Chapter 15: Жребий брошен
4 января 2018 г. в 14:50
В субботу вечером Гермиона чувствовала себя Взвизг-петардой из магазина Уизли, готовой вот-вот взорваться. Профессор Снейп отклонял все ее просьбы кончить оставшуюся часть недели, поэтому, войдя в его кабинет с обнаженной вульвой, она чувствовала, что нервы натянуты туго, словно струны скрипки Страдивари.
Он сидел за столом с пером в руке, записывая в своем дневнике… его дневник. Что он писал там помимо инструкций для нее? Он писал о своих собственных мастурбационных приключениях? Он писал о ней?
«Не будь идиоткой», — посоветовал ее внутренний голос.
Вместо того, чтобы оставить ее в ожидании на продолжительный период времени, как он не раз это делал, Снейп сразу встал из-за стола и подошел к ней.
— Добрый вечер, Гермиона, — сказал он, его горящие глаза окинули ее так, что сердце забилось чаще.
Он вел себя по-другому. Снова. Почему между ними все постоянно меняется?
— Здравствуйте, сэр, — тихо ответила она.
На нем были белый облегающий джемпер с открытой горловиной и узкие черные брюки; его чистые волосы слегка спадали со лба и на плечи иссиня-черным блеском. Она не первый раз поймала себя на мысли, что этот угловатый человек стал единственным мужчиной на планете, которого она желала.
Поизучав ее какое-то время, он сказал:
— Тебе понравилось принимать покорную позу для меня на прошлой неделе?
Яркая надежда вспыхнула в ее сердце. Было ли это тем, чего он действительно хотел от нее?
— Да, сэр, — ответила она.
— Тогда ты можешь сделать это снова, — сказал он.
На сей раз было намного легче, чем за неделю до этого; на ней была только юбка без трусиков. В мгновение ока Гермиона сорвала с себя одежду и опустилась на колени, осторожно и широко расставляя их, как он наставлял ее раньше.
В какой-то степени Гермионе было очень трудно оставаться спокойной, ожидая, пока он решит действовать, но с другой стороны, это было и ужасно легко. От неё не требовалось никаких решений, никаких раздумий о том, что сказать или что сделать. Единственное ее решение заключалось в том, чтобы уступить ему, дабы он взял на себя ответственность.
Глядя в пол, она могла заметить лишь носки ботинок приблизившегося профессора, а затем — что он обходит вокруг нее, словно обследуя на физические недостатки. Гермиона отмахнулась от этой мысли. Она была голая, а мужчинам нравилась нагота; она была покорной, а Доминант любил подчинение. Какой недостаток можно было найти здесь?
— Гермиона, я бы хотел, чтоб ты поднялась на ноги, — сказал Снейп, и она повиновалась ему, встав в полный рост, осознавая его присутствие позади себя. — Я собираюсь рассмотреть твое тело, — сказал он так, будто делал что-то другое в течение последних нескольких минут. — Тебе было бы лучше с повязкой?
— Да, пожалуйста! — выпалила она, даже не подумав.
Она услышала его смешок и закрыла глаза, затем почувствовала, как их покрыл шёлк.
— Так удобно? — спросил он; морозный запах мятной зубной пасты на щеке посылал прохладу через ее нервные окончания, заставляя покрыться мурашками, превращая соски в болящие камешки.
— Да, сэр, — выдохнула она, позволив себе слегка наклониться к его твердому гибкому телу.
Затем он отошел от нее, и она стояла голая в холодной комнате. Время от времени она слышала звуки — шорох ткани, рваное дыхание в стороне — но он не говорил, а время шло.
Когда стало трудно стоять не меняя своего положения, Гермиона осознала движение вокруг себя, хотя она не могла понять, что это было, а еще воздух в комнате изменился — стало немного теплее. Снейп оказался прямо за ее спиной, его руки легли на плечи.
— Ты можешь двигаться, — пробормотал он, и она с радостью переменила позицию.
Когда она успокоилась, он сказал:
— Гермиона, ты мне доверяешь?
