Pride

И так он сидел. Молчаливый и погруженный в свои мысли. Перед гигантским аквариумом, растянувшимся на километры настоящим лабиринтом из стекла и камня, внутри которого плавали стайками русалки. Только там, в коридоре меж двух массивных стен воды, способной прикончить его, вздумай он присоединиться к населяющим ее обитателям, он находил больше покоя, чем где бы то ни было. Всем своим существом чувствовал он призыв волка, которому трудно было сопротивляться, жажду пасть на колени и притянуть к себе Тэгуна, как можно ближе. Кровь в его венах настойчиво пела о том, что он должен позволить Тэгуну вонзить свои клыки в его тело и сделать своим, присвоить, как какую-то вещь, привязать к одному месту и использовать по своему усмотрению. То есть сделать все то, что Хонбин всегда презирал. Это чувство… страх принадлежать кому-то. Всепоглощающее желание, которому он не собирался давать волю и неважно, как больно будет отныне проходить через каждую течку, зная, что он мог бы – и с радостью – взять и позволить Тэгуну удовлетворить его потребность, утолить голод… насытить зверя. Всю свою жизнь он боялся наступления этого момента, когда он добровольно согласится отдать свою свободу тому, в ком зверя будет больше, чем человека. Ему было невыносимо стыдно за себя, за свое тело, что горело огнем из-за одной мимолетной встречи их губ и нескольких невинных прикосновений. Он считал, что достоен большего, чем быть таким жалким. Но от одной мысли, как Тэгун прижмется к нему, к его шее, как скажет, что Хонбин принадлежит ему, плавились нервные окончания, и покорность являла свое постыдное лицо. И это при том, что они не сделали еще ровным счетом ничего. Тэгун не сделал ничего, чтобы разжечь в нем этот огонь. Хонбин не должен был трещать и гореть в одиночку. Но по крайней мере, теперь он знал, что будет двигать его рукой и подкармливать его воображение каждый раз, когда ему захочется прикоснуться к себе, чтобы снять напряжение в будущем. Ему, как омеге, обычная дрочка едва ли приносила удовлетворение. Одной руки хватило бы сосчитать его успешные попытки достичь оргазма без необходимости трахать себя пальцами. Стыд – сильное чувство, но, похоже, и эффективнейший афродизиак. Он вздохнул и зарылся лицом в ладони. Он был так жалок… Все эти годы, которые он потратил, делая все, чтобы меньше себя стыдиться, превратились в пустой звук после одного крошечного мгновения близости. Ему стоило пойти домой: принять ванну, выпить чего-нибудь покрепче, то, что заставило бы его внутренности пылать по совсем другим причинам. Может, согласиться на одно из многочисленных предложений Санхёка выйти в город, найти себе кого-нибудь на ночь. Проблема лишь в том, что даже идея, что его будет касаться кто-то другой, не Тэгун, внушала ему отвращение. И настолько сильное, что он готов был впасть в ярость от одной мысли об этом. Он окинул взглядом русалок в последний раз и ушел. Все равно начинало смеркаться. ~×~ Следующее утро Хонбин встретил с затекшим телом и во вчерашней одежде, проснувшись посреди кучи из смятых простыней и подушек. Он мысленно возопил, за какие грехи ему выпала такая жизнь, и смиренно понадеялся, что небольшая ванна принесет ему облегчение. Плюс, Санхёк не будет двусмысленно шевелить бровями за завтраком. Хонбин ненавидел, когда тот так делал. Он непроизвольно вздохнул и вжался сильнее в матрас, рука скользнула в трусы, что и требовалось доказать – он был весь мокрый. Отличное начало дня, ничего не скажешь. Еще такая рань, а он уже возбужденный и озабоченный. Потрясающе. Он прошел в ванную, рыкнув по пути на Санхёка, когда они столкнулись посреди коридора. Но Санхёк по утрам был ничуть не бодрее Хонбина, так что даже не огрызнулся в ответ. Там он закрыл за собой плотно дверь, согласно их негласному уговору и в знак того, что он не хочет, чтобы его беспокоили. Позже он собирался присоединиться к Соджин на охоте, так что… Да, ему следовало снять напряжение сейчас, пока была подходящая возможность. Наполнив ванну и предварительно размяв свои затекшие плечи и шею, он опустился в воду и задумался, лежа с закрытыми глазами под навалившейся тяжестью дремы, будто хлопка, заполнившего рот и уши, опутавшего конечности, о своих разбитых мечтах и потускневших воспоминаниях. В частности о том, какой