Иллюзии прошлого

      В длинных мраморных коридорах стоит мертвая тишина, изредка нарушаемая звуками отдаленных голосов, отражающихся от гладких холодных стен и эхом разносящихся по этому нескончаемому лабиринту. Высокие узкие окна, лишенные рам и стекол, открывают завораживающий вид на почти слившиеся оттенки нежно-синего, в которые выкрашены матушкой-природой бескрайние просторы небес и моря. Яркий солнечный диск находится высоко на зените и щедро обогревает своими лучиками многовековую землю, сплошь покрытую глубокими трещинами из-за засухи и времени.       Между белыми каменными колоннами, возвышающимися до самого потолка, мелькает одинокая фигура. Невысокий мужчина, на вид сорока лет, облаченный в черно-серые одежды, кажется ничтожно малой точкой на фоне этого огромного пространства, излишне светлого от яркой белизны мраморных стен. Прямые каштановые волосы, доходящие до гордо расправленных плеч обрамляют его аристократические скулы и мягкие черты бледноватого лица; несколько прядей ниспадают на лоб, изрезанный неглубокими морщинками, и доходят до тонких, чуть изогнутых бровей. Проницательные серые глаза излучают душевное тепло и безмятежность, но вместе с тем, отражается в них некая обреченность, невообразимо давняя тоска, на веки уродливо застывшая, словно в хрупком идеальном зеркале, изъяном, который придает ему существенную неполноценность.       Вскоре монотонные, чуть слышные шаги стихают. Мужчина останавливается около массивной деревянной двери, окрашенной в белый цвет, отдающий серостью из-за пережитых лет. Чуть помедлив, он неуверенно стучит и, получив разрешение войти, продвигается в комнату.       На первый взгляд, ничего необычного. Абсолютно, все как в человеческом мире. Никакой старомодности или излишней вычурности. Тот же диван, обшитый синим бархатом, покоившийся у стены, небольшой книжный сервант со стеклянными дверцами, несколько стульев, бирюзовый ковер на полу, однотонный и мягкий, дубовый письменный стол с несколькими ящиками. Здешняя обстановка ощутимо контрастирует с коридорами, тянущимися бесконечной паутиной по этому загадочному древнему дворцу, визуально напоминающему великий римский Колизей.       Женщина преклонных лет поднимает взор на вошедшего, отложив массивную потрепанную книгу, написанную на латыни, от чего пожелтевшие страницы с причудливыми, чуть расплывшимися орнаментами букв, чуть слышно зашуршали. Ее абсолютно белые, словно снег, волосы струятся по покатым плечам и ниспадают до самой поясницы. Тонкие брови сведены, образуя на высоком лбу небольшие морщинки, предавая ее лицу некую серьезность и опытность, приобретенную с течением годов. Ярко-голубые, будто летнее небо, глаза смотрят на мир сквозь толстые стекла очков с некоторой материнской заботой, можно даже сказать, обеспокоенностью, словно уже успели узреть его во всех обманчиво прекрасных иллюзиях и до безобразия искаженных реалиях. — Добрый день, Ханна. По какому поводу Вы хотели меня видеть? — спрашивает мужчина, стараясь скрыть предательские нотки волнения в голосе и придать ему как можно больше уверенности и невозмутимости.       Женщина поднимает на Ангела взгляд и, поприветствовав его, начинает свою речь. — Многовековая борьба, что продолжалась от сотворения мира до сего времени, завершилась. И я надеюсь, что раз и навсегда. Тьма пала, Свет восторжествовал. Баланс, который мы были вынуждены поддерживать ценой собственных жизней, искрошился. Больше не существует Добра и Зла. Отныне, есть только Добро, источник процветания и благодетели хрупкого человеческого мира. — Бархатный голос источает радость и торжество, а на тонких губах женщины играет чуть заметная улыбка. — Это знаменательное событие для всех нас. Человеческие души более не станут подвергаться искушениям Зла, а вселенной людей не грозит разруха и хаос. Думаю, нам теперь не следует вмешиваться в их жизнь. Отныне им ничто не помешает безошибочно определить верный путь. — Ровно, без каких-либо эмоций произносит мужчина, в его словах отражаются нотки некоторой отрешенности, безучастности. — Однако, что-то омрачает твои мысли, Адриан. — Со вздохом парирует Ангел. Кажется, что эта женщина способна заглянуть в самую душу, добраться до самых потайных уголков. От ее внимательных глаз ничего невозможно скрыть. Но эта внимательность выражает отнюдь не скользкое лицемерное любопытство, а искренне беспокойство и желание помочь. — Она единственная среди Темных, кому удалось выжить. Совет Сорока Шести не увидел в ней существенную угрозу для мира людей и поэтому посчитал верным оставить в живых. Такова наша натура — проявлять милосердие ко всем без исключения, в том числе и к врагам, ведь Демоны тоже когда-то были людьми, чистыми и неискушенными безграничной властью и материальными богатствами. — Неторопливо продолжает она, порождая в душе мужчины спасительную надежду. — Я говорю о твоей дочери, Алексии. — после недолгой паузы заверяет его Ханна.       Казалось, что прошла уже целая вечность, обремененная терзаниями и беспокойствами. Скорее всего, так и есть. Душа, словно невольная птица, томилась в клетке, скованной из стенаний перед неизвестностью. Тьма перед глазами в виде неопределенного будущего давила на сознание тяжелыми угнетающими оковами. Но вот она резко отступила, будто бы и не существовала вовсе, сменившись ярким спасительным светом. Холодные проржавевшие решетки растворились в пространстве, отдавая своего пленника в руки долгожданной и такой желанной свободе. — Алексия… — Чуть слышный шепот — единственное, что может вымолвить Адриан. Слишком долго он прятал в душе только что растворившиеся переживания, что давили на нее непосильной ношей, и с этой минуты кажущиеся лишь страшным сном. — Мне знакомы эти чувства. — Мягкий понимающий взгляд Ханны умерил нахлынувшие радостные эмоции в душе Адриана. — И это не грех, как ты считаешь. Твои искренние отцовские чувства к Алексии — самое прекрасное, что присуще Ангелу. — Улыбаясь, говорит женщина. Слишком хорошо она знает этого мужчину. — Совет Сорока Шести может в любой момент поменять свое решение. Так ведь? — вновь такое приевшееся беспокойство и опасение в его голосе. — Может. Но лишь в том случае, если люди подвергнутся опасности, ведь Алексия сейчас находится среди них. Но она очень умная и осторожная женщина, так что не думаю, что она встанет у нас на пути… Хотя, кто знает, что она решит предпринять. — Ханна лишь горестно качает головой. — Я могу видеться с ней и при необходимости предотвращать глупые поступки с ее стороны? — все та же надежда в его голосе. — Да, конечно. Поступай, как считаешь нужным. Ты ведь все еще хочешь спасти ее душу, хотя вполне осознаешь, что уже поздно…       Вот и настала эпоха нового мира без тьмы и хаоса, над которым забрезжил рассвет, предвещающий окончание самой ужасной войны продолжительностью в целую вечность, о которой смертные никогда не догадывались, принимая в ней неотъемлемое участие.