Первый...

***

      Пятое декабря. Суббота. Солнце встало в семь сорок шесть утра. На улице минус два по Цельсию.       Мороз и солнце.       Стакан прохладной воды. Неконтролируемая зевота. Утренний туалет.       Пока Уилл одевался в спортивную одежду, Ганнибал мирно сопел на своей кровати. Лицо его выражало спокойствие и умиротворение… Дыхание было медленным и глубоким. Веки немного дергались, что свидетельствовало о фазе сна, именуемого быстрым движением глаз — он видит сон…       Как прекрасен мир, являющийся во снах: от загадочных глубин океана, до сверкающих звезд вселенной… Уилл уже давно не видел снов, хотя, возможно, он просто их не запоминал. Мозг отдыхал. Исцелялось тело и душа. Раннее солнце мягким светом наполняло каждый угол комнаты и освещало темные, недоступные участки, открывало дневную истину вещей.       Воздух спёртый, тяжелый ото сна. Немного постояв в задумчивости над спящим, Уилл приоткрыл форточку в окне и впустил новый день.       Ходьба медленным шагом к тропе округа — две минуты.       Разминка каждой группы мышц — махи руками, наклоны, приседания, растяжка.       Нос уже заледенел. Людей мало — никто не хочет соваться на улицу в такую рань, еще и в субботу. Уилл исключение. Вот уже пятый день он выходит на пробежку, старается вернуть себе форму, привести в порядок тело, усовершенствовать его. В период обучения в академии, он каждое утро начинал с небольшой пробежки. Ни силовые упражнения, ни занятия командными видами спорта его никогда не интересовали. Ты сам по себе. Бежишь. Вдох носом, выдох ртом. Главное не сбивать ритм.       Напротив, со стороны открытого океана, едет велосипедист на красном BMC в ярко-розовом шлеме.       Слышен гул машин — в этом месте, тропа приближается к Мэйн-стрит набережной трассе. Старые, могучие деревья и густые кустарники не дают разглядеть океан, но запах свежести и сильный ветер с той стороны, напоминаею, что совсем рядом царствует стихия воды. Большое кирпичное здание справа — это офис Warp Textiles.       Runkeeper оповещает: «Вы пробежали одну милю». Пикает таймер. Время показывает семь минут и четыре секунды. Улучшился за пять дней на семнадцать секунд. Неплохо. Мимо пробегает группа спортсменов в возрасте — за городом находиться элитный дом Престарелых, куда со всего округа привозят мам и пап дети, которые не в состоянии сами за ними приглядеть…       Отдышаться и сделав пару кругов неспешными шагами, поставить новый таймер.       Вперед.       Дальше маршрут пролегает почти в полосе прибоя. Океан бушует. Волны разбиваются о прибрежную гальку. Пена стоит у самой кромки воды. Громоздиться там. Множится. Строит длинные крепости из своих внутренностей.       «Две мили». Таймер в этот раз стоит на половину маршрута. Это не бег на скорость. Выносливость. Вот что важно, в длительных дистанциях. Сохранять ритм, дышать, двигаться вперед стойко.       Окраина города, океан наступает. Мало домов. Пусто, нет людей, которые движутся навстречу: никто сюда не бежит, и никто отсюда не убегает. Только он. Дыхание начинает сбиваться — вдохи слышны громче, нос втягивает воздух с бешеной скоростью, в висках пульсирует. Немного медленнее.       Тропа разделяется, Уилл бежит вправо, по дороге, которая выводит его на Bunker Island, небольшой полуостров на котором содержаться огромные масляные баки и причал. Бежать неудобно — много мелких спусков и подъемов, но, чтобы пробежать ровно три мили приходится приблизиться по камням к маленькому маяку, который местные называют «Bug light». К нему ведет узкая коса, которую со временем размоет вода, но пока что по ней можно без проблем добраться до крайней точки.       «Три мили». Таймер показывает семнадцать минут и одиннадцать секунд. Хочется упасть и полежать немного на мокром, холодном песке. Перед глазами пятна. Нельзя отдыхать. Ходьба. Махи руками. Восстановление дыхания. На маленьком клочке земли Уилл, его истощенность, маяк, песок и пена, которая построила большую китайскую стену по всей видимой протяженности берега. Отвернул голову — и все. Нет её больше. Только волны, которые уносятся вдаль.       