была его первая течка. Разрушительные ощущения пустоты, отчаяния, неполноценности, которые прижали его к земле, приказывая ему склониться и молить о пощаде. Языки жаркого пламени, охватившие его тело, пытающиеся расплавить его кожу и мясо вместе с костями, заставляющие его колени дрожать от слабости, лишающие сил стоять прямо, словно подтверждая: он создан, чтобы ползать. Его первый раз был самым ужасным. Он вспомнил влагу между ног и свой стыд и страх, что все лишь взглянув на него, могли почувствовать это. Могли сказать ему об этом. Его первый альфа, жестокий, но так хорошо насытивший его, грубый и беспощадный, именно такой, как Хонбин хотел. Тот не обращался с ним, как со слабым, с хрупким, с тем, кто может сломаться. И даже если и видел в нем низшую безобидную игрушку, по крайней мере, не счел нужным указывать на это. Если другого выбора не было, Хонбина устраивал этот вариант больше всего. Он не делал вид, что ему не нравилось, что его нагибали и трахали. Ему нравилось. И единственное, почему он не отдавался удовольствию целиком, потому что не хотел, чтобы его укусил и заклеймил какой-нибудь зверь. Презанятный конфликт интересов. Лежать в горячей воде было приятно, она смывала пот, очищала кожу и позволяла ему чувствовать себя менее жалким. Он выдохнул рвано и судорожно, и его ладонь, грубая, совсем не такая, как у Тэгуна (почему он вообще вспомнил о нем), скользнула по телу вниз, пока не очутилась между ног. Но кончить, не трахнув себя пальцами, все еще было трудновыполнимой задачей. Подпирая щекой стенку ванны, чтобы не смотреть на себя, и размеренно дыша, чтобы расслабиться, он предвкушал змейку стыда, взбирающуюся по его позвоночнику, понимая, что делает это сейчас лишь потому, что Тэгун разнес его мир к чертям. Он мог сколько угодно твердить себе, что является чем-то бо́льшим, но на самом деле, он именно такой. Один палец, два, три… вошли легко. Не совсем то, чего бы он хотел, но все, что он мог сейчас себе позволить. Несколько круговых движений, предназначенных и для очищения, и для наслаждения. Отсчет биений сердца, резких вдохов, тихих заглушенных стонов. Тридцать секунд и все. Готово. Еще тридцать секунд, чтобы суметь встать, не покачнувшись. Сорок, чтобы одеться. Пятнадцать, чтобы спуститься вниз и взглянуть на Санхёка. – Санхёка, нужно сходить на рынок за покуууу… Санхёк с конвертом в руке обернулся к Хонбину, появившемуся в дверях. – Доброе утро, – поздоровался тот. Но его приветствие даже не прошло через вмиг ставший туннельным слух Хонбина. Тэгун стоял возле прилавка, и Хонбин не мог… просто не мог больше соображать. – Привет, – только и пролепетал он, Тэгун коротко кивнул в ответ. Санхёк опять начал говорить, и Хонбин еле удержался, чтобы не заорать, чтобы тот шел уже, просто шел отсюда и оставил их вдвоем. – У меня выходной свободен, не знаю насчет Хонбина… Может, у него охота? – Санхёк, похоже, напрягал каждую клетку мозга, чтобы вспомнить, Тэгун сунул руки в карманы и покачал головой. – Не чувствуйте себя обязанными прийти. Хагён пригласил вас обоих, но мы понимаем, что вы можете быть заняты. – Еще один кивок, непринужденный и вежливый. – В любом случае, спасибо, что уделили время. – Прийти… – Хонбин поспешил вставить слово, пока Тэгун не повернулся на пятках и не вышел из лавки. По-видимому, нервничал тут лишь он один. – Куда прийти? Увы, но отозвался Санхёк, Тэгун только согласно кивнул. – На отчетное выступление Хагёна. В эти выходные. Ты сможешь? – Я, наверное, уже вернусь к тому времени. – Ответ предназначался Санхёку, но Хонбин смотрел только на Тэгуна. Тот кивнул и встретился глазами с ним на долю секунды, прежде чем отвернулся и потянул на себя ручку двери. Хонбин не заметил, как перемахнул через прилавок, чтобы задержать его. – Подожди, – одной рукой он вцепился в его руку, другая неловко зависла в воздухе. – Подожди, подожди. – На его счастье, Тэгун обернулся, Санхёк молчал сзади. – Ты… Ты собираешься куда-то сейчас? Я… Взгляд серебристых глаз упал на руку Хонбина, которой он держался, и он отдернул ее так быстро, словно испугался обжечься. – Я вчера ужасно невежливо поступил и хотел бы извиниться, – выговорил он, Тэгун проследил за его стараниями. Как всегда с абсолютно нечитаемым лицом. И как всегда ему потребовалось еще порядочно