Необузданность всему виной

У Тэхёна характер прескверный. Скорее всего, с самого его рождения и вплоть до настоящего, ибо как ещё можно объяснить необъяснимое и уму непостижимое? Да и какой опыт за плечами этого хилого паренька? Он как имел одно место настоящего друга, так и продолжает блестяще справляться со своей задачей. На вопросы по типу «Что-то случилось?», хочешь, не хочешь — прилетит фырканье разгневанного котенка и колючие коготки, а-ля: «Ещё одно слово с твоей стороны и кое-кто познает настоящую боль». Поэтому с таким примитивным вопросом Чонгук решил повременить и зашёл издалека, а, то есть, вообще решил не прикасаться к пылающему в ярости Тэхёну и притворился, будто и не заметил вовсе темную ауру друга. Не лучшее решение, Чонгук это прекрасно понимал, но что поделать накануне игры? Уж лучше лишний раз не вмешиваться в жизнь старшего, нежели навсегда забыть про игру, дальнейшую карьеру и очутиться в инвалидном кресле. Возможно, Чон накручивает больше, чем стоило бы, на самом деле, но уроки с детства усваиваются на всю жизнь. Один настоящий пиздюль от Тэхёна — боль, страдания и пониженная самооценка. Не хотелось вновь очутиться в том персональном омуте дерьма. Либо и правда поверил в неправдоподобную игру спящего Чона, либо хотел тактильно показать, что на душе бушует ураган. Тэхён, мало того, что лёг не на свою кровать с целью выспаться перед завтрашней игрой, так и ко всему лишнему максимально сократил расстояние между собой и Чоном, обвил своими руками чужую обнаженную талию и уткнулся лбом в напряженную спину друга. Зачем? Ответить сложно. Тэхён в моменты душевной невзгоды теряет разум, позволяет эмоциям пировать и устанавливать новые рамки. А Чонгук? Он спит. Вот и весь ответ. — Что-то случилось? Рисково. Настолько, что само сердце у Чонгука в разы быстрее биться начало. И не понять: то ли от страха за свое сокровенное место, то ли от того факта, что Тэхён сам пришел к нему и сам, на минуточку, плюет на свои же ранее установленные правила. — Дерьмо, — совсем тихо, но уловимо выдохнул Тэхён. — Что за тупые вопросы я слышу каждый раз, когда одно твое существование и так больно бесит меня? Ты можешь либо молчать, либо… — Я делаю то, что могу… делать с тобой. А могу я с тобой разговаривать, так что колись, ибо твои пиздострадания мне и так порядком надоели. — А «могу» приравнивается к «хочу»? — зачем-то переспросил у Чона Тэхён, приподнимая голову и расцепляя объятия. Тэхён провокатор тот ещё, на чём Чонгук неоднократно попадался и самовоспламенялся. Ибо ответь он правду Ким Тэхёну, получил бы что-то из ряда «ну какой же ты гандонище», соврал бы и всё, пиши пропало, не друг ты ему больше, раз в минуты откровений пиздишь, как дышишь. В подобных ситуациях нужно действовать крайне аккуратно и продумывать шаги наперед. Чонгук не сказать, что наловчился, и может давать уроки за деньги, но что-то он уже явно умеет, и это что-то срабатывает каждый раз безотказно. — У тебя вопросы, как у девчонки, — самодовольно ответил Чонгук, поворачиваясь к другу лицом и устремляя взгляд прямиком в застывшие глаза Кима. — То, чего я хочу, не хочешь ты. А то, что я могу, не особо хочу. Поэтому пиздуй на свою кровать, у меня завтра игра, нужно выспаться. Сказать, что Ким Тэхён малость ахуел — ничего не сказать. Чонгук ранее хоть и позволял себе играться с другом, но то было без определенных намерений и с толикой читаемого пафоса в голосе. Сейчас же Гуки был настроен серьёзно — это видно было по его томному взгляду. Но судя по учащённому сердцебиению и видимой испарины на лбу можно было с точностью подметить пиздеж. Но с чего ради