Теория невероятности

Шелест крыльев нарушает гнетущую тишину. Уилл глубоко вздыхает, но не открывает глаз. Отблески каминного огня скачут по его лицу, он ворочается, устраиваясь в кресле поудобнее. Он вспоминает каково было убивать того отвратительного парнишку, который хамил ему изо дня в день, а однажды и вовсе обрызгал грязью, проезжая мимо. Решение о судьбе того человека было принято минут за пять. Уилл тогда завалился в свою квартиру и прикрыл глаза, обдумывая действие. Спустя пять минут он постучал в дверь своего соседа. Все было сделано чисто, одно некрасиво — совсем рядом с его квартирой. Полиция будет задавать вопросы. — Как ты, Уилл? Грэм улыбается, открывая глаза. Ради этого момента он неделя за неделей проливал кровь и отнимал жизни. — Теперь хорошо, — шепчет Уилл, наклоняясь к Ганнибалу и легко прикасаясь дрожащими пальцами к черным крыльям. Мягкие, теплые, очаровательно красивые в своей тьме. Пересыхают губы. Ганнибал тихо вздыхает, принимая ласку и раскрывая объятия. С радостью, подобной щенячьей, Уилл утопает в этих объятиях, прикрывая глаза и как всегда боясь их открыть, боясь, что сейчас его Ангел исчезнет. — Каково это было? — Сладко, — шепчет Уилл, прижимаясь плотнее. — Неосмотрительно, Уилл, — с легким укором говорит Ангел, — слишком близко к тебе. — Я справлюсь. — Я знаю, — шепчет Ганнибал, гладя его по голове. — Я знаю. Треск поленьев усыпляет, но Грэм противится сну: у него слишком мало времени, чтобы спать. Он гладит, бесконечно гладит черные крылья и шепчет странные слова, вглядываясь в лицо, по которому бесконечно скучает все свои дни и ночи, он стремится впитать его черты в свою память, выбить на стенках черепа. — Я думаю о тебе. Все время думаю. На работе и за обедом, в душе и в постели, — говорит он, — мое сердце переполнено, понимаешь, Ганнибал? Я готов идти за тобой на край света. Всякий день — ожидание тебя, всякий сон — твой образ. Я ошибался. Я ошибался раньше, понимаешь? Ганнибал слегка улыбается. Одними губами, почти незаметно. Он говорит всего три слова, но в них для Грэма весь мир и вся жизнь. — Еще две, Уилл. Радость, смешанная с горечью. Скулы сводит от предвкушения и волнения. — А сейчас спи, Уилл. — Когда я проснусь, ты будешь рядом? Ганнибал медлит. — Может быть. Он ощущает, что Грэм слегка дрожит, сомневается, закрывать ли глаза. Ангел оглаживает его лицо руками и тянет, заставляя Уилла приподняться. Расширенные зрачки, сбитое дыхание, взгляд — просьба, безумная, едва осознаваемая. Ганнибал легко целует его, почти невесомо, обдавая запахом мяты. Уилл успокаивается и вновь прячет лицо у него на груди. Дыхание становится размеренным, глаза закрываются. Исчезают все мысли, кроме одной. «Еще две, Уилл».