Пробегая дистанцию второй раз, немного корректированным маршрутом, время замедляет свой ход, каждый метр дается с трудом — мышцы ног сводит судорогой; дыхание полностью сбилось; пот течет по лицу, шее, спине; глаза слезятся; в боку колет; саднит уже зажившее ребро. Нестерпимо хочется напиться воды, ветер становится колючим, как старый детский шерстяной свитер на голое тело. Щиплет.       Подбегая домой, механический голос программы объявляет «Три мили». Девятнадцать минут тридцать три секунды.       Спустя еще круг медленным шагом вокруг квартала, тело перестает болеть, дыхание становится ровным, ноги уже не трясутся от переизбытка напряжения, в голове пусто.       Желудок подает первые признаки голода.       На экране смартфона летают разноцветные звездочки — это Runkeeper поздравляет с новым личным рекордом — шесть миль за тридцать шесть минут и сорок четыре секунды. Вообще-то это не плохой результат: всего несколько раз в жизни бывший полицейский бежал такую дистанцию, в основном нормативные требования были другими, но все же, в двадцать пять лет шесть миль он пробегал за тридцать пять минут. Если совершенствовать тело, оно будет благодарно в ответ.       Настенные часы показывают девять утра, в доме тихо. На кухне Ганнибала нет. В комнатах тоже. Становится немного не по себе. На плите стоит кастрюля с тушеными овощами, чайник еще теплый. Его верхняя одежда на месте, но не хватает двоих пар обуви, а точнее кроссовок.       Заглянув в маленькое окно, находящееся в конце прихожей-коридора, Уилл видит, как Ганнибал неспешно разминается на заднем дворе. Одет он во все черное, на голове теплая шапка, руки в перчатках. Движения, которые он делает, больше похожи на йогу или гимнастику чем просто на разминку, как сначала подумал Уилл. Какие-то непонятные пасы руками, ноги двигаются плавно — всему образу присуща танцевальность. Все еще следя за гибким Ганнибалом, Уилл понял, что не разделся и даже не снял обувь, когда пришел в дом. Мокрые следы, оставленные на ковре в прихожей, являются тому следствием.       Приняв контрастный душ и немного поработав тряпкой над испорченным ковром, Грэм занялся приготовлением чая — еда еще не успела, как следует остыть.       Ганнибал вернулся спустя десять минут. — Привет, ты занимался? — Накинулся с порога с расспросами Уилл. — Я испугался когда не нашел тебя в доме. Давно тренируешься? — Здравствуй, вообще-то да. С четырнадцати лет постоянно. — Ганнибал не выглядел уставшим, или даже запыхавшимся — просто был бодр, как и каждое утро. — Я бы не прочь принять душ, если у тебя нет ничего срочного. — Нет, иди, конечно. — Уилл снял руки с пояса и отступил на шаг, уступая место для маневра Ганнибалу — прихожая у них была совсем маленькой. Тот, не спеша начал снимать ветровку с правой руки. — Я пока еду разогрею.       В кухне приятно пахло травяным чаем, который они на прошлой неделе купили в аптеке. «Сезон простуд для вас не страшен — трава и чай — здоровье наше!». Такого неудачного слогана не знала Канада за всю свою историю. Но все же товар продавался по приятной цене, глаз цеплялся за упаковку, ингредиенты были разнообразными… короче говоря, зачем Уилл его бросил в корзину, он сам не знал. — Неплохой сбор трав… — заметил Ганнибал, когда они пили чай и читали прессу, сидя в гостиной бок о бок. — Лечебный зверобой редко сочетают с другими травами, но моя бабка, когда-то тоже так делала. У меня на родине его называют хворобий. Если неправильно рассчитать дозу им можно отравиться. Как в народной, так и научной медицине препараты из травы зверобоя употребляют как вяжущие, противовоспалительные и антисептические средства, способствующие быстрой регенерации поврежденных тканей. — Когда я был маленьким, то часто играл в болотистой местности, так как дома дешевле сдавали именно возле болот. Несло там конечно знатно, да и аллигаторы водились. — Уилл закрыл глаза и перенесся в воспоминания. — Болото Манчак, это не то место, где стоит растить детей. — Осудительно сказал Ганнибал, отложив новый Журнал психологической реабилитации за декабрь. — Помню, мы жили в крошечном, выросшем между болота у дороги, селении Эйкерс. Всего тридцать шесть домов, заправка, мини-маркет, рыбный рынок, пристань для яхт. По Пятьдесят пятой за двадцать минут можно было доехать в Лаплас, там отец имел много «денежных клиентов», как