For the Potions Master's Amusement

      В субботу вечером Гермиона опустилась на колени в идеальной позе покорности пред своим Доминантом, ее обнаженное тело порозовело от волнения. Пылающий камин рассеивал холод декабрьской ночи.       — Посмотри на меня, Гермиона, — сказал профессор Снейп теплым, приятным голосом.       Гермиона подняла глаза.       — Сейчас я изучу твои воспоминания. Ты следовала моим инструкциям, отказывая себе в оргазме всю неделю, как я просил?       Снейп сидел в расслабленной позе на синем диване. На нем были темно-синий джемпер и черные брюки; все еще влажные после душа волосы цвета вороного крыла спадали на плечи. Гермиона отчаянно желала его своей ноющей промежностью, которая волнами испускала жар по всему телу.       — Да, сэр, — ответила она, предлагая себя для проверки.       Зарывшись в волосах, он положил руку ей на затылок, а затем, подавшись вперёд, проскользнул в голову. Вместе они увидели воспоминания Гермионы об их встрече в кладовой в классе Зельеварения, после чего она внимательно следовала его подробным инструкциям каждый день. Видеть это снова, зная, что он смотрит вместе с ней, было почти невыносимо эротично. Затем он отпустил её разум и, прежде, чем она смогла возразить против его внезапного отсутствия, поцеловал в губы.       — Хорошая девочка, — пробормотал он, снова откинувшись назад, но не спуская темных глаз с ее лица. — Ты мне доверяешь, Гермиона? — спросил он.       — Да, сэр, — ответила она, не задумываясь.       Это был честный ответ. Гермиона так глубоко доверяла ему, что по​​следовала бы за ним в огонь.       Его глаза странно сверкнули, когда он достал черный шелковый шарф, который использовал раньше.       — Могу я завязать тебе глаза? — спросил он. — Ты отдашь мне свою волю на этот вечер и позволишь сделать с тобой что пожелаю?       — О, да, — сказала она, подавшись к нему, ее сердце отбивало в ушах нервную дробь.       Он улыбнулся той своей редкой улыбкой, которая волновала её до кончиков пальцев на ногах.       — Отлично, — сказал он. — Повернись и сядь между моих коленей, я хочу расчесать твои волосы.       Гермиона с облегчением вздохнула, закрыв глаза и почувствовав, что ее сердцебиение замедлялось с каждым движением серебряной расчески по ее длинным густым кудрям.       — Я хотел бы, чтоб ты сознательно отказалась от ответственности за себя этим вечером, — сказал профессор Снейп; его рука гладила густые волосы вслед за расческой, успокаивая ее в тандеме с его бархатным голосом. — Это одна из привилегий Доминанта взять на себя ответственность за решения сабмиссив — освободить тебя от необходимости принятия решений. В течение этого вечера позволь себе не делать ничего, лишь ощущать, — движения расчёской остановились, и Гермиона осознала смещение его тела вперед, так, что его губы оказались у самого уха. — Попробуешь?       — Я сделаю это, сэр, — пообещала она, опираясь спиной на его бедра, слегка повернув голову, чтобы прижаться щекой к его щеке.       — Хорошая девочка, — сказал он, поцеловав уголок ее рта, прежде чем откинуться назад и возобновить расчесывание волос.       Гермиона снова вздохнула, опираясь щекой на его колено, позволяя воле покидать тело с каждым новым движением щетки по волосам.       — Вот и все, теперь мы просто уберем их, — своими длинными пальцами он отложил расческу и собрал волосы, скрутив их волшебным образом и закрепив на затылке. — Теперь завяжем глаза, — продолжил он, и она ощутила нежность шелка, прижатую к векам.       Гермиона послушно закрыла их, пока ловкие пальцы связывали узел. Затем теплые губы прижались к ее затылку.       — Ты очень красива, когда отдаешь мне свою волю, Гермиона, — сказал он, а она вздрогнула от всеобъемлющей, беспомощной любви к нему.       Любви… о милостивая Цирцея, она любила его. Она была всецело потеряна.       Он начал просто — подняв её с пола к себе на колени.       — Твое послушание радует меня сильнее, чем я могу выразить словами, — пробормотал он ей в волосы, пока пальцы мягко сжимали полушария ее грудей, прежде чем начать пощипывать соски. — Сегодня, малышка, я хотел бы, чтоб ты ограничила свои высказывания звуками боли или удовольствия. Позволь себе быть инструментом сексуальных ощущений, и я буду стремиться сыграть на твоём теле и разуме в интересах нас обоих.       