Astrotwins

Судьба играет в злую шутку. Шинби чувствует себя так, словно из неё высосали все силы, и всё, что ей сейчас хочется – забыться крепким сном на несколько дней, чтобы по пробуждению события последнего часа оказались просто плохим сном. Скопившиеся эмоции встают в горле комом и Шинби даже смотреть на свою метку не хочет – она этого не просила. Словно бы в ответ на её мысли, телефон квакает очередным сообщением. Короткий номер "0000" присылает ей лишнее подтверждение того, что всё действительно произошло в реальности: "Уважаемая Хван Шинби (рожд. 03.06.98.), уведомляем Вас о том, что Ваша био-инициализация пройдена успешно. Ваш партнёр – Чон Чонгук (рожд. 01.09.97.), проживающий по адресу: район Каннам, улица Ханнён, 287, Донгон Plaza 187, телефон: +82 2 787-22-97. Индивидуальный идентификационный номер: 437-129-jjk-010997. Ожидаем Вас 03.06. с 9 утра в ближайшем офисе регистрации по месту жительства. Срок изготовления документов инициализации: 3 рабочих дня. Уведомляем Вас о том, что все данные о процессе регистрации будут переданы Вашим ближайшим кровным родственникам или опекуну в день инициализации. Счастливого дня рождения!". Хван перечитывает сообщение раз пять прежде, чем до неё доходит смысл. Дата рождения, адрес и телефон – всё совпадает, исключая любую возможность рассчитывать на другого человека с таким же именем. Чон Чонгук. Это какая-то ошибка? Как прикажете ей реагировать на такой расклад? Шинби пытается сморгнуть выступившие слёзы и злится своей слабости – плакать из-за этого она не собиралась ни в коем случае, но ощущения внутри самые неприятные: чувство вселенской несправедливости, которое накрыло её ещё в день рождения подруги, нахлынуло с новой силой и теперь не даёт ей дышать. Так не должно быть. У неё трясутся руки, когда она, еле чувствуя саму себя, наконец набирает Чонгуку ответное сообщение с однозначным "нет", но не отправляет. Время на часах 3:07 и Шинби тяжело вздыхает от простого осознания – им нужно поговорить, и чем быстрее они во всём разберутся, тем лучше. Хван решает встретиться у школы, что совсем рядом с её домом, о чём парню и сообщает. Ей не хочется видеть его рядом со своим домом, пусть это место останется её крепостью, хотя бы мнимой, ведь Чонгук теперь знает её точный адрес, идентификационный номер, номер телефона – теперь он знает о ней практически всё, и имеет на это чёртово право, просто потому что он- - Мой соулмейт, – проговаривает Шинби вслух, будто бы пробуя слова на вкус. Ощущения непередаваемые: отрицание затмевает все другие чувства. Шинби накидывает на плечи первую попавшуюся кофту и тихонько выходит из комнаты, стараясь не шуметь. Если брат не пришёл на звук разбившегося стакана, с которым, кстати, ещё нужно будет разобраться, то значит, что он спит. Теперь Шинби может беспрепятственно выйти из квартиры, не провоцируя волнение со стороны близких. Взглянув на себя в зеркало, Хван с печалью в глазах отмечает, что за эти пару часов будто бы ещё сильнее осунулась и побледнела. Она расчёсывает волосы, поправляет одежду и берёт в руки пакет с чонгуковой толстовкой. Он ведь пришёл именно за ней? Улица встречает девушку лёгким ночным ветерком и влагой – кругом от воды блестят асфальт, листья деревьев, машины, а на земле тянутся объёмные лужи. Для Шинби дождь, а судя по размерам луж – ливень, прошёл совсем незаметно, но свежесть после него ощущается очень чётко. Через несколько минут Хван стоит у беседки и с удивлением обнаруживает Чонгука уже на месте, а ведь она рассчитывала, что придёт первой. Парень стоит, прислонившись к одной из деревянных балок, и смотрит куда-то в сторону школы. Лица не видно из-за тёмного капюшона, правый рукав толстовки закатан до локтя, открывая миру белоснежную полосу марлевой ткани, а рядом на скамейке лежит его рюкзак. Шинби смотрит на него и думает, что в него, наверно, невозможно не влюбиться, ведь он такой практически идеальный, словно клише из какого-нибудь