Чонгуку приспичило идти вразрез со своими мыслями и несократимыми желаниями? — Нужно выспаться… — задумчиво вздохнул Тэхён. — Выспаться? Я, значит, твой сракатан отстаивал перед Джиха, а ты спать… Имей хоть каплю совести. — Я бы тебя отымел бессовестно, но, как видишь, мы бесконтактно общаемся. — Что? — Что? Чонгук вновь сделал вид, будто ничего и не было пару мгновений назад. А Тэхён, уловив не только выброшенную необдуманную речь, но и смысл желаний Чона, замешкался. Не знал, что именно должен сделать в подобной ситуации, чтобы не только выйти сухим из воды, но и не отыскать приключений на свой вечно готовый к подобному зад. — Джиха что-то сделал тебе? — нарушил пятиминутное молчание Чонгук, занимая сидячее положение на своей половине кровати. Бессмысленно сейчас выгонять друга от себя подальше, ибо и так понятно, что намерение Кима «пообщаться» горят ясным, негасимым пламенем. — Нет. Но показал свое истинное лицо и мне стало стыдно перед тобой. Ты и раньше говорил мне о том, что он… — И ты решил извиниться передо мной? — не выслушав исповедь Тэхёна до конца, Гуки с детско-наивной улыбкой приблизил лицо ближе к другу для лучшего видения. — Нет. Просто ты меньший долбоеб, и сказать тебе об этом стоило, — неуверенность в голосе и слабинка, допущенная Тэхёном, неведомым образом застали врасплох рядом сидящего друга. — Тэхён-и, твоя душа явно устала оскорблять меня ежедневно, не находишь? — усмехнулся новостям Чонгук, обвивая запястья друга своими пальцами и незаметно сокращая между ними расстояние. — Да пошел ты… — Тэхён! Чонгук, право, не знал, что на него нашло. На мгновение из головы вылетели все давящие мысли, слова, служащие оковами для внутренних желаний. Перед глазами был только Тэхён, в голове пустота и неутолимое желание забрать себе незаслуженное, уязвимое в данный момент и такое приторно-вредное. Чон понимал где-то внутри, вдали от разума, что своими выходками грозит сам себе, но осознание заблудилось в неприступных джунглях грез. Невесомое объятие — совсем не то, что бывало у них по дружбе в порыве радости и счастья. Оно более нежное и интимное. Чонгук не рассчитывал на большее, но, прочувствовав всем телом расслабленность друга, сорвал себе крышу и тем самым поставил огромный белый флаг на их пари. Под ним сам Ким Тэхён. Однажды Тэхён — навсегда Тэхён. Подмяв под себя друга, Чонгук уткнулся носом в нежную шею. Этот сладостный зов пульсации дурманил голову, податливое тело и вовсе не давало покоя. Его хотелось прочувствовать целиком, прикоснуться к каждой клеточке тела и лишить Тэхёна прекрасного. Но вовремя вернувшийся разум, ясность ума не дали Чонгуку продолжить, отбросили его лицом к стене и надавали моральных пощечин. — Прости, — ударяясь головой о стену, Чонгук надеялся на лучший исход в сложившейся ситуации и не прекращал себя корить. — Вот моё «хочу». «Хочу», которое я не могу… Я понимаю, что ты не должен это терпеть, тебе противно и всё в этом роде, но я так хочу, Тэхён, к тебе прикасаться… Я так хочу тебя, Тэхён, любить. Любить не только в душе, ведь этого ты запретить мне не можешь, но и физически любить. Хочу, хочу! Душа Чонгука жаловалась впервые за долгое время вслух. Она, словно мотылек, расправила свои крылья отчаяния и вспорхнула на пути к цели. Ожидать ответа в подобных откровениях — бессмысленно, и Гук, спустя полчаса гробовой тишины, начал засыпать. В груди нещадно ломило, а рядом лежащий Тэхён добивал до победного: взгляд исподлобья устремлен в самое сердце, в нем читаются немые вопросы, не требующие никакой конкретики, но в то же время выжидающие каких бы то ни было оправданий. Тэхён