времени, чтобы ответить: – Конечно. Улыбка, которая расползлась по лицу Хонбина, была совершенно спонтанная. Он планировал отрицать свои заигравшие ямочки до конца дня. – Хорошо, здорово, – он замолчал, осознав, что стоял босиком все это время. – Пожалуй, я сперва надену обувь. – Я подожду снаружи, – тихо сказал Тэгун и указал на дверь. – Обещаешь? – переспросил Хонбин, он не хотел выказывать недоверие, но небольшая часть его была уверена, что Тэгун должен свинтить от него тем же образом, как он сам постоянно делал. Тэгун посмотрел на него с видом, будто требование обещания звучало не смехотворно, а наоборот весьма увлекательно. – Да, конечно. Хонбин отправился наверх. Его руки вспотели и не потому, что он экспромтом предложил Тэгуну встретиться. Нет, почему-то в душе он был на удивление спокоен насчет этой встречи, другое дело, что его беспокоило замечание Тэгуна касаемо его темного взгляда, которым он, как выяснилось, ненамеренно смотрел на того все время. Ладно, может, не так и ненамеренно, но Хонбин впервые оказался в роли вожделеющего другое живое существо, поэтому был полностью сбит с толку. И если Тэгун не был, то Хонбин с легкостью справлялся за них двоих. С другой стороны, если Тэгуну все было ни по чем, значит, он сталкивался с весьма насыщенным флиртом на постоянной основе, и это становилось проблемой. Санхёк помог ему выйти из нагрянувшего кризиса, пощелкав пальцами перед лицом. Хонбин уже довольно долго стоял перед шкафом. – Друг, ты теряешь попусту время… Разве тебе не нужно встретиться с Соджин через час? О, точно, еще и это. Ему следовало поторопиться. Натянув кроссовки, он скатился вниз по лестнице и выскочил за дверь. Тэгун подпирал стенку и смотрел на солнце. – Извини, что заставил ждать. Тот перевел глаза вниз на землю, затем на Хонбина, и покачал головой. Хонбин вздохнул. – И куда ты приглашаешь? – спросил тот. Хонбин вспомнил, что это была его идея, поэтому он должен предложить место. Но он знал только свой район и не был уверен, что Тэгуну понравится здесь. – А ты куда бы хотел? Типичный синдром шавки и потребность угодить опять напомнили о себе. Тэгун лишь пожал плечами, выдохнув примирительное "куда сам хочешь", взглядом же зацепился за компанию из трех-четырех местных, которых Хонбин знал в лицо, но не по именам. Они тоже таращились в их сторону. – Вероятно, обсуждают, почему я с тобой… Ты альфа и все такое, а у меня… репутация. – И какая? – Тэгун медленно повернулся к нему, явно через силу оторвав взгляд. Хонбин взял его за руку и двинулся аллеями, путь через которые знал сердцем. – Да такая… не самая хорошая. Я беспредельщик, – признался он смущенно. Тэгун беззастенчиво фыркнул, не слишком обеспокоенный тем, что Хонбин держался за него, еще и улыбнулся себе под нос. Какой позор, подумал Хонбин. Самый настоящий. Но это не помешало ему нахохлиться. – Что? Это правда! – Тэгун только хмыкнул. – Все альфы района говорят, что от меня одни неприятности. Я не следую приказам, не преклоняю голову, не подчиняюсь, как должен. Тэгун молчал, позволяя Хонбину выговориться. Хотя ему не помешало бы мнение со стороны, если честно. – А ты как считаешь? – Насчет чего? – Тоже думаешь, что я должен склонить голову и подставить шею? – Хонбин уставился в землю. Он не хотел признаваться, но ответа на этот вопрос боялся больше всего. Они зашли в кафе, куда Хонбин ходил только, если ему нужно было убить время, то есть почти никогда. И сегодня не следовало, потому что лишнего времени не было абсолютно. Он кивнул официантке по дороге к самым дальним столикам. Лишь бы без происшествий сегодня, пожалуйста. На месте ему пришлось выпустить руку Тэгуна. Нехотя, но он сделал это. – Я обычно не задумываюсь над вещами, которые меня не касаются. – Я тебя не касаюсь? – А ты касаешься? Как сказать… Официантка принесла меню, и Тэгун выбрал обычный кофе латте, сделав заказ своим тихим голосом, ей пришлось склониться поближе, чтобы расслышать его. Хонбин попросил черный чай с медом. Наступила тишина. Тэгун рассматривал интерьер, Хонбин задумчиво рассматривал его. – Я… Цепкие серебристые глаза уставились на него настороженно. Всегда настороже. – Мм? – Насчет вчерашнего… – он крутил в пальцах салфетку, стараясь занять руки, пока собирал мысли в кучу. Вершину этой кучи украшало