Она почувствовала волну паники. Зачем ему сейчас спрашивать такое?
— Я доверяю вам, сэр, — ответила она.
Ее волосы немного потянули, затем повязка была снята.
— Открой глаза, малышка, — тихо сказал он, и она это сделала.
Она стояла перед большим зеркалом, что отражало не только ее голый лобок, но и обнаженную задницу из зеркала сзади. Она повернула голову направо и налево, столкнувшись с одинаковыми зеркалами, и поняла, что он магически связал ее с ними. Сейчас она была совершенно голая и стояла в кругу зеркал.
— Ты поспорила со мной, когда я сказал, что ты удивительная, — сказал он, и ее глаза обратились к нему в зеркале.
Он был больше чем на голову выше неё, его руки все еще лежали на ее плечах, словно удерживая на месте.
— Твой ответ, который был совершенно не связан с моим наблюдением, предупредил меня о чем-то, над чем мы должны поработать, Гермиона — над твоим представлением о собственном теле.
Она почувствовала, как ее лицо скривилось от смущения, и отвела глаза. В течение восемнадцати лет она страдала от недостатка красоты, и эта дискуссия с мужчиной, которого она желала, не была тем, что ей хотелось бы делать по собственной воле…
Она глубоко вздохнула. Это было совершенно неважно, не так ли? Не она принимала решения здесь, а он… и если бы он думал, что они должны обсудить это, то так и произойдет, нравилось ей это или нет.
Одна из его рук коснулась ее подбородка, подняв лицо, и глаза вновь обратились к отражению в зеркале.
— Нижняя женщина должна полностью осознавать свое тело, малышка — она должна знать, как оно устроено и как использовать его, чтобы доставить удовольствие своему Доминанту и самой себе. Ты понимаешь?
Глядя в его лицо, она кивнула, и редкая улыбка коснулась его губ.
— Хорошая девочка, — пробормотал он.
Его руки погладили ее от плеч до запястий, успокаивая и согревая.
— Ты услышишь от меня сегодня больше комплиментов, чем привыкла, — предупредил он. — Я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушала меня, потому что вся информация, которую я дам, будет правдой — я не дарю ложных комплиментов, и вряд ли я когда-нибудь повторюсь. Ты понимаешь меня?
— Да, профессор, — сказала она, прислонившись к нему, чтобы успокоиться, и он позволил это.
— Ты беспокоишься, что ты некрасивая, — сказал он, поглаживая кончиками пальцев ее щеку. — Прежде всего я хотел бы отметить, что стандарты «красоты» меняются от поколения к поколению и от культуры к культуре.
Она услышала презрение в голосе, но, как ни странно, она ни на секунду не поверила, что презрение предназначено ей. Она осознавала, что этот нестандартно выглядящий мужчина прожил всю свою жизнь под клеймом непривлекательности, чего было бы достаточно, чтобы озлобиться на общественные представления о хорошей внешности.
— Кроме того, важно помнить, что красота начинает исчезать задолго до того, как наши тела состарятся, а вот здоровое тело всегда способно доставить нам удовольствие.
Рука, которая гладила ее лицо, теперь ласкала шею, вызвав горловое мурлыканье, заставившее Снейпа улыбнуться.
— У тебя большие карие глаза, совершенно приемлемый нос и хорошо сформированный рот. Твоя кожа чистая, а волосы довольно буйные. Я понимаю, что женщины считают это недостатком, но, по моему мнению, твои волосы не портят общей привлекательности.
Он действительно изучал ее в зеркале. Его внимание переключалось от черты к черте, когда он говорил о ней, а Гермиона с интересом слушала его откровенную оценку. Это было похоже на то, как смотреть на себя чужими глазами, и она чувствовала, что видит себя по-другому.
— Как мужчину меня очень интересует остальное, — пробормотал он ей на ухо, и Гермиона почувствовала, как вспышка желания согревает ее до кончиков пальцев. — У тебя сердцевидная попка, идеально подходящая для порки, — он отступил от нее. — Смотри и ты поймешь, что я имею в виду.