глазами показывал свое очевидное негодование, обменивался вместе с тем дежурными фразочками с ребятами из команды и не прекращал следить за Чонгуком. Их утро началось не, как бы того хотелось, с дружеской беседы. Не понять по ситуации, кто больше всего не хотел разговаривать друг с другом: Тэхён или же Чонгук. Оба встали по первому зову будильника, безмолвно столкнулись в одной постели и, преодолевая некое смущение, разошлись на ровном месте. Ни доброго утра, ни значимой поддержки талисмана команды. Чонгук делал вид, под пристальным взором своего друга, будто вчерашнее признание было из ряда: «Нет, так нет, найду нового». Но чуть позже, столкнувшись с ним взглядом и не переставая глядеть в глаза друга, Чон все же решился на первый шаг к примирению. До игры оставались считанные минуты. Отпросившись на пару минут у тренера Ли, Чонгук проводил взглядом удаляющуюся в раздевалку команду, а сам после рванул на трибуны к Тэхёну, улыбаясь, как последний дурак на Земле. Чему? Не понял сам. Скорее всего, улыбался от крутящихся мыслей в голове, что не просто въелись в черепную коробку, но и дурманили разум. Чонгуку так нравится Тэхён, что… — У нас игра, Чонгук. Какого хрена? — появившийся из ниоткуда Джиха, насильно остановил мчавшегося Чона в неизвестность. По улыбающейся мине было ясно, куда и зачем так целенаправленно бежит Чонгук, и именно поэтому Джиха с ненавистью на сердце не пускал его. — Джиха, блять, иди! Я сейчас приду. В голосе Чонгука читались явное раздражение и злость, возникшие с появлением незваного гостя. Но больше всего выводил из себя тот факт, что Джиха был настроен серьезно, судя по хватке. — Чонгук! — повысил децибел Джиха, привлекая тем самым к себе внимание всего зала. — Ты должен думать в первую очередь об игре, а не об этом Ким Тэхёне! Ты шел… нет, мы шли к этому очень долго, и вместо того, чтобы настраиваться на игру, ты предпочитаешь этого мальчишку себе утехой. Одумайся, наконец. Ему не нужна твоя победа, ему не нужен ты… Слова Джиха острием врезались в невечное самообладание Тэхёна, который точно так же, как и все, слышал все ясно. Говорят, правда глаза колет, но в данном случае от несправедливых выводов совершенно левого человека, хотелось волком выть, лишь бы Чонгук не переставал верить в него и в их дружбу. — Круто сказано, а теперь съебись, Джиха. Чонгук был верен себе и своим принципам, изредка выходил за их рамки, и потому редко обращал внимание на пиздеж извне. Джиха — некое скопление эгоистичности и злости, что, в конечном счёте, выливается в гниль. Такие люди, как он, готовы пойти на многое, лишь бы не допустить того, что им приходится не по душе. Достигнув ранее поставленной цели, Чонгук без разрешения обнял Тэхёна. Пускай все смотрят, распускают сплетни и до конца своих серых дней шушукаются про восходящую звезду баскетбола Чонгука с его «пассией». Ему все равно, Тэхёну, кажись, тоже. — Не могу ведь я выйти на встречу к победе без твоего коронного «файтин», не думаешь? — в самое ухо прошептал Чонгук, не сбавляя оборотов, а лишь ещё сильнее стискивая в своих крепких объятиях Кима. — Забудь всё то, что я наговорил. Не хочу лишаться друга из-за каких-то там… — Файтин! Тэхён впервые, после искреннего признания, которое первое время казалось чем-то убогим и отчужденным, поддался навстречу неизвестности, ответно обнимая друга. Не так крепко и любвеобильно, но чувственно и искренне. Тэхён, бросая белый флаг под занавес, витающая аура сплоченности и море недосказанности, как итог. У Чонгука в голове, помимо игры, вертящиеся мысли о Тэхене; у Чонгука от долгожданной тактильности цветение рая в груди.