***
Гарри еще в детстве заметил, что ему намного легче получать желаемое, чем остальным детям. Стоит только захотеть — и все само по себе случается, будто кто-то невидимый исполняет любую его прихоть. Он знал, что с некоторыми это происходит сложнее, а с некоторыми совершенно не требует усилий, но результат всегда один — он получает то, что хочет. Всегда. Это была аксиома его жизни, прежде чем родители погибли от какой-то глупой болезни. И тогда он столкнулся с обратной стороной жизни. Иногда, как сильно чего не желай, но желанию не суждено исполниться. Позже, под опекой своего крестного, он узнал, что он всего лишь обладает даром принуждения: будь то человек, животное или магия. Последнему из рода Поттеров досталась возможность подчинять любого своим желаниям. Захоти он, чтобы маг перестал чувствовать свои конечности, он тут же растянется на полу, раздерет руки об осколки пробирки и выболтает то, чего и не думал. Или же отступит, забавно краснея… Дар далеко не светлый, но ценный, и ребенок слишком рано научился жить с мыслью, что все дозволено и все можно получить, если сильно захотеть, поэтому Вальбурга принудила Сириуса оставить неуправляемого на тот момент Гарри дома и занялась его обучением сама. Парень до сих пор с содроганием вспоминает этот период его жизни. С принуждением можно было бороться, можно было его согнать, подобно мороку, но с взрослением ребенка становилось все сложнее. Дар крепчал вместе с Гарри, становился сильнее и темнее. Темная магия оставляла отпечаток на человеке в виде боли или тошноты, иногда доходило до отравления и более непоправимых последствий. Причем последствия были как на самом темном маге, так и на его жертве, но различались лишь в силе: чем темнее волшебник, тем легче ему пользоваться темной магией без последствий. А ребенок вырос, обладая довольно темной магией. На семнадцатом году жизни глава семьи Блек решила, что Гарри должен уметь жить с себе подобными — неуравновешенными подростками, чьи поступки редко знакомы с логикой, а ведомы лишь бушующими гормонами, а значит, вряд ли будут соответствовать желаниям ее ребенка. Он будет вынужден научиться прибегать к менее радикальным мерам, чтобы добиться своего. Идеальная среда для взросления ее мальчика. Так последний Поттер и оказался в Хогвартсе на седьмом курсе, недовольно морщась от яркого цвета Гриффиндорской мантии и не понимая, как долго он протянет в этом бедламе, не прокляв кого-нибудь. На практике, ему не хватило и двух дней, прежде чем Уизли обзавелся слабеньким и простецким проклятием щекотки, которое активировалось каждый раз, стоило ему захрапеть. А Смит получал саморазвязывающиеся шнурки, как только произносил фамилию «Поттер» вместе с любым обзывательством в одном предложении. И Гарри совершенно не волновало, что тот уже которую неделю бегает в Больничное Крыло с очередным переломом. Костерост, слава его создателю, был в изобилии.***
— Даф, что с тобой? — девушка сидела в гостиной, накрывшись пледом, и думала о Поттере. На зельях она решила, что он просто невербально поставил подножку Нотту и смеялась, когда последний рассказывал Драко, что на секунду он не ощутил своих ног. Но теперь после того, что Поттер сделал, а она была уверена, что это был именно он, девушка не могла перестать дрожать. Это ведь неправильно — иметь такую силу. Панси с тревогой смотрела на подругу, которая, казалось, не замечала ничего вокруг. — Блейз, ты не знаешь, что случилось? — тот лишь пожал плечами, не отрываясь от журнала о богатейших людях Магической Британии. А потом, закрыв его и отлеветиров на стеллаж с периодикой, медленно заговорил: — В последнее время она слишком много времени проводит с Поттером. Может, заразилась чем. — Сволочь, — прошептала Дафна, вдруг ринувшись к книжному шкафу. — Какая же он сволочь! — начав бегать пальцами по корешкам книг, она вытащила какую-то о семейных наследиях, несколько о семейных древах и еще одну, название которой Паркинсон так и не успела разглядеть, прежде чем та начала волчком крутиться на столе. Панси резко встала с дивана, с решительностью направляясь к подруге, но на полпути неожиданно для себя остановилась, беспомощно оглянувшись на Блейза. — Не смотри на