Зайчики

Уснуть у Гори так и не вышло, сколько он ни ворочался с боку на бок. Промаявшись часа два, юноша встал, «принял» анестезирующую свечку, оделся в черное, под стать давящему душу траурному настроению, и отправился потрясти телом на нижнюю палубу, на танцпол. Самое то — пропустить пару стаканчиков чего-нибудь покрепче, захмелеть и выплеснуть распирающую изнутри злую энергию в аборигенских плясках под громкую, ритмичную музыку. Много лучше, чем плакать в подушку. Без приключений добравшись до дискотеки, Горя купил себе в баре сразу две порции виски. Одну он прямо у стойки опрокинул в горло и занюхал рукавом, вторую — лишь пригубил, взял стакан и с ним в руке отправился танцевать. Задница у юноши болела, но выпитый натощак алкоголь уже мощно попер в кровь, да и свечка, вроде, начала действовать. «А вон тот мужчина, подпирающий в углу колонну, там, где мерцает радужными переливами гирлянда из фонариков, очень даже ничего и без компании. Подкатить к нему, что ли, чуть попозже?» Едва Горя успел додумать мысль, его толкнули. Обернувшись, юноша увидел, что в танце у него появились соседи, судя по виду и нахлынувшим с ними ароматом цветочного кофе — кавайцы. Альфа, шикарный, высокий брюнет в синей офицерской форме нежно, но крепко обнимал льнущего хрупкого, изящного, одетого ярко и воздушно, как бабочка, каштанововолосого омежку, ровесника Гори, шепча тому что-то на ухо или просто целуя. Они были очень красивой парой, эти двое, и излучали свет любви. Горю же никто не обнимал. И к его уху губами не тянулся. Завидно. Юноша несколько мгновений полюбовался так и не заметившей его парочкой, хлебнул, для храбрости, вискаря и пошел клеить мужика из-под гирлянды. «Минимум — отошьет и обматерит, — решил он. — Максимум — познакомимся, упьемся и проведем вместе остаток ночи. Или — или, а тр`усы отращивают мох в интимных местах и спят с подушкой». Он успел сделать в выбранном направлении буквально пять шагов, когда на плечо вдруг легла, останавливая, чья-то рука. Ник, похожий на побитую собаку, большой, понурый, виноватый, протягивал… ромашку. Настоящую, живую полевую ромашку, снежно белую, с солнечно-желтой серединкой. И где нашел только на лайнере подобное дикое чудо… Горя в потрясении внезапной радости раскрыл рот и закрыл, растеряв слова, а Ник все смотрел, смотрел, утягивая взглядом в наполненный звездами водоворот… — Простишь? — спросил, наконец, насмотревшись. — Я был не прав, Горь. Не повторится, клянусь. Ты — замечательный. Счастье в космосе, оказывается, очень простое. Оно помещается на ладони, белое, с желтой серединкой, едва уловимо пахнет медом и полем планеты Земля. Еще — поцелуем парня, добывающего в системе астероидов Болида 51 руду и немножко — красным, сухим вином опоко…

***

Музыка резко оборвалась, вспыхнул, хлестко ударяя по привыкшим к полумраку глазам, невыносимо яркий свет. Над головами оглушающе взвыла сирена тревоги. Миг, и палуба под ногами зажмурившихся, ослепленных танцующих затряслась конвульсиями. Одновременно с сиреной на запястье у Арта ожил браслет-коммуникатор. Из-за поднявшегося общего гвалта альфач не услышал сигнала, но вибрацию почувствовал, активировал связь, ткнув пальцем в нужную кнопку, и торопливо поднес устройство к уху. — Что?! — выкрикнул, второй рукой плотно прижимая к боку дрожащего мелким трясом, испуганно лепечущего вопросы Оди. Голос капитана был слышен лишь ему. — Нападение! Нас атаковали! Пробо… — шорохи, — …кета в трю… — снова шорохи, — разгермети… Спасайтесь… Уводи… — и тишина в эфире. Связь подохла. — Твоего же папу! — зашипел Арт, тряся коммуникатор. Бесполезно, тот не реагировал, мигал красным, твердя — нет соединения с базой данных. Сирена продолжала выть, потянуло мерзким, химическим дымом, вокруг медленно, но верно поднималась паника, кто-то кричал, визжал, метались люди и кавайцы, туристы и персонал одинаково. За плечо цеплялся пальчиками успевший заплакать Оди. Капитан велел спасаться. Хоть Оди спасти! Нежного, течного, возможно, успевшего понести дитя под сердцем, невероятно дорогого, обретенного, увы, совсем ненадолго истинного. — Бежим! — мужчина очнулся из ступора, достал из нагрудного кармана кителя пластиковую карточку-ключ и дернул растерявшегося возлюбленного за собой, прочь от толпы, из танцпола. Он очень хорошо знал, куда им — по системе служебных коридоров к шлюпкам, за три года службы на лайнере изучил его переходы вдоль и поперек. Едва Арт успел отпереть нужную дверь, как за его спиной будто ниоткуда вырос здоровенный, плечистый, черноволосый парень. Тот тащил за рукав спотыкающегося, хрупкого блондинчика лет двадцати — двадцати четырех, точнее навскидку не определишь, на руках у блондинчика билась, пронзительно вереща, мелкая девчонка в розовом платьишке. — Драпаешь, значит, пилот?! — рыкнул парень, надвигаясь кипящей горой праведного гнева. — Свое добро спасаешь?! А туристов на произвол судьбы бросил?! А ну, взял нас с вами! Драться с брюнетом у Арта не было времени, заметит толпа — сметет. Да и не хотелось сейчас махать кулаками. Потому альфач хмыкнул и приглашающе просигналил рукой — мол, вперед. Двое парней-людей и два кавайца под истошные завывания девочки, продолжавшей звать маму, быстро, недобро переглянулись и гуськом втянулись в открытый дверной проем. Замыкающий шествие Арт толчком задвинул панель на место, отрезая образовавшуюся компанию от шума и гама лайнера.