он их сам называл. Туда мы ездили не часто, но эти поездки мне страшно нравились. В этом маленьком и уютном городе, на реке Миссисипи, никто не смотрел на меня свысока. Я это хорошо запомнил. Старые фермерские дома колониального стиля, отделка сайдингом, большая веранда, двухскатная крыша и традиционные окна со ставнями. Или подражание Греческому Возрождению: колонны и пилястры, высокие фронтоны, тяжелые карнизы, ухоженные лужайки, мини фонтанчики на каждом дворе… все живо воссоздает моя память. Каждую деталь…       В Эйкерс, на лодке мы часто плавали вниз по течению, и отдавали моторы тем, кто жил вне черты города, просто сам по себе, тихо в одиночестве, таких было много. Иногда мне приходилось отвозить моторы самому. Я сделал так всего три раза, к слову, и очень об этом впоследствии сожалел.       Знаешь, трясина… это такое… часто, особенно с утра на болоте собиралась тина, она воняла больше всего. Кругом буреломы… ураганы на Юге и сейчас не редкость. Вода в таких местах сине-черного цвета. Мрачные непреклонные деревья, стволы и ветви оплетены густой зеленой паутиной мхов, свисающих длинными косами, или облюбованы эпифитами. — Великая Миссисипи сама себе преграждает путь наносами, растекается рукавами и создает вокруг себя стоячие воды, — учительским тоном сказал Ганнибал.       Уилл уже не мог вернуться из прогулки в прошлое, все стояло перед глазами, как наяву — время утратило силу, вот уже он, один, в двенадцать лет, правит старой лодкой, везет двигатель мистеру Коулу, детективу, который уже давно вышел в отставку и решил провести свои последние годы в тихом месте. — «Болота призраков» преодолеть можно только на лодке. Слишком много людей нашли свое упокоение в тех топях. Беглые рабы, неудавшиеся любовники, преступники, арендаторы, бегущие от банка, никто не смог перейти вброд это пекло. Аллигаторы также были не единственной смертной казнью в этих краях…       Близился закат, я выполнил работу, которую мне поручил отвезти отец, до нашей лачуги оставалось не больше десяти минут на лодке, в тот вечер, меня особенно остро охватило чувство несправедливости, с которым мне с годами только больше пришлось сживаться. Рокот из глоток аллигаторов был мне знаком уже давно, их я перестал опасаться, когда понял, что в лодку они залезать не собираются. Но все же этот звук заставлял напрячься каждую мышцу на моем теле, руки крепче перехватить тяжелое весло, которым я отталкивался от немногочисленных островов. Из старых книг, я знал легенды о блуждающих огоньках, но как подрастающий мужчина, старался не верить таким глупостям, несмотря на это, в душе у меня таились опасения. Внимательно глядя перед собой в пучину, убирая с пути всякие ветки и бревна, под тихий разговор аллигаторов, прямо из воды передо мной вынырнул скукоженный образ человеческого тела.       В панике я чуть не выронил весло, забыл, как дышать, глаза мои полезли на лоб — я еще никогда не видел мертвеца!       Еще две секунды иссохшее, коричневое скелетоподобное тело, продержалось на воде, лодка моя проплыла мимо, и оно исчезло, как и не было его. Сверху над ним сомкнулось болото, темная, зеленоватая пена впитала в себя последние очертания некогда живого, дышащего человека… — Пены на болоте не бывает, Уилл. Это начальная стадия формирования торфа, которое и делает болото болотом. — Ганнибал устало потер лицо и глаза руками, немного погодя добавил. — Я себя не очень хорошо чувствую, пойду в спальню, прилягу.       Уилл ничего не ответил, ему все еще было двенадцать, он был на болотах, переживал только что увиденное. Страшная пена, которая смыкается над умершим.       Образовывается, и ты видишь пузырьки. Масса и объем — непостоянны и быстро изменяются. Разрушаются. Иногда происходит утоньшение плёнки, и последующий разрыв; чаще меньшие пузырьки отдают газ тем, что побольше, а те, в свою очередь выпускают его наружу; еще бывает, что под действием силы тяжести самые верхние пузырьки лопаются, чтобы стать вровень с нижними, тем самым обеспечив кратность слоя.       Пена. Рождается. Умирает. Как все живое. Два нерушимых постулата.       Вернуться с болот Луизианы Уиллу удалось только к вечеру пятого декабря, в субботу, когда солнце садилось в четыре пятнадцать.