романа для девушек, но у неё как-то получилось. По телу бегут мурашки просто от одного его вида – то ли от осознания того, что это и правда происходит сейчас, то ли это какие-то внутренние процессы на уровне восприятия. Но ощущение разливающегося против воли тепла дарит отнюдь не счастье и радость, а напротив – Шинби начинает нервничать. Она не знает, как ей поступить, поэтому после молчания, длившегося с минуту, тихонько прочищает горло и специально шуршит пакетом, чтобы её услышали. Чонгук оборачивается на звук и замирает на пару секунд. - Привет. Шинби видит его бледное в свете тусклого уличного фонаря лицо и отчётливо ощущает, как он волнуется. Чёрт, он ведь тоже волнуется. Она отводит взгляд и смотрит куда-то вниз, в темноту беседки. Голос не слушается, поэтому ей приходится прочистить горло ещё раз. - Вот толстовка, – она осторожно кладёт пакет на перила беседки и снова отступает на шаг назад, где влажная трава нежно касается щиколоток. - Не поднимешься? – Чонгук кивает на скамейки и Шинби, обдумывая своё плачевное положение, принимает предложение – ей некуда деваться. Она поднимается в беседку и садится на край чуть влажной лавочки. На Чонгука по-прежнему не смотрит. Они молчат довольно долго. Шинби успевает продрогнуть и начать шмыгать носом, а Чонгук стоит напротив, прислонившись к перилам, и смотрит на неё в упор, будто ожидая чего-то. В этой ситуации Хван чувствует себя провинившимся ребёнком и ей это совершенно не нравится. Натянутое молчание длится ещё какое-то время, как вдруг парень берёт пакет со своей толстовкой, вытаскивает её и, подойдя в упор, заботливо накрывает плечи Хван тёплой материей. Шинби от неожиданности вздрагивает, потом предпринимает слабые попытки отвертеться от чужой и будто бы навязанной заботы. - Не нужно, я не- - Ты мёрзнешь. Шинби хочет спорить, но она действительно замёрзла. Ночной воздух веет прохладой и девушка вздыхает, подтягивая всю ту же несчастную толстовку, ставшую заложницей обстоятельств, ближе к шее. - Думаю, мне придётся оставить её у тебя, – Чонгук хмыкает и свет от тусклого уличного фонаря снова падает на его лицо, едва освещая улыбку. Шинби кажется, что она находится в каком-то вакууме, иначе объяснить свою заторможенность и отсутствие желания что-либо решать она не может. Кажется, это зовётся "усталостью". Рукав кофты неприятно прикасается к израненному запястью и Шинби жалеет о том, что под действием эмоций не подумала о безопасности – ей стоило тут же обработать рану и обвязать её бинтом, как это принято сразу после проявления. Шинби почти неслышно шипит, но с шумом втягивает воздух от неприятного ощущения, и это не укрывается от Чонгука. - Ты её не обработала? Шинби застают врасплох, и она тянет неопределённое "эээ", пытаясь придумать какое-то оправдание, пока Чонгук лезет в свой рюкзак и вытаскивает оттуда какой-то небольшой пакет. - Я просто не успела. Ты что, серьёзно носишь с собой аптечку? – Она удивлённо вскидывает брови и следит за движениями парня. - С тех пор, как познакомился с тобой – да. Он вытаскивает открытую упаковку бинта, достаёт несколько пластырей, пузырёк с обеззараживающим раствором и вату. Шинби в ответ парирует: – Интересно, чего у тебя с собой не водится? - Можешь ворчать сколько угодно, но я оказался прав, когда решил зайти в аптеку, – он подсаживается справа от Шинби и осторожно обхватывает чужую руку. Хван от неожиданности вырывается, после чего повисает неловкая пауза. - Так и будешь вредничать, или я могу уже обработать это? Шинби отмечает про себя то, как он называет её метку, и это вызывает смешанные чувства. Создаётся впечатление, что они оба предпочитают игнорировать свои метки или просто боятся произнести вслух то, что теперь стало неотъемлемой их частью. Шинби вдруг хочется посмотреть на его запястье, где должно быть выведено её имя. Свой почерк Шинби никогда не любила, а Чонгуку теперь придётся с ним жить. Не дождавшись, пока девушка спустится