одно единственное предложение: они должны снова поцеловаться и предпочтительно прямо сейчас. – И что? – спокойно спросил Тэгун. Сделал паузу, в течение которой, судя по всему, измерял ценность Хонбина, как человека, и продолжил: – Что насчет вчерашнего? Тишина. Тэгун ждал, Хонбин изучал окно. Официантка принесла напитки и расставила их на столе. В своей голове Хонбин задавался тем же вопросом: что насчет вчерашнего? Он раньше никогда ни от кого ничего не хотел. Вся теперешняя ситуация, в которой он оказался, была для него в новинку, как незнакомая и неизведанная территория. – Почему? – наконец, выговорил он, Тэгун оторвался от чашки и выжидательно посмотрел на него. – Почему ты поцеловал меня? – Судя по твоему виду, тебе это было нужно, – пожал плечами тот. Хонбин фыркнул и сделал глоток. – Ну да, ты-то все об этом знаешь. – Кое-что знаю, – ответил тот. Рука, которая не держала чашку, играла с подставкой под салфетки. Снова повисла тишина, создающая дыры в полотне общения, где Хонбин собирался с мыслями, а Тэгун пил кофе и смотрел за окно. Улица была немноголюдная, продуктовые лавки и аптеки, одно или два кафе на весь район и пивоварня, одна из многих. Волки обычно не покидали свой район, все предпочитали держать в семье. Местные предприниматели покрывали все необходимые нужды, как делали и остальные районы. Ладонь Тэгуна лежала на столе: длинные музыкальные пальцы, короткие стриженные ногти. Ладонь куда более элегантная, чем у Хонбина. Он коснулся выступающей вены на чужом запястье и погладил ее пальцем, раздумывая, зачем вообще это делает. Тэгун переплел их пальцы вместе, рука все еще хранила тепло от горячей кружки, которую тот держал. – Здесь так шумно, – выдохнул он. Хонбин, еще зачарованный их руками, будто вынырнул из ступора и сфокусировался на Тэгуне. Тот продолжал смотреть в окно. – Нижний город значительно тише. Это правда, даже несмотря на то, что их район был значительно менее заполнен народом, волки – суетливые существа. Наверное, поэтому молчание Тэгуна так нервировало Хонбина. Ему показалось, что пришедшая на ум шутка прозвучит уместно. – Но жизнь с Хагёном, наверное, далека от тихой. К его удовольствию, Тэгун издал смешок и опустил голову, как делал постоянно, когда улыбался и кусал губы. Хонбин мысленно поздравил себя с хорошей памятью. Их переплетенные на столе руки делали процесс сложения слов в предложения каким-то неэффективным. Но Тэгун уже поднялся на ноги со словами, что ему пора возвращаться в салон, Хонбин едва не попросил его остаться, хотя ему тоже нужно было уходить на охоту через двадцать минут. Тэгун положил на стол несколько купюр, Хонбин нахмурился. – Я же сказал, что этот раз за мной. Тот вдруг наклонился к нему, и Хонбин заставил себя замереть на месте, поэтому когда встретился с Тэгуном взглядами и увидел отражение в его серебристых глазах своей вспышки неповиновения и еще чего-то нечитаемого, то почувствовал, как его бросило в жар и тут же отпустило. Он приоткрыл губы для поцелуя, и привкус кофе преследовал его потом до конца дня. Мягкие влажные губы коснулись его, настойчивые и теплые, как сам Тэгун по определению. И несмотря на то, что это был лишь небольшой контакт их губ, Хонбин ощутил себя удовлетворенным и довольным больше, чем когда-либо раньше в жизни. Он распахнул глаза. И увидел себя в пронизывающем взгляде Тэгуна, и в очередной раз понял, какой он непослушный и своевольный омега. Тот коснулся его руки на мгновение, пальцы сжались на запястье, и он слабо выдохнул в поцелуй, не в силах сдержаться. Тэгун мгновенно отстранился, и первое желание Хонбина было последовать за ним и поцеловать его снова. Но он не стал. Он замер без движения. – Ты снова выглядел так, будто тебе это необходимо, – сказал Тэгун, проследив взглядом за языком Хонбина, которым он облизал свои и без того влажные губы. – Собственно, ты всегда такой. – Так уж и всегда? – Да. – И ты такой альтруист, делаешь это лишь потому, что мне необходимо? Губы Тэгуна изогнулись в легкой усмешке, Хонбин подумал, что, кажется, впервые попал в точку. – Нет. Не потому. – Глаза Хонбина расширились от удивления. – Увидимся еще, Хонбина. И он ушел, оставив Хонбина стоять с покалывающими губами и раскаленной кожей. Вспоминать. Он еще раз облизал губы. И, наконец, выдохнул.