И прежде чем она успела ответить, его губы устремились к её. Гермиона застонала, когда его язык снова стал хозяйничать во рту, отчаянно желая оргазма, в котором ей было отказано в течение стольких дней. Он целовал ее, пока ласкал грудь, а затем его рука оказалась между ног, пальцы скользили внутрь и выходили из ее тела, в то время как язык делал то же самое с её губами. Гермиона прижалась к нему, обнимая за шею и сильно втягивая его язык, когда оргазм взорвался внутри нее.       Она познавала эйфорию в безопасной гавани его рук, дрожа от удовольствия, пока он снова не зашептал ей на ухо:       — Встань для меня, Гермиона, — приказал он, и она мгновенно подчинилась.       Профессор тоже поднялся и повёл Гермиону за руку. Она знала, что они отошли от камина, потому что воздух стал прохладней.       Он поднял ее руки и приложил к запястьям широкие манжеты. Эти браслеты пахли кожей, но были мягкими внутри, словно оббиты мехом там, где соприкасались с кожей рук Гермионы.       — Поднимай их, — инструктировал профессор, и руки начали подниматься, словно подчиняясь прикреплённым к манжетам веревкам. Когда ее руки были вытянуты над головой, натяжение остановилось. Из любопытства Гермиона потянула запястья и обнаружила, что что-то действительно защищает их. Она гадала будет ли трудно удержать так руки длительный период времени — может быть, это испытание на выносливость, чтобы посмотреть, станет ли она жаловаться. Решив снести любой дискомфорт, Гермиона ждала, что произойдет дальше.       — Мы уже знаем, что тебе нравится, как я шлепаю тебя, малышка, — голос ее профессора донёсся с некоторого расстояния позади. — Мы собираемся узнать, понравится ли тебе плеть так же сильно.       Забыв уговор молчать, Гермиона ахнула:       — Подождите!       Мгновение спустя Гермиона различила его дыхание на своей щеке.       — Сложно помнить о запрете говорить, не так ли? — пробормотал он, прижавшись к ней щекой. — Ничего, я могу помочь тебе с этим.       Гермиона закусила губу. Она не подчинилась, но он не рассердился. Ей действительно было трудно помнить о том, чтобы оставаться тихой, — и что он имел в виду, говоря про плеть? Разве хлестание плетью это не вид наказания для провинившихся матросов при наполеоновских войнах? Она вздрогнула, чувствуя, как кожа покрывается мурашками.       Круглый гладкий предмет прижался к ее рту.       — Открой, малыш, — промурлыкал он, и Гермиона открыла рот, удивленная и чуть ли не впавшая в панику, когда то, что казалось резиновым мячиком, оказалось между зубов.       Она ужаснулась, но ее профессор продолжал что-то застегивать на затылке, и Гермиона обнаружила, что не может вытолкнуть мяч — он заткнул ей рот.       Затем его губы оказались на ее шее, а руки поглаживали бока.       — Так красиво, — пробормотал он. — Не бойся, малышка. Теперь ты можешь говорить, если захочешь, и это не будет считаться неповиновением — кляп не даст словам прозвучать. Если ты обнаружишь, что мое внимание несколько болезненно, ты можешь укусить резину мяча, не причинив этим никакого вреда.       Он отошел от нее. Обнаженная, за исключением кожаных манжет, которые связывали ее руки, кляпа во рту и повязки на глазах, Гермиона застыла на месте, ожидая его «внимания». Здравый человек, подумала она с диким хихиканьем, которое было задушено шариковым кляпом, был бы в ужасе от такого положения, но не Гермиона Грейнджер. Несмотря на ее недавнюю кульминацию, промежность снова ныла в ожидании того, что должно было случиться дальше.       В отсутствии зрения слух стал вдвое чувствительней, и Гермиона услышала легкий шелест движения, когда он снова приблизился к ней. Она прикусила мяч от удивления, когда то, что походило на тысячу резиновых нитей, безжалостно врезалось ей в предплечье и прошлось от одного плеча к другому, а узловатые кончики слегка задели затвердевший сосок.       — Это твой флоггер, малышка, — сказал он. — Я собираюсь отхлестать тебя им. Ты согласна? Достаточно простого кивнуть или помотать головой.       Гермиона обернулась на его голос, когда он убрал от её тела хвосты плети. Как это будет? Словно бесчисленные ремни, поражающие кожу, или что-то другое? Едва отдавая себе отчет в том, что она делает, Гермиона кивнула головой в знак согласия.       — Какая ты хорошая сабмиссив, — он похвалил ее бархатным голосом. — Послушай меня, Гермиона. Для тебя важно оставаться на месте. Я отхлестаю задницу сильнее, чем спину. Если ты не сможешь стоять на месте, я буду вынужден сцепить твои ноги. Кивни, если ты меня поняла.       Гермиона кивнула, пытаясь представить ощущение от резиновых ремешков на коже.       — Мы начнем очень легко — это порка ради удовольствия.       