на землю, Чонгук снова обхватывает своими прохладными пальцами руку, осторожно оттягивает рукав и просит будничным тоном: - Не могла бы ты посветить фонариком? – Он протягивает Шинби свой телефон. – С таким освещением я могу наклеить пластырь тебе на лоб и даже не заметить этого. Шинби берёт его телефон, стараясь не касаться пальцами чужой руки, и принимается светить на своё запястье. Чонгук прав – зрелище определённо не из приятных. Краснота немного прошла, но вид, словно от сильного ожога, выглядел не самым привлекательным образом. Парень садится совсем близко, чтобы видеть рану чётче, и Шинби вспоминает тот случай с падением, ушибленной ногой и разодранной ладонью, который произошёл всего месяц назад, а по ощущениям – целую вечность. Было неприятно, но та боль, в сравнении с болью от метки – детский лепет. В тот раз рану тоже обработал Чонгук и Шинби едва заметно качает головой, поражаясь судьбе. - В тот раз была левая, – тихо, будто бы больше про себя, говорит парень и Шинби поднимает на него удивлённый взгляд. – Но шрамов ведь не осталось, верно? - Да. - Думаю, у нас у обоих сейчас дежавю, – хмыкает Чонгук. Шинби смотрит на него, пользуясь моментом и плохим освещением, и пытается слушать свои ощущения. Внутри что-то кричит, что-то рвётся наружу, какие-то смешанные, трудно определяемые чувства. Кажется, что она сражается сама с собой, и почему-то создаётся впечатление, что вот-вот проиграет. У Чонгука усталый вид, под глазами темнеют круги, словно он едва спит вот уже несколько дней. Капюшон толстовки прикрывает его чёрные густые волосы, и, скользя взглядом по его лицу, Шинби в свете фонарика от телефона замечает, что капюшон, плечи, даже спина и вообще, практически вся кофта Чонгука пропитана влагой. "Дождь". Шинби недолго размышляет, после чего задаёт вопрос: - Чонгук, сколько... Сколько ты уже здесь? Парень молча заканчивает обматывать запястье бинтом, но не отсаживается, а просто смотрит Шинби прямо в глаза, после чего наконец отвечает: - Не так долго. Шинби вскидывает брови. - Я уверена, что дождь прошёл несколько часов назад, но ты ведь был не здесь в то время, верно? – После продолжительной паузы тихонько добавляет, – Пожалуйста, скажи, что не здесь. - Я знал, что тебе это не понравится, – вздыхает парень. Хван резко встаёт со скамейки и отходит к противоположному краю беседки. - Ты сейчас серьёзно? Ты был здесь всё это время? - Шинби- Девушка вспоминает о вскрытой упаковке бинта и пузырьке стерилизующей жидкости, которые так кстати оказались в сумке у Чонгука. Только вот откуда он мог знать, что они понадобятся? - Твоя метка ведь одновременно с моей проявилась. Ты её тоже здесь обработал? Как ты?.. Почему пришёл заранее? Чонгук встаёт и отходит к балке, чтобы облокотиться и вздохнуть. - Пришёл за толстовкой, окей? Не злись. Пожалуйста. Шинби не может поверить своим ушам. - Ты всё знал? Всё это время? Что предназначенной буду я, что метка проявится именно в это время, что ты- - Я не знал этого точно. Но догадывался, – парень смотрит прямо в глаза и вид у него при этом очень серьёзный и усталый. – Почему ты ничего не чувствовала всё это время – это другой вопрос. - Я? С какой стати- О чём ты говоришь? - Шинби, ты правда не понимаешь? Или просто отрицаешь всё из-за нежелания принять то, что происходит сейчас? У неё кружится голова от всего происходящего. Что за бред несёт этот парень? - Я не понимаю, о чём ты говоришь. Откуда ты знал, что твоим соулмейтом стану я? Чонгук горько усмехается. - Ты шутишь, должно быть. Уже все об этом знали в последние пару недель. Все, кроме тебя, очевидно. - Что? - Даже Мингю всё понял, как только они сошлись с Ыной. Шинби, ты просто невероятна, – качает головой парень. Хван смотрит куда-то сквозь Чонгука и лихорадочно обдумывает его слова. От медленного осознания происходящего кружится голова, сердце стучит так, словно вот-вот выпрыгнет из груди, а ноги трясутся. Знали все? Абсолютно все? И