Его рука приземлилась на ее задницу, и она могла увидеть это взаимодействие со всех сторон. Его ладонь воздействовала на ее плоть, которая дрожа от удара, посылала волну удовольствия прямо к ней. Он снова ударил ее, а затем еще, прежде чем сказать:
— Не смотри на мою руку или свою задницу, малышка — смотри на свое лицо, когда я тебя шлепаю.
О, он был прав. Ее глаза расфокусировались, а губы раскрылись, задыхаясь от желания. Порка действительно меняла ее.
Он наблюдал за ней, глядя в зеркало.
— Ты когда-нибудь видела что-нибудь более привлекательное, — пробормотал он, — чем эта непослушная маленькая сабмиссив, получающая порку, которая так ей нужна?
Вздрогнув, она пробормотала:
— Привлекательная, — и ждала, чтобы посмотреть, что он будет делать дальше.
Он присел на корточки и погладил ладонями от задницы вниз по ее ногам.
— Твои ноги очень хороши, Гермиона, красивой формы. — Он опустил голову на ее бедра, и она затаила дыхание, надеясь, что он лизнет ее. — Твоя влажная пизденка пахнет божественно, — сказал он, и жар его дыхания заставил ее захотеть ткнуться ему в лицо.
Он наклонился к бедру и ухмыльнулся ей в зеркало.
— Но это об аромате, а не о внешности, — сказал он, вставая.
Он осторожно повернул ее к себе.
— Я хочу поговорить с тобой о твоей груди, — сказал он, глядя ей в глаза, и вдруг все стало по-другому.
Это уже не было чем-то вроде школьной лекции о самоуважении. Он был мужчиной, который смотрел в глаза женщины и передавал очень личное восхищение.
— С тех пор, как ты приняла покорную позу для меня на прошлой неделе, я думал о твоей груди, — признался он, и жар в его взгляде воспламенил ее тлеющее желание, как вспышка огня. — Я, как говорится, «ценитель женской груди», и я здесь, чтобы сказать тебе, что твоя —необыкновенная.
И он протянул руку, касаясь груди Гермионы в первый раз, его теплые ладони мяли мягкие полушария, пока все его внимание было сосредоточено на них.
— Твоя грудь не слишком маленькая, что давало бы вид «мальчуковости», и не слишком большая, что могло создать диссонанс общей пропорции. Груди сидят на твоей грудной клетке, как горки сливок на пудинге, с бледно розовой глазурью на кончиках.
Большие пальцы сознательно прошлись по ее нуждающимся соскам, и его ониксовые глаза поднялись к ее лицу, когда из ее губ вырвался стон чистого желания.
— За всю жизнь я ни разу не видел, чтобы грудь была более прекрасной, чем твоя, малышка, и ты должна гордиться её совершенством. Мужчины убивали ради обладания менее сексапильными телами, чем твое.
Гермиона стояла перед ним, чувствуя, будто только руки на груди удерживали её вертикально. Его слова текли вокруг нее авторитетной истиной. Уверенность в его утверждениях заполнила пустой сосуд ее понимания, казалось бы, преобразив ее тело лишь силой его прокламации. Его руки сдвинулись так, что ее соски были прижаты к центрам его ладоней, и он мягко, ритмично сжимал их, массируя грудь. Рождая тем самым боль между ног и заставляя смазку сочиться на бедра. Гермиона была золотом в его руках, ее тело — средством его удовольствия, и она никогда не была более уверена в чем-либо, чем в том факте, что она возбуждала в нем глубокую животную страсть.
Жребий был брошен. До Гермионы наконец дошло.
Он хотел ее. Он боролся с этим желанием, подчиняя его общим доминированием, но в ослепляющей вспышке внутреннего сознания она поняла, что его влечение к ней очень личное, уникальное и медленно выскользает из-под его несговорчивой сдержанности.
Он подарил ей оружие превосходной силы, и она была бы дурой, не использовав его, чтобы получить приз, который она больше всего хотела выиграть: этого волшебника-доминанта, лично для нее.