Последняя черта

Какое-то время Игорь спал. Просыпался, брел до туалета, что-нибудь не глядя хватал из холодильника, уносил в кровать и, вероятно, даже съедал. Иногда – нет. Просто засыпал с куском хлеба или фиником в руке, потом всплывал из забытья и снова шел на кухню. Однажды откуда-то взялся градусник, а за ним следом – мокрое полотенце на лбу. - Может, уже врача? – спрашивал где-то вдалеке непривычно обеспокоенный Гаджиев. - Рано, - отзывалась какая-то женщина. Игорь сперва решил – Марина, но жену полковник опять куда-то выслал, может, к родственникам, может, в какую-нибудь теплую страну за покупками и загаром. И все-таки голос отчего-то казался знакомым. Однажды он открыл глаза и увидел Лизу. Она с точностью заряжающего оружие солдата раскладывала у него на лбу мокрый компресс. - Здравствуй, Ильяс, - спокойно сказала она. - Хватит себя жалеть. Вставай. - Так заметно? – сонно уточнил Игорь. - Да. Меня не обманешь. - Я, наверное, на месяц вперед выспался. - А спал-то всего сутки. - Я думал, неделю. - Ничего страшного. Так бывает. После. - После чего, Лиза? - После боя, - пожала плечами женщина. – Так адреналин перегорает. - Я не припоминаю, чтоб именно дрался, - задумался Игорь. - Не важно. Перенапряжение. Копится оно все. А если не расслабляться, рано или поздно вот так свалишься. Главное, соблюсти меру. Сутки полежал – и вставай. Иначе потом можно надолго слечь. - А давай яичницу поджарим, - решился Гаджиев. – С помидорами. Сможешь? - Смогу, - Лиза поднялась и бесшумно отправилась на кухню. Немолодая, крепкая женщина двигалась, как волк – мягко и не нарушая окружающего пространства. В сочетании с намерением поджарить яичницу смотрелось жутковато, особенно с марининым фартуком в горошек. Игорь выпутался из одеяла, обнаружил, что штанов на нем нет, поискал из вокруг, потом плюнул на поиски и потащился на кухню как был, в трусах и футболке. По дороге зацепил чьи-то тапки, разные, но в целом пригодные. - А где отец? - На работе, где же еще, - Лиза уже трясла над плитой большой чугунной сковородкой. – Меня оставил за тобой смотреть. - Странно это все, - поделился Игорь, мостясь на табуретке. - Да почему? - Сложно объяснить. Просто не понимаю, что вокруг меня творится. Лиза немного помолчала, сосредоточившись на яичнице, потом все-таки ответила: - Разберись с собственными приоритетами. За всем остальным все равно не уследишь и не угонишься. Игорь прикусил губу. Пахло жареными помидорами и еще явно чем-то мясным, рядышком на столе гудел чайник. За окном было темно, но не поймешь, утро или вечер. - Я не вполне понял, - изучая скатерть, сказал Игорь. – Объяснишь? - Да чего тут объяснять, - вздохнула женщина. – Тебя в чужие разборки втянули, и дай бог еще, спросили, хочешь ты этого или нет. Посуди сам, какое тебе дело до Максимова и его проблем? До бывшего твоего, который год где-то шляется и тебя не вспоминает? Ну, честно? Молчишь? Молчишь. И правильно. Потому это все, Ильяс, что ты своей собственной жизнью жить не умеешь. - Совсем? – отчаялся Гаджиев. - Нет. Ты пытаешься, но ты еще как свежий лед. Намерз, но не затвердел. Наступишь - сразу треснет. - Поэтично. - Не без этого, - хмыкнула Лиза. – Матери твоей, конечно, голову оторвать мало… - Ей-то за что? - За все хорошее. - Не надо, пусть живет, - попросил Игорь. – Я уже про нее и не вспоминаю. - Врешь. - Тонкий лед, да? Игорю представилась лужа. Лужей был он сам, и он в первые заморозки точно также подернулся ледком, но стоит незадачливому прохожему угодить ботинком – хрусть! – и снова грязь по колено. Привычная и знакомая. - Я от прошлых откровений сутки спал, - пожаловался Гаджиев. – А теперь ты еще… - Смотреть на тебя тошно, - Лиза бухнула на стол сперва можжевеловую подставку, а потом сверху сковородку с дымящейся яичницей. – Ешь лучше. - Почему тошно? - Жуй давай, - отмахнулась женщина. – И мойся шуруй. - А потом? - А потом езжай на работу. Ее никто не отменял, вообще-то. Там Тагир вешается уже. - Пусть привыкает! - Не обсуждается, - отрезала Лиза. – Ты пойми – когда не знаешь, как и зачем жить, ничто так не помогает, как обязанности. Рутина. - Ничего, что там в Н-ске такая ерунда творится, а у нас точку сожгли и 380 на стекле написали? - Вот и занимайся своей точкой. А то, что в Н-ске происходит, теперь тебя не касается. - Это было бы слишком хорошо, - криво улыбнулся Игорь. – Но я попробую. Честно.