никто ничего ей не сказал? - Мы ведь пытались сказать тебе, как-то разбудить, чтобы мы оба смогли убедиться, – Чонгук словно отвечает на её немой вопрос. – И я, и Ына, но ты просто не воспринимала нас всерьёз. - Что вы пытались сделать? Каким образом? – Голос предательски надламывается. - Мы говорили с тобой. О нас. Ты просто не пыталась даже предположить такой расклад, всё время была в каком-то вакууме, отрицала всё и отвечала злостью, – Чонгук безнадёжно разводит руками и Шинби становится плохо от этого жеста. - Почему ты не сказал мне прямо? Это же, чёрт возьми, напрямую касается тебя. Почему ты не удосужился сказать мне, раз видел, что я не понимаю намёков?! – Хван тяжело дышит, повышая голос, при этом чувствуя себя слабой и обманутой. До неё не может дойти смысл этих "намёков" и хождения вокруг да около, когда он мог бы просто сказать это прямо, верно? Чонгук давит вздох. - Как я мог сказать тебе это? "Шинби, я не уверен, но, кажется, я твой предназначенный, извини, если это тебя огорчает, ты ведь терпеть меня не можешь". Ты бы хотела, чтобы это прозвучало так? Девушка хватает ртом воздух и не может собраться с мыслями, чтобы ответить ему на этот выпад. Она беспомощно вскидывает руки, а после отворачивается и пытается успокоить дыхание. Это невозможно. Они молчат какое-то время, пока Шинби осознаёт произошедшее. Ей не верится в это, но она вспоминает многочисленные разговоры с Ыной, странное поведение Чонгука, слова Мингю. Чёрт, это всё так логично, что Шинби стыдно за то, какой слепой она была всё это время, но в то же время так сложно, что ей кажется, что она бы продолжила жить в неведении и дальше, если бы не обстоятельства. Почему всё сложилось именно так? Как можно рассматривать человека, вызывающего столько неприязни, как своего предназначенного? Шинби не понимает ещё одного: почему Ына, если знала обо всём, не сказала ей прямо? Шинби легонько встряхивает головой, собираясь с мыслями, и вдыхает в лёгкие побольше воздуха. Ей тяжело говорить, и именно поэтому так важно, чтобы Чонгук выслушал её прямо сейчас. - Я никогда не воспринимала тебя всерьёз, – голос у Шинби звучит глухо, – потому что я верила, что вы с Ыной вместе. Ты ей так нравился, она буквально сияла, когда ты был рядом. Но за тобой я этого не замечала. Ты говорил странные вещи, зачем-то писал мне, каким-то образом постоянно оказывался рядом, когда это было... Так нужно. И это очень раздражало, меня просто злило твоё присутствие, потому что ты должен был быть с Ыной, а она – моя лучшая подруга. Во мне каждый раз буквально происходила битва эмоций из-за тебя. Но ты просто был то тут, то там, вёл себя так вежливо и заботливо, прекрасно зная, что я не могу принять твою заботу, твоё внимание, но ты продолжал. Я не та… Я не тот человек, который может вот так спокойно сближаться с людьми, у меня всегда есть какие-то рамки общения, рамки отношений, понимаешь? Ты всегда был "парнем моей лучшей подруги" и я просто не могла, нет, не должна была смотреть на тебя по-другому. Если всё так, почему же твоим соулмейтом стала именно я? Это неправильно, словно какая-то ошибка или неисправность. Дефект. Я не отношусь к тебе и в половину так же радушно, как Ына. Ты... Ты мне не нравишься, – молчание. – И мне не нравится всё, что с тобой связано. Сказав это, Шинби надеялась почувствовать облегчение, какую-то лёгкость от того, что она высказала вслух все те вещи, о которых думала всё это время, которые не давали ей покоя, но вместо желаемого удовлетворения девушка чувствует лишь пустоту и грусть. Они тяжёлым грузом давят сверху, мешая дышать, а горло словно сдавливает тисками, будто кто-то перекрывает доступ к кислороду. Шинби закусывает губу до боли и смаргивает слёзы. - Это всё, что ты хотела мне сказать? – Голос Чонгука звучит ровно, словно металл. - Нет. Ещё я хотела попросить тебя об одолжении, – Шинби вытирает глаза и разворачивается. – Давай сделаем вид, что сегодняшней ночи не было.