меня, ты ее подруга. — Даф, милая? — темные волосы девушки выбились из косы, рассыпавшись по плечам. — Ты меня пугаешь, а меня, сама знаешь, мало чем можно испугать. — Бабка Поттера была же из Блеков? Да или нет? — совершенно проигнорировав вопрос, Гринграсс начала судорожно переворачивать страницы. — Да, Дорея Блек вышла замуж за Карлуса Поттера против воли своих родителей, что стало причиной знатного скандала, — подтвердил вошедший в гостиную Малфой, окидывая вопросительным взглядом что-то бормочущую Дафну, заинтересованно посматривающего на все это Блейза и потерянную Панси. — А зачем вам подноготная Поттеров? — А до этого они роднились с Булстродами, Флинтами, Гампами? — Да. Неужели ты за него замуж собралась, Дафна? — усмехнулся Малфой, усевшись в кресло и наблюдая за нехарактерным поведением сокурсницы. — Можешь так далеко не копать, у него мать, если быть корректным, маглорожденная. Была маглорожденной. — У него дар принуждения, придурок, — раскрасневшаяся девушка кинула ему в руки книгу, но целилась она куда повыше — прямехонько промеж глаз. — Открой на странице 489. Все эти семьи имели дар принуждения когда-то. А он в какой-то степени потомок каждой из них. Каковы шансы, что именно у него он проявится? — Каковы шансы, что у сына грязнокровки дар принуждения? Не смеши меня, Гринграсс. Ты бы еще сказала, что он говорит на серпентарго и наследник самого Слизерина, — но Малфой все же открыл книгу, без интереса просматривая последних засветившихся с даром принуждения. На самом деле их было куда больше, но говорить, а тем более просвящать общественность об этом было самой большой глупостью с их стороны. — К тому же этот дар темнее серпентарго. Если умение разговаривать со змеями считается темным из-за его происхождения, то принуждение — темное по своей сути. Его влияние можно сравнить только с непростительным, — отозвался до этого молчавший Блейз, — а Поттеры — светлый род. — Но их родословная! — девушка упрямо всунула книгу в руки Блейза и ткнула в родословную Поттера. — Из всех их родственников только Лонгботтомы светлые! — Гринграсс, это ничего не доказывает. Мы все родня друг другу тут, между прочим. В моей родословной тоже были все эти люди, и что? — Малфой закрыл книгу, незаметно положив ее под одну из своих, и вальяжно растянулся, с усмешкой поглядывая на девушку. — Завидуй молча, Малфой. Но как ты объяснишь то, что он заставил Нотта упасть? Или… — Что или?.. Так в этом и есть вся проблема? Ты сделала что-то, что не хотела делать, а теперь отчаянно ищешь виноватых? — Блейз переглянулся с Драко, и оба знающе ухмыльнулись, заставив девушку густо покраснеть. — Вы с ума сошли оба? — взвизгнула она, в неверии смотря на друзей. — Даф, что он сделал с тобой? — мягко надавила Панси, положив руку ей на плечо, но Дафна лишь резко им дернула, скидывая ладонь подруги. — Вы отвлекаетесь от темы! Поттер — сволочь, — Дафна уже хотела топнуть ногой, как в детстве, но вовремя остановилась. Они ей не верили. Как можно было не замечать столь очевидного? — Да с этим никто и не спорит, но вот наличие у него дара принуждения крайне маловероятно. — А если он у него и есть, знание этого нам не только не поможет, но навредит. Такие, как он… Ни у кого нет обезболивающего? — Забини начал массировать голову, пытаясь унять непонятно почему начавшуюся боль. — Да, я бы тоже не отказалась, — присела на подлокотник Панси, чувствуя, как резкая боль пронзила виски. — Панси! У тебя кровь! Вставай, я тебя отведу в больничное крыло, — Дафна подхватила ее под локоть, даже не обратив внимание на легкое головокружение, и быстро увела ту из гостиной, где остались только Блейз с Малфоем. — У меня точно где-то остался флакон, сейчас принесу, — Драко встал и медленно пошел в свою комнату. Как только за ним закрылась дверь, он резко развернулся, сложив руки на груди. — Как можно быть таким имбецилом, что в течение месяца не самая смышленая слизеринка тебя раскусила? — Все под контролем, Драко, тебе не о чем волноваться, — из-под мантии-невидимки показался Поттер, на лице котрого появилась одна из тех улыбок, которая никогда не нравилась Малфою, потому что не предвещала ничего хорошего всем, кроме самого Поттера. Черт!