лицо, и он наконец вспоминает, что спал не один. Донхёк за ночь умудрился перевернуться к Марку лицом, не навернувшись с кровати, и закинуть на него ногу. Объятия, естественно, были разрушены, но расстояние между ними всё равно измерялось миллиметрами. Минхён впервые за долгое время мог рассмотреть его лицо так близко, и осознание этого практически парализовало. Даже без сценического макияжа и с не совсем идеальной кожей Донхёк всё равно оставался безумно красивым. Момент хочется растянуть как минимум на день, но это, увы, невозможно, а начинать новый рабочий день уже пора, поэтому Марк аккуратно трясёт Донхёка за плечо. Тот хмурится во сне (что, конечно же, совсем не заставляет Минхёна где-то глубоко внутри умилиться), но не просыпается. — Донхёк, пора вставать, — говорит Марк громким шёпотом, но младший никак не реагирует. — Донхёк, мы опаздываем, — чуть громче. — Донхёк, давай просыпайся, — уже обычным голосом и почти в самое ухо. Это, вопреки минхёновым ожиданиям, действует — Донхёк лениво приоткрывает один глаз, точно так же, как сам Марк всего несколько минут назад, и хриплым ото сна голосом бормочет: — Зачем так громко? — Ты не просыпался, — отвечает Минхён и по старой привычке толкает Донхёка локтем. Младший сразу же убирает с него свою ногу, осознав, видимо, в каком положении находится, и резко садится, отворачиваясь. — Хорошо спалось? Донхёк кивает, нашаривая босыми ступнями тапочки у кровати, и по-прежнему молча встаёт. — Обращайся, — на этот раз — никакой реакции. — Донхёк? — Слушай, — Донхёк оборачивается. Он выглядит рассерженным. — Я же предупреждал, что от этого ничего не изменится. Ты обещал сообщить, как разберёшься. Разобрался? Нет? Вот и мне так кажется. Он выходит из комнаты, напоследок от души хлопая дверью. Минхён откидывается на подушки, с раздражением понимая, что опять всё испортил. Это уже как его новая, личная, неповторимая сверхспособность, последствий от которой столько, что их сразу и не исправить. Можно, конечно, прямо сейчас попытаться, но свидетелями этого «исправления» станут хёны (Донхёк наверняка попросту откажется говорить с ним наедине), а этого очень не хотелось бы. Тем более, Марк всё ещё не придумал, что сказать в своё оправдание. С каждым днём ему всё больше кажется, что легче всего будет сказать правду, а там уж будь что будет. Но на это ещё нужно решиться, что ему, к сожалению, пока не удаётся. Предвосхищая наверняка последующие через несколько секунд крики со стороны кухни вроде «не встанешь прямо сейчас — поедешь голодный», Минхён идёт туда сам. Первое, что он чувствует, когда заходит — это напряжённость атмосферы. Не слышно шуток и смеха, никто даже не улыбается, все сидят молча, уткнувшись в свои чашки, даже ещё совсем недавно весёлые Юта и Джехён, а у Донхёка, сидящего в углу, и вовсе такой вид, что остальные на него и смотреть боятся. Минхён молча наливает себе чай и садится в противоположную от Донхёка сторону. За столом всё так же царит молчание, пока Джехён не толкает плечом в бок сидящего рядом с ним Юту, показывая что-то на экране телефона. Через плечо Накамото тут же заглядывает Доён, громко ахая. ВинВин, заинтересовавшись, вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, но у него не выходит, поэтому Джехён поворачивает телефон к нему экраном. Донхёк, чьего лица наполовину не видно из-за огромной чашки, смотрит из-под нахмуренных бровей тоже. Секунда — и чашка с громким звуком опускается на стол. Донхёк резко поднимается и уходит, провожаемый несколькими парами глаз сразу. — Что вы опять сделали? — вздыхает Тэён. — Ничего, — отвечает Джехён с абсолютно невинным видом. — Сам посмотри, мило же, правда? До Марка наконец доходит. Ему и нужды нет смотреть — сразу в голове всплывает джехёновское «фотографируй скорее». На месте Донхёка он тоже наверное взбесился бы, но пока на своём — уходит молча, оставляя в чашке недопитый чай. Мысли гудят, словно рассерженные внезапным вмешательством пчёлы, настроение с самого утра с табличкой, на которой «испорчено» красными почему-то буквами. День проходит напряжённо. Не только для него и Донхёка, но и, в общем-то, для всех, потому что если у макнэ плохое настроение, то распространяется оно на каждого, кто рискует оказаться поблизости. Сегодня у них съёмки фотобука для нового альбома, в помещении шумно и душно, и Минхён всё бы отдал за то, чтобы променять позирование на камеру на сон, но это, увы, невозможно, поэтому он продолжает отрешённым взглядом смотреть в объектив. Обычно ему мешает Донхёк, всячески пытаясь рассмешить, но сегодня он просто стоит неподалёку, такой непозволительно красивый в дорогущей дизайнерской одежде, и переговаривается с нуной из стаффа. Несмотря на то, что он однозначно до сих пор рассержен, девушке он улыбается вроде как искренне. И Минхён не понимает толком, почему, но его, обычно такого спокойного и невозмутимого, это нехило так выводит из себя. Ему хочется схватить Донхёка за руку, утащить куда-нибудь подальше от остальных и прояснить, наконец, ситуацию, рассказать всё так, как есть, неважно, в какую сторону изменится после этого отношение Донхёка к нему. Главное, чтоб не так, как сейчас. И он на полном серьёзе собирается это сделать, но теперь сниматься зовут уже младшего, и Марку остаётся только наблюдать за всем этим со стороны. От нечего делать он садится рядом с Тэилем, который в ожидании обмахивается толстым глянцевым журналом с известной актрисой на обложке. — Перестань ходить с таким лицом, уже смотреть страшно, — внезапно говорит Мун, и Минхён поворачивается к нему с выражением крайнего непонимания на лице. — В смысле? — То грустный, то рассерженный, то вообще как в параллельной вселенной, — объясняет Тэиль, отложив даже журнал в честь такого важного разговора. — А как кто-то пытается узнать, что происходит, так ни в какую. Тебе, возможно, уже надоело это слышать, но мы волнуемся, правда. Минхён хочет было нервно взлохматить волосы, но потом вспоминает, что за испорченную укладку по голове его точно не погладят, и сцепляет руки в замок. — Хён, как понять, что человек тебе нравится именно в романтическом плане, а не просто как друг? Тэиль несколько секунд пялится на него с расширенными глазами, но потом берёт себя в руки, и, пожав плечами, отвечает: — Не знаю. Но, наверное, ощущения должны отличаться? Просто сравни, что ты чувствуешь к друзьям и к этому человеку. Есть несовпадения? Марк пытается сравнить. И почти сразу же обречённо кивает, потому что друзей ему не хочется, например, поцеловать. — Но я, конечно, ничего не могу утверждать со стопроцентной уверенностью. Как бы слащаво не звучало, но слушай своё сердце. Минхён просто смотрит в сторону Донхёка, очаровательно улыбающегося на камеру, пытается слушать своё сердце и понимает, что он конкретно так попал.