***

Следующий день настаёт так, словно предыдущий и не заканчивался. Шинби встречает рассвет на скамейке в школьном дворе, размышляя о всяком. О Чонгуке в основном, на самом деле. Мысли о нём вызывают и злость, и страх, и гнев, но в то же время они стали чем-то вроде привычки и Шинби с горечью признаёт, что не думать о нём просто не может. Он уходит почти сразу после того, как она его об этом просит. И Шинби злится из-за этого на себя ещё сильнее, потому что, когда Чонгук уходит, она чувствует себя ещё хуже. - Мне жаль, что тебе приходится испытывать это всё. Я тебя больше не побеспокою до тех пор, пока ты сама этого не захочешь. Дальше Шинби слышит, как он берёт свой рюкзак, делает пару шагов и останавливается на несколько секунд совсем рядом с Шинби, прямо за спиной, будто хочет сказать что-то ещё, но всё же уходит. Когда рассвет доходит до своего пика, Шинби пытается привести своё лицо в порядок, поправляет одежду, с досадой осознавая, что толстовку снова придётся забрать себе, и возвращается в дом. На часах едва за пять утра и семья ещё благополучно спит, поэтому Шинби беспрепятственно возвращается в свою комнату, где сразу начинает собираться в центр – чем раньше она с этим покончит, тем скорее сможет начать во всём разбираться. Родители встречают новость, как от них и ожидалось, с огромным воодушевлением. Шинби не объясняет практически ничего, просто называет имя и неопределённо жмёт плечами, когда родные интересуются, знакомы ли они уже. - Вы всё равно узнаете всё через пару часов. Вам же пришлют всю информацию, – бросает Шинби, на ходу запрыгивая в кроссовки. Отец бросает что-то про "подвезти", но Шинби уже мчит по лестничному пролёту вниз и не слышит ни слова. Для такого особого дня она выбирает светлую футболку, джинсовые шорты и свои любимые кроссовки. Ей невольно вспоминается то неудавшееся свидание с Мингю, которое в итоге превратилось в ссору с Чонгуком, и вздыхает – теперь даже её собственные вещи напоминают о нём. Не одевшись подобающим образом, Шинби хочется выказать своё несогласие с судьбой, рассказать о том, что она противится этому, но в центре её встречает разочарование. – Ничего, мы просто прифотошопим вам белый воротник и всё будет замечательно, – говорит улыбающаяся немного механической улыбкой девушка. Шинби становится стыдно в два раза больше, когда из другого центра приходят фотографии Чонгука, одетого вполне по правилам – белая рубашка, не застёгнутая на верхние пуговицы, в отличие от футболки Хван, могла сойти за очень даже классический вид. Шинби, получая фотографии, закусывает губу от досады, потому что чувствует себя обиженным бунтующим подростком. Когда процесс завершается, метка фиксируется, документы отправлены на обработку, а Шинби уже принимает тысячные поздравления от сотрудницы, на часах уже за полдень и девушка чувствует себя выжатым лимоном. Она берёт толстую кипу бумаг, которую ей гордо вручили со словами "Это пригодится вам, когда вы захотите связать себя узами брака", и падает в мягкое кожаное кресло в холле. Здесь прохладно и не так людно, поэтому вполне можно отдохнуть и отключить мозг от суеты, в которой он провёл последние несколько часов. Кипа бумаг ютится в папке и Шинби бросает на неё скептический взгляд – она искренне не может поверить, что эти документы когда-либо смогут ей пригодиться, но оставить их она не имеет права. От мрачных мыслей девушку отвлекает входящий звонок. За утро Ына звонила уже три раза и Шинби каждый раз скидывала, один раз ответив сообщением, что не может говорить. Ей стыдно, но сейчас она чувствует такое смятение, что не хочет говорить даже с лучшей подругой. Тем не менее, сделав глубокий вдох, Хван проводит пальцем по дисплею и старается звучать как можно безмятежнее. - Алло? - Хван Шинби! Ты вообще жива?! Где ты? Что ты? Уже, блин, обед! Шинби качает головой и зарывает пальцы в волосы. - Со мной всё в порядке, тут оказалось много дел и я потеряла счёт времени. - Ты ещё в центре? Шинби быстро пересказывает весь бюрократический процесс, фотографирование, разбор бумаг и прочее. Подруга соглашается с тем, что процесс этот не из лёгких. - Веришь, мы с Мингю в тот день успели дважды поесть, пока это всё закончилось! А ты? Ты же не одна? – после молчания, во время которого Шинби придумывает, как можно ответить на этот вопрос, хотя бы временно избежав расспросов, Ына задаёт следующий. – Кто твой соулмейт? Этот вопрос задан настолько внезапно, что Шинби требуется секунда-другая, чтобы опомниться и восстановить разговор прошедшей ночи. - Будто ты не знаешь? – Шинби понимает, что язвить подруге вовсе ни к чему, но ничего не может с собой поделать. Ей вспоминается всё, что она услышала от Чонгука ночью, и обида на весь мир, успевшая немного утихнуть, начинает полыхать с новой силой. Ына молчит в трубку, и Шинби слышит на фоне смех детей и голос Мингю. От этого становится ещё хуже. - Извини, - Шинби в очередной раз вздыхает и устало трёт глаза. – Я не хотела- - Нам нужно поговорить, - говорит в трубку Ына и звучит при этом очень серьёзно. - Да. Да, конечно, - соглашается Шинби.