Первый удар завязанных резиновых нитей ужалил её зад, но Гермиона обнаружила, что ей нравится это ощущение. Профессор неспешно ударял тонкими шнурами ее спину, и Гермиона издала горловой стон, едва двигаясь под медленно растущей скоростью порки, — и, словно в музыке, она полностью потерялась в блаженстве от ударов резиновых полосок.       Когда профессор остановился, она протестующие простонала, а затем услышала рядом с собой его слегка сбитое дыхание, словно он был напряжен или возбуждён сексуально.       — Тебе нравится, не так ли? — спросил он, и она кивнула, выгибаясь по направлению к нему, но он отступил на шаг. — Хочешь почувствовать, как это ощущается на животе и груди? — промурлыкал профессор.       Боже мой, конечно она этого хотела — она ​​хотела ощутить это прямо на влагалище, думал ли он об этом?       Она решительно кивнула, и он усмехнулся:       — Это твоя ночь вознаграждений, малыш. Ты желаешь чего-то — я с удовольствием предоставляю.       Она чувствовала, как он двигается вокруг нее, и изогнула спину, подставляя ему голую грудь. Обостренный слух был настолько чувствителен, что она не могла не заметить его тихий всхлип от этого её жеста. Гермиона подумала, может ли на ее вопиющее желание отвечать его изящный жгучий удар, который пришёлся прямо на сосок. Полосы плети шлепали нежную плоть груди. И когда их узловатые кончики воздействовали на сморщенные ареолы, вырывая из Гермионы стон чистого удовольствия, они посылали животное желание прямо в ее измокшую щелку.       Его ответное рычание заставило её трепетать от той власти, что исходила из него. Следующие несколько ударов флоггера по груди и животу были опьяняющими — он был так же заведен хлестанием её связанного обнаженного тела, как и она.       О Мерлин, она любила его.       Снейп прекратил порку, но Гермиона осознала это, только когда он оказался над ней, прижимая руки к ее бедрам, и поднял, будто пушинку. Ее ноги автоматически обняли его за задницу, даже когда он прижал свою одетую эрекцию к ее влажности, послав счастливый трепет в низ ее живота: «Оттрахай меня!» — взвизгнул голос в голове, её руки были выпущены. Перебросив её через плечо, он понес Гермиону к месту перед камином, где они вместе упали на ковер, крепкие руки держали ее в безопасности. Она растянулась на нем, а его ладони разминали ее покалывающие предплечья.       — Мы всегда должны быть осторожны, чтобы не держать руки в этом положении слишком долго, — пробормотал он, массируя их.       Гермиона была благодарна за внимание к ее протестующим мышцам рук, но куда чётче она осознавала свое ноющее лоно и стояк под своей задницей. Даже когда позволяла ему заботиться о своих затёкших руках, она ласкалась о его эрекцию, отчаянно ища более тесного контакта.       Затем его руки оказались на затылке и кляп был снят. Он пошевелился, рука влезла в карман брюк под ней, и он достал носовой платок, чтобы нежно вытереть лицо от слюны, которая натекла с резинового шарика-кляпа.       — Мерлин, ты была хороша, — сказал он странно сиплым и напряженным голосом. — Не испугалась ни на миг, ты воплощение лучших качеств своего факультета, мой питомец.       Затем он целовал её губы и рот, будто сообщал информацию, для которой не было слов.       Мой питомец… питомец… питомец…       Все в мире теперь сводилось к звуку его голоса, произносящего: «Мой питомец», и его прикосновениям. Гермиона отвечала ему всем спектром эмоций. Руки, все еще в кожаных браслетах, что он надел на неё, обвили его шею; она полулежала у него на груди, потираясь сосками о его мягкий джемпер… Гермиона широко развела ноги, раскрыв свою влажную щель и потерлась ею о твёрдый член, надеясь получить хоть какое-нибудь облегчение своей отчаянной потребности в нем.       С рычанием Снейп вытолкнул ее с колен, и на мгновение Гермиона упала, лишившись его. Но прежде чем она смогла задуматься о том, что каким-то образом оскорбила его, он тоже переместился и оказался сверху, шерсть его брюк слегка кололась между разведёнными бедрами. Он набросился на Гермиону, прижимая приятной тяжестью своего тела, и она одобрительно ахнула, подмахивая бедрами. Его губы были повсюду, мокрые поцелуи оставили дорожку вдоль шеи. Снейп сосал и ласкал грудь, а затем вторгся в ее рот своим требовательным языком, одновременно с этим дразня членом ее влагалище. Его головка была четко очерчена, несмотря на ткань брюк, что грубо терла над клитором.       — Пожалуйста, — умоляла она, изогнувшись, чтобы встретить давление его бедер.       — Тише, маленькая шлюха, — прорычал он, его голос стал горячим и неровным. — Ты возьмешь то, что я тебе даю, и будешь умолять о большем.       И Господь милостивый, как он был прав — она, конечно, будет. Казалось, он выпустил свою похоть из под контроля и сила её сминала Гермиону. Она обхватила его, ликуя в своей беспомощности под его превосходным весом и силой. Гермиона корчилась под его вздыбленным, все еще находящимся в штанах членом, пока не кончила, крича, сотрясаясь под натиском его беспощадной агрессивной власти. Она все еще была в повязке и не могла видеть, как он достиг кульминации, но она почувствовала окончательный рывок бедер и услышала гортанный стон, сопровождавший эякуляцию. Гермиона крепко прижалась к нему, гордясь тем, что сумела довести его до этого состояния.       Снейп потянулся к Гермионе, прижимая к себе, и она поняла, что он применил успокаивающее заклинание на сердце, чтобы им было удобнее лежать. Она повернулась на бок и почувствовала движения его пальцев на своем затылке. Через мгновение повязка с глаз упала, но свет от огня был слишком ярким. Гермиона закрыла глаза и прижалась к профессору лицом.       — Чертов Мерлин, девочка, ты станешь моей погибелью, — проворчал он, нежность его рук на спине смягчала эти жалобы.       — Хм, — ответила Гермиона, помня ограничения на речь, совершенно довольная и желающая прижиматься к нему так вечно.       — Это был мой первый раз, с тех пор как я наблюдал за тобой в постели, — пробормотал он.       Пораженная, Гермиона подняла голову и уставилась на него, надеясь, что последует больше деталей.       — Я бы никогда не попросил тебя о том, чего бы сам не сделал, — серьезно сказал он, поглаживая на щеке прядки разметавшихся волос. — Это было очень сложно, особенно когда я читал твои записи в журнале о твоей деятельности, — и в десять раз сложнее, если можно так выразиться, после того, как я заглянул в твой разум, в тот день в кладовой в классе.       Гермиона с изумлением слушала его, думая, что даже если бы ей разрешили сейчас говорить, она не смогла бы произнести и слова. Его тон был доверителен: он делился с ней совершенно открыто, и ее новообретенная любовь к нему расцветала в сердце, мешая дышать. Абсолютно против воли, её глаза наполнились слезами.       Первая капля упала на его щеку, заставив его сонным взглядом вернуться к ее лицу.       — Ну вот, теперь, что это?       Вытерев слезу с ее лица, он слизал соль с большого пальца. Необъяснимо, Гермиона была возбуждена этим жестом, и ее недавно удовлетворенное либидо низко заурчало в утробе. Двигаясь над ним, она поцеловала его губы, и он позволил ей сделать это, лежа на спине на полу перед огнем. Гермиона нависла над ним, пожирая его рот, словно то была лучшая из конфет в Сладком королевстве. Время шло, огонь прогорал, и вскоре их относительные позиции сделали рокировку. Теперь его медленные поцелуи, подобные траханью языком, наполняли все тело Гермионы вялым наркотическим желанием, сосредоточенным в её скользкой щелке. В довольно беспорядочной манере он начал проникать в неё пальцем, и Гермиона застонала ему в рот.       — Кто маленькая шлюха? — промурлыкал он, наблюдая за ее лицом. — Кому нужны мои пальцы во влагалище каждую секунду каждого дня?       — Мне, — выдохнула она, еще больше расставив ноги, получая дополнительный палец во влагалище за правильный ответ.       Рыча в знак благодарности, она двинулась, потираясь клитором о его ладонь.       Снейп опустил голову и прижал губы к ее соску, лаская. Гермиона запустила пальцы в его волосы, и он усилил интенсивность. Он выпустил сосок, и его взгляд снова сосредоточился на выражении её лица.       — Чья ты шлюха, малыш? — спросил он.       — Ваша! — простонала она, а затем вскрикнула, когда он убрал пальцы с ее пизды.       — Похоже, ты блядски права, — прорычал он, принимая сидячее положение. — Ты моя маленькая шлюха, и ты получишь свою награду. У тебя может быть столько оргазмов, сколько ты сможешь вынести до комендантского часа.       Затем он поднял ей ногу и нырнул под нее, уткнувшись носом во влажные завитки между бедер.       — Просто скажи «сейчас», — инструктировал он, прежде чем начал ласкать её языком.       С восхитительной целенаправленностью он скользнул двумя пальцами внутрь, устремившись к её сладкой влажности, и начал сосать ее клитор, играя на струнах её тела как хозяин.       «Мой Хозяин», — подумала Гермиона. Она успела сказать «сейчас» еще четыре раза до комендантского часа.